Делить с врагом

День тянулся мучительно долго, в то время как вечер пытал своей неизбежностью и особенностью. Как бы сильно Шестой не хотелось видеться с Ридом, любопытство брало верх. Да, этот барсук пропал на целую неделю, не отвечая на мамины звонки и игнорируя тонну сообщений. Но ведь такое было и раньше. К чему же письмо, врученное офицером? Сероглазая опустила взгляд на лист бумаги в руках. Неприметный уголок страницы выглядывал из-под ладони, обрывая на полуслове напечатанный на нем маленькими буковками адрес и имя. Жгучий интерес подталкивал к тому, чтобы посмотреть, что же все-таки нужно офицеру от её приемного отца, однако кожу пробирали мурашки. Нет, Шестой было страшно не за Рида — она была готова даже собственноручно сдать этого подонка полиции, если бы это помогло ей зажить спокойно. Но того, что она могла увидеть в этом письме, девушка боялась. Бегло окинув взглядом людей в парке, где она обычно отдыхала после школы, сероглазая раскрыла листок, выхватывая из строчек самую важную часть текста. Руки задрожали — листок выскользнул и, медленно танцуя в воздухе, упал рядом с ногами. Приглашение в суд. О, черт. Нет, нет, и ещё раз нет. Она ни в коем случае не понесет этот лист домой. Ни за что. Кем бы не был Рид, и чего бы он не натворил — если она вручит ему эту бумагу, ей крышка. Девушке даже не хотелось представлять, как разозлится отчим и что он с ней сделает за то, что она вообще взяла это письмо, да ещё и передала ему. Похолодев, Шестая посмотрела на часы. Все, ей точно конец. С письмом, без — придется отгребать хотя бы за то, что задержалась на полтора часа после школы. На скорую руку запихнув листок на дно сумки, сероглазая помчалась домой. Сердце бухало о ребра, легкие жгло от долгого бега. Застыв перед входной дверью в попытке отдышаться, Шестая неуверенно топталась около порога, набираясь смелости, чтобы открыть дверь. Однако, с противным скрипом, дверь открылась сама — на пороге, сверля дочь яростным взглядом, стояла мать. Не церемонясь, она схватила девушку за руку и затащила её внутрь. — Явилась, не запылилась! — воскликнула женщина, толкая сероглазую в плечо. — Может хоть ты объяснишь нам, что здесь происходит?! Девушка опешила. В коридоре, с хмурыми лицами, стояли все члены семьи — крайне недовольный отчим, сестра и даже утренняя гостя, которая в отличии от остальных была ещё и очень напугана. — Ч-что… — Что случилось?! Хороший вопрос. Я вернулась с командировки, а тут сразу несколько сюрпризов: муж спит с любовницами, падчерица по парням шляется, а дочь так вообще не пойми где ходит! Где ты была, и как ты это объяснишь?! Легкие сдавил страх, мешая вдохнуть. Девушка открыла было рот, чтобы что-то сказать, как щеку обожгло болью, выбивая воздух. Шестая застыла, исподлобья глядя на озлобленную мать; к горлу подкатил ком, внутри закипела обида — слова, ранее так тщательно затолканные в уголок сознания, сорвались с языка, отравляя ядом всех присутствующих: — Идите вы все к черту! Я не маленький ребенок, чтобы оправдываться перед сволочами, живущими на мусорке! Не ваше дело, где я вообще была и что делала — за собой лучше следите. Сколько раз я тебе говорила, что эта тварь тебе изменяет?! Сколько раз я предупреждала тебя об этом, а?! Он врет всем и вся, даже своим любовницам! Вместо того, чтобы спокойно жить на папины алименты, ты притащила к нам домой какого-то козла, и испоганила мою жизнь! Да мало того, что вы уничтожаете меня и мое будущее, так ещё и он преступник! Горячие слезы катились по щекам, обжигая кожу, а в душе клокотала ярость. Не обращая внимания на потрясенные лица, она продолжила, перебивая миссис Рид, пытающуюся что-то сказать. — Хотите знать где я была?! Пожалуйста! — чуть ли не кричала девушка, вытряхивая содержимое портфеля на пол. Вытащив оттуда письмо, она швырнула его в лицо похолодевшему отчиму. — Разговаривала с полицией. Не знаю, что ты уже натворил, но тебя посадят, я уверена. И я сделаю все, чтобы ты так и сгнил в этой тюрьме! Глотая слезы, Шестая молнией пронеслась мимо оторопевших родственников в свою комнату, громко захлопнув дверь. — Шестая… — начал было опешивший «отец». — Идите к черту! Подперев дверь комодом, Миллер обессиленно повалилась на кровать, проливая слезы на подушку. За что ей это? Почему это случилось именно с ней? Многие семьи разводятся, у многих есть приемные родители. Но, именно ей повезло вляпаться в подобное! Что дальше? Конец света? Игнорируя назойливые удары по двери снаружи, девушка свернулась на кровати, спрятав голову под одеяло. Уже когда мысли стали путаться, а глаза потихоньку закрываться, она дала себе обещание — уйти. Уйти, забыть, и жить так, чтобы родители жалели, что поступили так с ней. Жалели о том, что она не хочет их знать…

***

Не смотря на то, что стоило вести себя пристойно, Моно едва сдерживался, в душе желая рвать и метать. Ярость, кипящая внутри, была такой сильной, что воздух вокруг парня буквально трещал от напряжения — даже знакомый офицер предпочел сесть подальше. Снова. Снова эта выскочка Миллер вторгается в его жизнь. Вот что их породе спокойно не сидится? Сначала Рёку, а затем и её отчим решил, что не будет лишним устроить аварию и убить его родителей. Спасибо! Что тут ещё скажешь?! Кареглазый фыркнул, осматривая зал суда. Естественно, девушка не пришла. И, возможно, глубоко в душе, Моно даже был этому рад. Потому что он хотел убить её, причем убить самым жестоким способом. Хотел перерезать глотку, наслаждаясь видом пузырящейся крови, или же вовсе разорвать на части голыми руками. Как смеет её гнилая семейка напоминать о себе в самый неподходящий момент? Почему, куда бы он не шел, он видит её чертову фамилию? Что он сделал, что так проклят?! Ну ничего. Он это припомнит. Не забудет. Интересно, как поведет себя эта «мадам», когда он посадит её приемного отца за решетку? А если её настоящего отца? Вряд ли она почувствует то же, что и он. Вряд ли ей будет так же больно, как и ему, услышавшему приговор от врачей. Не имеющему возможности даже побыть рядом с умирающими родными… Вместе с гневом, в душе порождалась ненависть, чистая ненависть, безжалостно затоптавшая голосок совести, тихо шепчущий о том, что не Миллер виновата в аварии. Ненависть обжигала изнутри, огромными волнами захлестывала с головой — парню даже пришлось прикусить язык, чтобы не зарычать от злобы. Он этого не простит.