Драко Малфой. Эффект кувалды

Тот, кто утверждает, что получать подарки гораздо приятнее, чем их дарить, никогда не был единственным наследником одной из старейших фамилий магической Британии, потому что… Впрочем, обо всём по порядку. Утро моего одиннадцатилетия началось с воплей умирающих тюленей. По правде сказать, не знаю, как именно орут эти животные, особенно в преддверии скорого конца, но вопли, вырвавшие меня из тёплых объятий сна, показались настолько ужасными, что я спросонок выразил своё отношение к ним, жестокой побудке и тем, кто с утра пораньше мучает животных, коротко и от всей души. — Молодой хозяин проклял Терри страшным тёмным заклинанием? — раздался в долгожданной тишине жалобный голосок домовика. — Теперь Терри умрёт? — Нет, — зарываясь лицом в подушку в надежде урвать ещё минутку сна, буркнул я. — Терри не умрёт? Терри может продолжать играть? — Нет. — Терри не понимает. Терри плохой домовик! Он должен себя наказать! Бум! Бум! Как не воспользоваться «страшным тёмным заклинанием» ещё раз? — Терри, прекрати ломать кровать! Нет, я тебя не проклинал. Нет, ты не умрёшь. И нет, — я, открыв один глаз, с ужасом уставился на поникшую волынку, — играть тоже не надо. Как ты вообще до этого додумался? Хотя погоди, дай угадаю: я приказал? Домовик старательно закивал. Я, застонав, перевернулся на спину, раскинув руки в стороны. Под пальцы попалось что-то прохладное и гладкое. Хм, лепесток розы? Я поднёс находку к глазам, покрутил и так и эдак, но так и не вспомнил, откуда у меня в кровати могли взяться цветы. Пришлось сесть, чтобы осмотреться. Ну точно, вся постель пошло усыпана лепестками роз разных оттенков. Ох, надеюсь Терри оборвал не весь розарий, иначе мне будет очень стыдно перед Нарциссой. Пора заканчивать этот цирк. — Терри, — строго сказал я не спускавшему с меня глаз эльфику, — с сегодняшнего дня я отменяю все приказы, которые давал раньше. — И, подумав, уточнил: — До того, как позавчера упал с метлы. Понял? А теперь давай ванну, одеваться и что там у нас дальше по списку. Домовик щелчком пальцев убрал волынку и лепестки роз с постели, но по остальным поручениям не помчался, как обычно, оставшись неловко топтаться около кровати. — Что опять? — опасливо поинтересовался я. Может, пропустил какой-то обязательный ритуал, который наследник рода должен делать на свой день рождения? Ни в книге, ни в фильмах ни о чём подобном не говорилось. В каноне вообще мало уделялось быту чистокровных семейств. Уизли не в счёт, они предатели крови и жили в обычном — если это слово вообще применимо к волшебникам — домишке, в котором вряд ли были подземелья, не говоря уже о родовом камне или любом другом месте, где маги могли проводить специальные ритуалы. Так что всё написанное авторами фанфиков — плоды исключительно их богатого воображения. Терри-Ипполит зачитывал мне некоторые опусы, при этом ржал, как конь: «Отличная мрачная сказочка на ночь. Они там что, соревнуются, у кого страшнее получится?» — «А что не так? — недоумённо хмурился я. — Ну магия же. Древняя. Наследие предков». — «Да они же там все сатанисты, получается! Ритуалы, кровь, убийства, секс…» Но больше его бесило то, что так или иначе влившись в любой древний род, герой буквально на ходу переобувался, на глазах превращаясь из доброго, порой наивного, горящего за правду магла или полукровки в прожженного циничного мага, готового оправдать любые действия своей новой «семьи». «Ладно, я понимаю, они становятся частью магического мира, значит, должны жить по его условиям. Но где моральные терзания? Где долгие раздумья и бессонные ночи для принятия непростого решения? — разорялся Терри. — Они освобождают и оправдывают убийц, они сами становятся ими, убивая для ритуалов не животных — людей!» Мне нечего было ему на это возразить, но я сейчас впервые порадовался, что судьба попаданца выпала на мою, а не его долю — Терри-Ипполита магическая Британия могла не пережить. — Ну, что стряслось-то? — поторопил я домовика. — Да простит его молодой хозяин, Терри хотел попросить научить его тому заклинанию, что молодой хозяин сказал утром дважды. — Нет. — Не хватало ещё, чтобы гости из солнечной Болгарии, загляни они вдруг на огонёк, начали интересоваться, откуда английский эльф знает русский мат. Нужно выкручиваться. — Эльфам им пользоваться нельзя — от него они начинают болеть и терять силы. А ты мне ещё нужен, вон ванна не готова, ботинки не начищены, постель не заправлена… Терри намёк понял и быстренько убрался. Через час, умытый и безукоризненно одетый, я спустился в столовую, где меня уже ждали родители. — С днём рождения, дорогой. Нарцисса обняла меня и поцеловала в щёку. Люциус потрепал по голове и легонько подтолкнул к столу: — Сначала завтрак, потом подарки. Когда мы заняли свои места, в столовую, едва не лопаясь от важности, чинно вступил Терри, неся на палке-насесте в виде буквы Т небольшую серую сову. — Только что прилетела, молодой хозяин. Сова дождалась, пока домовик донесёт её до стола, и, тяжело спрыгнув на столешницу, поковыляла в мою сторону. Остановившись около тарелки, гулко ухнула, расправив крылья. Вспомнив, что эти птицы пребольно щиплются, я на всякий случай отодвинулся подальше. Сова нахохлилась, снова ухнула и подскакала ближе. — Угости её, — подсказал Люциус. — Тогда она отдаст тебе письмо. — Может, лучше ты его заберёшь? — заканючил я. — Давай, Драко, это не страшно. Тем более что письмо адресовано тебе. Накануне меня посвятили в тонкости зачисления в магическую школу, да я и сам прекрасно помнил о главном событии в жизни каждого одиннадцатилетнего волшебника, но желания общаться с птичкой, сверлящей меня недовольным взглядом, от этого не прибавилось. Отступать под четырьмя парами глаз — двух человеческих, эльфийских и совиных — тоже было некуда, поэтому, упрямо сжав челюсти, я одной рукой протянул пернатой почтальонше подсунутое Терри печенье, а второй, путаясь в завязках, снял с лапки письмо. Сова насмешливо ухнула, перелетела на подставку и великодушно позволила Терри донести себя до дверей. Убедившись, что вредная птица теперь точно не тяпнет меня за палец, я развернул свиток. — «Дорогой мистер Малфой! Рады сообщить вам, что вы приняты в Школу чародейства и волшебства Хогвартс. Занятия начинаются 1 сентября. Список необходимых книг и предметов прилагается. Заместитель директора Минерва Макгонагалл». Я еду в Хогвартс! — Ты стал совсем взрослым, — грустно улыбнулась Нарцисса. Люциус ничего не сказал, но по тому, как дрогнули уголки его губ, опускаясь, стало понятно, что и ему перспектива расставания с сыном не приносит удовольствия. Меня будто кто под руку подтолкнул. Никогда не замечал за собой подобных порывов, если только в детстве, когда пешком под стол ходил. Потом, как и многие пацаны, повинуясь взращенным в обществе стереотипам о том, что мужчины не плачут и вообще по эмоциональному диапазону мало чем отличаются от истуканов с острова Пасхи, начал стесняться и всячески избегать любых проявлений нежных чувств, пока это не вошло в привычку, подкреплённую спортом — вот уж что и основательно ставило мозги на место, и развивало волю, и собирало в кулак ушедшие вразнос от гормональной тряски эмоции. Но сейчас, обнимая Нарциссу Малфой, считающую меня своим сыном, я был как никогда уверен, что поступаю правильно. — Мы же можем писать друг другу, правда? Хоть каждый день. И на каникулы я буду приезжать. А до первого сентября ещё почти три месяца! Не грусти, мам. — Не буду. — И ты, пап. Люциус смущённо хмыкнул, когда я, развернувшись, ткнулся лбом ему в плечо, но от объятий отказываться не стал: высвободил руку и коротко прижал к себе. — Торжественно клянусь стойко переносить тишину и покой, которые скоро наконец-то воцарятся в этом доме. — Люциус! — Папа! — Я пошутил! Мы дружно рассмеялись, окончательно избавляясь от грусти по поводу моего отъезда, я вернулся на своё место, и эльфы подали завтрак. Вот после него и началась свистопляска с подарками. Во-первых, их было, мягко говоря, много. Я, конечно, предполагал, что наследника известной фамилии с важной датой захотят поздравить все кому не лень, но чтобы желающих было столько… Совы, будь они не ладны, прилетали каждые пять-десять минут, и — тут кроется во-вторых — у каждой мне пришлось самолично снимать с лапки подарок. Занятие это было не столько утомительным, сколько опасным, потому что не все птицы могли похвастаться добрым характером, и если бы не лечебное заклинание, к концу дня я остался бы без пальцев. В-третьих, прежде чем открыть конверт, его нужно было проверить на проклятия, порчу и прочие нехорошие магические гадости, которыми коллеги по цеху могли случайно или намеренно начинить подарок. Осмотром занимались родители, мне же надлежало внимательно следить за их действиями, стараясь запомнить движения палочкой и заклинания. Ну и, наконец, к моему великому ужасу, на все поздравления требовалось ответить благодарственными письмами. Большая часть подарков представляла собой вычурные открытки с объёмными движущимися деталями — красиво и удобно для тех, кто хочет выказать уважение, но не может — или не желает — тратиться на что-то действительно дорогое. На подобные презенты отвечали заранее заготовленными шаблонами, которые следовало только подписать. Но и оставшихся подарков, тех, благодарность за которые придётся писать в индивидуальном порядке, оставалось прилично — на неделю сплошной писанины точно хватит. Кстати, о подарках. Особым разнообразием они не баловали. Кроме открыток часто присылали книги, амулеты, сладости и обычные безделушки. Из оригинальных подарков мне запомнились зачарованные краски, которыми можно рисовать живые картины, волшебные шахматы и необычные песочные часы — песок в них сыпался с разной скоростью в зависимости от того, сколько требовалось отмерить времени. Нарцисса с Люциусом отдарились в лучших традициях родителей будущих первоклассников: преподнесли набор писчих перьев — элегантных, явно сделанных на заказ, надёжно зачарованных от краж и случайной пропажи, стильную кожаную сумку-портфель с наложенными чарами расширения пространства и красавца филина. Разглядел я его, правда, не сразу, потому что голову птицы скрывал холщовый мешочек. — Филин зачарован, — пояснил Люциус. — Если ты снимешь мешок и позовёшь его по имени, он станет считать тебя своим хозяином, будет подчиняться только тебе и найдёт где угодно, стоит только позвать. — А как его зовут? — Пока никак. Придумай сам. Я озабочено почесал кончик носа. Какое ещё имя может дать питомцу будущий врач? — Гиппократ, — чётко произнёс я, освобождая птицу. Филин встрепенулся, ухнул, расправив крылья, и перелетел на мою подставленную руку, необыкновенно аккуратно обхватив её огромными загнутыми когтями. Я скормил ему печенье и ласково погладил пёрышки на груди. Гиппократ пару минут помедитировал, прикрыв от удовольствия глаза, и, когда я чуть махнул рукой, отпуская, перелетел на специальную жёрдочку, на которой до этого сидел. К обеду поток подарков иссяк. Я уже едва стоял на ногах от усталости и безумно радовался тому, что на сегодня мои мучения закончены: приём по случаю дня рождения наследника из-за несчастного случая перенесли на середину августа, так что день обещал закончиться в спокойной семейной обстановке. Однако один гость у нас всё-таки был. Я отдыхал в своей комнате после ужина, читая одну из подаренных книг, когда появившийся Терри сообщил, что отец хочет видеть меня. Не слушая возражений («Хозяин Люциус сказал поторопиться!»), домовик трангрессировал со мной к дверям кабинета; я постучал и, дождавшись разрешения, вошёл внутрь. Люциус, как и при первом нашем разговоре, сидел в кресле, второе на этот раз было занято. Одного взгляда хватило, чтобы узнать посетителя — Северус Тобиас Снейп собственной остроносой персоной. — Драко, познакомься — снова, — подозвав меня движением пальцев, сказал Люциус, — это мистер Снейп, старинный друг нашей семьи, непревзойдённый легилимент, лучший зельевар в Европе и бессменный декан факультета Слизерин в Хогвартсе. — Ты мне льстишь, — раздражённо проскрипел низкий, чуть хрипловатый голос, но дрогнувшие в намёке на улыбку тонкие бледные губы однозначно намекнули, что комплимент пришёлся Снейпу по вкусу. — Нисколько, — спокойно возразил Люциус. — В твоём случае это скорее преуменьшение заслуг, чем преувеличение. — Добрый вечер, сэр, — вежливо поздоровался я, привлекая к себе внимание Снейпа. Под холодным пристальным взглядом чёрных глаз мне стало не по себе. Здешний Снейп мало походил на созданный в кино образ — он выглядел гораздо моложе, высокомернее, более холёным: шёлковая, не знаю, насколько дорогая, но явно новая мантия, тщательно уложенные, блестящие в свете камина волосы, аккуратный маникюр… И, самое главное, без той глубоко спрятанной трагичности, которая просачивалась, как вода сквозь песок, через вечно угрюмое выражение лица. Кадры с Аланом Рикманом стали моими любимыми. Я пересматривал их бессчетное количество раз и не мог понять: как? Как можно было не заметить этой печати так и не утихшего с годами горя? Этот Снейп, как мне показалось, если и мог страдать, то исключительно от невнимания к своей особе. — Всё настолько плохо? — словно и не заметив моё приветствие, спросил у Люциуса Снейп. — Ты мне скажи. Снейп отставил на столик стакан с огневиски, плавно, одним движением, поднялся, резко шагнул ко мне, достав из рукава палочку, и приказал: — Стойте спокойно. Смотрите на меня. И не сопротивляйтесь! В одиннадцатом классе, аккурат перед новогодними каникулами, мне удаляли аппендицит. Операцию делали под местной анестезией. Боли я не чувствовал, но ощущения, пока врачи ковырялись в моих потрохах, были не из приятных. Сейчас примерно то же чувствовали мои мозги. Желудок подпрыгнул к горлу, грозя распроститься с нежнейшим филе запечённого лосося в сливочном соусе, по темечку будто снова приложили кувалдой, в глазах стремительно потемнело. — Пожалуйста, хватит, — из последних сил прошептал я. — Северус, довольно! — гневно поддакнул мне Люциус. Копошение в мозгах немедленно прекратилось. Меня подхватили на руки, заботливо уложили на что-то мягкое, влили в рот очередное мерзкое зелье. — Не волнуйся, он скоро придёт в себя, пусть просто немного полежит, — спокойно уронил Снейп, судя по звукам, возвращаясь к креслу и стакану с огневиски. — Хм, весьма интересный случай. — Сметвик сказал, на памяти стоит мощный блок. — Много он понимает, твой Сметвик, — раздражённо проворчал Снейп. — Вызубрил заклинание, научился махать палочкой и думает, что стал легилиментом. После его вмешательства удивительно, как мальчишка совсем мозгами не тронулся. Нет там никакого блока. Там вообще ничего нет. — Последствия Обливиэйта? — Ты вообще представляешь, как он работает? Если совсем просто, это как отмыть стакан песком: останутся потёртости, царапины, стекло потускнеет. А с Драко… — Снейп хмыкнул. — Его «стакан» не тёрли, а взяли новый. Иными словами, твой сын теперь абсолютно другой человек, чистый лист. Звякнуло стекло, зашуршала ткань. — Меня премного удивляет тот факт, что он помнит язык и многие бытовые вещи, да и вообще, по твоим словам, ведёт себя довольно адекватно, — тише, словно размышляя вслух, продолжил Снейп. — Обычно это относится к индивидуальной памяти и теряется вместе с личными воспоминаниями. Может, эти навыки настолько укрепились, что стали частью физического тела, как магия и рефлексы? — Что ты хочешь этим сказать? В голосе Люциуса явственно прорезались панические нотки. Я невольно напрягся, одновременно стараясь не выдать, что почти оклемался. — Ты говорил, что какое-то время Драко был мёртв… — Я говорил, что мне показалось, будто мой сын был мёртв. И если ты намекаешь… — Всего лишь прошу вас с Цисси быть осторожными. Всё имеет свою цену, Люц, а подобные чудеса, особенно в магическом мире, тем более. Хватит с нас одного Лорда. Приплыли. Кажется, пора возвращаться в этот бренный мир, пока душка Снейп не наговорил папочке Люциусу ещё каких-нибудь ужасов. А то ведь примут за непонятную нечисть и упокоят, и рука не дрогнет. А мне помирать второй раз за неделю как-то не хочется. Я застонал и открыл глаза.