Те Самые Слова

Сара Уильямс уже не первый день перечитывала этот глупый рассказ, но никак не могла остановиться и перечитывала снова и снова, будто он был заколдованный. Сегодня тоже. Ее кофе в картонном стаканчике совсем остыл, свежий круассан на салфетке- тоже, и ей уже пора было покинуть кафешку и держать путь на следующую после обеденного перерыва пару лекций по актерскому мастерству. А она все читала: «Лица сердечком; пепельные, на прямой пробор, волосы начинаются почти от самых бровей. Носы у обоих тонкие, с горбинкой; губы, пухлые и розовые лишь в середине рта, дальше идут узкой щелью, рассекающей очень бледные щеки. Их плечи и руки покрыты рыжеватыми пятнышками и смуглы, точно их опалило солнце, но тела отличаются сияющей белизной, которая разгоняет даже сумрак комнаты. Он очень хорош собою. Она очень хороша собою. Они неотрывно глядят друг другу в глаза, круглые, золотисто-желтые глаза, которые сейчас кажутся совсем черными. И когда они меняют позу, их головы поворачиваются туда-сюда с невероятной быстротой.» Она почти не отдавала себе отчета в том, что краешком сознания думает параллельно чтению: «Нет, лицо у него… ближе к прямоугольному. И лоб высокий. А волосы какие-то двухцветные, как… ну, как горностаевый мех: частично платиновые, частично темнее, рыжеватые…Кончики, почему-то. А нос ястребиный, а рот – большой и ехидный, но лицо и впрямь очень бледное…Неудивительно – все время под землей… А руки не видела, он все время был в перчатках… «Хорош собою», ага, – в этих-то лохмотьях с блестками! А глаза… Узкие глаза, удлиненные, с опущенным внешним уголком. Черный и голубой. Совершенно не совиные. И пластика не птичья у него, то тягучие медленные движения, то внезапные гадючьи броски. Ужасно нервирует. Нет, он не похож на сову. Больше – на змею. С переливчатой чешуей. И почему я решила, что он похож на сову? И почему, хотелось бы знать, я все время о нем думаю?! И почему… И почему…» Порыв ветра перекинул несколько страниц книги. Ветер был холодный, Сара поежилась и подняла глаза. Ну ни черта себе! Небо, с самого утра безоблачное и голубое, наглухо затянула каменно-серая туча, так что оно превратилось в свод пещеры. Столики кафешки опустели – народ или ушел на лекции, или отправился по своим делам, или укрылся от внезапной непогоды в помещении. И только за самым дальним от Сары столиком сидел тот самый человек, о котором Сара только что собиралась подумать: «И почему на меня все время так упорно смотрит этот странно одетый тип?!» Встретившись с Сарой глазами, он слегка кивнул, будто только этого момента и ждал, встал со своего места и, лавируя между столиками, направился к Саре, держа в руке свой стаканчик с кофе. Сара вздрогнула: он выглядел очень… лабиринтово. Он был на вид примерно одних лет с Джаретом и, так же, как он, чертовски красив, но это все, что было у них общего. В остальном он до смешного был не похож: не такой долговязый, более широкоплечий и мускулистый, очень загорелый, весь в татуировках, волосы черные, до плеч, крупно вьющиеся, глаза непонятного цвета, то ли светло-карие с включениями темной хвойной зелени, то ли темно-зеленые с золотистыми искорками, взгляд тоже внимательный, но куда более мягкий, и одет тоже необычно. В костюм из черной состаренной джинсы, вдоль и поперек расшитый гербами, коронами и геральдическими эмблемами. Сара с удивлением опознала герб Данте ( золотое крыло на лазурном поле) на правом рукаве, золотой меч, увенчанный короной, Жанны дАрк напротив сердца и герб Мерлина ( белые диски на черном фоне) на левом кармане. – Добрый день, мисс Уильямс, – у него был низкий бархатистый голос. Сара подумала, что дикция у него отработанная, как у преподавателей в ее колледже. Актер? Он сел напротив Сары, продолжая держать стакан в руке. – Откуда Вы знаете, кто я? – спросила Сара на всякий случай. Да, этот человек чертовски органично бы выглядел в качестве предводителя танцоров в масках на балу Джарета. Сара легко представила его там – с его кошачьей походкой, живописно вьющимися волосами, только фрак на нем был бы не синий в сапфирах, а кроваво- красный, с отделкой из черных перьев. Хотя если бы у него был свой Лабиринт, он был бы совсем другим… Каким?.. «Темные Аллеи» – будто шепнул ей кто-то. Странные мысли. – От Джарета, короля гоблинов, – негромко ответил незнакомец. – Кстати, позвольте представиться, меня зовут Вэл. -А, это он Вас отправил ко мне! – выпалила Сара. Ее бросило в жар, будто она не сидела сейчас в тонкой рубашке на ветру, почти под дождем. – Не совсем так. Он не отправлял меня, но я к Вам действительно по его делам, мисс Уильямс. – У меня не может быть общих дел с этим… этим…трюкачом, который крадет детей! Странный человек по имени Вэл не ответил, разглядывая книгу, которую Сара неосознанно прижимала к груди, загораживаясь ею, как щитом. – А некоторые читают о медведях… Корин Бий, «Рассказы в духе барокко», «Опустевшая комната», сновидческая проза. Вы верно отметили, что эта история совсем не о Джарете, мисс. Сходство очень поверхностное. Забавное совпадение: я примерно в Вашем возрасте впервые прочитал «Дракулу» Брэма Стокера. Знаете, какой вопрос первым у меня возник после этого? Сара в недоумении молчала. – «А кто в свое время укусил и сделал вампиром Дракулу?» – И… кто? – Другой вампир. Точнее, вампирша. Но эта логика применима не только к вампирам, мисс Уильямс. – Можно просто Сара.То есть, Вы хотите сказать, что… Джарет… не всегда был королем гоблинов? – Именно. Много лет назад он был таким же ребенком, как Ваш братик Тоби. Ну, почти таким же. – Джарет был человеком… А Вы откуда знаете?!Мне почему-то кажется, что Вы меня не обманываете, но, может быть, этот проходимец обманул Вас? – Нет, этого быть не может, потому что я не от него ее знаю. А от людей, которых он не знает, но хорошо знаю я и доверяю им полностью. Я все объясню, мисс Уильямс, но давайте сначала зайдем под крышу куда - нибудь. Вы подхватите пневмонию на этом ветру, Вы уже совсем окоченели. Кроме того, вот- вот пойдет дождь. Идемте. В кафе было светло и тепло, музыка звучала негромко, неназойливо, занавески и скатерти из шотландки добавляли уюта. Они сели у включенного электрокамина. – Те же самые слова: «Я хочу, чтобы гоблины забрали тебя прямо сейчас» – прозвучали над Джаретом около двухсот лет назад, Сара. – у него был легкий, музыкальный акцент, какой-то перемежающийся, то есть, то нет, и ее имя он произносил не то как «Зара», не то как «Цара», будто нарочно, будто напоминая ей, кто она: царевна, принцесса, разрушающая заклятья. – Двухсот …? Вэл добродушно усмехнулся. – Ну да. Так вот, если говорить коротко и не углубляться в чужие семейные дела, Джарет – ребенок, которого неосторожно «отправили» в Лабиринт и так или иначе не забрали оттуда. Там он и рос, как Маугли, среди всех этих симпатичных, но полоумных чудиков, питаясь украденной ими едой и развлекаясь экспериментами с пространством и временем. Затем тогдашний король гоблинов, носивший этот титул около пяти веков и, как видно, порядком уставший от этого, назначил его своим преемником и удалился от дел. Двести лет он царствовал, и это были нелегкие двести лет. Он был лишен общества людей, таких же, как он сам, а также не видел практически никаких возможностей проявить свои таланты в разных областях – а для натуры одаренной это хуже смерти. Столько времени кипятиться в собственном соку!.. Он любит детей и по- своему любит своих подданных, но проблема в том, что они – «невзрослеющие дети», они остановились в своем эмоциональном развитии ( Хоггл – единичное исключение, Сара), и ему с ними тяжело. Он чертовски устал быть человеком - Диснейлендом, он эмоционально выгорел, он устал от жизни… И вот однажды появились Тоби и Вы, Сара. Первоначально Джарету хотелось оставить Тоби себе, воспитывать, учить всему, что знает сам, сделать его бессмертным, передать ему власть, а самому – исчезнуть, перестать быть. Говорю же, жить устал. Но потом его устремления изменились. Он захотел, чтобы Вы оказались той, за кого он Вас принял, победили, забрали брата… И его - тоже .С собой. Это было абсолютно невозможно. И все закончилось так, как закончилось. И он затосковал пуще прежнего. Погода в Лабиринте в последнее время оставляет желать лучшего. В общем, вот она, цель моего визита: я, честно говоря, совершенно не вижу, чем кто бы то ни было на свете может Джарету помочь ,но мне бы очень хотелось, чтобы недоразумения между Джаретом и Вами закончились и Вы дали ему шанс наладить с Вами нормальное общение. Ему этого очень не хватает. Поэтому я здесь, поэтому позволил себе понаблюдать за Вами, и поэтому надел концертный костюм, чтобы проверить, не утратили ли Вы полностью интереса к Лабиринту, обратите ли внимание на то, что покажется Вам связанным с ним. Я конечно, понимаю, – только Вам решать, когда и с кем танцевать, но… – Но он говорил… Он торговался со мной до последнего! Как же Вы говорите, что он хотел моей победы? – Сара, это магия. Это магия Лабиринта. Он говорил совершенно не то, что хотел бы сказать. Вам еще повезло, что он не рассказывал про магические свойства бобовых, собранных в новолуние, или про пиво из гнева со злобой, или про то, как один джентльмен в Йоркшире получил в наследство десять фунтов и купил ковер. Глаза Сары все расширялись, лицо горело. «Там все не то, чем кажется… Даже Король!..» – И все же я не уверена, что он не обманул Вас или каких-то других людей… Вэл достал из внутреннего кармана куртки вещь, при виде которой Сара вздрогнула: хрустальный шарик. – Я тут немного поднатаскался с ним обращаться, – быстро пояснил он, видя ее реакцию, положил шарик на подоконник между ними и крутанул. Потом приставил палец к его боку недалеко от вершины и стал, чуть касаясь его кончиком стекла, описывать им круги в направлении, противоположном движению. В сфере замелькало и замельтешило что-то разноцветное, напомнив Саре видео в ускоренной обратной перемотке. – Создан он был, конечно, не для этого, а чтоб меня проучить, но тут можно восстановить траекторию мыслей Джарета на момент его создания, вплоть до сферы подсознательного… Сам виноват, нечего кидаться было… Да он Вам и не поведает ничего такого, чего сам Джарет Вам уже не сказал…Взгляните… Сара нахмурилась, но удержаться не смогла, глянула. В похожей на галактику дымке по центру медленно вальсировали она и Джарет, и у них были совсем не такие лица, как на памятном балу, у него – не самодовольное и хищное, у нее – не испуганно-зачарованное. Здесь они улыбались друг другу, о чем-то оживленно, непринужденно говорили… – Об этом он думает чаще всего, фактически, постоянно. Думаю, ничего неожиданного… Вэл остановил шарик, снова крутанул, но теперь с другой скоростью, и пальцем его касался как бы пунктирно, то трогая, то отпуская. Сара подумала, что у него и правда получается не так ловко, как у Джарета. – А это… Это его мечта. Главная, глубинная. Сам он смеется над ней и очень непрочь был бы от нее избавиться, но деться от нее никуда не может. Сара взглянула, уже с явным интересом. – Ой… Д-домик?.. Шар превратился в игрушку, какие продают под Новый год, – «снежный шарик» Томаса Кинкейда. Домик под черепичной крышей, сильно напоминающий родной дом Сары, вокруг невысокие заснеженные деревья, идет снег, дым полупрозрачной ленточкой тянется из трубы, мягко светятся окошки, в окнах мелькают тени… но ведь это же… – Это об этом он мечтает? Не может быть. Я думала, он мечтает о чем-нибудь огромном, вселенском, невероятном, о мировом господстве, о всемогуществе…А он… – А он мечтает о доме, о семье, о простой человеческой жизни. Разочарованы? – Нет.Я… шокирована. И… и мне грустно… Она помолчала, задумавшись. – А сами Вы кто? Вы из Лабиринта? – Нет, я проходил Лабиринт, я там не живу. – Вы прошли Лабиринт? И как?.. – В основе своей это доброе место. Тем, кто попал туда, никто не желал смерти ( хотя порой и жизни тоже…), их, чаще всего, хотели вернуть, хотя, возможно, недостаточно сильно, не больше всего на свете. Из тех, кто Лабиринт проходил, никто не погиб и никто в нем не остался – они просто выбыли из игры. А вот превращение детей в гоблинов – это по- настоящему страшно, но надо помнить о том, что в нашем мире их могла ожидать судьба во много раз худшая. Нет, Лабиринт – место своеобразное, но доброе. – И все же… Почему Вы за это взялись? Вы его друг? – Сара пронзительно взглянула на Вэла своими огромными зелеными глазами. – Враг. – Вэл чему-то лукаво усмехнулся и уточнил: – Заклятый. – Как?.. – Да мы на дуэли драться собираемся, как только обстоятельства позволят. – Господи, из-за чего?! – Это Вы у Джарета спросите, Цара. Но не беспокойтесь, я ему вот что хочу предложить: когда освободится из Лабиринта, поехать на «Евровидение», он и я, каждый от своей страны. Кто больше баллов наберет, тот и победил, а другой платит репарации и приносит извинения. И пусть победит достойнейший… – Ох, если бы так… Значит, враги? И Вы…? – Ну, нормальный человек и заклятого врага в такой ситуации видеть не может, согласитесь…Вы ведь и сами теперь, когда осознали ситуацию, встревоженно выглядите… – Мне все кажется, что для Вас это что-то личное. – От Вас ничего не скроешь, мисс. У меня в Париже друг, композитор. На днях решил я его навестить. Он мне сделал… контрамарку, в театр, с которым сотрудничает, и мы уговорились встречаться там, в его персональной ложе. Я приехал, прошел, сел, слушаю «Орфея» ( давненько не слышал, соскучился), жду, а его нету. Забеспокоился. Потом, незадолго до антракта, заходит в ложу приятная женщина средних лет, расстроенного вида, говорит, что она его приемная мать, – приятеля моего, – и меня знает с его слов. А потом говорит, что он пропал. Неделю уже она его не видит. Стало мне совсем тревожно: он, понимаете, человек довольно нервный, да еще драма у него, личная жизнь не складывается, он и до того подумывал руки на себя наложить. Его матушка сказала, что живет он тут же, в подвале, можно сказать, театра, и скорее всего, дома сидит, и она к нему попасть не может: у него жилье всячески укреплено против нежелательных гостей, а недавно он еще новых капканов, по ее же настоянию, из-за проблем с общественностью, наставил, и она не знает, где и каких… Пошли мы вместе – и еще дочка этой дамы, сводная сестра его, получается, балерина. Ход из той самой ложи открывался, а дальше… Весело было. То вода хлынет, то огонь полыхнет, то пол из-под ног уходит, то потолок на голову валится… Артист. Погорелого театра. В общем, мы и накупались, и в зеркала нагляделись, и все-таки добрались. Захожу в его апартаменты, а он, сердешный, лежит с воспалением легких, бредит, своих не узнает. Драться со мной пытался. Пришлось на обратном пути остановиться, колыбельную ему петь. А спал этот оригинал, имейте в виду, в гробу, из символических соображений. И вот он там умудрился свернулся в позе эмбриона, и никак его не извлечь! Ну, тут я взбеленился, и…– лицо у Вэла стало такое злодейское, какого Сара и у Джарета не видела и у Вэла увидеть не ожидала никак. – Если ему еще когда-нибудь захочется поспать в гробу, то придется новый покупать – этот починке не подлежит. На плечо его да в обратный путь. Потом чуть не до утра носились по городу в поисках неболтливого врача… В общем, устроил он нам квест. Но потом я с ним поквитался, – проговорил Вэл так, что Сара ощутила некоторое беспокойство за незнакомого ей композитора. – Когда он оклемался и пытался извиняться, я его пропесочил как следует, объяснил, что если он сам себе не нужен, так хоть о родных и друзьях бы подумал, и засадил его оперу писать. По «Дракуле» Брэма Стокера, как раз-таки. И напра-асно он надеялся душу себе побередить, исполняя партию Дракулы. ЩАС, – он улыбнулся, и Саре вспомнились вампирские фильмы с Кристофером Ли. – Я буду петь Дракулу, хоть оперой доселе и не занимался. А он будет красавчиком Джонатаном Харкером, который понимает, что его, посредственность, чудом только не бросили ради гениального чудовища. Он у меня сам себе будет завидовать, а не комплексы свои культивировать. Конечно, повозиться пришлось, к чужим партиям он меня вообще не подпускал, и над моими спорили чуть не до мордобоя, ну, тут-то я ему не уступил ни ноты. Сейчас дописал, кастинги идут, ищем певицу на роль Мины. Остальные все есть, Люси, для динамичности, дочь Ван Хельсинга, как в мюзикле с Пелатье, и кузина Мины… В общем, дела идут, но неспокойно мне. Сара вспомнила, как была ослеплена своей правотой. Это горькое торжество, это мрачное восхищение в глазах Джарета, когда она победила… – Значит, я должна была сделать, как он говорил… Я не должна была оставлять его там одного!.. – Сара, тогда Вы все сделали совершенно правильно и единственно возможным образом. Один ребенок – одно прохождение Лабиринта. Так положено. И Вам, разумеется, совершенно неоткуда было знать, что Джарет не обманывает хоть в чем-то. – Я пойду? – Да, конечно. Мы можем встретиться здесь завтра в это же время, когда Вы все обдумаете? Сара? Сара медленно, рассеянно складывала в сумочку шар, круассан, аккуратно завернув его в салфетку, а напоследок туда же отправился бы и по-прежнему полный стакан остывшего кофе, если бы Вэл мягко не похлопал ее по руке, – так глубоко она задумалась. – Да-да, обязательно… – И возьмите, пожалуйста, мою куртку, – там дождь стеной. – А Вы? – А я железный человек. – Спасибо… Лунатически, с широко раскрытыми невидящими глазами, Сара побрела к выходу. Из этого оцепенения она не выходила всю дорогу до дома, и когда вышла из автобуса на остановке, ничего не изменилось. Погода была странная: дождь сыпался ровный и частый, но время от времени гроза будто вспоминала, что она гроза, и за многослойным нагромождением туч вдруг начинало грохотать и сверкать, и дождь становился ливнем. Саре вдруг, без всякой связи, вспомнилось, что утром, перед занятиями, ей позвонил из отпуска отец (хотя всегда звонил по вечерам), без повода, просто, чтобы пожелать хорошего дня, передать привет от Ирен и Тоби и в шутку спросить, не прогуливает ли она лекции. Но еще удивительнее, что почти сразу после позвонила ее мать ( звонившая хаотично, когда вспомнит). «Привет, детка. Как у тебя дела? Представь, я сегодня видела тебя во сне и что-то забеспокоилась. Будто мы с тобой на пикнике в парке, и вдруг рядом, ну, почти рядом, на камень садится сова. Небольшая такая, белая. И ты вдруг вскочила и, как маленькая, со всех ног побежала к ней. И провалилась в какую-то глубокую темную яму посреди лужайки!» «А… ты что сделала?» «А я, конечно, прыгнула следом! Не могла же я тебя там одну оставить! Дурацкий сон. Но у тебя точно все в порядке? Смотри, береги себя. Джереми машет тебе ручкой и говорит, что мы тебя ждем на каникулы, и если все сдашь без «хвостов», мы тебя возьмем с собой на вручение «Оскара»! Чао, будь умницей!» Конечно, Сара постаралась этот мамин сон выбросить из головы, особенно сову. Защищаясь от неудобных мыслей, подумала: как хлопотно иметь двойной комплект родителей! Вот если бы мама вернулась к папе, а Ирэн ушла к Джереми… А Тоби все равно остался братом Сары… А Ирэн и Джереми были, например, родителями Джарета… Хотя это, конечно, уже вообще бред, они же его ровесники… То есть нет… После Лабиринта у Сары появилась истинная уверенность в себе, но также где-то в ней угнездилось чувство вины. Ей все время казалось неправильным, что ее жизнь протекает тихо и гладко, в то время как на свете полно людей, у которых нет ничего. Она было передумала становиться актрисой, решив, что существуют куда более полезные для общества профессии, например, преподаватель английского или воспитатель в детском саду. Ее отец, человек мягкий, покладистый и без больших амбиций, принял бы любое решение дочки, но вот мать, уже видевшая в Саре звезду подмостков, продолжательницу и наследницу собственных сценических успехов, расстроилась так, что Сара сдалась и поступила-таки в драматический колледж. Правда, не в Джульярд, как рассчитывала Линда, а поблизости от дома, в Барчестере. Она нашла работу, чтобы не обременять родителей и их партнеров ( хотя от нее этого никто не требовал), – статистки в Барчестерском театре. Но очень скоро ее перевели на характерные роли, а директор театра, чудаковатый старик, похожий на Андерсена, просто влюбился в ее талант и стал потакать ей буквально во всем. Благодаря этому Саре очень часто удавалось подбивать его на различные благотворительные акции, которыми раньше он не интересовался совершенно. В коллективе Сару тоже любили все. Мужская его половина, разумеется, в полном составе была в большей или меньшей степени в нее влюблена, и, несмотря на это, женская половина ей также симпатизировала, не завидуя ей ни как актрисе ( Сара предпочитала роли в детских спектаклях), ни как красавице (Сара отшивала всех поклонников без исключения). У Сары до сих пор не было парня. Она себе объясняла это тем, что слишком много работает, да и вообще странная, несовременная: любит шить, знает все легенды о рыцарях Круглого стола, разбирается в геральдике, ее комната полна игрушек… и она в ней частенько устраивает посиделки и вечеринки с гоблинами. «Джарет там как в тюрьме…»– думала Сара. – «Будто заживо похороненный. Без света нашего солнца, без тепла человеческого сердца! Я должна помочь ему выбраться оттуда» Так она добрела до угла улицы, ведущей к дому. И на углу, буквально лоб в лоб, столкнулась с соседкой, подходившей к своему крыльцу в обнимку с полным пакетом покупок. Неопрятная толстуха с неопределенной прической, в спортивном костюме цвета фуксии, который должен бы быть свободным, но сидел в облипку, и в грязно-серой футболке. Покупки разлетелись во все стороны. Часть оказалась в луже. Сара ойкнула и , торопливо извиняясь, кинулась их подбирать и вытирать носовым платком. Толстуха смотрела на нее пару мгновений с лицом, как будто даже довольным, а потом совершенно спокойно, так же с удовлетворенными нотками в голосе, произнесла: – Вот как достали все эти малолетние наркоманки, сил нет просто. Обдолбается и прется, заворотив глаза не пойми куда. Да хоть бы ты… – она секунду подумала. – Да хоть бы тебя гоблины, что ли, забрали вместе с твоими извинениями, прямо сейчас, да и с концами… Сара не успела ни возмутиться, ни толком испугаться. Фонарь, под которым они стояли, и фонарик над крыльцом дома этой женщины в унисон замигали, потом начали меркнуть и погасли. – Это что за дерьмо?! – уже без всякого удовлетворения, с испугом взвизгнула соседка. Очень кстати в небе опять зарокотало – этот звук подходил к моменту. Как барабанная дробь. А вокруг, в темноте, уже слышались топоток и писк. Это были знакомые звуки, Сару они не пугали, она боялась не существ, которые их издавали, а того, чтобы женщина, стоявшая напротив нее, как-нибудь с перепугу, от неожиданности «мелких» не обидела. Женщина снова взвизгнула и пронзительно, истерически расхохоталась. В брючины и рубашку Сары вцепилось сквозь ткань множество маленьких цепких лапок, гоблины карабкались по Саре, как белки по дереву, и висли на ней гроздьями, и звуки визгливого смеха начали удаляться, будто соседка взмывала куда-то ввысь, как ведьма на помеле… Потом хохот стих, Сара смогла открыть глаза, и даже не сразу поняла, почему вместо вечернего переулка вокруг нее круглый, захламленный всякой всячиной тронный зал. А на том месте, где только что стояла агрессивная толстуха, сидит на ступеньках трона, небрежно опираясь локтем о сиденье, предмет ее пятилетних… нет, не чувств! Но, надо признать, пятилетних тягостных размышлений и смутных опасений, Джарет, король гоблинов из Лабиринта. Да, похоже, Вэл был прав. Похоже, уже довольно долгое время Джарет питался преимущественно мечтами и воспоминаниями. От такой жесткой диеты бледность и худоба, свойственные ему всегда, достигли почти устрашающей степени. Он был без своей боевой раскраски, с тенями под глазами и слегка небрит, кроме того, и одет очень уж небрежно: на нем было две рубашки (карамельно-золотистая и бледно-лиловая), надетые одна поверх другой и застегнутые вкривь и вкось, никакого жилета, одна штанина заправлена в сапог ( по-прежнему начищенный до блеска), вторая почему-то натянута на край голенища. Рукой, затянутой в перчатку, он левитировал перед глазами хрустальный шарик, в котором кружилась танцующая пара. «Он создает их каждые пять минут, а потом разбивает о стену. И снова создает. Не может удержаться. Не может не смотреть на свою мечту». У Сары на глазах выступили слезы. Но тут зачарованно-неподвижное лицо Короля досадливо дрогнуло, и он перевел взгляд с кристалла перед собой на тех, кто стоял перед ним. Мрачные, назойливо-внимательные глаза, обманчиво- прозрачный голубой и откровенно непрозрачный черный, уставились поверх шарика на Сару, в первую долю мгновения недовольно: «Почему меня отвлекают?!.» Тут же их выражение сменилось потрясенным, они пораженно расширились, а шарик, лишенный поддержки, упал на пол и взорвался целой тучей белых и радужных искр, которая скрыла Короля и его гостью друг от друга. Сразу же из тучи вынырнула черная рука, лихорадочно машущая, разгоняющая блеск, затем снова стал виден Джарет, который уже не сидел, а вскочил на ноги. Глаза мучительно сощурены, вглядываются изо всех сил, на губах неуверенная улыбка – но такая счастливая, что Сара сама не заметила, как широко заулыбалась в ответ. – Драгоценность… Дальше наступила тишина, и Сара, не переставая улыбаться, проговорила: – Э-э-э… привет. – Драгоценность, как ты сюда попала? – Честно говоря… не знаю…то есть… – Ведь я не впускал тебя… И не звал… И… Сара уже хотела обидеться, но тут один из гоблинов, притащивших ее сюда, полузнакомый, Сквик, что ли, – с поросячьим пятачком и длинными свисающими усами, – доложил: – Ваше Величество, ее прокляли. Толстая женщина там, наверху. Сказала Те Самые Слова. Сара с удивлением увидела, как лицо Джарета претерпело обратную метаморфозу. Он широко раскрыл глаза, схватился обеими руками за голову и сжал ее так, будто намеревался оторвать и вышвырнуть к чертовой матери за окошко. Потом весь обмяк, закрыл лицо руками, опустился на ступеньки. Видимо, произошло что-то… серьезное. Или даже непоправимое. Сара осторожно, почти на цыпочках, подошла и протянула руку, чтобы тронуть Джарета за плечо. Но он уже опомнился и смотрел на нее. Потом он сказал невероятную вещь: – Это… это нечестно… Вот теперь Сара испугалась по-настоящему. Джарет медленно встал. – Драгоценность, прости меня за нелюбезный прием. Я не могу даже сказать, что рад тебя видеть, потому что при подобных обстоятельствах я этому очень не рад. – Ну и…– начала Сара в гневе, все-таки обидевшись и от обиды забыв об испуге. – Молчи! Не до разговоров. Времени мало! – Джарет сделал короткий жест и вместо «домашней» одежды оказался в чем-то явно парадном, бархатном, глубокого фиолетового и черного цветов, с знакомым Саре черным, из множества прозрачных слоев, плащом поверх. Он занес над головой Сары свой скипетр ,он же стек ( она от неожиданности отшатнулась), и прокричал так, что слышно было, наверное, во всем Лабиринте, да еще и в сопредельных землях: – Я назначаю ее своей наследницей! После этого он схватил Сару за все еще протянутую руку и провалился с ней сквозь пол. Они оказались на знакомом Саре холме за стенами Лабиринта. Деревья все так же были лишены листвы, и по- осеннему сухая трава, похожая на тысячелистник, колыхалась на ветру, но теперь ветер был прохладный, а небо ровного и печального синевато- серого цвета. Джарет взял скипетр под мышку и свободной рукой сделал такое движение, будто протирал запотевшее стекло. Над городом Гоблинов в небе появилась полоса чистого золотого неба и стала быстро расширяться. – Итак, ЛАБИРИНТ. Ты уже, наверное поняла, Драгоценность, что мы находимся под землей. Поэтому неба здесь нет. Есть свод пещеры, а под ним – слой светящихся облаков. Четыре раза в сутки, утром, днем, вечером и ночью, четыре бригады крылатых гоблинов перекрашивают свод в цвета восхода, заката, дневного и ночного неба, обычными малярными кистями и светящимися красками. При этом двое из них проносят из края в край солнце и луну: это большие шары, один из золота, другой из хрусталя, внутри которых светится магия. Еще несколько по ночам прикрепляют к небу стразовые звезды, а к утру собирают. Так вот, распоряжения о восходе, закате и прочем тебе придется отдавать самолично, потому что этот народец способен перезабыть и перепутать все, что угодно. Было бы неплохо, если бы ты напоминала каждый раз, чтобы не смели воровать звезды, поручала кому- нибудь из приближенных их пересчитывать и проверяла результаты. Ты не можешь покинуть Лабиринт днем и в человеческом облике. Только ночью, в виде совы– если только тебя не позовут наверх. Но и в этом случае – только по делу и не больше, чем на час. Миг – и они переместились к воротам. Сара даже не поняла, как: как будто Джарет перематывал мир вокруг них, как видеофильм. Она увидела Хоггла, идущего от них вдоль стены, отстреливая фей. За ним, переваливаясь, шел Людо и собирал дохлых фей в большую корзину. – Хоггл! – крикнула Сара. – Сейчас он нас не увидит и не услышит. Не отвлекайся, Драгоценность. Если фей расплодится слишком много и они начнут проникать внутрь Лабиринта, тебе придется вмешаться и испепелить их: в большом количестве они опасны. Хогуош… – Его зовут Хоггл! И не прикидывайся, что не помнишь его… – Хаггис предупредит тебя. Пока же он отлично справляется с обязанностями привратника и егеря, особенно благодаря помощи других твоих друзей. Тот, третий, верхом на собаке, уехал патрулировать границы Лабиринта, он делает это ежедневно. Возможно, – в его голосе мелькнула нотка горечи, – тебе следует сделать их своими приближенными: Хоггрида – кастеляном, Людо – телохранителем, а третьего – начальником стражи. Ну и ну: Джарет, такой красивый, такой могущественный, такой волшебный, горько завидовал уродливому карлику Хогглу, йети Людо и донкихотствующему лису Дидимусу, потому что они могли видеться с Сарой, быть ее друзьями… Еще миг – и они с другой стороны ворот, в темном сыром коридоре с глазастыми лишайниками по стенам, поблескивающим не то от сырости, не то от магии, не то от всего вместе. – Насчет обрушенных кирпичей и упавших деревьев не беспокойся и поправить все это не пытайся, не получится все равно: все это здесь так и должно быть, чтобы затруднять проход идущим через Лабиринт. Не забывай по праздникам, особенно темной половины года, присылать Червяку с семейством пирог и упаковку чая. И пусть посыльный вручает под расписку: а то как бы не съел по дороге. – На востоке Андерграунд граничит с Андерлендом. Две тамошние королевы, Иррацибета фон Крим и Мирана фон Мрамори, сестры, но правит за них премьер- министр, леди Алиса Кингсли- Хайтопп. Ее муж шьет всем желающим и нежелающим очень недурные шляпы – советую тебе этим воспользоваться в их следующий официальный визит. На западе твоя страна граничит с государством Никогде, его столица – Подлондон, нынешний правитель – леди Дора Портико. Ее премьер, маркиз де Карабас, плут из плутов, осторожнее с ним, Драгоценность. Но в целом жители этой страны любят менять что-нибудь неожиданное на что-нибудь неожиданное, это может быть полезно. На юге – владения Даркена Некрадского, край кипящих ручьев и хищных растений. Не впускай никого оттуда, Драгоценность, ни с кем даже не заговаривай. Он настоящий дьявол. На севере – Эльфленд, Край Зеленых Холмов. Там царит междоусобица, Благой Двор вечно воюет с Неблагим, но пусть тебя не обманывают их названия. Оба двора, и Оберона, и Мэб, коварны и жестоки, только по-разному объясняют себе свои поступки. Неблагие признают, что совершают преступления ради своих потребностей и прихотей, Благие утверждают, что делают это Ради Всеобщего Блага. Что в лоб, что по лбу. Держи нейтралитет, Сара, не связывайся ни с теми, ни с другими. Они искусные ткачи и ювелиры, но куда проще и безопаснее приказать твоим подданным обобрать галерею Рене Лалика. – Что касается земледелия, климат здесь, как видишь, мягкий, урожаи вырастают сами собой, и население надо скорее удерживать от излишнего усердия, чем поощрять. Возня в огородах хороша, когда требуется чем-то занять этих недотеп – это вообще будет твоей главной проблемой, Сара. Но тебе придется, по возможности, конечно, поглядывать, чтобы кто-нибудь не полил грядки десять раз подряд и не превратил свой кусок земли в болото, или чтобы не выполол всходы вместе с сорняками. В таких случаях лучше их чем-нибудь отвлечь. А питаются они все равно в основном тем, что украдено ими наверху… – И не забывай устраивать им балы, как тот, когда я пел для тебя в первый раз. Чем чаще, тем лучше. По праздникам годового колеса и так далее. В целом каждые сутки в течение одного часа они могут быть людьми, и тогда им кажется, что они были ими всегда и жизнь прожили настоящую, человеческую, а не гоблинскую, и они счастливы… Они с Джаретом были знакомы ровно тринадцать часов…То есть нет, как – тринадцать? Тринадцать часов Сара находилась в Лабиринте, за это время она раз пять наткнулась на Джарета, и общалась с ним в общей сложности разве что с четверть часа. Да, и за это время он раз пять переоделся. В черном, в белом, в синем, в красном. Смех один. Но речь не о том. Десять лет до этого она знала о нем из книжки в красной обложке, неведомо как к ней попавшей. Пять лет после – со слов его недалеких подданных, а, как известно, в глазах подданных любой правитель всегда деспот, тиран, изверг и самодур, просто потому, что он отдает приказы. Сара с изумлением обнаружила, что поведение данного конкретного короля , хоть с непривычки и выглядит диковатым и резковатым, совсем не лишено логики в условиях этого безумного мирка. Отрывание подданному головы – весьма мягкое выражение монаршего неудовольствия, когда подданный сам чуть ли не ежедневно теряет свою голову и вместо того, чтобы утруждаться ее отысканием, просто отращивает себе новую. Так что этот Король, сумасшедший, как все на свете сумасшедшие шляпники и мартовские зайцы, взятые вместе, был в своих владениях прямо-таки оплотом адекватности. И совсем неудивительно, что скипетр имеет не только символическое, но и весьма практическое применение: им то и дело приходится кого- нибудь стукать. Человек-Диснейленд, да. Хотя он говорил не очень быстро, далеко не так быстро, как менялись пейзажи вокруг, в мыслях Сары царили путаница и неразбериха, от которых даже в ушах шумело и клонило в сон. Будто от ряби на воде. Единственным стабильным элементом среди всего этого мельтешения был Джарет, поэтому Саре приходилось смотреть преимущественно на него. Но внезапно она обнаружила, что и это сердце бушующего вокруг нее урагана не совсем неизменно. Джарет все бледнел и бледнел, хотя казалось, дальше некуда, тени у глаз становились темнее, сами глаза блестели все более лихорадочно… и вдруг – это было как пощечина – Сара поняла, что он начинает… просвечивать. Начинает становиться прозрачным, как привидение! Что все это значит?! Он менялся по мере того, как говорил, и чем быстрее говорил, тем быстрее менялся, а значит, менялся оттого, что говорил! Наверное… – Джарет! – Молчи! – Сам замолчи! Ты… ты изменяешься! Потому, что рассказываешь мне всю эту галиматью! Почему? Скажи немедленно, сейчас же! Джарет отреагировал на эти слова совсем уж дико: рванул Сару за руку, крепко прижал к себе и ладонью зажал ей рот, будто лейкопластырем заклеил. Сара в ужасе начала рваться ( безуспешно), попутно осознавая , что так Джарет с ней еще никогда не обращался. Хватать, тащить, затыкать рот – это было совсем на него не похоже. До сих пор он действительно вел себя с ней так, будто она была чем-то фарфоровым и в любой момент могла разбиться. Это обращение бесило Сару, она видела в нем демонстрацию превосходства над собой, и так же злило ее обращение «Драгоценность», делавшее ее вещью, собственностью и вообще неодушевленным предметом. Ну, зато теперь Джарет не осторожничал, и Сара оказалась как в капкане. – Хорошо, драгоценность, я объясню, – прошелестел переменчивый, полупризрачный, как наркотический дым, голос у самого ее уха ( щекоча висок, шевеля пряди волос). – Это следовало сказать ближе к концу процедуры, но, так и быть, изменим порядок, чтобы ты не тревожилась. Если кратко – тебя прокляли. Эта особа там, наверху, не знаю, почему, и выяснять это времени нет, сказала то же, что ты сказала пять лет назад над кроваткой Тоби. Гоблины забрали тебя, теперь ты здесь. Каждый человек, оказавшийся в Лабиринте из-за проклятия, через тринадцать часов становится либо гоблином, либо королем гоблинов. Чтобы стать гоблином,делать ничего не надо, это сделается само собой. Чтобы стать Королем Гоблинов, надо научиться всему, что знает король. Если он несовершеннолетний, как Тоби, у него есть на это время до тринадцати лет, здесь, у нас, это совершеннолетие. Если ему больше тринадцати, как тебе сейчас, у него есть только эти тринадцать часов. По истечении их ты должна стать Королевой Лабиринта. А я должен исчезнуть. Потому что в Андерграунде может быть только один Король. Я хочу, чтобы это была ты. Это было страшно. Сара от услышанного ослабела, повисла, как тряпичная кукла, но потом начала мычать и извиваться с удвоенной силой, выражая свой протест против происходящей бесчеловечности. «И опять «я хочу…» Какой… самоотверженный эгоизм!» – Я знал, что ты будешь против, – улыбнулся Джарет. – Иначе ты не была бы собой. Но ты ничего не сможешь сделать, Драгоценность. Я этого не допущу. Чем ближе подходила принудительная «экскурсия» к своему концу, тем кошмарнее становилась. Сара не могла видеть лица Джарета, так как была прижата спиной и затылком к его груди. И вот этими самыми спиной и затылком она все яснее чувствовала, как тепло Джарета словно бы угасает и сменяется неживой прохладой. То же ощущалось сквозь перчатку, зажимавшую ей рот. Хватка не слабела, но… но… становилась менее материальной. Ощущение ее медленно превращалось в ощущение неведомой силы вроде телекинеза, удерживающей ее в одном положении. Поучавший Сару голос становился глуше и словно отдаленнее, он звучал как эхо, все менее отчетливое. – Время от времени в твои владения будут попадать прОклятые сверху. Не делай ничего, и через тринадцать часов пребывания в Лабиринте они будут превращаться в гоблинов, твоих новых подданных. Если там, наверху, спохватятся, пусть придут лично, пройдут Лабиринт за известный тебе срок, скажут Те Самые Слова, и тогда проклятье будет снято, расколдованного можно будет забрать наверх. Мешать прохождению или нет – решай сама, но помогать непосредственно, сама, ты не должна… «А ведь ты помогал мне, – подумала Сара. – Опосредованно, не сам, помогал на каждом шагу!» – И последнее, что я должен тебе сказать… – они снова стояли на холме с сухими деревьями, вернувшись к исходной точке своего пути. Джарет топнул сапогом по бурой примятой траве и снова провалился сквозь землю вместе с Сарой. – Иногда, чтобы подняться вверх, нужно упасть, Драгоценность… Они снова стояли у трона, на его ступеньках. Джарет легонько оттолкнул Сару, одновременно разворачивая лицом к себе. Сара вскрикнула от ужаса. Джарета уже почти не было. Он превратился в смутный силуэт, состоящий из прозрачного тумана или дыма, слабо светящийся. Только глаза, черный, такой, что зрачка не видно, и прозрачно- голубой, нисколько не изменились, все так же настойчиво и пронзительно смотрели на Сару. – Но сначала то, что я ХОЧУ тебе сказать, моя девочка. Я тебя люблю. В этом я не обманывал тебя никогда. Надеюсь, теперь ты мне веришь… Сара всхлипнула. – Если тебе надоест бессмертие и ты захочешь умереть – это тоже может быть, и хорошо бы, если бы не скоро… Не так скоро, как мне… тебе придется дождаться появления очередного прОклятого сверху и объявить его своим наследником. Если, конечно, за ним не придут близкие. Те, кто сказал ему: «Я хочу…» Стрелка часов была в одной минуте от тринадцати. – Джарет, нет! Не говори эти слова! Пожалуйста! Часы начали бить. – Сара, вре-мя… «Я хочу, чтобы гоблины…» – Нет! Джарет! Пусть лучше я стану гоблином! Я не хочу, чтобы ты умер! Не уходи! Подумаешь, стану такой же, как Хоггл и сэр Дидимус, это же не смерть! И я думаю, ты не разлюбишь меня от того, что я изменюсь… – Нет, не разлюблю. Никогда не разлюблю. Но это было бы слишком ужасно для тебя, молодой, красивой, сильной, поэтому я позаботился о том, чтобы сжечь мосты. Процесс нельзя прерывать, Драгоценность! Его можно начать или не начинать, но если прервать его, не довести до конца вовремя, проиграют обе стороны. Ты станешь гоблином, а я останусь в своем теперешнем состоянии, полумертвым и беспомощным, почти без магии. Сжалься, Королева, не заставляй меня мучиться от собственной беспомощности при виде твоей!.. – Я не Королева! – Без одной минуты Королева, Сара… Такой я не смогу тебя защитить, позаботиться о тебе, помочь выжить, я буду камнем на твоей шее!Я не заслужил этого, Сара! Куда лучше мне умереть, чтобы ты была могущественна и, насколько возможно, счастлива! А потому слушай: своим наследником ты можешь сделать того, кого так или иначе оставили тебе сказавшие «Я хочу, чтобы гоблины забрали тебя…» – Джарет! Пусть все будет как есть! Мы сможем выжить вдвоем, мы сможем друг о друге позаботиться! Я без тебя не смогу! Совсем! Никак! Джарет! – «Я ХОЧУ. ЧТОБЫ ГОБЛИНЫ ЗАБРАЛИ ТЕБЯ ПРЯМО СЕЙ…» – Ты не заставишь меня жить здесь без тебя, у тебя нет власти надо мной! Я люблю тебя, придурок!.. – это прозвучало воинственно и беспомощно, как «Таллихо!» сэра Дидимуса. Вне себя от ужаса и отчаяния, Сара обеими руками обхватила то, что еще оставалось от Джарета, даже не подумав, что невозможно схватить туман, и начала судорожно целовать. Внутренним взором она уже видела, как с последним ударом часов устало опускаются веки на разноцветные глаза и они гаснут, а потом клок тумана тает в воздухе, расплывается, трон пуст, трон свободен… Король умер, да здравствует Королева! Джарет пытался ее оттолкнуть. Но сил у него, похоже, не осталось совсем. Ох, какой же он был холодный! Такой ледяной, что Сара обжигалась. И в то же время – как электроразряд, как молния. А часы били, и с каждым ударом, ужасным и прекрасным, казалось, рушится мир вокруг. Зажмурившаяся Сара понятия не имела, откуда у нее вдруг появилось ощущение невесомости. Не знала, что и она, и ее «добыча» оторвались от земли и медленно поднимаются вверх – как пузырьки шампанского, всплывающие на поверхность. Пронизывая многоэтажные потолки и своды на глазах изумленных гоблинов. Вокруг реяли, лопались и разлетались прозрачными брызгами хрустальные шары, метелью кружили белые совиные перья. Сара слышала только, что удары часов уже не отдаются мучительным эхом в голове и во всем теле, они словно уходят в землю, они все дальше, тише, глуше… Одиннадцать… Двенадцать… Трина… Внезапная тишина и прекратившееся ощущение подъема и … и не только они… заставили Сару открыть глаза . И встретиться взглядом с изумленными глазами Джарета. Они были так близко, что их с Сарой ресницы соприкасались. Сара и Джарет одновременно отпрянули друг от друга. Король растерянно ощупывал пальцами губы, будто проверяя, на месте ли они. Наверное, дивился тому, что снова материален. – Я всегда это знал, – доверительно сообщил он. – Но не думал, что ты это хоть когда-нибудь признаешь. Ты умеешь удивлять, Драгоценность. Немедленно вслед за этим он резковато поклонился и решительно направился к двери. Сара остолбенела. Не дойдя до порога, Король вернулся, схватил руку Сары, несколько раз поцеловал, выпустил и снова бросился к выходу. Сара, уже опомнившись, – за ним. – Куда ты?! Ты же ничего толком не знаешь тут, наверху! И в таком состоянии! Ты под машину попадешь! Или тебя арестует полиция. Стой! Только сейчас она поняла, что они в ее комнате. «Как он похож на Тоби,» – подумала вдруг Сара. В его возрасте Тобиас Роберт Уильямс будет таким же, высоким, худощавым, светловолосым и насмешливым. А Джарет в возрасте Тоби был очень похож на него. И как я раньше не заметила… Как родные братья… Или как отец и сын… Тоби вырос вполне благополучным парнишкой, учился неплохо, у него было много друзей, он был популярен у девчонок, потому что играл в школьной рок-группе «Марсиане», но и у него были свои странности: например, неизменная привязанность к плюшевому медведю по имени Ланселот, подарку сестры, или привычка в задумчивости рисовать на полях тетрадей чудные рожицы, полузвериные, полукукольные. Но, как ни печально, еще более растрепанный, чем всегда, Джарет также напоминал еще одуванчик, готовый вот-вот облететь, и даже не только прической, а больше своим явно неустойчивым сейчас душевным равновесием. Сара схватила его за руку. – Драгоценность, я должен идти. –напряженным голосом, почти любезно проговорил Король. Все- таки Король – он оставался им, даже лишившись своего бредового королевства, и разномастного полоумного народца, и своей непонятной магии. Он был главной опасностью и главной загадкой в Лабиринте, но и без этого мирка не перестал быть ни тем, ни другим. Все равно его трудно было не послушаться. Но у Сары это всегда получалось. – Останься! Тебе некуда идти! Останься у меня! Мы все уладим, со всем разберемся! Не уходи! – Неважно, Драгоценность. Ничего не важно. Я банкрот, Сара. Я больше не Король. Я никто. Но ты спасена, и я счастлив. Дай мне уйти. Все равно я не могу стерпеть то, что ты видела меня настолько бессильным. Я все равно не могу жить с этим, Сара. – Постой… Джарет… Ты только что чуть не умер ради меня. Неужели жить ради меня – труднее?! Ты обещал, что все ради меня сделаешь! ВСЕ! Вместо ответа Король рванулся одним из своих прежних движений – как змея, выскальзывающая из своей старой кожи. Обе рубашки, со звуком, похожим на усталый вздох, расползлись от ворота до самого низа, повиснув неряшливыми лохмотьями и обдав Сару и своего владельца облаком пыли и блесток. Сара, не теряя времени, выпустила ткань и вцепилась в плечо Короля. Тот гневно обернулся. На бледных щеках проступили красные пятна. – Драгоценность, ты собираешься всю жизни держать меня вот так?! – Всю вечность, если понадобится! – отчаянно выкрикнула Сара, раскрасневшись еще больше него. Неизвестно, что сказал или предпринял бы дальше оставшийся без королевства Король Гоблинов и что могла бы противопоставить этому его спасительница, но тут в окно (окно мансарды двухэтажного дома) постучали – деликатно, но настойчиво. Сара от неожиданности вскрикнула. Джарет молниеносно развернулся к окну, инстинктивно встав между ним и Сарой. Но тут за темным оконным стеклом, по которому тянулись ртутные струи дождя, в том месте, где оно отражало мрачное лицо Джарета, появилось другое лицо, в котором Сара узнала Вэла. Она подбежала, повернула задвижку и распахнула раму. Вэл скользнул в комнату, за ним ворвались запахи мокрой листвы и мокрого асфальта. Вэл тоже был совершенно мокрый, лилось с него водопадом, отчего его одежда (теперь он был в черном кожаном пиджаке, черных джинсах и шелковом джемпере цвета вороненой стали, весьма стильно и почти монохромно) блестела, как лакированная. Волосы он туго стянул в хвост, но выпрямлять не стал, и упругие завитки клубились под затылком, как небольшая грозовая туча. Он был очень красивый, и Саре вспомнилось услышанное в школе от подруг: «Любовь – это когда можешь пройти мимо тысячи лучших и не оглянуться» Непринужденно оглядев растрепанного Джарета во всей его анемичной красе и не менее растрепанную раскрасневшуюся Сару, он осведомился: – Я не помешал? Извиняюсь, что через окно, но я от Норрелла со Стренджем наблюдал все, что с Вами стряслось, Сара… почти все… и они отправили меня срочно сюда в расчете, что здесь Вы и окажетесь. Мне безумно жаль, что все так вышло… Дозвониться не мог, весь телефон оборвал, приехал, стучу – закрыто, внизу темно, обошел кругом – в окошке свет и голоса, вот и пришлось. – Вы знакомы? – ледяным тоном спросил Джарет, переводя взгляд с Сары на Вэла. – Ты как-то причастен к тому, что произошло с Сарой? – Можно сказать, да, – виновато ответил Вэл, разведя руками. – Мне очень жаль, повторяю… Джарет молча бросился на него. Сара снова вцепилась в Джарета и повисла на нем. – Ничем он не причастен, оставь его в покое!! Он просто поговорил со мной о тебе, я раздумалась и… – Этого достаточно! – процедил Джарет, пытаясь высвободиться. Вэл стоял, не двигаясь с места и печально кивая. – Говорю тебе, что я сама во всем виновата, я и только я! Смотреть надо было по сторонам, а не заворачивать глаза не пойми куда, правильно та тетка… Джарет вдруг перестал вырываться и покачнулся. Присел на край подоконника, сгорбился, как будто ему стало очень и очень не по себе. Тускло глядя на Вэла из-под свесившихся но глаза косм, он сказал глухо и очень громко, будто сквозь шум в ушах: – Я тебе это припомню. Берегись. – Что с тобой? Джарет? – встревожилась Сара. – То, из-за чего я здесь, – отозвался Вэл. Он разглядывал Джарета, медленно поворачивая голову из стороны в сторону, будто изучал переливающуюся голограмму. И все сильнее хмурился. – Невежливо намекать, что я выгляжу как оборванец! –прохрипел тот. – И благотворительность… – Не беспокойся, мы все еще не друзья, – примирительно сказал Вэл. – Помню-помню, с меня дуэль, как только будешь в форме. Я твою ауру смотрю, правитель. С тебя ведь буквально семь шкур спущено. Проклятье сдернуто с наружным слоем ауры.Ты освежеван. Вот и познабливает тебя, и это еще цветочки… Да еще кессонная болезнь своего рода… Пить хочешь? – Нет, благодарю. – Норрелл и Стрендж сказали, что тебя надо доставить к ним. Их поместье сейчас в паре километров отсюда, чтобы не беспокоить жителей пригорода. У меня машина. Поехали, отвезу тебя. Они тебя приведут в норму. Подлечишься, окрепнешь, акклиматизируешься… Джарет неопределенно махнул рукой. Его начало трясти, все сильнее и сильнее. Сара тем временем накинула на Джарета вязаный плед, укрывший его, как мантия, от остатков рубах до носков сапог, безмолвным дуэтом требовавших каши, отчего к нему частично вернулся привычный Саре гротескно- величественный вид. – Что с нами было? – Ну, вас спасло то, чего никогда не бывает, – Вэл кого-то цитировал. – Истинная Любовь. Каждый из вас так рвался пожертвовать собой ради другого, что оба заклятья разрушились одномоментно. Вместе с ними – и процесс интронизации. Идем, Величество? – спросил Вэл. Джарет с неожиданной безропотностью повиновался, тяжело и неловко встал, брюзгливо уточнив только: – Бывшее Величество. – Да ладно прибедняться, настоящие короли бывшими не бывают. Корона снимается только вместе с головой, стало быть, раз голова на месте, корона – дело наживное. У Норрелла со Стренджем для тебя насчет этого информация. Ну, ты в курсе, что покойный отец твой, Эл Чертополох, был эльфийским лордом. Незадолго до смерти он оказался в немилости у Короля-Ворона за … неважно. Все его земли и имения перешли к Стивену Блэку, победившему его на поединке. Вот только Блэк не знал, что у Чертополоха есть наследник. А человек он на редкость порядочный, поэтому теперь только о том и думает, как бы вернуть тебе Утраченную Надежду (хм, это название поместья такое), Город Железных Ангелов и еще там что-то, не помню. – Я не собираюсь наследовать ничего от Чертополоха! – вскинулся Джарет – А я тебе не твой адвокат, чтобы с тобой обсуждать твою недвижимость! Сам свяжешься с Блэком и сам с ним обсудишь, что ты там намерен наследовать и что не намерен. – огрызнулся Вэл. Они медленно спустились по лестнице и вышли на крыльцо. Возле него стоял черный «ауди». Вэл распахнул дверцу: – Карета подана, забирайся давай, Величество. Джарет начал влезать, запнулся и чуть не повалился поперек обоих передних сидений, с усилием сел. Саре больно было на это смотреть. Она, наклонившись, заглянула в дверцу. В машине было тепло, пахло сложным экзотичным парфюмом Вэла. Полушепотом пело радио: «Фарфоровая девочка, не связывайся со мной … Фарфоровая девочка, ты со мной пропадешь… Я сделаю твои глаза печальными, я потащу тебя с собой на телевидение, у тебя будет мужчина, который хочет править миром!..» Вэл, уже севший за руль, вдруг усмехнулся, вылез и стал зачем -то под дождем проверять что-то в багажнике. Он чуть слышно подпевал радио: «Но когда он слишком развоюется, фарфоровая девочка скажет: «Малыш, просто заткнись!» Она скажет: «Ш-ш-ш!»…» Джарет уже более или менее устроился и сидел понуро, блестя из-под спутанной челки глазами. У Сары появилось жуткое чувство, что она усаживает его в машину «Скорой помощи» после какой-то страшной катастрофы, и его сейчас повезут на срочную операцию, и что дальше будет –неизвестно. – Все будет хорошо, – сказала она неуверенно. – Тебе надо ехать.Мы скоро увидимся. Я позвоню тебе сразу, как только доберетесь. По телефону… Она осеклась. Джарет ухмылялся. – Неправильные слова, моя Драгоценность. Не те. – Что?.. А… Ах ты… язва! – И это тоже непра… – Заткнись… Ладно, твоя взяла. Я люблю тебя. – Самые правильные слова на все случаи жизни, – ни к кому не обращаясь, пробормотал Вэл, плюхаясь на водительское сиденье. – Панацея… До встречи, Цара, мы с Вами свяжемся сразу же, как доберемся. Все будет в порядке. Машина сорвалась с места. Сара проводила ее глазами, пока она не исчезла за поворотом переулка. Потом подняла ладони к глазам и некоторое время смотрела на цветные блестки, приставшие к отпечаткам пальцев и линиям на ладони. Это было единственное, что доказывало реальность всего произошедшего. *** – Е-мое, что ж я сделал-то?! – пробормотал Вэл, хлопая себя по лбу. – Человека спас? Опосредованно. – подсказала Люся, ставя перед ним кружку черного кофе. – Двух, учитывая, как эта девочка его любит. – А дальше -то что? – Если ты об адаптации, не морочься. Кто из нас по молодости не сбегал из дому с одной гитарой, чтобы потом вернуться в лимузине с многочисленной свитой? – она усмехнулась. – Раскрутится и предъявит своей Прекрасной Даме трофеи. – Ох, ты не понимаешь. Во-первых, можно вытащить парня из Лабиринта, но можно ли вытащить Лабиринт из парня? Во-вторых, а Лабиринт-то без правителя как? Все эти чудики, тюрлики… Тут уж надо думать не о побеге из Лабиринта, а о возвращении в Лабиринт… – Ладно, подумаем. Давай решать проблемы по мере поступления. И вообще: что ни делается, все к лучшему. *** Саре снилось, что она и Джарет подходят к Барчестерскому театру, как-то удивительно подсвеченному, как сказочный замок. На Джарете кожаное пальто и джинсы с белой рубашкой, а на ней – платье, очень похожее на то, бальное, сверкающее, как огромный бриллиант. – Пойдем, – сказала она Джарету. – Я покажу тебе мое королевство.