Первый стратилат

Лёва пошевелился, приподнялся и сел. В голове гудело. Вокруг не было видно ни зги. Он плавал в густом белом тумане, покрывавшем весь мир. Что за дурацкие шутки?! — Хлопов, ты цел? — услышал он Валеркин голос, но лица товарища по-прежнему различить не мог сквозь туман. — Ты где вообще? — Здесь я, — пробормотал непослушными губами Лёва и наугад протянул руку, нащупывая ладонь Лагунова. Чьи-то тёплые пальцы сжались вокруг его собственных, словно желая дать точку опоры. — Ничего не вижу. А ты? — И я нет, — со вздохом раздалось в ответ. — Всё везде белое. — И у меня. — Не беспокойтесь, скоро зрение вернётся. Это краткосрочная побочка, потерпите.  Голос Аравинда. Интересно, откуда? — Помогло то, что мы сделали? — неуверенно спросил Лёва. — Сработало? — Это уж мы не знаем, сами сейчас скажете, — задорный, насмешливый голосок Вероники Генриховны зазвучал сквозь белую пелену. Ответ её показался Лёве странным, но он не стал более ничего выспрашивать и спорить с вожатой. Случившееся возвращалось урывками: царский дворец, зал с колоннами, мужик лет сорока в оранжевых одеяниях, бормочущий фразы на чуждом языке. Хлопов нахмурился и потёр лоб, пытаясь вспомнить. Он заехал этому мужику по башке бутылками со святой водой, расколов обе о его череп. Их с Валеркой затянуло в золотой луч, а дальше… Что было дальше? Мутно-белая кисея внезапно рассеялась. Солнце ударило в глаза. Лёва зажмурился. Некоторое время он сидел, не шевелясь, а потом медленно приоткрыл левое веко. Сочная трава, ярко-жёлтые с красными прожилками цветы, очень похожие на бархатцы, но гораздо крупнее… Таких в парке Кумрахар точно не было, когда они пришли! Правда, может он их просто тогда не заметил в темноте? Рядом с Лёвой валялся взявшийся из ниоткуда белый шлем мотоциклиста с приподнятым прозрачным визором. Чуть поодаль лежал второй такой же. Пели птицы, перелетая с ветки на ветку. Но самое главное на него выжидательно, затаив дыхание, смотрели четверо. Лёва непонимающе переводил взгляд с одного присутствующего, на другого и приходил всё в большее изумление. — Товарищ Аравинд? Вероника Генриховна? Мама? — а дальше он уставился на того, кого здесь точно быть не могло, и утратил дар речи. — Горь-Саныч? — вопросил он, тараща испуганные глаза. — Вы?! Но откуда?! Игорь Корзухин, одетый в белую майку с напечатанной во всю грудь эмблемой голубя, несущего в клюве оливковую ветвь, хлопнул Лёву по плечу и широко улыбнулся. — Какой я тебе Горь-Саныч? Ты меня всегда по имени звал. Так зови и теперь. — Я? — обалдело икнул Лёва. — Звал… вас по имени? — Да уж года два! С тех пор, как учишься у наставников нашего объединения вместе с Валеркой, — Корзухин весело рассмеялся. Аравинд, Валентина Николаевна и Вероника Генриховна поддержали его тёплый, шутливый смех. Лёва протёр глаза. То ли ему мерещилось, то ли все эти люди, которых он знал и прежде, сейчас выглядели куда более счастливыми и молодыми, чем обычно. — Забыл? Ничего, вспомнишь, — Игорь снова потрепал мальчика по плечу, а потом взлохматил волосы Валерки, к которому тоже вернулось зрение, и он смотрел на целого и невредимого Корзухина, хлопая ресницами. — А ты как себя чувствуешь, исследователь юный? — Нормально, — отозвался раскрывший рот от изумления Валерка. — Всё х-хорошо. — Вот и отлично, — бархатно засмеялся Корзухин. — Миру мир? — и он дружески стукнул своим кулаком по кулаку Валерки. — Погодите, — заговорил тут и Лёва, — что происходит? Мы пришли сюда ночью, отсутствовали две минуты. Почему солнце взошло? Где магистры? — он вопросительно уставился на Аравинда, но тот ответил мальчику таким же непонимающим взглядом. — Мы пришли не ночью, а утром, потому что место для перемещения здесь самое удачное, — поправил его Аравинд. — А про магистров не знаю, что сказать! Для начала уточни, о магистрах каких наук ты спрашиваешь? — Про Орден тайный… Они тут обряд проводили, — неуверенно выдавил Лёва, покосившись на свою помолодевшую лет на десять маму и уже начиная понемногу понимать, что окружающая его сейчас реальность явно не та самая, из которой он уходил в прошлое. Однако Хлопов всё ещё не мог осознать, каким образом мир столь разительно изменился за пару минут их с Валеркой отсутствия. — Нет тайных орденов, — недоумевал Аравинд. — Если ты имеешь в виду Мировое Объединение Магов, так оно вполне явное. Существует на протяжении двух с лишним тысяч лет. Светлячки наши следят за тем, чтобы всякая нечисть на Землю не проникла, и успешно выполняют свою задачу по сей день. Тайны в их деятельности нет! Сидящий в траве рядом с Лёвой Валерка смотрел на Аравинда во все глаза, а потом перевёл ошарашенный взгляд на друга. Хотел что-то спросить, но передумал. — Вижу, вы пришли в себя, — удовлетворённо произнесла Вероника Генриховна. — Давайте, поднимайтесь. И не забудьте приборы сдать! — она недвусмысленным жестом указала на валяющиеся в траве шлемы. — Если потеряются, час позора и строгий общественный выговор вам гарантированы. Валера задумчиво поднял шлем и внимательно его рассмотрел. Ничего необычного. На своём веку он таких полно видел. — Разве это прибор? — с сомнением спросил он. — Простой шлем мотоциклиста. — Дожили! — всплеснула руками Вероника Генриховна. — Учились-учились, тренировались-тренировались, и после трёх лет средней школы — держите! Самые основы знаний выветрились. Это универсальный преобразователь пространства-времени, разработка учёных пятилетней давности, — Валерка только сейчас заметил, что на платье Вероники Генриховны был изображён точно такой же голубь с ветвью оливы в клюве, как и на майке у Горь-Саныча. — Да что с вами? — её взгляд стал обеспокоенным. — Вас в прошлое отправили совсем ненадолго. По результатам сданных на прошлой неделе тестов вы были готовы к такому путешествию. Для вас рассчитали безопасное время входа и выхода. А в итоге? Вы не приобрели новых знаний, наоборот, позабыли всё, что знали до начала экскурсии! — Да это побочка, — махнул рукой Аравинд. — Она у всех бывает, по себе знаю. — В гостиницу! — бодро скомандовала Вероника Генриховна. — Я ответственна за эту поездку, мне и возвращать вас в чувство! Валера и Лёва ещё раз переглянулись между собой и последовали за Вероникой Генриховной, подобрав с земли шлемы. *** — Вот тебе и слетали в прошлое, чтобы избавиться от стратилата, — Лёва сидел на своей постели и задумчиво глядел на Лагунова, устроившегося напротив. — Ты ещё врезал древнему мудрецу, — справедливости ради напомнил Валера. — Врезал, — горячо согласился Лёва. — А чего он лез к тебе? Ненавижу, когда кто-то к тебе лезет! — Спасибо, что выручил, — неожиданно услышал он в ответ, и гнев мигом пропал, а на сердце стало теплее. Номер им выделили двухместный, как положено. Валентина Николаевна расположилась в отдельном номере напротив их комнаты. Казалось бы, другая реальность не так страшна, наоборот, она лучше прежней. Но как ни крути, Хлопов понимал: этот новый мир ещё чужд им. Валерке привыкать придётся к тому, что его брат Денис жив, никогда не умирал и ждёт дома, когда они вернутся. Это хорошо, радостно и здорово, но в то же время непросто принять внезапное воскрешение человека, которого ты уже видел мёртвым и почти смирился с его смертью! И не только к этому привыкать надо, а и к тому, что не было в жизни здешних людей никаких стратилатов. Ни разу! Слово «стратилат» здесь употреблялось лишь при описании древних военачальников, вымерших, как мамонты, давным-давно, потому что войн уже около полутора тысяч лет не происходило. Про пиявцев тоже никто слыхом не слыхивал, даже Аравинд. Придётся хорошенько запомнить, что Игорь Александрович из этой реальности никогда не сидел в тюрьме в ожидании суда, а несчастный сторож из пионерлагеря «Буревестник» никогда не трудился в несуществующем лагере. Саша Плоткин не вмешивался в отношения Горь-Саныча и Вероники Генриховны и не пытался разлучить их, хоть Вероника ему давно нравилась. Впрочем, ему было не до женитьбы. Здешний Плоткин, по словам Вероники Генриховны, усердно корпел над книгами с утра до ночи, потому что его целью являлось в двадцать пять лет защитить докторскую. Ещё сложнее было свыкнуться с тем, что миром правят не капиталисты, как предполагали авторы ненаписанных романов-антиутопий, не олигархи, не инопланетяне и даже не коммунисты, а народные объединения, создаваемые по принципу близости людей по духу и роду занятий. Существовали объединения поэтов и художников, земледельцев и строителей, моряков и ткачей. Но самое странное и непривычное — над ними не существовало единого правительства. Никаких Председателей Президиумов Верховного Совета и прочих важных шишек, однако вся система каким-то неведомым образом слаженно работала уже четыре сотни лет, немного меняясь и совершенствуясь, но в главном оставаясь неизменной. Мировое Объединение не было вершиной иерархии, оно просто включало представителей от остальных объединений, являясь неким мощным и скоординированным выразителем общей воли жителей Земли. Такая форма взаимодействия сложилась, конечно, не сразу. Она формировалась и совершенствовалась веками, но начало ей было положено, как поговаривали, именно в Индии в конце 4 века до нашей эры. Никто никого не тормозил, никто никому не мешал, но каждое народное объединение развивало своих участников и при этом умело договариваться с другими так, чтобы от взаимодействия все оказывались только в выигрыше. Голубь с оливковой ветвью, изображение которого украшало майку Горь-Саныча и платье Вероники Генриховны, являлся символом Исторического Народного объединения. В этом объединении с позапрошлого года состояли они с Валерой, если верить словам Вероники Генриховны. Организация занималась исследованиями наиболее любопытных эпизодов далёкого прошлого. Научное Объединение Физиков для таких исследований разработало и внедрило специальный прибор, влияющий на структуру пространства-времени, который сегодня они с Валерой испытали на себе. У шлема были и ограничения. Он не мог перемещать людей более, чем на десять тысяч лет в прошлое. Для путешествий в будущее его вообще нельзя было использовать. Тот, кого перемещали, мог только наблюдать за происходящими в другом времени событиями, но шлем не позволял в них вмешиваться. Кроме того, побочным эффектом использования прибора являлась некоторая путаница в воспоминаниях или временная амнезия. По словам Аравинда, они с Валерой словили именно эту неприятную побочку. Вероника Генриховна вон говорит, руководители проекта поставили им задачу проникнуть в прошлое во времена правления двух императоров Магадхи — Чандрагупты Маурьи и Дханы Ауграсаньи Нанда. Говорят, с этих двух царей и начались первые изменения на Земле. Чандрагупта и Дхана Нанд сделали первые шаги по пути развития человеческого духа, показав, что такое честь, благородство, прощение, дружба. Нет, бесспорно, до них в истории Земли существовали и другие благородные герои, готовые умереть с честью за свой народ, но ситуация именно с этими царями была особенной. Являясь поначалу заклятыми врагами, они сумели в одночасье объединиться и правили страной долгие годы справедливо и мудро. Историки поговаривали: нечто очень любопытное произошло в том отрезке времени, в который отправились Валерка и Лёва, чтобы выяснить, почему враги стали друзьями и каким-то неведомым образом повернули всю историю человечества в созидательное русло. Как в древнем мире вирусы болезней, полностью изжитые ныне, поражали многие народы, а начиналось всё с одного заболевшего, так и в этом случае складывалось впечатление, будто Чандрагупта и Дхана Нанд, сами о том не подозревая, заразили своих подданных чем-то чистым, сильным, прекрасным. И эти качества потом лишь росли и множились в людях. Аравинд качал головой и сокрушался, что тайну происшедшего тогда никому до сих пор не удалось узнать, вот и мальчики не сумели. Лёва и Валера пытались, конечно, рассказывать Аравинду, Горь-Санычу и Веронике Генриховне про другой мир, откуда они на самом деле пришли. Они говорили про свою Землю, где всё ещё правили короли и случались войны, где ему и Валере пришлось, изгоняя стратилата, ударить двумя бутылками святой воды брамина Чанакью, но взрослые им не верили, с сомнением качая головами. — Вы что-то путаете, ребята. Такого не бывает, — мягко втолковывал мальчикам Аравинд. — Вы не могли изменить события прошлого. Приборы не позволили бы вам сорвать даже травинку, не говоря о причинении вреда кому-то. Они так устроены. Да и никакой святой воды вам с собой не давали. Вам это примерещилось. Напряжение, испытываемое мозгом человека при путешествиях, велико. Жаль, что вы не увидели того, ради чего так долго работали… Ну ничего, в другой раз попробуете. Отдохнёте и попробуете! Правда, чаще раза в год совершать путешествия тем, кому ещё не исполнилось восемнадцать, нельзя. Это слишком опасно для здоровья. Валерка и Лёва не стали спорить. Не верят взрослые, что они пришли сюда из другой реальности — так ничего не поделаешь. Не заставишь ведь поверить, что был мир с пиявцами, тушками, стратилатами и ещё невесть с какой нечистью, а теперь его нет. Он превратился в сон, который со временем изгладится из памяти даже у них, а остальные и не знали такого мира вовсе. К счастью или к сожалению, как знать? На самом деле иметь представление о тьме полезно, даже живя во вселенной, полной света. — Слушай, Валер, то, что именно мы с тобой мир поменяли, придя туда и тюкнув того мудреца по башке, это понятно, хоть и не очевидно остальным. Однако две разбитые бутылки не должны стать причиной для других изменений. Я по-прежнему люблю футбол и спорт бросать не хочу! Давай, когда вернёмся в Куйбышев, махнём на футбольное поле, и я научу тебя играть? — предложил Хлопов. — Ну давай, наконец! Попробуй что-то новое, а? И Валерка с улыбкой вдруг ответил, пожав товарищу руку: — Согласен, Лёв. Давай. *** 316 год до нашей эры. Окраина Магадхи. Дхана Нанд очнулся от чёткого ощущения, что из полутьмы пещеры кто-то смотрит на него, не отрывая пристального взгляда. К периодическому проникновению разбойников в убежище он давно привык. Разум его даже во сне не утрачивал бдительности. Дхана Нанд всегда пробуждался от малейших шорохов и рубил головы с плеч, ориентируясь по звуку, а тут почему-то не пробудился, позволил постороннему приблизиться… Впрочем, ещё не поздно! Незваный гость сейчас пожалеет. Выхватив кинжал из-за пояса, Дхана Нанд метнул его во тьму, ориентируясь на еле приметный звук чужого дыхания. Он ждал смачного хруста или противного хлюпающего звука, что означало бы успешное завершение дела, но вместо этого услышал тихое, усталое: — Дхана, прежде чем убивать, выслушай, ладно? Изгнанник вздрогнул. Этот голос он узнал бы из тысячи. В Патале или в Дэвалоке — где угодно. В сердце встрепенулась радость, но кроха света тут же потонула в океане горечи. — Зачем явился? — как можно холоднее спросил Дхана Нанд. — Вымолить прощение, если это возможно. А если нет, тогда встретить смерть от твоей руки. В любом случае я прошу тебя вернуться во дворец вместе с аматьей Ракшасом и занять подобающее тебе место. А я уйду. Я так решил. Дхана Нанд усмехнулся, неторопливо зажигая лампаду. От внезапно вспыхнувшего света гость шарахнулся к каменной стене пещеры, но Дхана Нанд нарочно поставил светильник так, чтобы каждый угол подземного обиталища стал хорошо виден. На своём убогом травяном ложе завозился Ракшас. Проснулся, открыл глаза и в недоумении воззрился на Чандрагупту. Мигом схватился за кинжал, но Дхана Нанд жестом остановил советника. — Погоди, аматья. Дай выслушать, что этот подлец скажет. Ну? — он повернулся к Чандрагупте. — Чего ждёшь? По-твоему, я сейчас должен собрать свои нехитрые пожитки и выйти отсюда, поверив твоей очередной лжи, а что ждёт снаружи? Твой бесценный ачарья, который снесёт мне мечом голову, как только она высунется из пещеры? Он ждал, и Чандрагупта ответил, хотя было заметно: ему неприятно говорить о Чанакье. — Не будет такого. Ачарья пытался провести какой-то ритуал, но вызвал из иного мира только страшную тварь и двух мальчишек лет двенадцати со светлыми глазами и белой кожей. Они чем-то на македонцев были похожи, но всё же и отличались от них. Мальчики говорили на незнакомом языке. Такого наречия я никогда не слыхал. Один из них облил ачарью водой из зелёного сосуда, а потом ударил по голове и сказал какую-то странную мантру. Затем оба исчезли. И тварь исчезла, а учитель, когда очнулся, теперь ничего не говорит, кроме этой мантры. Так и повторяет её, как заведённый с утра до ночи. Он обезумел или его заколдовали, но это точно не лечится. По крайней мере, царские целители уже сдались. — Что за мантра? — заинтересовался вдруг Ракшас. — «Сльава совьетскому футболу!» — неуклюже изобразил чужую речь Чандрагупта. — Не знаю такую мантру, хоть сам брамин, — честно признался Ракшас, а потом добавил с укоризной. — Наверное, что-то из культа богини Кали, но я не уверен. Эх, Вишнугупта, Вишнугупта… А мог стать великим советником, даже занять моё место, если бы вёл себя чуть уважительнее. Вывод: не надо проводить непонятных ритуалов и вызывать сюда чуждых тварей. В этом мире и так пишачей и ветал* хватает! Так и напишу в своих мемуарах и завещаю потомкам, — заключил он. — Поскольку учитель повредился рассудком, — продолжал Чандрагупта, опустив глаза, — вы оба можете вернуться. — Правда? — саркастически спросил царь. — Ты уверен? — Дхана, я многое осознал, — произнёс Чандрагупта, не поднимая головы. — Мне не стоило становиться царём. У тебя это получается лучше. А ещё знаешь… я ведь не пиппаливанский царевич. Я раб Лубдхака, никто. Знаю, свою огромную вину мне не искупить, поэтому убей меня или оставь в пещере вместо себя, а сам вернись в столицу. Чанакья беспомощен. Он уже не сможет устроить заговор и причинить тебе вред. Только обещай воспитать достойно моего сына Биндусару. Он ведь твой племянник… Обещаешь? — он наконец рискнул поднять глаза и встретился взглядом с тёмными очами императора, которого предал шесть лет назад. Дхана Нанд тоже смотрел и не отвечал. Чандрагупта помедлил немного и упал на колени, обняв того, к кому не прикасался так давно. — Я ничтожество. Если не можешь простить, ударь, — и он протянул Дхана Нанду его кинжал, пойманный в темноте на лету. — Я умру благословенным. Ведь меня жизни лишит не кто-то, а ты. — Убейте, Величайший! — безжалостно воскликнул Ракшас. — Он сам просит, и он это заслужил! — Не стоит спешить, — произнёс Дхана Нанд каким-то на удивление удовлетворённым тоном. — Моему племяннику нужен отец, а мне — соправитель, раз уж супругой обзавестись не довелось, а про покойную жену и вспоминать не хочу! Я вернусь на трон, а ты, — он больно ухватил склонившегося перед ним бунтовщика и узурпатора за густые локоны, — будешь исправлять свои ошибки, покуда сил хватит! Думаешь, если я живу в лесу, до меня не доходят слухи? Я всё знаю о твоих деяниях. Умереть он надумал! Нагрешить и сбежать — вот как это называется, но у меня не сорвёшься, — и вдруг его пальцы расслабились, и жёсткая хватка превратилась в ласкающее прикосновение к чёрным локонам. — Сокровище моё беспутное… Чандрагупта медленно поднял голову и не поверил глазам: на лице Дхана Нанда очень робко, как молодая трава сквозь сухую глину, как река сквозь каменную скалу, пробивалась та самая сияющая улыбка, которую юный царь Магадхи уже и не чаял когда-либо увидеть.