Самое ответственное задание

Июль, 2014 Лондон       Те события, что разворачивались после первой подозрительной сцены, не привлекли интерес Дельфини. Ничего необычного на них она, как не пыталась, заметить не могла.       Беллатрикс исправно проводила ночи с мужем как минимум раз в пару недель, пользуясь сразу двумя средствами контрацепции (все эти сцены Дельфи, конечно, проматывала от начала и до конца - она не представляла, как будет смотреть в глаза Родольфусу после этого). Вела себя так же, как и всегда, не ругалась с супругом и не избегала его общества. На публике тоже вела себя достаточно сдержанно. Единственное, за что Дельфи пыталась уцепиться, так это за моменты ее встречи с Ним.       Конечно, те проходили (на памяти Родольфуса) только на общих собраниях или каких-нибудь рейдах и оттого не были достаточно подробными. Дельфини вдоль и поперёк изучала каждый такой фрагмент, присматриваясь к каждому жесту матери и внимая каждому взгляду отца. И никак, никак не могла ни за что зацепиться.       Она не знала, что сказал Он ей после их первой совместной ночи. И была ли таковая вообще? Но Дельфи чувствовала, что да. И подозревала, что Он просто хочет забыть об этом, замять тему. Возможно, жалеет. Возможно, и вовсе никогда не вкладывал в их близость ничего сверх обычных инстинктивных желаний.       К счастью, подавить последние ему полностью все же не удалось. Иначе как бы она находилась сейчас здесь? Материальная и объективно живая.       Спустя примерно пару месяцев после той самой ночи в воспоминаниях Родольфуса появился ещё один любопытный эпизод. Сам он явно не придал ему большого значения (воспоминание было нечетким, и половина реплик Темного Лорда была совершенно невнятной - Пожиратель явно слушал вполуха), но Дельфи не упустила ни единой детали.       В тот вечер и Родольфус, и Беллатрикс, и еще несколько других Упивающихся, были на каком-то важном задании в городишке неподалёку от Лондона. Сам рейд, на счастье, прошёл хорошо. Пожиратели справились с поставленной целью достаточно оперативно (было ли ею убийство нежелательных лиц или запугивание обитателей местности, впрочем, Дельфи не поняла, но это и не было, в данном контексте, чем-то особенно важным).       Все, казалось бы, шло ровно так, как обычно и шло. Но только вот в конце, когда все Упивающиеся уже были отпущены восвояси, Темный Лорд велел ей остаться, предусмотрительно отправив Лестрейнджа вместе с братом по ещё одному важному делу в соседний городок.       Не иначе как для того, чтобы устроить с Беллой обстоятельное разъяснение. Место, надо сказать, было подобрано им отлично - весь дом был, как минимум на несколько часов, в их полном распоряжении.       Беллатрикс посмотрела на Повелителя с надеждой, когда он отдал ей этот приказ. Но Родольфус, видимо, не заметил в ее взгляде ничего кроме вынужденного согласия. Как же слепы бывают люди… как слепы…       «И как благотворна бывает эта слепота», - заметила Дельфи, оглядывая свои руки и тело.       В течение ещё какого-то времени Дельфини возвращалась в комнату с омутом памяти снова. Можно сказать, она обитала в нем буквально в две смены. Первая была официальной - то были погружения вместе с Родольфусом, покрывавшие только одобренные им эпизоды и сопровождавшиеся продолжительными лекциями до и после просмотра. Вторая - неофициальной. Даже запрещённой. И, конечно, тайной. На ней Дельфини могла не отказывать себе ни в чем: ни в выборе склянки, ни в продолжительности погружения.       Бывало, она просматривала одни и те же эпизоды по несколько раз, желая зацепиться за детали или просто наслаждаясь их эстетикой и исключительной значимостью для себя. Бывало, пролистывала с десяток однообразных сцен, особенно приемов, наскучивших ей в какой-то момент своим цикличным и совершенно однотипным сценарием. Впрочем, были аспекты, которые казались ей особенными и абсолютно незабываемыми даже на подобных, на первый взгляд скучных, фрагментах. Будь то семейная жизнь Лестрейнджей в целом или ее матери и отчима в отдельности.       Беллатрикс неизменно сияла на каждом из этих торжеств. А Родольфус не смел отойти от жены ни на шаг, купая во внимании и комплиментах. Они были, на самом деле, весьма гармоничной парой. Отлично подходили друг другу по росту и оттенку волос, да и просто хорошо смотрелись рядом. Но… только до того момента, пока в поле зрения не появлялся Милорд. Служило ли причиной вдруг образовывавшейся дисгармонии смещённое внимание Беллатрикс (которая не могла спокойно стоять на месте, когда видела, что Повелитель был где-то недалеко), или то были какие-то другие причины, связанные с предвзятостью Дельфи (которая, стоит ещё раз отметить, не просматривала бы ныне никакие воспоминания, сложись у ее матери счастливая семейная жизнь), но девушка просто не могла назвать Родольфуса лучшей парой для Беллатрикс, когда видела Темного Лорда.       Последний появлялся на приемах своих ближайших слуг, будь то Лестрейнджи, Малфои или кто-то еще, достаточно часто, но Белла никогда не проводила время с ним наедине. Всё, что она могла себе позволить, это поприветствовать его, склонившись в глубоком поклоне, и, при условии, что он будет в хорошем расположении духа, насладиться его чарующим холодным голосом. Обращен он, правда, всегда был не только к ней, а к кругу Пожирателей, в котором она стояла. Ближе всего к нему стояли Малфой, Долохов и Лестрейндж. Старшее поколение, преданное и неизменно ближайшее. Родольфус стоял далеко от своего отца, Белла - и того дальше.       Имея возможность посмотреть на родителей со стороны, Дельфини цеплялась за любые детали. Быть может, остальные гости, занятые своими заботами, и не обращали внимание на ту невидимую энергию, которая очевидно существовала между Волдемортом и Беллатрикс, но вот Дельфини - напротив.       Она видела, как горели от восхищения глаза Беллатрикс, когда та слушала голос Темного Лорда - неважно, была ли то официальная речь или непринужденная (смотря для кого, впрочем) беседа со своими приспешниками. Как расцветала улыбка на ее губах, когда он обращался к ней или хвалил ее за старательность и недавние заслуги. Ведьма наверняка не замечала завистливых взглядов вокруг себя в этот момент, не слышала шепотков - зато неизменно благодарила Его по много раз в разнообразных интонациях и (что Дельфи также успела подметить) всякий раз не могла сдержать слез счастья в моменты его похвалы.       Видела, как часто задерживался на ней его взгляд или как он подходил к ней, когда она была в присутствии Родольфуса или кого-то из членов семьи, что-либо ей говоря. Например, неизменно делал замечания всякий раз, когда обнаруживал ее с бокалом спиртного.       «Он беспокоился за сохранность своего лучшего бойца», - наверняка объяснил бы это Родольфус, спроси она его. Ему было свойственно искать любому решению Хозяина рациональный и исключительно практический смысл.       «Почему тогда он ничего не выговаривал Долохову? Или Рабастану?» - готова была возмутиться Дельфини. Нет, дело было явно не только в этом.       Дельфи видела в поведении Волдеморта очень туманные и в то же время явственные элементы заботы, пусть забота эта и не была лишена циничности. Видела нечто куда менее объяснимое, чем холодный расчет или оценка работоспособности одного из наиболее крепких винтиков в его единой системе.       Она видела, - или ей это только мерещилось, - что Темный Лорд начинает привязываться к Беллатрикс.       Он не был, конечно, пылким влюбленным юношей, который не отходил от предмета своего обожания и готов был вечно его оберегать. Он вообще, если верить Родольфусу, не мог никого любить. Вместо этого, его привязанность была тихой, скрытой от посторонних глаз. Он не выделял Беллу среди своих приспешников - только в тех случаях, когда она действительно показывала выдающиеся результаты и прыгала выше головы, но и это происходило на собраниях и не выносилось за их пределы. Он не крутился вокруг нее, желая быть рядом с ней постоянно - напротив, неизменно соблюдал мучившую ведьму дистанцию и не давал ей приближаться к нему, когда они были окружены людьми, останавливая тяжелым взглядом.       Но в то же время он нередко обеспокоенно осматривал ее вид, когда она, по его мнению, находилась в болезненном (физически ли или ментально) состоянии. И не отпускал ни на один рейд, предварительно не удостоверившись, что план захвата или нападения был продуман всеми участниками со скрупулезной внимательностью. В редких случаях, как, например, в операциях против маститых авроров, он даже участвовал в заданиях сам. И не потому, думалось Дельфи, что хотел размять руки после паузы в дуэльной магии или не был уверен в профессионализме своих приближенных. Скорее хотел прикрыть ее, хотел убедиться, что ее не возьмут в плен и не убьют, и он не получит потом от слуг не голову очередного врага, а ее бездыханное тело.       Дельфини то ли надумывала себе то, чего не было в реальности, то ли действительно видела проявляющуюся в обе стороны привязанность, которую ни ее мать, ни тем более ее отец не могли вынести на всеобщее обозрение.       Меж тем, ее волновало отношение ко всему этому делу Родольфуса. Не мог же он оставаться в неведении вплоть до рождения Дельфи? Или посадки в Азкабан?       На удивление девушки, Лестрейндж довольно быстро сделал верные выводы. Во всяком случае, если сравнивать этот момент по хронологии с ее предыдущими предположениями.       Вероятно, он копил улики и подозрения в течение нескольких месяцев или лет и в определенный момент сумел сложить свой пазл воедино. В общем-то, временные рамки были не столь важны. Главное, итог. У Родольфуса раскрылись глаза.       Удивительно, как Белле удавалось скрывать свое ночное (а порой и дневное) времяпрепровождение вне дома до этого момента… Должно быть, благодаря нередкому отсутствию дома самого Родольфуса или редкости встреч с Темным Лордом, который не хотел видеть Беллу рядом с собой на постоянной основе. Так или иначе, в какой-то момент терпение Лестрейнджа, успевшего заметить, скажем так, пробежавшую между ними "искру”, лопнуло с оглушительным треском. И тогда между супругами состоялся давно зреющий и нелицеприятный разговор.       То было ужасное по качеству воспоминание - очевидно, его обладатель не прилагал никаких усилий для того, чтобы его сохранить. Возможно даже напротив - пытался скрыть его всеми правдами и неправдами. Но, к счастью, ухватиться за основную нить повествования Дельфини все же удалось.       - Где ты была все это время? - послышался, стоило Дельфи погрузиться в омут, грубый голос Родольфуса. По его масляному взгляду девушка догадалась, что волшебник слегка нетрезв.       Подразвалившись на краю постели, он выжидательно смотрел на жену, показавшуюся в дверях их спальни.       - Не думала, что застану тебя здесь. Ещё и в такой ранний час, - отозвалась Беллатрикс ядовито. Она была несколько растеряна, но держалась достойно.       - Ты опять была с Ним? - задал мужчина новый вопрос, и его тон стал угрожающим. У Дельфи по коже пробежали мурашки, когда она услышала исходящую от него агрессию, направленную в адрес ее нежной и беззащитной матери. Впрочем, та совсем не чувствовала опасности и всем своим видом выражала непокорность.       «Ты можешь говорить и делать, что хочешь - мне это абсолютно безразлично», - как бы говорила она.       Одетая в легкую мантию и… шелковый пеньюар (при осознании этого Дельфини невольно порозовела в щеках), она стояла перед мужем с идеально выпрямленной спиной, нащупывая в кармане волшебную палочку. Не опустила глаза, не сжалась и не ступила назад - стояла так же прямо и уверенно, как прежде. Даже не запахнула мантию, из-под которой виднелись кружева ее белья.       - С кем - с ним? - последовал вопрос. Она задала его, смотря на супруга с вызовом, без доли смущения. - Я не обязана отчитываться перед тобой о своих перемещениях, - заявила Белла, смело встречая его взгляд. Родольфуса, впрочем, такой ответ не устроил.       - Черта с два, Блэк! - он экспрессивно взмахнул руками, после чего стукнул по тумбе кулаком, вскакивая на ноги. Беллатрикс закатила глаза, но испуганной не казалась - вероятно, нечто подобное она ожидала, а может даже и видела достаточно часто. - Зато ты обязана быть мне верна! - прокричал Родольфус в порыве злости. Им руководила обида, возможно, унижение. Дельфини понимала, что он чувствовал, хотя и была в данный момент не на его стороне. - И проводить ночи дома вместе со мной! А не шляться, где тебе вздумается! - громыхал Пожиратель, решивший, очевидно, вывалить на жену все то, что давно накопилось у него в душе.       «Да, мистер Лестрейндж, не вам теперь учить меня ”цивилизованному решению конфликтов“», - пронеслось у Дельфини.       Беллатрикс, между тем, хищной походкой двинулась в сторону мужа, угрожающе на него смотря. Она была явно намерена защищаться.       - Когда ты сам в последний раз ночевал дома вместе со мной? - перешла девушка на повышенный тон. - Не помнишь? - наступала она, сверкая глазами. - Не пропускаешь ни одной юбки в своем Министерстве, а тут строишь из себя борца за семейные ценности!       - Ты разве не видишь, как Он относится к тебе? - кричал Лестрейндж, игнорируя слова жены. - Призывает, когда ему вздумается, потом игнорирует неделями! Ты думаешь, что нужна ему? Что он когда-то позволит тебе развестись и жить с ним? Ты просто дура, если действительно в это веришь! - он разошелся не на шутку и уже двигался в ее сторону, осыпая все новыми оскорблениями. Но не тянулся за волшебной палочкой и в целом не внушал угрозы. Скорее, был смертельно уставшим и загнанным в угол своими же собственными решениями. Наверняка не раз уже успел пожалеть о том, что настоял именно на этой девушке при выборе супруги. - Посмотри, в кого ты превратилась? Заявляешься домой под утро в нижнем белье! И Он хорош, нечего сказать! Сделал тебя своей шлюхой!       На Беллатрикс стало страшно смотреть. Истерику мужа она слушала с относительным безразличием вплоть до этого момента. Но вынести прямого оскорбления, да ещё и такого, она просто не могла.       Ее рука взметнулась вверх и, рассекая воздух заклятьем невидимого хлыста, ударила мужа прямо в солнечное сплетение. Тот моментально согнулся вдвое и сдавленно зашипел.       - Знаешь, я куда больше хочу быть его шлюхой, чем твоей женой! - воскликнула Беллатрикс в порыве злости. И тут же вылетела из комнаты, захлопывая дверь.       Подавшись назад, Дельфини вынырнула из воспоминаний Родольфуса, оставив мужчину в нем наедине с его физической и душевной болью.       Она была шокирована. Нет, она уже успела понять, что ее мать очень долго была с мужем в плохих отношениях. Но чтобы устраивать такие скандалы с оскорблениями и рукоприкладством? Это просто ужасно!       Они оба были неправы, так и есть. Беллатрикс должна была придерживаться правил приличия и не доводить мужа до приступов ревности, а Родольфусу следовало держать язык за зубами и не напиваться до беспамятства, чтобы потом не хрипеть от боли ночь напролёт. Хотя.       Все это было лишь следствием их коренного непонимания друг друга. Брак же не может существовать без взаимного уважения. Без взаимной симпатии, в конце концов. А они, вероятно, глубоко ненавидели друг друга. Каково им было так жить?       Каково было Родольфусу - метаться меж двух огней, сгорая от унижения из-за измен жены, но вместе с тем выдвигая на передний план свою преданную службу? А самой Беллатрикс? Ей было всего шестнадцать (как сейчас Дельфи!), когда она узнала о помолвке с нелюбимым мужчиной! При том, что она уже любила другого, пусть и пока (если «пока» вообще когда-то было сменено другой формулировкой) не взаимно.       Они оба безмерно страдали от связывающих их уз. Зачем вообще все это было им нужно? Неужели они жили так все время? Вплоть до Азкабана? Или Битвы за Хогвартс?..

***

Июль, 2014 Лондон       Меж тем, с момента знакомства Дельфини и Родольфуса прошел уже целый год. А с момента рождения первой - целые семнадцать лет. Надвигался ее день рождения.       Совершеннолетие было значимой датой, но для Дельфи этот момент настал до того неожиданно, что, проснувшись утром двадцатого июля, она наверное подумала бы, что на дворе был самый обычный день. Если бы не Родольфус.       Ведь стоило ей только распахнуть глаза, как ее взору открылась большая корзина цветов. Ее, должно быть, водрузил на туалетный столик их домовик, заодно оставив на пуфике рядом с ним небольшую коробочку.       Лицо Дельфини озарила улыбка. И, воодушевившись тут же выскочить из кровати, в которой она обычно долго валялась по утрам, девушка подкралась к своим дарам, сгорая от нетерпения рассмотреть их.       Оглянулась по сторонам, словно опасаясь, что кто-то решит поймать ее на эту приманку, и, удостоверившись, что все тихо, взяла в руки коробочку, перевязанную зеленым бантом.       Та скрывала внутри нечто, растрогавшее Дельфи до глубины души.       «Ее была сделана из кожи венгерской хвостороги - такие сейчас, увы, нигде не достать», - вздыхал Лестрейндж уже позднее, когда они встретились на первом этаже. - «Но я нашёл для тебя такую же по форме и размеру».       Речь шла о кобуре для волшебной палочки.       Неожиданные события для Дельфи за сим в этот день не закончились. Дождавшись, пока девушка с упоением расскажет ему свой сон про восстание пикси, поработивших Британию (должно быть, последствие недавно изученного ею заклятья по их эффективному истреблению), волшебник протянул ей свежий выпуск какой-то французской газеты.       - Ты часто спрашивала меня о своих тете и дяде… - проговорил он загадочно, раскладывая пергамент на столе перед ней. - Ты ведь понимаешь по-французски? - уточнил Лестрейндж на всякий случай. Дельфи кивнула ему в ответ - на базовом уровне она изъясняться худо-бедно умела.       Впрочем, чтобы понять, о чем шла речь на первом развороте, продвинутого уровня отнюдь и не требовалось - его посыл легко считывался по картинкам и именам, написанным крупным шрифтом.       - Малфои получили второе гражданство? - выпалила Дельфи, сложив два плюс два.       Родольфус кивнул.       - Но зачем?       - Боюсь, на это я не в силах тебе ответить, - пожал мужчина плечами. В глубине души он понимал, в чем может быть причина их стремительного отъезда. И он был доволен. Нет, он был дьявольски рад.       - И мы… сегодня поедем их навестить? - предположила Дельфи не без злорадного предвкушения. Ее глаза блеснули изумрудным, словно подражая оттенку его очей, а на губах появилась улыбка, не предвещающая ничего хорошего.       - Не их. Во всяком случае, не сегодня, - ответил Родольфус, тоже ухмыляясь. - Мы отправимся в место, которое они торопливо покинули. И в то, по совместительству, в котором ты родилась.

***

      Вылазка во Уилтшир запомнилась Дельфини на всю оставшуюся жизнь.       В течение всей поездки, включая путь в обе стороны (особенно обратный), и непродолжительную прогулку по территории, которая уже не была защищена великим множеством чар, как когда-то давно (если верить словам Родольфуса), Дельфини пребывала в совершеннейшем восторге, с любопытством рассматривая все, что только могла охватить. Она была одновременно и радостной, и бесконечно грустной.       Ничего из увиденного в тот день не показалось ей родным и знакомым. Территорию Мэнора она вообще ни разу не видела живьём. Только одну, максимум две комнаты, которые за девять месяцев жизни ни разу не покидала.       - Тебя берегли как зеницу ока, - объяснял Лестрейндж такое положение дел. Он рассказывал ей о детстве, пока они пробирались сквозь заросшие сорняками дорожки ближе к воротам особняка. Попасть внутрь они, конечно, не могли, но рассмотреть само здание и прилежащий к нему двор - очень даже.       Поместье Малфоев уже издалека привлекло Дельфини своей величественностью и монументальностью. Она изучала его окна и башни, рассматривала портьеры, видневшиеся через стекло. Изучала все это, замерев и затаив дыхание.       Ее нельзя было назвать знатоком архитектуры, да и готический стиль не казался ей чем-то изящным и стоящим внимания (на этой почве они с Лестрейнджем едва не вступили в спор), но здесь речь шла вовсе не о внешнем облике. Куда больше эмоций у девушки вызывало осознание неизмеримой исторической ценности Мэнора. Сколько событий, сколько людей, сколько трагедий и торжеств случилось в нем лишь за последнее столетие!       Дельфини поклялась себе, что вернётся сюда позднее. Найдёт способ проникнуть внутрь, сумеет найти ту комнату, где родилась уже много лет назад. А потом, пробравшись на нужный этаж, найдет спальню нынешних хозяев, и там уж…       Но все это позже.

***

Август, 2014 Лондон       Спустя время Родольфус продолжил делиться с Дельфи своими старыми воспоминаниями, причём на этот раз уже позволил ей пробегаться по ним в одиночку (видимо, за этот период он не испытывал такого стыда, как за некоторые предыдущие в своей биографии). Так что Дельфи, взяв бразды правления в свои руки, с наслаждением погрузилась во все те сцены, которые только смогла найти.       Первым ярким эпизодом, безусловно, стал тот, что последовал за освобождением Пожирателей из тюрьмы и приходился на их первый вечер в Малфой-Мэноре.       Сопровождая чету Лестрейндж по коридорам и лестницам из главной гостиной, Нарцисса Малфой бережно придерживала сестру за локоть и участливо спрашивала Родольфуса о том, как прошел их побег. Словом, играла в радушную хозяйку.       Дельфини горячо ненавидела эту лживую суку (как можно было иначе? Из-за нее, по ее мнению, погибли ее мать и отец!) и, увидев ее так близко к себе, невольно сжала кулаки, но все же продолжила смотреть воспоминание - в конечном счете, ей важны были совершенно другие люди, присутствовавшие на нем.       Например, Беллатрикс.       Истощенная и явно не совсем адекватно воспринимающая реальность, она ступала по ковру босиком, удерживаясь на ногах лишь благодаря сестре и мужу, и постоянно оглядывалась по сторонам, надеясь увидеть Его.       Ее лицо озаряла счастливая полоумная улыбка, а глаза хаотично и жадно перебегали с одного предмета на другой - словно удовлетворяя давно мучившую ее жажду захватить взором хоть что-то кроме грязи и черноты.       Ее тонкие ножки были все испещрены синяками и оставляли на коврах следы от грязи и, кажется, крови от ее израненных стоп. Она так сильно выделялась на фоне всей этой броской и вычурной обстановки….       Так контрастировала со своей выхоленной и так и не раскаявшейся сестрой. Босая, одетая в одну лишь тонкую тюремную робу, смотрящая по сторонам с любопытством и озорством, как маленькая девочка.       Глаза Дельфини заполнились слезами, заставляя и мать, и тетку, и отчима на время скрыться за их пеленой.       - Темный Лорд сказал, что сам позовёт тебя чуть позднее, - прошептала Нарцисса сестре на ухо, но Родольфус тоже услышал ее слова.       Впрочем, миссис Малфой и не хотела скрывать их от него - не было смысла. Скорее, она стремилась утаить их от портретов на стенах, подслушивающих все и за всеми.       Для Пожирателей же, оставшихся в гостиной дожидаться Милорда, уход Лестрейнджей был связан с особой привязанностью Нарциссы к Беллатрикс и потребностью в помощи при конвоировании последней в ее покои. Естественно, об «особой привязанности» к Беллатрикс другого человека никто из Упивающихся не догадывался.       Услышав слова сестры, Белла едва ли не захохотала от радости, и, порывисто обернувшись на мужа, одарила его счастливой улыбкой. Тот улыбнулся ей в ответ. Должно быть, был искренне рад, что душевное состояние супруги скоро окажется под Его надёжным контролем. Меж тем, все трое добрались до верхнего этажа.       Оказавшись рядом с комнатой, выделенной ей, Белла бросила взгляд на дальнюю дверь в нескольких десятках метров. Она ожидаемо была закрыта.       - Я думаю, Он уже спустился к остальным, - предположила миссис Малфой, увлекая Беллатрикс в ее комнату. - У нас как раз есть время привести тебя в порядок, - женщина улыбнулась, озорливо подмигивая сестре, но ей не удалось скрыть во взгляде страх и тревогу за Беллатрикс, которая и внешне, и внутренне изменилась за четырнадцать лет заключения буквально до неузнаваемости.       Родольфус же, передавая доведенную до места жену Нарциссе, развернулся в сторону лестницы. Ему тоже надлежало прийти в себя перед общим вечерним собранием.       Уже парой часов позднее, когда Беллатрикс успела побывать в кабинете Милорда, она постучала в комнату мужа, нарушая его вечерний покой. Взглянув на жену, волшебник задал ей всего один немой вопрос, и Белла поняла его моментально.       «Как все прошло?» - прочла она по его зелёным глазам.       И, прошептав «Он жив» дрожащим от волнения голосом, она бросилась мужу на грудь, давая волю слезам, удерживаемым до этого момента. Тот только хрипло рассмеялся, привлекая женщину к себе.       - Конечно, жив, - хмыкнул волшебник. - И наверняка ещё сильнее себя предыдущего!       Беллатрикс кивала, заливаясь слезами счастья. Дельфини и сама с трудом удержалась от того, чтобы присоединиться к ней.       Но Белла не сохранила надолго свой меланхоличный настрой. Отстранившись от мужа, она обернулась на зеркало, висящее в метре за ее спиной. Упоение и нежность в ее глазах сменилось чем-то суетливым и беспокойным.       - Ну вот… Эти морщины опять заметны! - она всплеснула руками, скривив лицо в гримасе обиды и разочарования. - И синяки… Все труды насмарку! Как я покажусь на собрании в таком виде? - ведьма стала упорно разглаживать руками сморщенные линии на коже. Увы, тщетно. - Это выглядит просто ужасно! - простонала она, чувствуя беспомощность, и губы ее вновь задрожали. Голос стал слабым и почти сипел. Внезапно женщина закашлялась, прикладывая руку к солнечному сплетению. Дельфини со страхом услышала в ее лёгких громкий тревожный свист. - Это ужасно! Ужасно!       - Тише, Белла. Хватит, - прервал ее Родольфус. - К чему вся эта суматоха? К чему столько волнения? Неужели Повелитель не дал понять, что по-прежнему ценит тебя?       - Да, но остальные? - возмутилась Беллатрикс. - Все эти предатели, все эти слизняки… - неистовствовала она, - они должны знать, что я все еще здорова и сильна для того, чтобы сражаться за Него, чтобы Его защитить! - в ее глазах вновь возник тот огонь, который Дельфи уже видела в ней неоднократно. Белла выпрямила спину и усиленно боролась с новым приступом кашля, говоря все то, что должна была сказать. - Что я не слабая и не больная! Пусть только попробуют-       - Белла, - Лестрейндж снова прервал ее, на этот раз уже повысив голос. Подошёл к ней и развернул лицом к себе, заставляя оторваться от зеркала. Ее вообще не стоило подпускать к зеркалам в ближайшие дни. От греха подальше. - Успокойся и послушай меня. Тише, - он не дал ей вставить что-либо ещё своим сипящим жалобным голосом. - Ты провела в заключении четырнадцать лет и за все эти годы не предала Повелителя ни словом ни делом. Не выдала планов, как все эти трусы и предатели, не сдалась мракоборцам, как те, кто решил бежать, поджать хвост. Нет, Белла. Ты осталась и дралась до последнего, - говорил Лестрейндж уверенно и достаточно громко, чтобы Белла слушала его не перебивая. Даже ее тихие всхлипы сошли на нет. - Ты самый сильный человек, которого я знаю, Беллатрикс, - резюмировал он, и Дельфи, услышав это, закивала с утроенной силой.       Но Белла лишь пожала плечами. Так, словно все ее подвиги, перечисленные Лестрейнджем, не стоили для нее ни кната.       - Это было ради правого дела, - только и ответила женщина.       Та, что пожертвовала молодостью и некогда звериным здоровьем и исхудала до состояния скелета за четырнадцать лет голода, сырости и мрака; обзавелась морщинами и синюшными впадинами под глазами в свои неполные сорок пять; провела за решеткой, в грязи и тьме, почти столько же лет, сколько Дельфи уже довелось прожить со дня своего рождения; прошла через пытки и унижения и лишилась всего, Мерлин, всего. Преспокойно отвечала: «Это было ради правого дела».       Продолжать смотреть воспоминания из этой эпохи Дельфини просто не могла.       Ее мама была до того слаба, до того беспомощна первые несколько недель, что сама у себя вызывала непрошеные слёзы. Ходила медленно, опасаясь упасть, плохо спала, слабея все сильнее, но все равно плохо ела и все равно не соблюдала режим, предписанный колдомедиком.       Мучилась от кошмаров, которые появлялись у всех узников в той или иной степени, являясь следствием травматического расстройства, и могла съесть за сутки всего несколько кусков хлеба или влить в себя порцию супа, ожидаемо не набирая, а лишь теряя и без того дефицитный вес.       - Белла, ты должна есть. Ты должна поправляться, - втолковывал ей Родольфус в очередной раз, придя навестить ее как обычно в один из мартовских дней. Он приходил к ней каждый день и утром и вечером, проверяя ее состояние и сопровождая на занятия с Темным Лордом. Те возобновились примерно через месяц после зимнего побега.       Белла сидела у изголовья кровати, сжавшись в темный комок, и, обхватив голову руками, наклонялась то вперёд, то назад, словно маятник, пришедший в движение.       Со дня освобождения прошло уже несколько недель, но она никак не могла прийти в себя. Ее постоянно одолевали кошмары, из-за которых она с трудом спала.       Наяву все было только хуже.       Окружающие смотрели на неё с сочувствием и жалостью, от которой хотелось кричать. Магия, которой Белла лишилась на четырнадцать лет, давалась ей с таким трудом и такой неохотой, что у женщины уже опускались руки. А Темный Лорд, мыслями о котором Беллатрикс и жила столько лет, относился к ней равнодушно и холодно, игнорируя большую часть времени.       Вместо здоровой и полноценной жизни на свободе, о которой она так долго мечтала, Беллатрикс погружалась во тьму все глубже и глубже. Эта тьма изводила ее, приводила в отчаяние, поглощала все то, что могла поглотить. Лишала сил бороться, лишала желания жить. И тьме этой не было конца. Никакой надежды, никакого просветления.       - Я ни на что не годна теперь… - она посмотрела на него глазами, полными слез, и Дельфи увидела в них разверзнувшуюся бездну. - Я даже палочку с трудом держу! Палочку! - Белла воскликнула это сквозь слёзы, теряя последние силы. - Я не нужна Ему, я это вижу! - голос Беллы дрожал, ее слова вырывались из груди с очень тревожными хрипами. А руки, стоило ей оторвать их от пульсирующей головы, оказались бьющимися в мелкой дрожи. - Что, если я больше не смогу сражаться?.. - она запнулась от потока вновь нахлынувших слез. - Такого же не может быть? Я же не… нет, Родольфус, я не переживу это! Нет-нет-нет! - Белла закрыла лицо руками, и Лестрейндж подлетел к ней в несколько шагов, подставляя левое плечо и давая ей в него уткнуться.       - Все наладится, - мужчина оставил поцелуй на копне ее поредевших волос. Те уже не были такими же бархатистыми, как когда-то давно, и скорее напоминали солому. Но Родольфусу они все ещё казались нежными и приятными на ощупь. - Ты была и остаешься самой сильной из нас. И ты снова будешь в строю совсем скоро, - он погладил пальцами по ее ладони, крепко сжимая в своей. - Но ты должна поправиться и прийти в себя. Должна пить все лекарства, которые выписал тебе целитель. Ты пьешь их, Белла? - он прервался, заглядывая в лицо женщине, припавшей к его груди, и та отрицательно помотала головой. - Плохо. Ты же знаешь, что Ему это не понравится… - и как ему только удавалось держать себя в руках? Дельфини всю словно током прошибало от каждой фразы матери, каждого хрипа, а Лестрейндж говорил с ней так, словно все было как обычно. Хотя, учитывая, что он нередко говорил с ней ровно так же и в Азкабане, сидя в одиночной камере напротив нее, одичавшей и обезумевшей от горя, все и вправду было так, как заведено... - Темный Лорд уже сказал, что хочет видеть тебя на следующем задании. Ты помнишь? - он вновь обратился к жене, видимо, проверяя, с ним ли она ещё или снова вся погрузилась в свои безумные мысли. Белла кивнула, по-прежнему не отрывая своего заплаканного лица от его многострадальной мантии (той уже необходимо было заклятье для экстренной сушки одежды). - И ты будешь на нем блистать… - он улыбнулся, задумавшись о чем-то. Наверное, вспоминая, как она кружила в смертельных дуэлях когда-то давно. - Да, Белла, обязательно. Как и всегда. Тебе только нужно поправиться… - он продолжал ласково гладить ее по голове, заставляя ее хрупкие плечики постепенно вздрагивать все реже и реже. - Не пропускать прием лекарств, нормально питаться, дышать свежим воздухом… - увещевал он, и голос его оказывал на Беллатрикс успокаивающее действие. Она даже перестала всхлипывать, затихнув на какое-то время.       - Но Повелитель выбрал Малфоя, а не меня… Почему? - спросила она, скуля, и в голосе ее послышалось детское упрямство, чувство вселенской несправедливости. Родольфус только цокнул языком.       - Мерлин, да дементоры пусть поберут этого Малфоя! - отмахнулся он, недовольно скривив лицо. Словно одно лишь воспоминание об этом человеке приводило его в крайнее неудовольствие.       Дельфини злорадно захихикала, смахнув проступившие слёзы. По достоинству оценила его предсказательские способности. - Может хоть подавиться своим назначением, на нас это никак не повлияет! Повелитель всегда оценивает каждого независимо, ты же знаешь об этом. И ты покажешь себя так, как никто! Вот увидишь, все скоро наладится… - волшебник вновь взглянул на жену, и та уже оторвалась от его груди, внимая его словам. Робко кивнула в ответ, соглашаясь.       - Но… Он все еще верит в меня, ты думаешь? - она спросила это робко, слабо веря в положительный ответ.       - Ну конечно, - Лестрейндж повёл плечами. Так, словно был глубоко удивлен даже намеку на неуверенность в подобном вопросе. - Он не стал бы снова обучать тебя, не зная, что игра стоит свеч. Как много лет назад, помнишь? Он тогда не ошибся… - напомнил мужчина весомо.       И Белла замолчала, не в силах ничего возразить.       Просматривая все эти воспоминания, Дельфини была поражена.       - Как вам удавалось так… держаться? - она посмотрела на Родольфуса с огромным уважением. «Сколько же сил было в одном этом человеке!» - И поддерживать маму? Вы оба через столько прошли…       - Мне наоборот было легче, чем ей, я думаю. Намного легче, - ответил он, горько усмехаясь. - Мне было о ком заботиться, и это давало мне сил, помогало не думать о пережитом. Хотя бы в течение дня… А вот у Беллы никого рядом не было, - голос Лестрейнджа был мрачен и холоден. - Пока не появилась ты, конечно, - на этих словах его лицо озарила улыбка. - Ты стала смыслом жизни для Беллы. Да что уж там - для всех нас, Дельфини. Для всех нас…

***

      Остаток вечера Дельфини с упоением провела в компании Родольфуса. Ей так важно было почувствовать рядом кого-то близкого и родного в такой момент, так важно было убедиться, что она кому-то нужна. А впрочем, была ли она нужна ему?       Он не говорил ей прямо. Ни разу не сказал, что любит и ценит. Ни разу не упомянул, что нуждается в ней. Он вообще очень редко транслировал то, что думал, вслух. Почти не улыбался и был хмур и мрачен большую часть времени. После тридцати лет в Азкабане, смертей всех тех, кто был ему так близок и дорог… чего ещё она могла ожидать от этого одинокого, измученного человека?       Его единственные проявления нежности можно было заметить только в письмах. Но их она читала в школе, за тысячи метров от своего нового дома. Она не видела лица Родольфуса, не знала, улыбался ли он, когда писал ей, или скалился. Писал ли он искренне или врал, создавая иллюзию привязанности и участия.       В обычное время он был почти всегда холоден и строг и мог разве что приулыбнуться ей своей кривоватой, хотя и очаровательной для нее лично улыбкой (не обнажая зубов, которые были не в самом лучшем виде после тюремного срока), но и это случалось редко.       Ей оставалось лишь догадываться, лишь уповать на правдивость своих смелых, не сказать бы возмутительных, предположений. И просто любить его, сильно, самозабвенно.       Горячо благодаря за все, что он сделал для ее счастья - что в детстве, когда он, рискуя всем, отправил ее на волю на материк, что сейчас, давая ей прикоснуться к тому, чего она была лишена, и подготавливая к возвращению былой жизни обратно.       Неудивительно, что после стольких лет одиночества, она привязалась к Родольфусу столь жадно и отчаянно. Она хваталась за его общество как за источник влаги или воздуха, как за нечто жизненно важное. И, спустя время, полюбила его как родного отца.       Что были ей его насмешки и придирки, что было высокомерие, читавшееся в изумрудных глазах, что вспыльчивость, приводившая прежде к их жарким спорам? Он заменил ей обоих родителей и один, всего за год, дал ей больше тепла, чем Юфимия за пятнадцать лет жизни. Его общество заставляло ее трепетать, каждое слово, произнесенное им, становилось несокрушимой истиной. Они даже спорить стали реже со временем - его мнение стало ее.       Она писала ему о своих успехах в школе, украдкой упоминая о той или иной победе или о превосходном завершении семестра. Отправляла письмо и, теряя жажду и голод, ждала ответ с замиранием сердца, уповая на короткое «Молодец, Дельфи».       Она не знала своего отца ни дня, ни секунды. Она не помнила свою маму. Младенческая амнезия.       Она не знала, как относились бы к ней родители, будь она рядом, а они живы. Родольфус говорил, они позаботились бы о ней ещё лучше, чем он. Говорил, что мама научила бы ее метать кинжалы, а отец, располагай он достаточным временем, обучил бы ее чарам, во много раз превосходящим все те, что были под силу обычным смертным.       Но их не было рядом с ней, а он был. Материальный, живой, вдыхающий и выдыхающий воздух. Сидел напротив в своём старом кресле, листая неизвестную ей классическую книгу. Он был таким родным, таким близким, таким любимым. Он заставлял Дельфи улыбаться и светиться от счастья.       - Читай-читай, - говорил мужчина нарочито строго, веля ей оторваться от рассматривания своего задумчивого лица и вернуться к изучению книги по тёмной магии. - Сейчас я дочитаю эту главу и проверю, что и как ты успела усвоить. И если хоть что-то из первого раздела не будет отвечено, тебе ох как сильно достанется, - пригрозил он, взглянув на девушку из-под нацепленных на нос очков.       Но Дельфи продолжала смотреть на него, почти не отрываясь, и залилась румянцем, но явно не из-за его слов. Что-то особенно смелое мелькнуло в ее очах. И, поймав его растерянный взгляд, она прильнула к нему, приобнимая за плечи.       - Я люблю вас, - проговорила Дельфини негромко. Она не представляла, как сильно покраснела в этот момент, но благо ее лицо было надёжно спрятано на груди Пожирателя. - Мне так хорошо, что вы рядом. Очень. Я так благодарна вам… - в глазах Дельфи, которые она осмелилась поднять на волшебника всего на секунду, было столько ласки и нерастраченной нежности, что Родольфус смутился и замер, пребывая в полнейшей растерянности. От удивления он был не в силах и слова произнести.       Дельфини же, заметив на лице волшебника смятение (довольно быстро превратившееся в ее голове в неприязнь и даже презрение), отстранилась от него, чувствуя, как пылают от стыда ее бледные щеки. - Простите. Я, наверное, не должна это так говорить… - Дельфи оторвала ладони от его сюртука и спрятала взгляд. В уголках ее глаз встали слёзы от смеси обиды и страха. - Вы вовсе не должны… я вам никто и… - как только она могла подумать, что он привяжется к ней ответными чувствами? Он не имел никакого обязательства это делать. Как глупо.       Лишь в этот момент Лестрейндж, демонстрируя исключительную скорость реакции, наконец-то отмер. Нахмурился, несмело коснувшись ее руки. Он не знал, как передать Дельфи то, что чувствовал сам. Он сильно огрубел после последнего срока. Впрочем, его глаза были по-прежнему полны сочувствия и любви и передавали ей то, что было в его израненном, но все еще бьющемся сердце.       - Что значит «никто»? - потребовал мужчина, немного придя в себя, и, посмотрев на потускневший взор Дельфи, на слёзы, скопившиеся в уголках ее глаз, почувствовал, как что-то закололо у него в груди. Как можно было так равнодушно отреагировать на столь трепетное признание?       Ошметок драконьей кожи! - мысленно корил он себя. - Такой же грубый и чёрствый!       - Дельфи, - Родольфус обратился к девушке, взяв одну, а потом и вторую ее руку в свои и заглядывая в ее глаза. Словно боясь, что не установив с ней зрительный контакт, не сможет донести до неё свою мысль. - Ты самый близкий мне человек. Слышишь? Ты не должна ни секунды в этом сомневаться, - проговорил он убедительно, хотя и непривычно тихо, не отводя от Дельфи встревоженного взгляда. Впрочем, весьма быстро он почувствовал себя неловко и отдернул ладони.       Ему казалось, что он ведёт себя слишком навязчиво и даже бесцеремонно. Он опасался, что Дельфи может превратно его понять.       Она безусловно видела в нем свою главную поддержку и опору. Ещё бы, он заменил ей всю ее семью. Но Родольфус не мог принять это спокойно. Ему казалось, что он варварски пользуется доверчивостью и доведённым до абсолюта одиночеством своей юной и впечатлительной подопечной. Он считал, что не имел никакого морального права на это. И не мог, не мог ни при каких обстоятельствах, претендовать на роль ее отца. Это было кощунством. Преступлением.       Меж тем, он не мог и не испытывать по отношению к Дельфи глубочайшей душевной привязанности. Что в раннем детстве, когда он играл с ней, совсем крошечной, ещё даже не лепечущей и не бегающей, а только ползающей и кряхтящей что-то в перерывах между плачем и царственным сном, что сейчас, когда видел ее повзрослевшей и необычайно красивой, дающей ему надежду, дающей причину жить - он думал о том, как бесконечно привязан к Дельфини.       Сейчас, услышав все то, что он прежде видел в ее глазах и чего опасался, Родольфус был взволнован и разочарован в себе. Его пугала та зависимость, та нездоровая привязанность, что Дельфи явно питала к нему. Она была совсем юной, ее душа тянулась к нему и жаждала близости. Ее нельзя было винить за стремление к ласке, нельзя было наказывать за нехватку любви.       За это он корил себя, а не ее, хотя и понимал, что и его вина здесь, может быть, поверхностна. Он думал, в первую очередь, о собственных допущенных ошибках. Думал о том, что сам он сделал не так, о том, как допустил тот результат, что отражался сейчас в ее глазах, сияющих напротив.       Дельфини не понимала его беспокойства.       Услышав утешающий голос Пожирателя и поняв, что он не злится и не осуждает ее, она снова решилась прильнуть к его груди. Обвила руками его предплечье и приложила голову к его сюртуку, пряча глаза, в которых читалось слишком много личного.       Какое-то время они оба молчали. Дельфини наслаждалась тем временем, что проводила в непривычной близости к Родольфусу. А тот, пока ещё не отпуская девушку и даже позволяя себе касаться рукой ее лопаток, испытывал в глубине души тяжесть и даже неприятное покалывание. Физическое, к слову, а не надуманное в голове.       Так. Он вынужден был прервать их идиллию.       - Тебе нужно закончить с первым разделом, Дельфи. Это важно, - обратился Пожиратель к девушке, притихшей у него на груди, и та, хотя и не желая того, покорилась.       Его напрягал усиливающийся свист из легких, который Дельфини, прижавшись к нему, могла услышать под своим правым ухом. Однако…       В один момент лицо Пожирателя покраснело, и его речь прервал кашель, вмиг разрушивший идеальную вечернюю тишину. Скрыть это, естественно, не получилось. Благо, мужчина хотя бы вовремя достал из кармана брюк новый чистый платок (как давно он стал держать их при себе?) и приложил ко рту, как это было положено.       Улыбка сошла с лица Дельфини, и вся она заметно напряглась.       - С вами все в порядке? - спросила она, рассматривая лицо Пожирателя. В ее глазах было дурное предчувствие.       - Да, Дельфи, - он отмахнулся небрежно, отнимая от лица свой платок, и скомкав, крепко сжал его в правой руке. - Возвращайся к книге, - велел он, желая сместить ее фокус внимания. - Без этих чар, - он кивнул в сторону раскрытого разворота, - у тебя будут очень большие проблемы на завтрашнем занятии, - посулил мужчина с грозным видом.       Дельфини в ответ на это только слегка улыбнулась (его угрозы она уже давно воспринимала со снисхождением и даже определённой нежностью), но все же покорно вернулась к чтению. А Родольфус, удостоверившись, что ее внимание всецело сместилось на книгу, опустил ладонь за подлокотник кресла и незаметно раскрыл свой платок.       Большого усилия стоило Пожирателю вздохнуть не громче, чем обычно, и не выдать себя, но его глаза все же наполнились страхом - ткань на белом платке в его руке была смочена чем-то багровым.