Качественные и некачественные

      Белое платье девушки было такого же цвета, как и её лицо, не имеющее чётко выраженных черт, по нему не читалось, чем она увлекается, что любит, и сейчас она сидела перед своим свадебным нарядом. Уголки её губ слегка дрогнули, казалось, она могла по-настоящему улыбнуться, но что-то мешало ей. Вокруг всё было стерильно-белого цвета с лёгким вкраплением чёрных тонов — именно так в представлении качественных людей выглядела красота. Только жаль, что никто не понимал, что такая красота была мёртвой, некрасивой, бледной, без ярких красок.       — Хёрин? — в комнату, подготовленную для переодевания невесты в день свадьбы, вошёл молодой мужчина с отсутствующим взглядом. При виде своей суженой ничто внутри него не дрогнуло: и не должно было, потому что тогда бы Ким СокДжину, аристократу, что держал планку своих родственников, пришлось бы самолично сдаться Правительству.       Когда-то давно Правительство, да будь жив и в здравии великий правитель, владыка корейских земель, провело чёткую грань между такими понятиями, как «нормально» и «ненормально». Под вторую категорию попадал каждый, кто обладал хоть каким-то талантом, будь то танцы, пение; искусство было под запретом, музеи, театры, другие хранилища прекрасного просто разрушили, разграбили, и некоторые правительственные лица имели доступ к прекрасному раз в два года, чтобы не вдохновиться.       Простой народ из числа качественных боялся слова «вдохновение», дрожал при упоминании Старой истории, когда люди надевали наушники и слушали музыку, брали палитру с акварелью и рисовали на больших холстах. Государство научило их жить в страхе, почитать законы и говорило каждому, что если у соседа в комоде завалялись масляные краски, то, возможно, он «некачественный», которого срочно надо выдать для лечения. В своё время, когда ещё наводились порядки, под подозрением был каждый, кто восторгался старыми печатными книгами, которые в большом количестве сжигали даже сейчас, кто говорил с восхищением о Моне Лизе да Винчи. Это был самый настоящий ужас, террор, и вдохновение теперь считалось за болезнь, которую надо лечить при помощи транквилизаторов.       Но не всем, к сожалению, могли помочь: они продолжали испытывать ненужные чувства, хватались за кисти, танцевали, бубня себе под нос «раз-два-три», и брали карандаш с блокнотом, говоря, что у них есть идея.       Остальные, качественные, отличались от некачественных, у которых был блеск в глазах и ярое желание жить и творить: невзрачный взгляд, пустой, стремление очистить мир от бракованных людей, загасить всю жилу искусства и жить в гармонии с собой. Хёрин как-то видела картины Босха, ужаснулась им, сказала, что эти полотна надо сжечь, чтобы они не пугали простых людей, а инструменты, которые держала в своих руках в латексных перчатках, она вообще с отвращением отбросила от себя.       «Эти люди, что играют на этом, рисуют это, отвратительны», — выдала свой вердикт Пак, и СокДжин остался доволен проверкой, ведь его будущая жена была качественной до глубины своей души.       Они — стандарт качественной богатой пары, у которой совместный бюджет выше нескольких миллионов в месяц, о них говорили везде, где только можно, даже правительственное радио (единственный объект, созданный некачественными, который государство признавало) как-то раз их упоминало. Хёрин держала планку своей выдержкой, выправкой, отвращением к искусству и самолично сожгла все книги, которые нашла в подвале своей матери, когда её саму, кричащую, что это редкие рукописи, увозили в психбольницу. Было ли девушке жаль её? Нет, она ведь больна, а в больнице ей помогут, её вылечат, её сделают такой, какой она была раньше: холодной, чопорной, говорящей с презрением о некачественных. Бедняжка, к сожалению, нашла в себе талант к написанию книг, и новейший препарат «unticulture» лечил её сейчас в одной из лучших больниц.       — Я тут, — проговорила Хёрин, смотря на жениха глазами с серой радужкой, повернувшись к нему, что был, несомненно, красивым, и если бы греческие архитекторы увидели его, то позабыли бы про своих идолов-богов.       СокДжин видел античные статуи, жалкие остатки которых находились в одном из правительственных подвалов, и поразился тому, насколько неидеально был изображён у них человек: весь такой в мышцах, с маленькими половыми органами, а женщины, женщины! Все со складками на животе, почему-то маленькой грудью и длинными волосами — разве это красиво, разве это было прекрасно веке в двадцатом, двадцать первом? Почему восхищались Венерой Милосской, почему превозносили мастеров, что сделали эту дрянь?       — Мне прислали справку из больницы: мы со стопроцентной вероятностью можем зачать близнецов в ночь на первое января, всё, как ты и хотела, — проговорил жених, поглядывая на простое белое платье, висящее на вешалке. Портниха, дабы не выделяться из общей массы, сделала обычный покрой и фасон, отлично сидящий на фигуре его невесты, и, честно, Ким был доволен проделанной работой, ведь ничто не покажет, что их семью как-то затронуло несчастье в виде «некачественного» родственника.       — Напомни, когда наша свадьба? — Хёрин почувствовала прикосновение к своим плечам и слегка прикрыла глаза.       — Послезавтра.       Секс в их обществе воспринимался как данное мучение для продолжения рода, когда женщине надо просто немного потерпеть, а потом вынашивать в себе живое существо почти год. Никто не получал от этого процесса удовольствия, впервые во всём мире были изъяты страницы из законов, что связаны с проституцией: её попросту не существовало. Улицы давно чисты от отвратительных женщин, что готовы поднять юбку за пару сотен правительственных вон, но поговаривали, что высшие чиновники, приближённые к правителю, часто наведывались в больницы не для того, чтобы проверить выздоравливающих, а чтобы воспользоваться безвольными телами молодых женщин, накаченных транквилизаторами.       Совсем скоро, послезавтра, произойдёт то, что называется «Красная ночь» — это лишение девственности невесты на брачном ложе, и для них это было важное и первостепенное событие, хотя брак между Хёрин и СокДжином являлся навязанным, по расчёту, дабы удвоить состояние обоих. Они уже как-то раз целовались, как того требовала традиция, и Пак даже нашла в себе силы соврать, что ей понравилось, что ей до дрожи хочется оказаться с ним наедине, а Ким лишь улыбался, впитывая яд её лжи.       Первая заповедь качественных пар: «Ври, чтобы тебя не упрятали в психбольницу». Вот каждый и врал своему партнёру, не пряча взгляд и не краснея ушами, ведь боли как таковой не существовало, любви тоже — это простая химическая реакция, которую можно воссоздать в пробирке.       — Мы будем счастливы, — снова пелена лжи, сотворённая женихом, который сжал плечи невесты своими большими тёплыми руками. — И никакое вдохновение нас не разлучит.       — И никакое вдохновение нас не разлучит, — проговорила тенью Хёрин, кладя свою тонкую ладошку на широкую руку Джина.