Зов шамана

Старый Шаман ругался так, что даже птицы предпочли в это время облетать их долину стороной. Рано утром он вернулся в деревню и, обнаружив у себя дома неожиданных гостей, сначала сильно заинтересовался ими самими, затем как они сюда попали, а после услышанного воспылал неудержимым духом наставничества и, извинившись перед гостями, отправился наставлять подрастающее поколение на праведный путь истинного шамана. «Сын шакала и гадюки», «старый козий помёт» и «выплодок шакальей бабушки» были, пожалуй, самыми невинными названиями, которыми он щедро оделял своих незадачливых учеников в ходе воспитательной беседы. Итан с Карлом сидели на камне под стеной дома, распивали какой-то очередной забористый чай и периодически начинали ржать, услышав какой-нибудь чересчур витиеватый эпитет. Пригревало по-осеннему мягкое солнце, на крыльце стояла миска с очищенными орехами и сушёными яблоками, за забором чирикала какая-то мелкая пичуга. Жизнь была прекрасна и плодово-ягодна. Почти неделю их никто не беспокоил. В этом богами забытом месте оказалось на диво приятно, особенно, когда они раззнакомились с половиной местного населения, и все наперебой пытались их накормить вкусной домашней едой в благодарность за мелкую помощь по хозяйству, которую они оказывали исключительно от нечего делать. — Тебе не кажется, что за эти дни ты несколько раздобрел, — лениво поинтересовался Карл, закуривая очередную сигару. Сигарами его снабдил местный кузнец в качестве оплаты за починку какого-то очень нужного ему механизма. — С чего ты взял? — так же нехотя ответил Итан. — Да эти штаны тоже стали слишком обтягивать твою задницу, — для убедительности Карл заглянул Уинтерсу за спину, словно проверяя, не уменьшилась ли вдруг вышеозначенная задница и не болтаются ли на ней штаны, как на швабре. — А похрен, всё равно нам через пару дней отсюда валить, — не захотел спорить Итан, — пару недель на новом задании и обратно отощаю. — А мне так нравится, — Карл сунул руку Уинтерсу за спину и погладил по копчику, — мягко и красиво. Итану тут же захотелось продемонстрировать то самое «мягкое и красивое» в полном объёме, но в доме шаман рассказывал юным экспериментаторам о тщете всего сущего, а идти куда-то в уединённое место было откровенно лень. — Вечером, — Итан вытащил из миски сушёное яблоко и сунул в рот. — Само собой, — Карл опёрся спиной о стену, надвинул на глаза шляпу и выпустил облачко дыма. Руку со спины Уинтерса, однако, убирать не стал. Из дома наконец появились юные шаманы. Одно ухо у Зураба было подозрительно красным и, кажется, распухло. Миро красовался общим потрёпанным видом, всклокоченными волосами и заметно дёргающимся глазом. Зураб, постояв на крыльце минуты две, потёр ухо и вернулся обратно в дом. Миро плюхнулся на крыльцо, вытащил из рук Итана кружку и в два глотка выхлебал остатки чая. — Что, сильно вам досталось? — поинтересовался Уинтерс. — Да не, думали хуже будет, — ответил парень, заметно расслабляясь, — даже удивительно, что Старый Шаман всего лишь наорал да пару раз стукнул. Но это фигня, сейчас Зураб чего-нибудь на чай наговорит, к вечеру и следа не останется. А мог бы и в сарае закрыть, — он посидел ещё, косясь на кружку Карла, однако отнимать не рискнул. — Пойду к вечернему Кругу готовиться. Шаман сказал, сегодня день подходящий. — Что такое «круг»? — отозвался из-под шляпы Гейзенберг. За то время, что они здесь находились, ни про какие круги никто не упоминал. — А, мероприятие такое, что-то среднее между местной народной традицией и шаманским ритуалом, — не стал вдаваться в подробности Миро, — вечером сами увидите. Вас обязательно позовут. — Надеюсь, на этом круге никого по кругу пускать не будут, — выразил сомнение Карл. — А что? Боишься за свою задницу? — улыбнулся Итан. Он вообще за эти несколько дней стал чаще улыбаться. — Не, за твою, — проворчала шляпа, — я не люблю делиться. — Да ты куркуль, — уже откровенно расхохотался Уинтерс, — настоящий жадный куркуль. — Я не жадный, — из-под шляпы в сторону Итана полетела струйка дыма, — но своё не отдам. *** Вечером на поляне за деревней разожгли большой костёр. Вокруг костра были разложены подушки для сидения. Чуть в стороне стояло несколько низких столиков, на которых была нагромождена нереальная куча еды и штук десять разнообразных кувшинов. Из дома вышли шаманы: в парадных жилетках и с новыми амулетами; в волосах Старого Шамана было вплетено несколько перьев и самоцветов. Следом за ними показались Уинтерс с Гейзенбергом. Им новых жилеток не выдали — они в деревне числились поштучно, — но Итану повязали на шею пёстрый платок, а Карл выбил о стену пыль из шляпы и распечатал новую сигару. В целом все были нарядные и довольные. Вся толпа проследовала к костру, где кто-то из местных заранее поджёг дрова. Вокруг костра уже сидело несколько человек из селения, в том числе и знакомый Карлу кузнец. Старый Шаман уселся на одну из подушек, Зураб и Миро пристроились по бокам. Итан пошёл вокруг костра, высматривая, где можно уместиться вдвоём, но как назло везде уже кто-то сидел, а разделяться ему очень не хотелось. Обойдя по кругу, он вернулся к стоящему возле шамана Карлу. — Придётся сесть по одному, там только такие места остались, — он огорчённо развёл руками. Старый Шаман поднял глаза, посмотрел на Уинтерса, перевёл взгляд на Карла и пихнул в бок Зураба: — Пересядь. Тот подхватился и, перебежав на другую сторону, умостился рядом с Миро. — Прошу, — шаман сделал приглашающий жест в сторону освободившегося места. Там как раз можно было уместиться вдвоём. Пока все рассаживались, кузнец и ещё пару человек с другой стороны костра достали небольшие барабанчики и принялись отстукивать ритм. — Зачем это они? — поинтересовался Карл непонятно у кого. — Сейчас увидишь, — ответил ему шаман. К костру между тем вышли двое парней из селения, достали длинные сабли и принялись танцевать, имитируя схватку. Это было красиво: отблески пламени на металле, пляска теней на лицах танцующих, звон клинков, треск рассыпающихся поленьев, точные выверенные движения, витиеватый ритмический рисунок барабанчиков. Всё это настраивало на умиротворяющий лад и выглядело слегка нереальным. После первой пары вышла вторая. Эти двое были постарше и в качестве оружия предпочли посохи. За ними выступил воин соло, который крутил нечто похожее на нунчаки с такой скоростью, что в глазах рябило, а голова слегка кружилась. В перерывах между выступлениями все ели принесённую заранее еду и распивали крепко пахнущий травами самогон. Периодически кто-то подбрасывал в костер дрова, и он вспыхивал с новой силой, подсвечивая очередную танцующую пару. Держа в одной руке кружку, Итан протянул вторую в сторону Карла и, пользуясь тем, что свет от костра до них практически не доставал, накрыл его ладонь своей, переплетая пальцы. Тот слегка сжал ладонь Итана в ответ. Так они и сидели, наблюдая, как сменяются выступающие, потягивая самогон и постепенно погружаясь в спокойную и размеренную атмосферу этого странного мероприятия. Через пару часов все желающие продемонстрировать своё мастерство закончились. Часть народа разошлась по домам. Возле костра остались шаманы, кузнец и ещё человек пять местных. — А в чём смысл этих выступлений? — поинтересовался Итан у Старого Шамана. Тот протянул свою кружку Миро, дождался, пока ученик нальёт в неё очередную порцию самогона, сделал глоток и посмотрел на Итана. — Разный смысл, — ответил пространно, — у каждого он свой. Кто-то хочет найти путь к мечте, кто-то хочет обрести смысл, кто-то предлагает разделить оружие, а кто-то, наоборот, хочет объединить судьбу. Разный смысл. — Как можно объединить судьбу? — не понял Уинтерс. — Это вообще реально или тоже ваши шаманские заморочки? — По-разному, — снова неопределённо ответил шаман, задумался, припоминая что-то, пожевал губами и продолжил, слегка растягивая слова в стиле народных сказителей: — Есть одна старая легенда, которая рассказывает о том, что на зов шамана может прийти разделённая душа. И если шаман силён, а зов его убедителен, то могут одновременно появиться несколько душ и среди них обязательно найдутся те, кто сможет связать судьбу. Объединить две части души в одну, — шаман снова пристально посмотрел на Итана. — И между ними наступит мир, дружба, кукуруза? — Уинтерсу невольно захотелось разбавить пафос. — Вовсе нет, — ответил шаман абсолютно нормальным тоном, — говорю же — это легенда. Кто знает, что в них намешано от правды, а что — от вымысла. А ещё же и для красоты чего-нибудь приплели. — Так а в чём тогда смысл? Их настигнет великая любовь? — Гм, — фыркнул шаман, отпивая самогона, — и где ты только этой ереси набрался? Вроде и лет тебе много, и умирать не впервой, а чушь несёшь, вон как мои недоросли. Ты вообще знаешь, что такое любовь? — Нет, — махнул головой Итан. — Вот то-то и оно. И никто не знает. И каждый для себя сам ответ ищет. — И как, находит? — По-всякому бывает. Кто-то всё ищет-ищет, да не там. Кто-то находит, да поздно. Кто-то вовремя успевает. А кто так и не находит, хотя у него все ответы под носом лежат. Шаман кряхтя принялся вставать с подушек: — Пойду я, устал тут с вами сидеть. Проводите, что ли, — повернулся он Зурабу с Миро. Те подхватились и повели Старого Шамана в сторону дома. Итан оглянулся: как-то незаметно ушли все жители, и у костра остались только они с Карлом. Огонь уже догорал. От него почти не осталось света, только изредка по углям пробегали язычки пламени или выстреливал очередной уголёк, рассыпая вокруг искры. — Никого нет, — отметил он вслух. — Вижу, — отозвался из темноты Карл и негромко чем-то зашуршал. — Держи, — в руку Итану ткнулся продолговатый предмет. При ближайшем рассмотрении это оказался нож в старом кожаном чехле. — Что это? — озадачился Уинтерс, прикидывая в руке вес ножа. — Подарок, — сварливо ответил Гейзенберг. — Подарок? — зачем-то переспросил Итан, хотя прекрасно расслышал с первого раза. Просто на ум не пришло ничего более умного. — Э-э-э… спасибо. — Я там у кузнеца местного покопался малость, у него в сарае заебись какие штуки валяются. Ножичек вот неплохой попался. Думаю, тебе сгодится. Карл говорил какие-то будничные вещи про кузнеца, раскопки металлолома, ещё какие-то совершенно неважные вещи, а Итан держал в руке нож и, всё не решаясь вытащить его из чехла, ощущал, как внутри растекается тепло. — Посмотришь или так оставишь? — поинтересовался Гейзенберг, заметив нерешительность Уинтерса. Тот дёрнул застёжку, потянул за рукоять и достал подарок. Нож был не слишком длинным, с достаточно широким лезвием и удобной ручкой в кожаной оплётке. Итан провёл пальцем по кромке лезвия проверяя остроту и тут же порезался: нож оказался отлично заточенным. — Кузнец точил, — довольно отметил Карл, — я сам пару раз об него царапался. Уинтерс вытер выступившую кровь о штаны, но она появилась снова. — Дай сюда, — Гейзенберг ухватил раненую руку и сунул порезанный палец в рот, легко проводя по ране языком. От этого у Итана внизу живота моментально скрутился тугой узел. Он отложил подарок в сторону и свободной рукой притянул Карла к себе, чтобы поцеловать. Солоновато-металлический привкус собственной крови на его губах вызвал ещё больший прилив желания, перемежаемый щемящей нежностью к этому на всю голову долбанутому, сварливому, тщательно скрывающему свою трогательную заботу за нарочитой грубостью, неуступчивому бывшему заклятому врагу, ставшему по-настоящему дорогим и близким. То ли от выпитого шаманского самогона, то ли от общей атмосферы этого вечера, но сознание Уинтерса слегка поплыло. А может, опять эти злоебучие шаманы чего наколдовали. Он целовал Карла с таким жаром, словно это было в первый раз, а им обоим не по нескольку десятков лет, а максимум шестнадцать и они сбежали от всех, чтобы тайно поцеловаться, спрятавшись за каким-нибудь сараем. Судя по тому, как отвечал ему Карл, вцепившись одной рукой в затылок, а второй интенсивно оглаживая пониже спины, того тоже посещали приблизительно схожие мысли. По мере того как сознание уплывало, возбуждение, наоборот, нарастало. Итану уже было плевать на то, что они находятся на виду почти у всей деревеньки, плевать на то, что на дворе глубокая осенняя ночь, а ни разу не лето, и на то, что они сидят практически на голой земле, не считая пары подушек. Что там шаман говорил про разделённые души? Нахрен ему сдались какие-то души, судьбы, любови и прочая маета. У него есть Карл, и эта ночь, и, если нагрести побольше, из подушек можно соорудить вполне пристойное ложе — во всяком случае, будет мягко. При мысли о мягком Итан тут же вспомнил утренние комментарии Карла по поводу своей задницы и заржал. Смеяться не прекращая и целоваться было странно. И тоже смешно. «Никогда больше не буду пить самогон с шаманами. Они туда точно грибов намешали», — отметил про себя Уинтерс. — Когда ты так лыбишься, я хочу тебя ещё больше, — Гейзенберг оторвался от Итана и потянулся к поясу его штанов, — сними наконец эту чёртову тряпку. Кто вообще придумал штаны, ходили бы в юбках, как шотландцы. — В юбках у тебя яйца замёрзнут и отвалятся, — ещё громче засмеялся Уинтерс, одновременно стаскивая с Карла рубашку. Гейзенберг таки расправился со всеми штанами, подтащил пару подушек и толкнул Итана прямо на них. — К чёрту юбки, я так тебя хочу, что аж зубы сводит. Он принялся покрывать ключицы Уинтерса короткими, почти болезненными поцелуями, от чего тот снова засмеялся. От этого смеха по телу Карла пробежала такая волна возбуждения, что даже в глазах потемнело. Его рука прошлась вниз по рёбрам Итана, задержалась на пояснице и, спустившись ещё ниже, крепко сжала бедро и тут же дёрнулась обратно. — Verdammt!* Порезался, — зашипел Гейзенберг, тряся в воздухе конечностью. — Дай я, — Итан поймал раненую руку и поднёс к губам. Порез был совсем небольшим, но лезвие видимо зацепило мелкий сосуд, отчего кровь не спешила останавливаться. Уинтерс провёл по порезу языком, снова ощущая металлический вкус крови. Но теперь это была не его кровь. Теперь ранен был другой, и ему было больно. Итан полностью засунул порезанный палец в рот, продолжая слизывать мелкие выступающие капли. — Ты что творишь, mein Schimmel,* — горячо выдохнул Карл в основание шеи, — я не удержусь. — Угу, — промычал Итан, не выпуская палец изо рта и ощущая, как по внутренней стороне бедра трётся головкой член Карла, оставляя липкие разводы от смазки. Гейзенберг, не слишком церемонясь, коленом раздвинул ноги Итана и всадил свой член почти наполовину: резко, грубо, безо всякой предварительной подготовки. Уинтерс только охнул, рефлекторно потянувшись тазом вверх, и свободной рукой вцепился Карлу в затылок. Палец изо рта он так и не выпустил, продолжая посасывать его по всей длине. Карл начал двигаться: быстро и интенсивно. От пореза на пальце, который то и дело задевал языком Итан, по всему телу расходились разряды. Сам Уинтерс, приподнявшись, вжимался в него бёдрами и членом так, что даже руку нельзя было просунуть. От очередного толчка Итан дёрнулся навстречу, мотнул головой и проехался зубами по порезу. По телу Карла словно ударили током. Из гортани вырвался стон, больше похожий на рык хищного зверя. Почти не соображая что делает, он вжался в лежащее под ним горячее тело, вцепился зубами в ключицу и через три коротких толчка кончил не выходя из Уинтерса. — Я слегка не сдержался, — несколько виновато пробормотал Карл, когда смог, наконец, нормально дышать. — Да я, в общем-то, тоже, — ответил Итан, размазывая свою же сперму между животами в попытках выползти из-под Гейзенберга, который умудрился растянуться на нём по всей длине. Где-то неподалёку раздалась быстрая и совершенно незнакомая речь. Карл моментально подхватился на ноги и чуть не упал с кровати. С кровати?  — Блять! Итан! Где мы? Уинтерс сел на кровати и огляделся. Прислушался к неразборчивой ругне снаружи. Наклонился, пошарил рукой под кроватью и вытащил оттуда свои же штаны. — Всё нормально, Карл. Мы в Венгрии, — он широко улыбнулся, — и тут есть душ. — Fick alles mit einem Pferd!* — высказал своё мнение Гейзенберг, падая обратно на кровать.