de[mon]ster

Вскрикнув, Совон села на кровати, пытаясь отдышаться. Сон, что приснился ей, был настолько реальным… Она словно бы видела саму себя, спящей в своей кровати, а на тумбочке рядом работал увлажнитель воздуха, освещая тёмное пространство слабым оранжевым светом. Вдруг, к ней приближается какой-то человек, словно бы какая-то чёртова тёмная тень, и в ту же минуту кровать под девушкой вспыхивает огнём. С диким криком боли от этих щекочущих и жгучих языков пламени она и проснулась — в поту, с учащённым сердцебиением, словно бы бежала марафон. И на часах странные цифры — 4:44 утра. Через мгновение в комнату вошёл Хёнджун. — Я слышал крик… — Кошмар приснился, — вяло отозвалась девушка, убрав одеяло в сторону и поднимаясь на ноги. Боже, всё такое мокрое от пота! — Приготовлю тебе чай. Девушка сменила постельное бельё и вытащила другое одеяло из шкафа. Вот это да! Давно ей такие кошмары не снились — реалистичные, болезненные. Вздохнув, посмотрела на запястье правой руки. Едва заметный ожог прошёл… и за эти два дня она не смогла отыскать музыканта, что оставил его. Убрав растрепавшиеся волосы в косу, Совон обернулась на пришедшего Хонджуна. Он нёс ей чай на травах, а так же — свою книгу. Вздёрнув бровь вверх, девушка посмотрела на брата. Парень лишь пожал плечами. — После кошмаров сложно засыпать в темноте. Я побуду с тобой. Остаток ночи, которая уже плавно переходила в утро, Совон провела без каких-либо сновидений вообще. Не став спорить с братом, девушка в итоге уснула у него на плече, слушая как он читает ей на английском «Властелина колец». Хоть они оба изучали иностранные языки, в семье именно Хонджун специализировался на английском, тогда как сама Совон — на французском. Из-за балета и мечты уехать работать во Францию. Даже в её комнате картины на стенах или фотографии в рамках повествовали о Париже и парижских улочках… — Джун, — не глядя на него позвала балерина, когда они вместе сидели за столом и пили кофе. Парень поднял на неё взгляд. — Если бы ты прятался от кого-то и не хотел бы, чтобы тебя обнаружили… где бы ты скрылся? — У всех на виду, — улыбнулся тот. Сегодня не было тренировки, но девушка всё равно пришла в зал. Даже если учитель скажет ей в итоге играть партию Батильды, Альберт останется неизменным — Чон Юнхо был утверждён одним из первых. Поэтому, нужно бы тренироваться с ним вдвое усерднее… — Жизель, ты пришла? — вытирал полотенцем лицо от обилия пота тот. Совон хмыкнула. — Одна из претенденток. Привет, Юнхо. — Все и так знают, что роль твоя, к чему скромность? Балерина любила такие тренировки — без присутствия учителя. Танцоры могли свободно поговорить, поделиться своими сомнениями насчёт той или иной сцены в балете. Они выражали свои мысли свободно и, получив поддержку от коллег, выносили предложения на рассмотрение с учителем. Во время таких тренировок все были честны и откровенны друг с другом. — Учитель сказала, что во мне нет необходимой гаммы чувств, — улыбнулась девушка, разминаясь у станка. Юнхо задумчиво кивнул. — Уверен, она это говорит для того, чтобы заставить тебя трудиться ещё больше. Только и всего. Но я рад, что ты пришла — мне нужно отрепетировать поддержки. Совон нравилось работать с ним в паре. Когда он поднимал её на руки в танце, когда его пальцы крепко держали её за талию — девушка не ощущала того, что они словно вонзаются в тело. Балерина привыкла к таким ощущениям и поэтому была удивлена, когда они начали работать вдвоём — для Юнхо, по признанию самого парня, поддерживать Совон было не тяжелее, чем держать горсточку снега на ладони. Девушку всегда сравнивали с чем-то неимоверно холодным, когда описывали её. Снег. Лёд. Морозный день. Взмахнув рукой, девушка опустилась в позиции на колено, склонив шею и закрыв глаза. — Как всегда, — удовлетворённо захлопал Юнхо, — Нет никого, кто был бы пластичнее тебя. Если тебя так заботят слова учителя о том, что тебе не хватает чувств — то пользуйся теми инструментами, что у тебя есть. Твоей техникой и изяществом. Как только люди увидят это — они будут околдованы и забудут о малейших недостатках. — Если бы так же думал и Парижский театр оперы и балета… — протянула девушка, сняв пуанты и разминая ступни. — А ты убеди их в этом. Собрав все свои вещи после душа, Совон перекинула сумку через плечо, оставив в руках только тамблер с водой. Дождя нет, погода просто замечательная… и он бы спрятался у всех на виду. Она планировала пойти на площадку, где выступали музыканты. Снова. В надежде и правда найти там его. Погода была прекрасна, так что людей на Хондэ было очень много, приходилось проталкиваться сквозь толпу, что шла в противоположном ей направлении. Давно забытые ощущения… Она уже была почти на месте, когда услышала звуки гитары с другой стороны. Услышав голос, девушка резко повернула голову вправо. Сомнений не было. Это точно был он! Протиснувшись к тому месту, где стояла лишь одна лавочка и не было никакой площадки для музыкантов, Совон смогла различить макушку парня, перебирающего струны гитары. Перебирающего струны чувств тех, кто пришёл его послушать…

Our memories They can be inviting But some are altogether Mighty frightening

Перед ним не стоял раскрытый чехол от гитары, рядом не было ничего, куда можно было бы бросать деньги. Да он даже не стоял на своеобразной сцене, как в прошлый раз! Этот парень просто сидел на рандомной лавочке и играл на гитаре, напевая старые песни. Таким приятным голосом, вовсе не смотря на людей, что снимали его и аплодировали ему… ведь если бы он поднял взгляд — они увидели бы в них пламя. Те же тонкие пальцы сжимают гриф гитары, перебирают струны. Те же пальцы, которые оставили в тот день след на её запястье. — Кто же ты? — прошептала девушка. Настолько тихо, что даже она сама не расслышала. Но каким-то образом услышал он. Музыкант поднял голову, вперившись в неё своим тёмным взглядом, едва усмехнувшись, от чего стало неприятно холодно. Но Совон не отвела взгляд.

It's all ending I gotta stop pretending who we are… You and me I can see us dying… are we?

Как он может петь, глядя на неё вот так? Дыхание сбилось, стало не по себе. Совон сглотнула, повернувшись спиной и пошла прочь от этой лавочки посреди пешеходной площадки Хондэ. Сердце билось как бешеное, то ли от страха, то ли ещё от чего. Она почти ощущала его стук в ушах… Закончив петь, парень сложил руки на гитару, как всегда это делал, и задумчиво посмотрел вслед балерине. Ушла? Так просто? Ухмыльнувшись, лишь покачал головой. Совон же шла к автобусной остановке у метро, не понимая трясёт её от гнева или же от чего-то ещё, ей самой пока что неведомого? Она пыталась трясти головой в попытках убрать из памяти образ этого парня, но ничего не получалось. До того самого момента, пока она не переключила своё внимание на другое событие, произошедшее столь же внезапно. — Приветик, прима! Только Юнхо называл её примой искренне. Для остальных это было что-то вроде насмешки. Совон подняла взгляд и столкнулась с хитрым знакомым лицом, обрамлённым длинными волосами, что так красиво очерчивали линии скул. — Чон Уён, зашибись, — пробормотала она. Вздохнув, привычно вскинула подбородок вверх, смерив его холодным взглядом. — Ты-то откуда здесь? — Я ушёл из балета, но не из танцев, — его эта красивая улыбка. Учитель говорит, что ей не хватает чувств? А как ей такое — чувство ненависти? Самый красивый танцор в их школе. Самый талантливый. Самый неожиданный уход из труппы балета и переход в современные танцы. — Студия рядом с нашей? — поинтересовалась Совон. Уён рассмеялся. — Я не удивлён. Мы виделись раз сто, но ты не замечала меня или не хотела заметить — просто проходила мимо, даже не поздоровавшись. — О, я тебя умоляю, — протянула девушка, сморщив нос. — Ты же знаешь, что я никогда особо не замечаю, что творится вокруг. И не слышу ничего, кроме музыки в наушниках. — Зато каким-то образом всё это сломал один парень, играющий на гитаре, — задумчиво протянул тот, следуя за ней к автобусной остановке. Совон затормозила. — Я просто смотрела выступление, если ты об этом… — Осторожно, прима. Этот парень на самом деле опасен. Гораздо более опасен, чем я, — улыбка, появившаяся на его лице, не сулила ничего хорошего. Судя по всему, он знал музыканта! Хотела ли Совон узнать больше? — В каком смысле? Хотела. Уён лишь выдернул футболку из-за пояса джинс, дёрнув её край вверх. Всё, что увидела девушка, это лишь красные росчерки шрама от ожога на животе парня. Раскрыв рот от удивления, балерина вновь подняла на него взгляд. — И с тобой будет то же самое, — шёпот звоном пронёсся в её голове. Совон сидела в автобусе и смотрела на пролетающие мимо образы людей, автомобилей, чьих-то жизней и не рассказанных историй. Она ни разу не видела этот шрам от ожога на теле Чон Уёна, когда они выступали вместе. Ни разу! Связано ли его появление и уход парня из балета? Девушка жалела, что никогда не интересовалась тем, что происходит… Это было упущением. Взгляд упал на руку, на запястье которой ещё недавно был красный ожог. Стиснув зубы, девушка нажала кнопку, оповещающую водителя о том, что на следующей остановке пассажир выходит. Пробравшись сквозь людей в проходе, она выскочила на улицу, перебегая дорогу для того, чтобы сесть в автобус до Хондэ. Самые пробки, так что ехать придётся дольше… Спустя двадцать минут, когда она вышла на станции метро, пошёл дождь. Похвалив себя за предусмотрительность, девушка раскрыла зонт, спеша на то место, откуда убежала не так давно. Зачем ей нужен этот парень? Потому что было интересно. Он словно символизировал то, что она осознанно пропустила в своей жизни в погоне за званием прима-балерины и работой в Париже. Студенческие деньки с пикниками у реки Хан и пением под гитару. Чувства, которые захлёстывают сердце. Надрыв, с которым он пел или говорил… Тайны. Совон пришла точно к тому месту, где он играл на гитаре. Вот только его самого уже не было. Под звуками падающих капель дождя, под гулом разговоров проходящих прохожих. Она стояла напротив лавочки и сама не верила тому, что вернулась. Ширина плеч, осанка, повадки и неуловимые движения. Ненависть к балету. Этот парень сам был из балетных! Встреча с Уёном только прояснила эти догадки. — Вот же пристала-то, — раздался едва слышный смешок. Балерина обернулась и музыкант скользнул под зонт, встав совсем рядом с ней. Нос почти касается чужого носа. Тёмные глаза изучают медового цвета очи. Горячее дыхание скользит по её щекам. Точеные линии, упрямый выступающий подбородок, пирсинг в правой брови. — Кто ты такой? — сдерживая дыхание пробормотала она. Музыкант улыбнулся. В его глазах вновь заплясали языки пламени. Только теперь Совон поняла, что глаза его разных оттенков — один почти чёрный, а второй с непонятным вкраплением красного. — Я понятия не имею, — прошептал он, всё так же улыбаясь.