Коллапсары

      Фрэнк не признавался в любви в ответ.       Джерард умом размышлял, что и пусть. Не ответил, и ладно. Не надо брать в голову. Меньше проявлять свою заинтересованность в Джерарде Фрэнк не стал, всё так же целовал, обнимал, хотел видеть, проводил с ним вечера в гостиной за бокалом глинтвейна, какао или овсяного киселя. Но не говорил о чувствах.       А в душе писателя было какое-то странное ощущение… не обида или расстройство, но гложущее чувство, что это, вроде как, не взаимно?       Признание — всего лишь слова. Слишком много значения придаёт. Если они ничего не меняют, то ведь можно их вообще не говорить?       Джерард мучился, размышлял, что зря написал то смс. Действительно, человек после такого жестокого разрыва, а он тут лезет со своим «я тебя люблю». Фрэнка могло это напугать, вернуть воспоминания, чем чревата эта любовь. Вероятно, оно и к лучшему, что Фрэнк, казалось, просто позабыл о том сообщении.       Может, он вообще его не получил?       Уэй не стал повторять сообщение или произносить вслух. Он продолжал любить Фрэнки, отсутствие реакции с его стороны не изменило чувств.       А сейчас была середина декабря, и погода радовала Би — было много снега, и девочка просто восхищалась, что её ждёт настоящее снежное Рождество.       Джерард уже готовился ехать с ней в городок, чтобы закупаться рождественским скарбом — гирляндами, светящимися фигурками, венками, игрушками на ёлку. Хотелось сделать настоящий рождественский коттедж с картинок для Би.        Они с Фрэнком расчищали снег во дворе. Подъездную дорогу почистила техника, но двор — на совести хозяев. Время от времени он получал снежки в спину. И не от дочери, а от показывающего язык Фрэнки.       Би же дружила с Лоис.       — Когда я говорю «дай лапу», ты делаешь вот так, — и Бэндит приподняла лапу щенка. — Дай лапу!       Но Лоис, в толстовочке с капюшоном на меху, смотрела на девочку круглыми непонимающими глазами. Потом зевнула.       — Леди Би, встань, пожалуйста, с коленей, ноги промокнут, — заметил Джерард. — Надо купить ей болоньевые штаны.       Фрэнк улыбнулся.       — Какой ты стал отец, — сказал он.       — И тебе тоже такие нужны, — заметил Джерард, улыбаясь. — А ещё я хочу лыжи… Ни разу так не делал, но ведь можно устроить поход по зимнему лесу. Ты, я, Би и Лоис.       Послышался звук подъезжающего автомобиля. Потом хлопающей двери. Какое-то время — и из-за дома появилась Линдси. Настоящая Снежная королева в белом пальто и высоких сапогах. Если представлять, что она при этом вылезла из белого «Мерседеса», то образ современной повелительницы зимы был полностью завершён.       Она ничего не говорила. Би подняла Лоис на руки, прижала к себе и сделала шаг в сторону отца. Джерард бросил лопату и подошёл к дочери, положил руку на её плечо. Бэндит была напряжена, наверное, думала, что мама сейчас её заберёт и отвезёт в какой-нибудь интернат в Швейцарии.       — Добрый день, Линдси, — сказал Джерард.       — Привет, — ответила Линдси. Вопреки своему обычному поведению, она выглядела какой-то потерянной. То складывала руки в карманы, то вынимала, поднимала ворот пальто, поправляла волосы за уши. — Красивая куртка, Бэндит.       По подпрыгнувшим бровям дочери выходило, что сейчас произошло что-то вообще из ряда вон.       — Папа подарил, — сказал Би и вскинула голову. — Ты ведь не соображала, что пакуешь мне с собой, отправляя жить на природу.       — Я привезла тебе вещи, — сказала Линдси, глядя себе под ноги. — Только, может быть… ты… мы… Джерард, можно с тобой поговорить? Наедине.       — Бэндит, давай отнесём Лоис домой, хорошо? — предложил Фрэнк. — И ты покажешь мне, как делать сторис.       Линдси недоверчиво посмотрела на мужчину, который пытался увести к себе домой её дочь.       — Фрэнк мой дру… молодой человек, — сказал Джерард, заметив взгляд бывшей жены. — Доверяю ему, как себе.       Линдси, хоть и удивилась, но пыталась не подать виду. Кивнула и направилась в дом.       Джерард снял с плиты чайник и разлил по чашкам. Поставив их на поднос рядом с сахарницей и открытой баночкой с нарезанным лимоном и имбирём в сахаре (бабушка так делала, он помнил), вышел в гостиную к Линдси. Она сохраняла свой образ — под пальто скрывалось молочного цвета вязаное платье. И Джерарда не покидало тревожное чувство, что она приехала забрать Герду.       Линдси продолжительное время молчала, собираясь с мыслями и словами, пила чай. Потом отставила чашку и сказала:       — Я по ней скучаю.       Джерард молчал. Он давал возможность Линдси говорить самой, а не отвечать на его претензии.       — Да, я строга к ней, требовательна, — продолжила Линдси. — Но и она не подарок. И мне казалось, что, когда я отдам её тебе, то вздохну спокойно, успокоюсь. Однако, оказалось, что мне тоскливо не видеть брошенного у порога рюкзака, непорядка в шкафу, раскиданные по квартире заколки… И не потому, что мне хочется закатывать глаза и заставлять это всё убирать, а потому, что нет ощущения, что твой ребёнок дома. Я даже как-то потерялась.       Линдси глотнула чая и помолчала.       — Я, наверное, должна извиниться перед тобой, — сказала она. — За то, что забрала её у тебя. Я ведь бросила на тебя, двадцатилетнего мальчишку, Бэндит, такую маленькую и беззащитную, когда ей больше всего нужна была забота и мама, а тебе — время учиться и писать. Но, понимаешь, я не могла её видеть. Мне было ужасно больно и плохо во время родов, что уже настроило меня негативно. И, вдобавок, радости через боль не принесло. Как у других мам, которые нежно смотрели на принесённых малышей и прощали им всё. А мне, как только она начинала плакать, хотелось убраться подальше, начинала болеть голова. Я винила её в том, что она нарушила мои планы на учёбу, будущую карьеру. И тебя винила. Решила не давать вам возможности это сделать. Теперь-то я понимаю, что мне просто нужно было к специалисту, что я усугубила свою депрессию, отдаляясь от новорождённой дочери без попытки приласкать её. Но потом прошли годы, и я вдруг осознала, это ведь мой ребёнок, и я должна воспитать её так, как хочу. Чтобы она была умной, такой, как я. А для этого надо не давать спуску. Кошмар, это так эгоистично! Когда я сплавила её тебе осенью и осталась одна, то поняла, что ты чувствовал. Я люблю её, Джерард, и не могу без неё.       Линдси приложила ладошки к лицу и заплакала. Джерард подсел поближе к Линдси, обнял, наклонил её голову к своему плечу.       — Я ужасная мать, — сквозь слёзы говорила Линдси. — Я ругалась на неё, заставляла делать то, что она не хочет.       — Нет, что ты, — тихо проговорил Джерард. — Посмотри, какая умненькая она выросла. И талантливая.       — Но каким способом я этого добилась? Упрёками, претензиями. Наверное, ей у тебя спокойнее, но я…       — Оставайся с нами хотя бы до Рождества, — предложил Джерард. — Конечно, надо обсудить это с Бэндит. Чего она хочет.       — Конечно, конечно, — согласилась Линдси. — Я попытаюсь прислушиваться к её мнению. Надеюсь, ещё не поздно.       — Здесь спокойно, можно познавать себя, сколько захочешь, успокаиваться. И заново подружиться с Би. По-другому.       Хлопнула дверь.       — Посмотри, посмотри Инстаграм Фрэнка! — закричала восторженная Бэндит. Она плюхнулась рядом с отцом на диван. — Аааа, что мы сделали!       Бэндит в нетерпении включила свой телефон и протянула папе. Он узнал свою рубашку в сине-бежевую клетку, их с Фрэнком соприкасающиеся подбородки (его — в щетине, но Фрэнки говорил, что это даже как-то по-домашнему, и Джерард иногда специально не брился), губы в лёгкой улыбке. Выше лиц видно не было. Ладонь Фрэнка, узнаваемая, с татуировками, лежала на его груди. Когда он успел сделать это селфи? Джерард не вспоминал момент, наверное, его глаза были закрыты.       — Мы взорвали фандом за секунду! — продолжала верещать Бэндит. — Артуру Роуду пришлось отключить комментарии на своей странице, потому что там начался апокалипсис. Смотри, под фото хэштег #навекинетвой. Это как песня A-ha. И рядом Фрэнк отметил Артура! Папа! Ааааа!       Джерард хлопал глазами, до него доходило, но как-то очень медленно. Разгонялось.       — Ну что ты, тюфяк! — Бэндит толкнула отца в плечо. — Беги к нему. Это же признание в любви на весь мир. К тебе.       Уэй вскочил. И замер на месте. От этой суеты, которую развела Бэндит, сердце застучало сильнее. Джерард, ты и так это знал, успокойся. Знал ли? Ведь так волновался из-за ответа на ту смс.       Он ещё постоял немного, а потом стремглав бросился наружу.       Уэй знал, что сейчас будет. Он ворвётся к Фрэнку вместе с морозом и так крепко его поцелует… А потом они в тишине устроятся в объятиях и будут вместе молчать, ощущая друг друга, наслаждаться моментом, нежиться, застынут, будто бы в космосе далёкие коллапсары. Чтобы потом взорваться в чувствах.

***

      — Доволен? — спросил Джерард.       — Вполне, — произнёс Фрэнк. Он сидел на диване рядом с писателем и смотрел в экран ноутбука. В руках держал свою любимую кружечку с нотками.       В уголке, рядом со светящимся стеллажом, медленно горели огоньки на большой ёлке, то потухая, то зажигаясь. Под ней лежали большие, перевязанные лентой, подарки от Фрэнка.       Хлопнула дверь. Влетела Бэндит и бросила на клавиатуру ноутбука конверт.       — Забрали с почты, — пояснила она.       — А журналы не пришли? — поинтересовался Джерард, поднимая конверт.       — У мамы. Знаешь, ещё что?       — Что?       — Мама увидела твой столик и сказала, что ей для оформления одной галереи как раз не хватает ваз, разрисованных в таком стиле. Фирма-заказчик даже мне заплатит. Так что, я теперь, типа, модный художник.       Джерард улыбнулся. Линдси пыталась налаживать контакт с дочкой, делать её особенной не способом быть лучше всех, знать больше всех, но выражать себя.       — Ты умница, — сказал Джерард.       Линдси зашла следом, держа журналы под мышкой.       — И в каждом журнале на обложке Рождество, стандартное. Все эти гостиные, в которых должно хотеть оказаться, радостные люди… — сказала она.       — И у нас так, это здорово, — сказала Бэндит и засунула в рот печеньку, тарелка с которыми стояла на столике. — Оф, фафа, я тефе фофарок куфила, — проглотила и повторила: — Папа, я купила тебе подарок. И Фрэнку, и Лоис… а маме мы с тобой купим, ладно? А где Лоис, кстати?       — Спит на твоей кровати, — ответил Фрэнк. — Из всех комнат в доме, она облюбовала именно твою.       — Неудивительно, — пожала плечами Би и убежала наверх.       — Бэндит, куртку сними! — начала Линдси, но потом махнула рукой. Она положила журналы на подоконник. — Мы в городе заказали огромный сет роллов. Вы же едите такое?       — Мы едим всё, — ответил Джерард, разглядывая конверт.       — Вот и отлично. Ладно, я ухожу работать, — и Линдси поднялась по лестнице.       — От кого письмо? — полюбопытствовал Фрэнк.       — Странно, но… — Джерард вскрыл конверт. Оттуда выпала фотография — улочка, на которой виднелась вывеска на кронштейне — металлические ножницы и под ними витая надпись «Элиза». Уэй улыбнулся. — Это от моей бывшей девушки.       Рядом послышалось «да что ты» с ревнивой интонацией.       — Мы с ней хорошо расстались, но договаривались не писать друг другу. Я спрашивал у её родителей, всё ли у неё хорошо. Они говорили очень пространно, наверное, Элиза запретила, или ещё устраивалась. И вот, видимо, она мне ответила. Представляешь, судя по всему, она уехала в Европу и в Германии открыла свою маленькую парикмахерскую.       Джерард перевернул фото, на обороте которого было написано: «Я нашла своё место. С Рождеством!»       — Будешь отвечать ей? — спросил Фрэнк.       — Не думаю, что это нужно. Она знает, что я здесь, что я люблю это место, что ничего не поменялось.       — В смысле: не поменялось? — возмутился Фрэнк.       — Имею в виду, что я остался прежним. Иди сюда, — Джерард обнял Фрэнка за плечи и притянул к себе поближе. — Итак, может, сделаем загадку? Читатель не будет знать, привиделся ли инженеру астронавт в свете гирлянд-звёзд, или он действительно вернулся?       — Не надо загадок. Астронавт вернулся по-настоящему.       — Напомни, почему я тебя слушаю?       — Потому что я прав. Это будет красивая концовка. И Би меня поддержала.       — Эх, как мне теперь оставлять намёки на концовку в тексте…       — Оставляй, как хотел. Пусть читатель готовится к худшему, как всегда бывает в твоих книгах, а ты сделаешь всё по-другому.       — Ты — моё вдохновение, Фрэнки.       Джерард поцеловал своего любимого в висок, а потом снова вернулся к своей работе. В ней в свете витрины, украшенной Рождественскими звёздами, запыхавшийся от бега астронавт смотрел на своего инженера, который думал, что это мираж. Но потом протянул руку, коснулся возлюбленного, настоящего, живого. И сразу внутри взорвались все застывшие без надежды коллапсары.