Wiped out

I can see it on your face it was rough, Left a bad taste on your tongue. Daddy Issues (unreleased version) — The Neighbourhood

Ван Ибо восемнадцать. Ему всего восемнадцать, а он уже ненавидит свою жизнь. Парень с силой сжимает глаза, чтобы не дать слезам показаться, и с остервенением трёт дорогое напольное покрытие, украшенное небольшим участком битого стекла и лужей красного вина — тоже недешёвого, но, как показалось отцу, подходящего, чтобы кинуть в сторону сына. — Как ты вообще мог додуматься до этого? — мужчина стоит, скрестив ладони на груди, и смотрит за тем, как сын убирает последствия его агрессии. — Ибо, ты хотя бы понимаешь, что сделал? Я дал денег тебе на чёртовы занятия по танцам, промолчал, когда ты начал отращивать волосы, ничего не сказал, когда ты принёс на прошлой неделе табель с пониженными позициями, но это — перебор. Ты не молчал, хочет сказать Ибо, ты никогда не молчишь. Однако лишь сжимает зубы и собирает в ладонь осколки, чувствуя себя таким же разбитым, как и этот хрустальный бокал. — Мой сын выглядит, как девчонка по вызову, — продолжает отец, а Ибо так и подмывает спросить, ориентируется ли мужчина на собственный опыт или опирается на информацию от таких же влиятельных друзей, опробовавших услугу, очевидно, не единожды. — Какой позор! Чтобы сын самого Ван Ичжоу выглядел подобным образом... Как тебе это в голову вообще пришло? — Я давно хотел, — убирая стекло в мусорку вместе с бывшей столовой салфеткой, принявшей из-за сложившихся обстоятельств роль тряпки, отвечает парень, лишь затем понимая, что вопрос отца был риторическим и не стоило прерывать его гневный монолог. — Рот закрой и иди вон с моих глаз. Замечательно, думает Ван Ибо. Просто прекрасно. Парень сверкает глазами в сторону отца и, поймав его взгляд, тут же разворачивается, выбегая из столовой. Он чувствует, что задыхается. Его снова душит. Душит этот мир, душит эта жизнь, душит эта семья. Ван Ибо душит он сам. Если бы не родители, всё было бы по-другому, думает Ибо, укрываясь в ванной комнате. Всё было бы нормально. Было бы обычно. Как у большинства. Если бы не эти деньги, всё было бы в тысячу — нет, в миллион — раз проще. Ван Ибо выкручивает кран с горячей водой на максимум и опускает под него руки, ощущая, как наливается теплом кожа, постепенно начиная гореть. Ладони щипет, они заметно краснеют, но Ибо и не думает их убрать. Он хочет, чтобы боль внутри хотя бы на секунду стала меньше. Даже если в сравнении с физической. — Ибо, открой! — раздается стук в дверь, и парень усмехается, позволяя слезам с щёк стечь на губы. — Ван Ибо, ты ведь знаешь своего отца... И ты знала, когда выходила замуж, думает парень, крупно вздрагивая от того, насколько сильно пылает кожа на его ладонях. Ещё немного — и ожог. Ван Ибо непослушными руками закручивает кран, сжимает и разжимает кулаки, чувствуя, как натягивается обожжённая кожа, смотрится в зеркало, убеждаясь в том, что всё сделал правильно, и рывком раскрывает дверь. — Ибо, — мать пытается поймать парня за запястье, но он уворачивается и лишь смотрит на неё вопросительно. Уязвимо. Словно ожидая хоть какого-нибудь оправдания тому, что она сидела там и не сделала ровным счетом ничего, чтобы спасти его от необоснованного гнева отца. — Как тебе мои волосы? — резко спрашивает парень. — Красиво, Ибо. Тебе очень идёт бледный белый цвет, — теряется от неожиданности женщина. — Когда-нибудь я не успею увернуться, он попадет бокалом в меня, и тогда, быть может, я весь стану бледно-белого цвета. Буду красиво лежать в гробу. Ван Ибо не дожидается ответа и уходит в свою комнату, оставляя женщину наедине со своими мыслями и выводами. В спальне же, стоя напротив зеркала в полный рост, Ибо заправляет свежевыкрашенные блондинистые пряди за ухо, улыбается сквозь слезы и врёт в очередной раз самому себе, что всё будет хорошо. ☽☽☽ Речь преподавателя монотонная и без каких-либо акцентов. Ван Ибо усиленно пытается вникнуть в смысл слов, но они упорно переходят в задний фон для мыслей. Голова болит нещадно после бессонной нервной ночи и не более приятного напряжённого утра. Когда же всё это закончится, гадает Ибо, и сам же себе обещает, что осталось всего ничего, совсем чуть-чуть. Через несколько месяцев он закончит школу и будет счастлив. Каким образом — вопрос открытого характера, но это уже второстепенно. — Ты сегодня какой-то потерянный, — говорит Чжан Исин по пути на танцы после школы. — Не выспался, — бубнит в ответ Ван Ибо и сильнее сжимает лямку рюкзака. Исин делает вид, что верит, потому что прекрасно знает, что если друг не хочет о чем-то рассказывать, то из него информацию клещами не вытянешь. — У меня же нормальный цвет волос? — спрашивает парень, автоматически заправляя постоянно мешающуюся белую прядь за ухо. — У тебя начались проблемы с памятью? Я же ещё вчера ответил на твою селку, что смотрится офигенно. Ты, кстати, так и не написал ничего. Почему? — Отец телефон опять забрал, — закатывает глаза Ибо, но уже не выглядит таким подавленным. — А... Ты поэтому спрашиваешь? Он сказал что-то из-за волос? — тут же складывает два плюс два Исин, прекрасно зная характер Ван Ичжоу. — Опять херню сморозил? — Как обычно. — Ибо, не слушай его, он идиот. Тренировка занимает несколько часов, и Ван Ибо рад этому как никогда. Через две недели их команда принимает участие в городском конкурсе, и куда приятнее думать о нем и о вполне возможной победе, чем о том ужасе, который творится в остальных аспектах жизни. Ибо увлекается танцем, стараясь выкинуть из головы всё остальное: и отца, и мать, и брата, и многочисленные вытекающие проблемы. Как жаль, что ему не плевать. Как жаль, что за восемнадцать лет жизни он так и не научился забивать на семью. "Какой позор!" — очередное движение бёдрами и следующая за ним связка. "Мой сын выглядит, как девчонка по вызову", — смена позиций и совместная партия с Исином. "Ты ведь знаешь своего отца..." — центральная позиция и прыжок с прогибом назад. А затем резкая темнота в глазах и неудачное приземление. ☽☽☽ Хочется смеяться, потому что плакать уже практически нет сил. Ван Ибо открывает глаза, сидя в такси, и ловит встревоженный взгляд поддерживающего его за плечи Исина. Куда мы едем и зачем, ты ведь прекрасно знаешь, что я могу терять сознание от нервов, никто от этого не умирает, хочет сказать Ибо, но понимает, что это бессмысленно. Парень шевелит руками и ногами, убеждаясь, что ничего не сломано, и позволяет себе положить голову на плечо друга, прикрывая глаза и глубоко дыша. Как же это невыносимо. Просто невозможно. Он чуть не лишил себя единственного, что поддерживает в нём силы и желание двигаться дальше. Потерять танцы — даже если всего лишь на неделю или две — равносильно тому, чтобы потерять всю жизнь. Его не держит буквально ничего, кроме танцев. Это осознание неожиданно сильно бьет по сердцу, однако разогнать его Ибо не успевает, потому что Исин тянет друга на выход из такси, говоря о том, что они приехали. В кабинете пахнет антисептиком. Всё стерильно. Доктор ровным почерком пишет на специальном бланке рекомендации по дальнейшему уходу за здоровьем и протягивает бумаги Ван Ибо, вежливо прощаясь. Парень принимает их, тихо благодарит и, уже находясь около стойки администрации, чтобы оплатить визит, радуется, что другу пришлось уехать из-за срочного звонка матери. Чжан Исин, несомненно, лучший друг из возможных, и он видит Ибо насквозь, поэтому парень малодушно благодарит судьбу за то, что старшего нет сейчас рядом. Если бы был, понял бы, насколько Ван Ибо разбит. Ушиб локтя — это мелочь. Очередная. Не первая и явно не последняя, но весомая в данный момент ровно настолько, чтобы выбить Ван Ибо из колеи. Сколько ж можно, думает парень, двигаясь вдоль просторного коридора больницы. Он устал. Устал настолько, что никаких сил уже нет. Было бы у него хоть что-то хорошее, тогда — другое дело. Но этого хорошего нет. Его просто не существует. Любое положительное теряется на фоне перевешивающего отрицательного. Телевизор в приёмном покое идёт достаточно громко. Звучит очередная сводка новостей, в ней мелькает что-то про Джексона Вана, и Ибо чувствует, что ему конец. Что он пропал, можно даже не пытаться выбраться. Имя старшего брата оглушает. Парень размыто видит, как несколько человек в больничной одежде увлечённо обсуждают происходящее на экране, но все звуки для него становятся белым шумом. Когда это закончится, гадает Ван Ибо, стараясь отойти как можно дальше, изо всех сил пытаясь добраться до лестницы как можно скорее. Но размеры больницы, словно в издёвку, слишком внушительны для потерянного старшеклассника, и он не выдерживает. Ибо опирается на первую попавшуюся стену спиной и медленно по ней сползает, обхватывая руками колени. Ван Ибо не заметят. Его никогда не замечают. Снующие вокруг люди слишком заняты своими заботами, чтобы обратить внимание на неизвестного парнишку. Ибо вздрагивает, понимая, что все слишком заняты. Отец занят бизнесом, ему есть дело только до работы и Джексона, постепенно перенимающего у мужчины бразды правления. Мать занята собой, своими увлечениями и угождением отцу. Старший брат занят карьерой и собственной зарождающейся семьей. Им всем нет дела — и не то чтобы Ван Ибо к этому привыкать. Вот только от того, что так практически всегда, легче не становится. Каждый раз накрывает по-новому. Ван Ибо кажется, что он никогда не выберется из этого. Парень чувствует, как наливается болью напряжённый локоть, который, согласно рекомендации врача, нельзя беспокоить в течение нескольких дней, и думает, что это — малость. Самое меньшее по шкале его личной боли, берущей начало и конец в неизвестных точках. Ибо трясет. Он врёт самому себе, что от холода, потому что больничный кафель является не самым лучшим местом для сидения. На деле же — от паники. От страха, что так будет всегда. — Простите, Вы в порядке? Вам нужна помощь? Слова раздаются сверху, и Ван Ибо не уверен, что они адресованы ему, но всё равно отрывает голову от собственных коленей и поднимает расфокусированный взгляд, стараясь сосредоточиться на рядом стоящей фигуре. Видимо, человек и правда говорил с Ибо, потому что он спешно присаживается на корточки, оказываясь на одном уровне с парнем, и повторяет свой вопрос: — Вы как? Вам чем-нибудь помочь? Парень качает головой и усиленно моргает, избавляясь от пелены перед глазами. Картина мира постепенно приобретает чёткость, и Ван Ибо останавливает свой взгляд на мужчине, сидящем рядом с ним. — Всё нормально, не беспокойтесь, — тихо произносит Ибо и пытается одним четким движением подняться на ноги, чтобы подтвердить истинность собственных слов. Однако — неудачно. Ноги подгибаются, и парень жмурится, готовясь упасть на пол, но этого не происходит. Вместо холодной плитки Ван Ибо чувствует горячие ладони, крепко сжимающие его плечи и удерживающие в вертикальном положении. Зачем тебе это нужно, хочет спросить Ибо, чувствуя, как из уголков глаз вытекают слезы, и раздражается на себя за эту слабость и неспособность контролировать собственные эмоции. Так опозориться перед незнакомым человеком... — Оригинальное у Вас "нормально", конечно, — голос мужчины мягкий, уверенный, а интонация, с которой это сказано, более обеспокоенная, чем шутливая, и это подкупает. — Простите, — Ван Ибо берёт себя в руки и стирает ладонью слезы, делая глубокий вдох и выдох, — и спасибо. — Не за что. Мужчина приподнимает уголки губ в лёгкой улыбке, и Ибо только сейчас замечает, насколько красивы черты его лица. Убедившись, что парень может уверенно стоять на ногах, незнакомец убирает свои руки и делает шаг назад. Ван Ибо отчётливо ощущает остаточное тепло на своём теле и — на удивление — не чувствует дискомфорта, как бывает обычно от касаний всех, кроме друзей из танцевальной команды. — И всё же. Спасибо ещё раз, — Ван Ибо проводит ладонью по непослушным блондинистым волосам, не зная, куда себя деть. Он не хочет первым прощаться с единственным человеком, оказавшим ему пусть и небольшую, но помощь. Сам факт, что мужчина обратил на него внимание, уже дорогого стоит. — Подбросить Вас до дома? — окинув парня ещё одним внимательным взглядом, предлагает мужчина. — Можно на "ты". Меня зовут Ван Ибо, — опомнившись, представляется Ибо. — И спасибо за предложение, но я не хочу задерживать Вас... — Сяо Чжань, — подсказывает старший, — и не "Вас", а "тебя". И ты не задержишь меня, Ван Ибо. Если бы я был занят, то не предлагал бы подвезти. Странно. Ибо чувствует себя очень странно. Он никак не может квалифицировать происходящее в своей голове. Ван Ибо не привык к такому. Сяо Чжань не кажется нуждающимся в чем-то, и он, очевидно, предлагает свою помощь из благих побуждений или чего-то подобного, вот только младший не может понять, где тут подвох, который наверняка должен быть. Не может ведь человек просто так тратить своё время на другого. На незнакомого — тем более. — Так что? Едем? — уточняет Сяо Чжань, потому что метания Ван Ибо чётко отражаются в глазах, и голос его пропитан необоснованной нежностью. Да что с тобой такое, поражается Ибо, глядя из-под выбеленной челки, упавшей на глаза, на старшего. Неужели Сяо Чжань такой добрый со всеми? Неужели он и правда хороший просто так, потому что ему так хочется, а не из корыстных побуждений? Впрочем, даже если это не так, то не беда. Старшеклассник все равно ничем для себя не ценен, ему нечего терять. — Едем, — всё же принимает Ван Ибо предложение Сяо Чжаня. ☽☽☽ У Сяо Чжаня дорогая машина с комфортным салоном, и Ван Ибо, когда оказывается на пассажирском сидении, невольно задумывается о том, что у мужчины, кажется, нет никаких проблем с финансами. Он старше, и это очевидно, но насколько, Ибо понятия не имеет. Парень пытается прикинуть, сколько Сяо Чжаню лет, опираясь на расслабленность и уверенность во взгляде, но безрезультатно — Ван Ибо лишь может сказать, что мужчине, должно быть, больше двадцати и меньше тридцати пяти. А ещё Сяо Чжань выглядит здоровым — неожиданно понимает Ибо, когда они выезжают с территории больничной парковки. Кожа мужчины практически сияет под ярким освещением многочисленных городских фонарей. И не то чтобы это плохо, но становится непонятно, что он забыл в больнице. Сяо Чжань не похож на потенциального пациента, в отличие от Ван Ибо, у которого на лице поселилась усталость и грусть, а на руке — повязка, фиксирующая поврежденный локоть. — Ты думаешь слишком громко, — говорит Сяо Чжань на очередном повороте по маршруту, вбитому младшим в навигатор. — Я сказал что-то вслух? — даже не берётся спорить Ван Ибо, закрепляя свой взгляд на профиле старшего. — Нет. Но тебе явно есть, что спросить. — Ты... выглядишь классно, — пытается передать свои мысли Ибо, но небольшая усмешка на губах старшего сообщает, что выходит не очень. — Я говорю не про то, что ты красивый, хотя это, конечно, правда, — продолжает парень, понимая, что лишь усугубляет ситуацию. — Короче, ты не похож на больного. Вот. Я об этом думаю. Ван Ибо чувствует себя полным глупцом к моменту, когда заканчивает фразу. Он отворачивается к окну и трясёт головой, скрывая за непослушным блондом стремительно краснеющие уши. Идиот, мысленно ругает себя парень, нужно было сначала думать, а потом уже рот открывать, чтобы не опозориться в очередной раз. — Так я и не больной, — просто отзывается Сяо Чжань, будто это должно хоть что-то объяснить. Он не должен вообще ничего объяснять, одергивает себя Ибо, но всё равно смотрит на мужчину, ожидая продолжения фразы. — Мне нужно было забрать результаты планового осмотра, — всё же озвучивает подробности Чжань, и всё встает на свои места. — А вот ты что в больнице делал? Что-то с рукой, как я понимаю? Сяо Чжань останавливается на светофоре и поворачивается лицом к Ван Ибо. Их глаза встречаются на несколько секунд, и сердце Ибо отчего-то начинает биться быстрее. Это нервы, уверяет себя парень, дыша чаще. Чжань наверняка замечает это, потому что футболка — пусть и оверсайз — не в силах скрыть вздымающуюся грудную клетку, но ничего не говорит. — Вроде того, — кивает Ван Ибо, не прерывая зрительного контакта, — потерял сознание во время тренировки и ушиб локоть из-за этого. — А что за тренировка? — Танцы. Сяо Чжань приподнимает брови в явно одобрительном жесте и возвращает свой взгляд на дорогу, потому что светофор загорается зеленым. Ван Ибо не знает, благодарить ему судьбу за это или нет, потому что горло неожиданно пересыхает, а мысли путаются, и он невольно думает, что, должно быть, ударился во время падения ещё и головой — иначе объяснить происходящее невозможно. — Значит, тебе запретили танцевать? — уточняет Чжань. — Что? Нет, конечно. Мне не привыкать к ушибам, они не настолько страшные. Нужно только быть аккуратнее с рукой дня три-четыре. — Нет? Это хорошо, — кивает самому себе мужчина. — Тогда ты, — Сяо Чжань спотыкается, явно стараясь подобрать правильные слова, — был так расстроен из-за другого? Этого, наверное, нельзя было избежать, понимает Ибо, но всё же чувствует стыд. Сейчас, когда волна обиды на жизнь прошла, оставив после себя лишь слабые следы на песке, парень осознает, что это был очередной срыв, вызванный никогда не озвучиваемыми вслух эмоциями, и никто не должен был его видеть. Не должно было быть ни единого свидетеля, потому что обычно о Ван Ибо не заботится никто. Однако свидетель есть. И он прямо сейчас подвозит Ибо до дома вместо того, чтобы заниматься своими делами. Сяо Чжань не выглядит напряженным и, кажется, ему действительно не составляет труда помочь неизвестному парнишке добраться до дома, даже если он находится на другом конце города. Ван Ибо смотрит на то, с какой лёгкостью Сяо Чжань поворачивает руль, постукивая по нему указательным пальцем, и думает, что старший и правда настоящий мужчина. Не то что Ибо — как девчонка. — Да, из-за другого, — пусть и запоздало, но отвечает на вопрос Ван Ибо. На душе скребутся кошки, и от себя вновь становится противно. Хочется, как в голливудских фильмах, попросить остановить машину и выбежать из неё, но Ван Ибо уже не ребенок, ему восемнадцать, и он уважает чужое время и усилия, поэтому лишь сжимает пальцы на ремне безопасности и упирается взглядом в дорогу. Сяо Чжань, замечая этот жест, делает музыку погромче и не задает лишних вопросов. Ибо за это по-настоящему благодарен. Четверти часа в тишине, разбавленной музыкой, льющейся из динамиков машины, хватает Ван Ибо для того, чтобы привести свои мысли в сравнительно нормальное состояние. Ему необходимо быть в порядке. Хотя бы — снаружи, поэтому он проводит длинными пальцами вдоль блондинистых волос, глядя в боковое зеркало и стараясь придать им хоть приблизительно опрятный вид. Получается не очень, но и то лучше, чем растрёпанные пряди. — У тебя всё хорошо с волосами, не переживай, — замечает мельтешение младшего Сяо Чжань. — Они растрепались и выглядят теперь, как мочалка, — фыркает Ван Ибо. — Вот у тебя волосы лежат отлично, всё аккуратно и красиво. — У меня короткая стрижка, — улыбается мужчина, — надо очень постараться, чтобы волосы легли как-то иначе. — Уверен, ты всё равно будешь красивым. — Как и ты, Ван Ибо. Ты красивый сейчас, и с любой другой прической ты будешь таким же. Это ложь, хочет сказать Ибо. Ни волосы, ни лицо, ни душа — ничего из этого у него не блистает красотой. Никакая покраска и никакой макияж не скроют того, что творится с ним внутри, а Ван Ибо лишь обманывает самого себя и окружающих, укладывая белые волосы в аккуратную причёску. Делает вид, что у него всё в порядке, что всё под контролем, что он полон сил и энергии двигаться вперед, словно солнце, непрерывно восходящее на небо изо дня в день. На деле же — затмение ближе, чем кажется, и парень это прекрасно понимает. — Спасибо, конечно, но я так не думаю, — качает головой Ибо. — А зря, — ничуть не сомневаясь, отзывается Чжань, — потому что это чистая правда. Ван Ибо собирается возразить, но замечает, что до его дома остаётся совсем немного, и останавливает самого себя. В конце концов, Сяо Чжань, быть может, устал под конец дня, поэтому и не видит в Ибо того, что видит он сам. Или, быть может, мужчина просто решил сделать приятное тому, кто выглядит, как убитый, чтобы приподнять настроение. В любом случае — это благородно со стороны Чжаня. Такого идеального, с какой стороны ни посмотри. В голову Ван Ибо не приходит, что Сяо Чжань видит. Только видит нечто свое — отличное от восприятия парня. — Этот дом, да? — уточняет Сяо Чжань, когда навигатор сообщает об окончании поездки. — Да, спасибо, — спешно отвечает Ибо, но отстегивать ремень безопасности и выходить из машины отчего-то не торопится. — За всё спасибо. Правда. — Я не сделал ничего особенного, — приподнимает одну бровь мужчина в знак удивления. Сделал. Сделал столько за один вечер, сколько давно уже никто не делал. Ван Ибо хочется попросить делать так каждый день. Или хотя бы каждый раз, когда плохо. Однако парень прекрасно понимает, что он для Сяо Чжаня не значит ничего, они не были знакомы раньше и не будут знакомы в будущем. Всё, что есть у Ван Ибо и Сяо Чжаня, заключается в этом временном промежутке, подходящем к концу. После этого их дороги разойдутся и вряд ли уже пересекутся в многомиллионном Китае. — Сяо Чжань, ты... — Ибо запинается потому что не знает, как выразить свою безграничную благодарность и нежелание терять. — Ты не мог бы написать мне, как будешь дома? — Написать тебе? Перебор, мысленно бьёт самого себя по затылку Ван Ибо. Это — определённо лишнее, у него нет права на подобную информацию. Но сказанного не заберешь. — Наверное, это слишком, да? — на глазах гаснет парень и спешно избавляется от ремня безопасности, чтобы этот позор завершился скорее. — Да, ты не обязан писать, прости. И спасибо ещё раз за то, что подвёз. Ибо бегло улыбается и старается как можно быстрее открыть дверь дорогой иномарки, чтобы, наконец, покинуть её. Такие машины — естественная для парня среда, но прямо сейчас он чувствует себя дико некомфортно, потому что в очередной раз сглупил, в который раз поступил не так, как нужно. — Ван Ибо, постой, — Сяо Чжань ловит запястье младшего, заставляя повернуться и вновь встретиться глазами. — Я напишу, мне вообще не сложно, — обещает мужчина, — только номер дай. Диктуя неизменную последовательность цифр, Ван Ибо чувствует себя самым счастливым на свете. И вечером, при наличии телефонного номера Сяо Чжаня, многомиллионный Китай не кажется таким уж безрадостным, даже несмотря на то, что парню приходится выслушать не первые и не последние слова отца о том, какой он неправильный и как раздражает со своими травмами и глупыми танцами.