Бессердечность

— Не спешите становиться взрослыми. Позвольте себе ещё немного беззаботности. И в то же время не забывайте, что вы — будущее нашей страны. В добрый путь! — закончил свою речь директор школы Хирузен Сарутоби. Зал аплодировал. Сакура, которая впервые в своей жизни так внимательно вникала в каждое слово, стояла, задумавшись. Мысль наслаивалась одна на другую. Что дальше? Она ещё раз посмотрела на Какаши — тот потерял всякий интерес к церемонии и теперь рассматривал потолок. Дальше — концерт, но у Сакуры нет на него сил. Выпускники рассаживались, стараясь занять лучшие места, а Харуно юркнула в дверь из зала. Ослабив ленточку на шее и расстегнув верхнюю пуговицу летней школьной рубашки, она замерла посреди пустого и прохладного коридора. Что дальше? У неё есть полтора часа, после —пойдёт с одноклассниками отмечать их неумолимое взросление. — Почему ушла? Концерт обещает быть интересным, — знакомый голос радостно-болезненно отозвался у Сакуры внутри. Девушка обернулась. Облокотившись на дверь, Хатаке поглядывал на выпускницу. Он задрал голову и теперь Харуно рассматривала сдавленное чёрным галстуком горло. — Я странно себя чувствую, — развернулась она лицом к мужчине и неожиданно для самой себя искреннее продолжила: — у Вас было такое? Ощущение, что жизнь кончается. Хатаке задумался, окидывая взглядом её взволнованное лицо. — Может быть, — пожал плечами. — И что обычно делают в таких ситуациях? Плачут? — Каждый справляется как может. Кто-то оплакивает потерю, кто-то глушит её в радости, кто-то предпочитает без обиняков поделиться грустью с другим человеком. Тебе самой какой вариант больше нравится? — Веселиться пока что не хочется. Да и плакать, наверное, тоже. Не сейчас точно, — она помотала головой. — Тогда третий вариант? — Для этого нужен человек. — Согласен быть добровольцем, — он поднял руку и постарался спрятать лёгкую улыбку под опущенной головой. — А разве Вы не должны тут стоять и дежурить? — Ямато-сенсей согласился меня подменить. Сакура усмехнулась. — Не такой уж Вы и серьёзный, каким кажетесь со стороны. Какаши пожал плечами, мол, «Ну а что поделать?». Он отклеился от двери и пошёл навстречу. — Пошли. — Куда? — удивилась девушка, поровнявшись с учителем. — Не знаю. Куда-нибудь, где потише. Я страшно хочу спать. Сакура закатила глаза. От неловкости и потерянности не осталось и следа. — Используете меня как предлог, чтобы где-то подремать, Бессердечный Какаши-сан? — Меня правда так называют? — Да. И знаете, я вижу, что это прозвище идеально Вам подходит. Хатаке хохотнул. — Раз хотите поспать, идите в библиотеку, — непринуждённо сказала она, чувствуя, как плохое настроение потихоньку улетучивалось. — Как раз подумал об этом месте. Хотя там повышается риск того, что кто-нибудь закидает меня книгами. — Чёрт, ну Вы и вспомнили! Я же ради Вас старалась! — Я и не сомневался. Они добрались до библиотеки и замерли перед дверью. — Ну, сладких снов, — поёрничала Сакура в поклоне. — Ты не останешься? Мне нужна подушка. Сакура возмутилась, но шагнула в библиотеку следом за мужчиной. — То есть сначала навязали свою компанию, чтобы сбежать с концерта, а теперь хотите использовать как подушку? М-да. Как-то подло, не находите? Какаши, закончив расставлять у стены стулья под свой рост, глянул на стоящую позади девушку. Пробежался взглядом по расстёгнутому воротнику рубашки и болтающемуся бантику. Тремя короткими движениями ослабил свой галстук. — Хм. Забавно, что ты заговорила об этом. Помнится мне, в последнюю нашу встречу ты поступила не менее подло. Воспользовалась моим положением и — — Всё, всё, не надо, не вспоминайте! Я виновата, знаю! Извините, что поцеловала Вас. Мне стыдно. Согласна. Это было не по правилам. И вообще… — она начала задыхаться, вспоминая то свидание. Девушка махала руками, а Какаши ломал голову — она хочет его треснуть или просто спрятать своё пунцовое лицо? — Да ладно тебе. Что сделано, то сделано. — Говорите, будто это сущий пустяк, — пробурчала она. Летняя юбка безжалостно мялась в руках, слегка оголяя часть бедра. Какаши мысленно обрадовался, что её коленка зажила и не осталось ни малейшего напоминания о падении на летнем фестивале. — Извини, — резко стал серьёзным. Сакура неловко переминалась с ноги на ногу. Какаши зевнул и рукой пригласил Сакуру сесть. — Думаю, роль подушки будет равноценным обменом за брошенный в меня учебник и… за всё остальное. — Вам говорили, что Вы до ужаса злопамятный? — Сакура сузила глаза, но заняла предложенное место. Скрестила руки. — Нет, только ты меня обзываешь бессердечным, злопамятным и подлым. Харуно шумно выдохнула. — Первый и последний раз позволю воспользоваться моим чувством вины. Хатаке засветился, точно ребёнок, которому очень долго не разрешали сделать пакость. А теперь, имея все полномочия, он ликовал. Пружиня, прошагал к стульям, ловко закинул длинные ноги и, к неожиданности Сакуры, завалился головой ей прямо на колени. Девушка вскинула руки, будто ей бросили жука. Сердце пищало, визжало, ругалось — сходило с ума. — Вы… — у бедной дрожали губы. А Хатаке, будто ничего такого сейчас и не происходило, с закрытыми глазами поёрзал, устраиваясь поудобнее на ногах девушки. — Вы ужасно несерьёзны, — промямлила Сакура. — Брось. Быть всегда серьёзным очень утомляет. И я рад, что перед тобой мне не нужно строить из себя взрослого. Харуно зашипела. Ещё несколько месяцев назад она бы вся вспыхнула гневом и отчитала бы учителя как нерадивого школьника-оболтуса. Но сейчас она могла только молча давиться своим негодованием. — Я слышу, как раздуваются твои ноздри, — по-прежнему с закрытыми глазами отметил Какаши. — Не были бы Вы учителем, я бы обматерила Вас, как Наруто, — процедила она сквозь зубы. Мужчина открыл глаза. Тяжёлый, совсем не сонный, взгляд столкнулся с бегающими глазами Сакуры. Те моментально замерли. — А я больше и не твой учитель, — сказал с бесстрастным видом, смакуя каждое слово. Сакура растерялась. Вот же чёртила! Ты меня зачем провоцируешь? — Спите. Девушка отвернулась. Хатаке снова поёрзал на мягких бёдрах, щекой чувствуя каждую складку юбки и как хотела нервно затрястись девичья нога. Постарался ровно дышать. Сакура сидела и мысленно отсчитывала секунды. Они договорились на пятнадцатиминутное дремание. Но Харуно сбивалась каждый раз, слыша глубокий вдох и выдох спящего. Что дальше? Она осмелилась открыто посмотреть на мужчину. Спокойное, гладко выбритое лицо. Шрам, лежащий ровной полосой на левой стороне, больше не казался Сакуре чем-то экзотическим. Какаши всё равно оставался привлекательным. Она тихо коснулась подушечками пальцев его лица, чувствуя чужое тепло. Наверное, это глупо… Может, и глупо, но Сакура снова была полна той нежности, которая своей мягкой силой способна стереть любые границы. Нежностью, которую не в силах сдерживать. Ладонь — прохладная от волнения — легла полностью на щёку спящего. Большим пальцем огладила скулу. Длинные светлые ресницы Какаши подрагивали. Девушка, чувствуя тянущую истому, незаметно для самой себя чуть наклонилась вниз. Чёрные волосы, не стянутые резинкой, соскользнули с плеч, зависли в сантиметре от Какаши, не будя того щекоткой. Его грудь спокойно вздымалась. Второй рукой Харуно зарылась ему в волосы, поглаживая макушку. Мужчина только сладостно повёл носом, вслепую находя тепло и поворачиваясь к Сакуре. Приоткрыл глаза, ощутив её сбитое дыхание на своём лице. Лениво, с искрящимся смехом в глазах, взглянул в её, чуть затянутые поволокой. Уголки мужских губ дрогнули — Какаши чувствовал своё собственное бессилие. Будто его, опытного воина, прошедшего не одну войну, обвели вокруг пальца самым нелепым образом. Обезоружили и приставили нож к горлу. А он, дурак, только и рад своему проигрышу. Какаши тянется рукой к розовой прядке, любопытно выглядывающей из-под слоя чёрных волос. «Быть всегда серьёзным очень утомляет», — пронеслось в головах у обоих. Какаши наматывает розовую прядку себе на палец, кладёт ладонь на затылок девушке. — С прошедшим днём рождения, Сакура, — охрипшим тихим голосом говорит он. — Прости, что без подарка. Вместо этого… можно тебя поцеловать? Сакура с силой поджимает пальцы на ногах от смущения и страха (боже, она же никогда не целовалась!!!), думает ляпнуть что-то в духе: «Нет, я бы хотела ещё немного побыть ребёнком», но живот и лёгкие, все охваченные внутренними вибрациями, диктуют свои — глупые, глупые! — условия. Но взрослая Харуно не хочет думать над тем, что глупо, а что нет. Она наклоянется к Какаши — знак безмолвного, смущённого согласия, — а мужчина, приподнимаясь на свободной руке, впервые в жизни первым целует девушку. Мягко и бережно, точно как Харуно сейчас касается его шеи и щёки. Трепетно и невинно прижимается к тёплым, чуть подрагивающим губам. Сакуру больше не мучает вопрос, что же будет с её любовью к Какаши. Девушка знает: он сбережёт эти чувства.

***

Какаши сидит, смиренно склонив голову. Сакура стоит позади мужской прямой спины, смотрит, как педантично поджаты его носки. Руки выпрямлены в локтях, упираются в колени. Мебуки и Кизаши придирчиво смотрят на гостя. Отец Сакуры заметно нервничает. Мебуки же — скала. Дочка может только гадать, какое ругательство и проклятье вертится на языке этой женщины. — И что же Вы, позвольте узнать, нашли такого в моей дочери, что просите сейчас разрешения на отношения? Сакура обнимает себя руками. Хоть бы мама не запульнула в него стакан с водой, только не стакан с водой! Какаши хорошо воспитан. Поэтому морально готов к любому предмету, который может полететь в его сторону. — У нас много общего. Ваша дочь — приятный собеседник с головой на плечах. Она прекрасная девушка. Хатаке готов поклясться, что ещё никогда так сильно не потел. — Ну, раз так... — Кизаши хотел что-то сказать, но жена строго зыркнула на него, затыкая. — Какие у Вас планы на Сакуру? Брак? Свободные отношения? — О боже, мама! — Молчать. Отвечайте, Какаши-сан. — Связывать сейчас Сакуру браком, на мой взгляд, не правильно. Я не хочу, чтобы она беспокоилась о моём возрасте. Но это и не значит, что мои чувства и наши отношения не будут строиться на взаимоуважении. Я не хочу навязывать ей своё виденье мира. Это всё не ради... импульсивного сексуального влечения. Харуно хотелось выть. Блядь, как же неловко! Какаши, мама, просто заткнитесь, иначе я умру от стыда раньше, чем эти отношения получат одобрение! Мебуки изогнула бровь. — Ну, сексуальным просвещением я с ней своевременно занялась, так что на этот счёт не волнуюсь. Просто хочу, чтобы первая любовь моего ребёнка не обернулась катастрофой. — Этого хочет любая мать, — Хатаке чуть расслабился, уловив благосклонность в голосе матери. — Сакура, ты помнишь: никакой беременности пока не окончишь универ, — сказала женщина, обращаясь к дочери, которая всё это время то бледнела, то краснела, сливаясь с волосами. — О боже, мама! — Харуно закрыла лицо руками, желая провалиться. Хотелось рвать на себе недавно покрашенные в розовый волосы. — Не мамкай. А Вы, Какаши-сан, расслабьтесь. Вы мне с самого начала понравились, я Вам доверяю. Девушка сквозь пальцы видела, как напряжённая, буквально каменная, спина Хатаке наконец-то расслабилась. Мужчина, кажется, впервые за два часа вдохнул полной грудью. — Чёрт, мам, почему нельзя было не мучать нас? — Как это — не мучать?! Вы будущая семья, мне интересно было посмотреть на вас в стрессе! — женщина рассмеялась. У Сакуры задергался глаз. Вот же семейка! — Давайте ужинать, а то я проголадалсь, пока смотрела на ваши бледные лица. Кизаши тоже расслабился, подсел к Хатаке и начал его чисто по-мужски утешать. Всё-таки не первый год жил с Мебуки. Сакура выдохнула. Кажется, мир не рухнул, а стал только устойчивее. Какаши обернулся, взглядом нашёл свою девушку и ободряющее улыбнулся. Харуно смущённо улыбнулась в ответ.