Коллапсары

      Джерард Уэй сидел в подушках плетёного кресла на полукруглой веранде. Перед ним на маленьком столике со столешницей из плотного стекла на подставке стоял небольшой металлический чайник, рядом лежала толстая книга. Большую эмалированную кружку Джерард держал в руках. Он откинулся на спинку, сделал глоток чая и покосился на стоящий на соседнем кресле ноутбук. Компьютеру надоело призывать ярким экраном писателя к работе, и он потух.       Джерард вздохнул и огляделся. Перевёл взгляд на озеро, его маленькие волны, качающие красные листья. На почти уже совсем голые деревья, которые скоро сделают местность непривычно прозрачной, и появится ощущение, что ты весь на виду. Пусть такое и повторялось из года в год, но это чувство никуда не девалось, привычки не появлялось. Хотя вокруг было пусто. Коттедж неподалёку тоже безлюден.       Его построили, кажется, около полугода назад, но с того времени так и не появились новые жильцы. Джерард на правах писателя представлял, что это должны были быть молодые люди. Может быть, семейная пара. Но непременно скромная, тихая. Каких-нибудь айтишников, которые могут себе позволить работать не в офисе, а в спокойствии пейзажа с озером. Или пожилая леди, вдова архитектора, с множеством историй и приключений за плечами.       Соседская постройка выглядела современной в отличие от классического двухэтажного домика Джерарда с деревянными рамами, черепичной крышей и немножко (правда, совсем немножко) облупленной белой краской на фасаде. Второй этаж соседей, можно сказать, был почти прозрачным из-за огромных панорамных окон, а сам дом напоминал сложенные друг на друга два тёмных параллелепипеда: внизу поуже, наверху пошире. Была начата, но так и не доделана дорожка к озеру.       Около дома Джерарда дорожки не было. Это был просто пологий склон, ныне усыпанный листьями. Иногда писатель стелил у озера плед, чтобы искать в отблесках воды сюжеты, слушая музыку в наушниках — даже здесь, без единой души рядом, он стеснялся нарушить тишину и помешать природе существовать без искусственного звука.       Ветер зашумел оставшейся на деревьях листвой, чтоб поскорее её скинуть. Джерард закрыл глаза. А что, если сделать ветер чем-то связующим между событиями и героями? Вот он шевелит волосы, трогает кожу и дёргает воротники в момент встречи. Проносится по лицам в момент первого поцелуя, проникает в окно в момент близости. И герою-астронавту, оказавшемуся вдали от любимого на тысячи световых лет, кажется, что он чувствует его в герметичном космическом корабле…       Джерард отставил кружку. Закатное осеннее солнце прошлось лучом по рисунку на ней — схематичным, детским изображением ракеты и звёздочек вокруг неё. Вдохновение можно найти в любой окружающей вещи. И писатель Джерард Уэй нашёл его на кружке.       Он взял в руки книгу — большой учебник по астрономии. Закладка хранила тайну застывших звёзд — коллапсаров, которые вот-вот превратятся в чёрные дыры. Всего лишь гипотетическая модель, на проверку которой летит его герой-астронавт.       Конечно, Джерард не имел степени по астрофизике, но он консультировался с профессором, и вообще, в его книге это не главное. Он писал романы. Главное — любовь, отношения. Всё остальное — просто фон.       Внезапно похолодало. Для осени такая перемена погоды к вечеру — не странность.       Джерард захлопнул ноутбук, поместил его под мышку вместе с книгой, схватил одной рукой кружку, пустой чайник и отправился в дом.       Он уже давно жил так, как некоторые и представляют жизнь писателей — в затерянном коттедже в лесу на берегу озера, где ничего не мешает творить. Но он не придерживался образа жизни, как бы назвали в Японии, хикикомори — человека, выбравшего добровольную изоляцию.       Неподалёку был городок, куда можно съездить за всем необходимым, да даже доставка сюда уже добиралась. Он заходил в бары и кафе, имел шапочных знакомых. А несколько лет назад встречался с местной девушкой, пока та не уехала покорять большой город.       А если заморочиться, то мог заправить полный бак пикапа и отправиться в Нью-Йорк, если поближе (и если в издательство и по личным делам), или куда глаза глядят и дорога ведёт, если подальше.       Это просто был его дом, в котором он жил, как прочие живут в квартирах в городах или домиках в пригородах. Джерард поселился тут в двадцать пять, и вот уже десять лет не хотел ничего другого.       Сейчас же ноутбук вместо кресла отправился прозябать на диван. Джерард бросил вещи на деревянный обеденный стол гостиной, переходящей в кухню, стянул шерстяную шапку, снял тёплую куртку и ботинки, оставшись в свитере и цветных вязаных носках.       Он прошёлся к стеллажу во всю стену и поочерёдно начал зажигать разнообразные маленькие ночники. «Гиковские», — сказал бы его брат. «Детские», — заявила бы мама.       — Ты застрял в детстве, Джерард, — передразнил мамин голос писатель, зажигая 3D-светильник — красными контурами начал светиться Железный Человек. — У твоего брата прекрасная жена и две дочери, — «щёлк» и неоновым синим зажёгся молот Тора, — а у тебя игрушки в шкафу! — серый кот Пушин уютно осветил своего несветящегося, зато жующего пиццу, брата поменьше. — Почему бы тебе не воссоединиться с Линдси?       Потому что, мама, та девушка из соседнего городка показала, что бывает, когда ты не Линдси, а уравновешенная, менее городская и манерная. Её звали Элиза, и где она сейчас, любопытно? Не превратил ли её Нью-Йорк в копию Линдси? Она не вернулась, а, значит, всё в порядке. Элиза была не из тех, кто не смог бы вернуться в случае неудачи обратно на свою маленькую родину. Она не была гордячкой.       Они договорились, что не будут перезваниваться или письма писать. Не потому, что было как-то больно расставаться, совсем нет. Ничего серьёзного у них, по сути, не было. Просто Элиза сказала, что, в конце концов, эта переписка сойдёт на нет, и будет очень обидно однажды ждать ответа три дня, неделю, месяц… потому что и сказать нечего и уже нет смысла. Поэтому они пресекли это всё сразу. И Элиза уехала двигаться дальше и добиваться, а Джерард — бытовать в своём коттедже.       Да и, наверное, у них бы всё равно ничего не вышло… Встречаться было романтично, забавно, интересно, но смогли бы они существовать вместе? В любом случае, они не пробовали.       Ещё несколько агрессивных щелчков и яркие цвета осветили стопку комиксов, фантастических книг, обложек виниловых пластинок, корешков аудиокассет (есть у них атмосферное плёночное ворчание из детства) и CD-дисков. Несколько фотографий в рамках. Награды. В одной большой рамке, однако, вместо фото виднелась вырезка статьи «Шестнадцатилетний автор — лауреат Пулитцеровской премии». За очерк, кстати, не за роман. Благодаря чему получил стипендию в колледже.       — Я просто принял себя, мама, таким, как есть, — сказал в пустоту Джерард то, что нередко говорил матери в лицо. Несколько раз. Ой, каждый раз, когда они виделись. Но мама всё равно всегда оставалась при своём мнении. — И, если мне нравятся чёртовы супергерои, то, значит, они мне нравятся. Почему я должен жить по-другому, если мне комфортно?       Он ещё немножко посамоанализировал, убедился, что всё по-прежнему, и он не чувствует себя ущербно, что всё правильно, а ещё — что зря затеял этот разговор с отсутствующим здесь человеком, будто бы ему мало бывает, когда мама приезжает в гости, или он к ней.       Игнорируя ноутбук, Джерард записал в блокнот мысли про ветер. А также добавил пару строк про фигурки, которыми его персонажи обменялись однажды, и астронавт протащил оную на борт корабля незаконно, так как вес груза, обычно, строго регламентирован.       Через несколько минут и парочку мыслей Джерард взял с подоконника упаковку слоёного теста, которое уже должно было разморозиться как следует, немножко раскатал, собрал на нём кое-какую пиццу: обмазал кетчупом, покидал нарезанные томаты, салями, оливки, маринованные огурчики для хруста, консервированные шампиньоны, засыпал как следует пармезаном и поставил в духовку.       Прошло немного времени — и Джерард неторопливо наслаждался своим ужином и бокалом вина из винограда зинфандель, прибывшего из солнечной долины Напа.       За окном к тому времени уже стемнело. Наверняка небо было полно звёзд, к которым летел его разделённый с возлюбленным герой. Джерард мог бы выйти и изучить этот вдохновляющий купол, который, как кажется осенью, был ниже, чем обычно, но ему очень хотелось спать. Поэтому, переодевшись в тёплую пижаму и, как всегда делал, приоткрыв окно для притока свежего воздуха, он устроился в уютной постели с большим ватным одеялом и множеством мягких подушек.       Джерарду снился потрясающий фантастический сон (который надо обязательно будет записать при пробуждении) — про планету, которая забирала себе космические корабли, разбирала их на атомы, а потом из этого всего создавала места из воспоминаний вновь прибывших астронавтов.       И вот только герой сна разгадал загадку, как резкий противный звук заставил Джерард стремительно проснуться, широко раскрыть глаза и усесться в постели.       Поначалу он решил, что это сирена и надо бежать в бомбоубежище. Которого у него нет. Но есть подвал. Вдруг эта сирена стала уходить в разные интервалы, и уже окончательно проснувшийся мозг Джерарда Уэя различил, что это похоже на электрогитару.       Телевизор сам собой включился?       Джерард спустился вниз. В окно он заметил свет автомобильных фар у соседнего коттеджа, в котором различил человека, который корчился — играл на гитаре?! Ночью и какую-то хрень?! Ой, пардон, импровизацию.       Писатель открыл дверь, вышел на веранду и вгляделся. Да, так оно и было. Уэй уж было хотел подойти и прекратить это безобразие, но человек внезапно закончил играть и исчез из света фар. Хлопнула дверь, и через минуту Джерард вздрогнул от громкого, хлёсткого звука разбивающегося стекла. А спустя несколько секунд кто-то в отчаянье вскрикнул:       — Чёрт! И зачем я это сделал?       Джерард замешкался. С одной стороны, чего лезть? А с другой — вдруг мужчина поранился и ему нужна помощь?       Он подумал ещё пару секунд и громко сказал в холодную темноту:       — Ты в порядке?       Какое-то время ответа не было. Или новый сосед соображал, откуда голос, или… Джерард понадеялся, что всё хорошо.       — Да, — услышал он ответ. — Не знал, что тут кто-то есть… Хотя вот сейчас вижу еле заметный свет.       Джерард покосился на окно, которое слабо переливалось от мерцающих фигурок-ночников на стеллаже. А незнакомец продолжил:       — Я тебя разбудил?       — Ну что ты! — вырвался сарказм у Джерарда, но мужчина то ли не понял, то ли, наоборот, понял хорошо и не стал реагировать.       — Я в порядке, — подтвердил он ещё раз. — Просто разбил… ось окно.       Джерард помолчал немного, потом пожал плечами и выдал:       — Что ж, доброй ночи.       — Да, — ответил мужчина с грустной интонацией. — Доброй…       И после ночь прошла без происшествий.       А вот завтракал Джерард под звуки грузовиков, стуки коробов и переговоров грузчиков. Вдобавок рабочие выбивали оставшееся стекло из огромного разбитого окна.       Завтракать писатель любил на улице. Вечером нужная атмосфера создавалась именно дома, когда вокруг в лесу собирались страшные сказки, а внутри было тепло и уютно. Но утренняя прохлада была создана для вкусной яичницы с зеленью, горячего кофе, хрустящие тостов и тающего на них сливочного масла.       Только фоном были не звуки окружающей природы. Джерард даже бы ворон потерпел, которых нередко хотелось расстрелять из-за их бесконечных разговоров, когда только-только встанет солнце.       Но свои привычки и традиции Джерард нарушать не собирался.       Налив из дымящегося кофейника напитка, писатель покосился на шумный дом. Рабочие суетились, заносили в дом вещи из большого грузовика. Минутами позже приехала ещё одна машина, которая, судя по форме груза в открытом кузове, привезла новое стекло. Конечно же, она стала громко маневрировать и сигналить.       Сам хозяин сидел на земле, прислонившись к стенке (а так можно и зад отморозить, не лето, знаете ли), и держал на коленях разбитую белую гитару. Поглаживал её травмированный корпус. Он поднял взгляд, и Джерард тут же отвернулся.       Однако в скором времени послышалось шуршание листьев, и игнорировать это было неприлично. Джерард отставил чашку и повернулся.       — Привет, — подошедший молодой человек схватился за перила и подтянулся. — Наверное, это с твоим голосом я говорил ночью?       Джерард лишь кивнул. А парень продолжил:       — Короче… я извиняюсь. Вчера был… да неважно.       Молодой человек посмотрел в сторону озера и шмыгнул носом. Джерард обратил внимание, что на его шарфе были приколоты два значка с какими-то эмблемами. Возможно, музыкальных групп, он не разбирался. Самому же парню на вид было около тридцати, наверное, может, меньше.       — Извинения приняты, — ответил Джерард. Парень выглядел подавленно, не стоило вредить человеку скандалом ещё больше. — Может быть, кофе? В честь знакомства. Всё-таки будем соседями, надо полагать.       — Фрэнк Айеро, — улыбнулся молодой человек какой-то потрясающей улыбкой, которая сразу сделала его очаровательнее. Он соскочил с перил и поднялся по ступенькам.       — Располагайся, — Джерард указал на свободное кресло. — Я схожу за второй чашкой, а ты можешь угощаться.       — А ведь это я должен был притащить пирог, — присаживаясь, сказал Фрэнк. — Только вряд ли что-то моего приготовления было бы съедобным.       Джерард подумал, что он сейчас будто бы господин из прошлых веков, который приглашает нового хозяина соседнего поместья. Что ж поделать, сюжеты вечно лезли в голову.       Джерард задумался над чашкой. Родственники, когда приезжали в гости, всегда хватали, что хотели. А тут совсем незнакомый человек. Вспомнив, что у Фрэнка значки музыкальные (и он надеялся, что так и есть), он откопал чашечку из сервиза, некогда привезённого мамой — тонкий глазированный с нарисованными нотками.       Фрэнк аккуратно принял хрупкую на вид чашку.       Джерард налил туда кофе. Фрэнк кивком заменил «спасибо».       — Ты здесь живёшь один? — спросил Фрэнк, улыбнулся и схватил тост с протянутой ему тарелки.       — Я писатель, — ответил Джерард, а Фрэнк покивал, будто бы это всё объясняло.       — Прости, но я, кажется, не читал тебя, — произнёс Фрэнк. — О чём ты пишешь?       — Романы, — сказал Джерард, ничуть не задетый фактом его неизвестности для Фрэнка. Нынче писателей много, уследи за всеми новинками. Особенно, если не жалуешь жанр. — Про любовь.       — О, — Фрэнк посмотрел на озеро и вздохнул. — И сейчас над чем-то работаешь?       — Да, я пишу историю про астронавта и инженера, который спроектировал корабль. Это два молодых человека.       Очередной вздох Фрэнка был глубже и судорожнее.       — Финал счастливый? — спросил он.       — Я ещё не написал его, но веду к тому, что инженер обнаружит ошибку в расчётах, из-за которой астронавт не сможет вернуться. И вот тут на распутье: либо инженер стреляется, а астронавт благополучно возвращается на Землю. Или не возвращается, а инженер продолжает его ждать…       Фрэнк медленно повернулся в сторону Джерарда. Таким жестом поворачиваются одержимые в ужастиках.       — Шутишь? — сказал он. Джерард лишь поморгал глазами. — А почему астронавт не может вернуться и вырвать из руки инженера пистолет? Не драматично?       — Ну… да, — выразился Уэй.       Некоторое время они помолчали. Фрэнк выглядел угрюмо, и Джерард не понимал, чем его обидел. Ведь это же просто сюжет для грустной книги… Он решил нарушить тишину:       — А ты музыкант? То, что я слышал, было…       — Как дерьмо, — промычал Фрэнк. — Я тупо дёргал струны. Гитара может показать настроение человека, стоит только дать её ему в руки. Хочешь историю? Можешь даже записать. Как раз в твоём стиле. В общем, — начал Фрэнк, не дожидаясь ответа писателя. — Один гитарист вытащил счастливый билет и попал на службу в свою любимую рок-группу. Совсем ещё мальчишка, только двадцать исполнилось. Не описать, как он был очарован солистом, лидером группы. Его флюидами, энергией, образом, разговорами и взглядами подведённых глаз. Готов был ради него на сцену хоть с пулей в сердце выйти и отыграть так рьяно, чтобы он заметил. Чтобы потом забыться в этой страсти, полученной на сцене. «Малыш, — говорил он. — Когда всё это закончится, мы с тобой построим дом где-нибудь в тихом месте, и будем там жить. Спокойно, без стадионов, создавать тихое прекрасное творчество». Десять лет гитарист, как покорный щенок, следовал за ним. А о распаде группы узнал из Интернета. Солист даже не сказал ему лично. Но потом этот глупый «малыш» вдруг придумал себе, что это всё заигрывание, тайное послание. И гитарист решил построить дом, чтобы привезти туда своего возлюбленного, сделать ему сюрприз. А сюрприз сделал возлюбленный. Он женился.       И Фрэнк сделал большой глоток остывшего кофе. Джерарду сразу стало понятно это ночное отчаяние устроить шум, чтобы заглушить чувства, разбить окно, чтобы снести этот дом напрочь.       — Потом гитарист передумал, и решил, что будет жить здесь назло Артуру. Конец, — закончил Фрэнк. — Всё ж лучше, чем у твоих персонажей.       Артуру… Джерард задумался. Ах да…       — Ты из «My Chemical Romance», — догадался он. — Прости, не знаю тебя внешне. Вот некоторые песни знакомы. И, значит, Артур — это Артур Роуд, который теперь пишет сценарий к этому известному сериалу…       — Ну и пусть себе хоть запишется, — проворчал Фрэнк, и Джерард заткнулся.       Фрэнка стало жалко, захотелось его как-то подбодрить, но сказать, что гитарная импровизация была неплоха — вредно польстить профессионалу. Поэтому оставалась еда.       — Я принесу ещё кофе и вишнёвый джем к тостам.