В глаза императору

      Этот день грозил быть ничем не примечательным, как и остальные. Солнца ещё не было видно: только свет от его лучей окрашивал облака в оранжевые оттенки, неравномерно распределяя, но даря потрясающую красоту. Сама же земля ещё была окутана мраком. От неё веяло прохладой. Крестьяне уже покинули свои циновки и старательно возделывали рис на полях — совершенно обычное занятие для этого времени года.       Несмотря на то, что к простолюдинам он не относился, Дейдара тоже не спал, но по другим причинам. На тёмном поле, облаченный в чёрное, как ночь, кимоно, заняв боевую позицию, блондин медленно втягивал носом свежий утренний воздух, пытаясь отпустить все мысли, что мешали ему сосредоточиться. Через некоторое время, поняв, что готов, Дейдара вскинул правую руку. Неторопливо она потянулась к левому боку, к поясу, на котором висели ножны. Гладкая снаружи ладонь, покрытая от изнурительных тренировок с катаной и луком мозолями изнутри, обхватила рукоятку и вытащила острый меч, пропевший протяжным звоном. Чуть согнутая в локте рука поднялась вверх, остановив лезвие напротив лица. Вторая ладонь обхватила рукоять чуть повыше первой: подшаг, удар лезвием вниз. Разворот, удар вбок. Подшаг, колющий удар вперёд. Подшаг.       Дейдара любил тренироваться так рано, хоть случалось это нечасто, потому что ещё больше в такое время блондин любил поспать. Но когда всё-таки чудо случалось, ни одно желание закрыть глаза и перевернуться на другой бок не могло удержать его в постели. Мысль взять в руки ножны и выбежать ещё до рассвета на улицу обыкновенно пронзала его внезапно, словно молния била посреди пустого поля в одинокое дерево. И он уже не мог валяться, не мог даже на месте оставаться. Вплоть до того, что тело начинали пронзать неприятные судороги, когда Дейдара делал последние неудачные попытки убедить себя, что вставать ещё рано и можно вполне увидеть ещё один сон или даже целых два.       Солнце постепенно поднималось всё выше над горизонтом, и теперь не только облака были удостоены тепла и света его лучей. Крестьяне, не разгибая спину, всё продолжали возиться с рисом. Подними кто из них голову и устреми взгляд вдаль, им бы обязательно бросился в глаза мечущийся туда-сюда, отливающий золотом хвост. Блондин плавно двигался, оттачивая навыки владения мечом. Обычно к этому времени запал Дейдары уже пропадал, и он возвращался обратно на свой, казавшийся очень мягким после внеплановой тренировки, мат. Но отчего-то не сегодня.       Подшаг, ещё подшаг, прыжок, удар. Разворот, удар.       Юноша настолько погрузился в себя, что не услышал тихих шагов, стремящихся в направлении к нему.       Удар ногой, удар мечом плашмя, разворот.       Следующий рубящий удар остановила крепкая рука, схватившая рукоять и одну из его ладоней одновременно. Только тут Дейдара наконец осмысленно взглянул вперёд, а точнее вперёд и вниз, потому что только так он мог смотреть в глаза своему сенсею, еле достающему ему до пояса и сейчас стоящего перед ним.       — Не рановато для тренировки? — с иронией в голосе поинтересовался тот.       — Вы сами ворчать начинаете, когда я ленюсь, Ооноки-сенсей, и называете меня оболтусом. Вам не угодишь, — Дейдара потянул к себе катану и убрал меч в ножны, когда рукоять отпустили. Блондин пытался сделать вид, что обиделся, тем более что обида действительно появилась, потому что его стараний не оценили. Но старчески морщинистое лицо дедули-сенсея, его огромный красный нос, чудные белые брови и усы, суровый, но в глубине всё же добрый взгляд не дали ей разрастись. Но ради приличия и взываемого уважения к собственной персоне Дейдара всё же остался с виду недовольным.       Однако на сенсея эта показательная обида не произвела ровным счётом никакого эффекта. Брови старика свелись к переносице, усы брюзгливо задергались.       — Ты, оболтус, только и ждёшь похвалы! Стараться нужно не ради неё. Так из тебя никогда самурая не выйдет!       Дейдара фыркнул. Теперь обида взяла своё.       — Так и знал. Благодарю, сенсей. Вы красноречивы и точны, как всегда!       В ответ на столь неуважительное обращение Ооноки — старый самурай, мечтавший всю свою жизнь умереть с мечом в руках, но на старости лет отправленный в один из захудалых провинциальных городов за хорошую службу императором и теперь больше от скуки обучавший мальчишку-аристократа, горящего стать самураем из-за его собственных рассказов, — изловчился и ударил хамовитого юношу по колену, заставив того протяжно застонать от боли и схватиться за поврёжденное место.       — Мальчишка, — недовольно пробубнил он себе под нос, пока Дейдара приходил в себя и почёсывал саднящее место.       — Что Вы здесь делаете в такую рань? — поинтересовался блондин, недовольно глядя на учителя в ответ. Взгляд Ооноки поменялся, будто он вспомнил что-то, имеющее большое значение.       — Тебя искал. В дом пожаловали важные гости. Роуши попросил привести тебя.       — Какие гости? — Дейдара недоуменно вскинул брови. Гостей, ради которых его могли оторвать от личных занятий, не было у них с незапамятных времён.       — Из императорского дворца, оболтус.       Расположившись на дощатом полу, подогнув под себя колени, облачённые в дорогие одежды тёмно-синего цвета, неторопливо завтракали двое юношей и мужчина средних лет. Даже при одном мимолётном взгляде ни у кого не оставалось сомнений, что они состоят в близком родстве. Чёрные волосы единого оттенка были разной длины и по-разному убраны: у младшего торчали ёжиком во все стороны, у юноши постарше — аккуратно завязаны в низкий хвост, у мужчины они и вовсе представляли разросшуюся неуправляемую копну, которую, казалось, даже при большом желании нельзя привести в порядок. Подле них стояли две служанки, ожидая приказаний и подливая из кувшина рисовое вино, когда оно заканчивалось в небольших глиняных чашах.       Это были те гости, ради которых Ооноки и оторвал от тренировки Дейдару.       Напротив гостей сидел старший в роду этого дома: рыжебородый мужчина со шрамом, рассекающим лицо прямой линией от уха до уха, одетый в красное кимоно. Он почтительно, даже, казалось, несколько боязливо смотрел на троицу и сам к еде не притрагивался от волнения, охватившего его со времени их прибытия в скромную усадьбу Тсукури. Хоть выражение его лица было бесстрастным, взгляд его отчётливо пылал огнём радости.       — Где же достопочтенная хозяйка этого дома? Или она решила сегодня не являть свой прелестный образ нашим глазам? — наконец разорвал тишину мужчина, который последние несколько минут методично пил только вино и не притрагивался к еде.       — Девушка приводит себя в надлежащий вид. Таких высокородных гостей не пристало встречать в чём попало, господин Мадара, — богобоязненно отозвался Роуши.       — Долго она это делает. Мы меньше времени потратили на дорогу, — недовольно отозвался младший из тройки. Он хотел ещё что-то добавить, но пронзительный взгляд предка заставил его в то же мгновенье закрыть рот и пригубить чашу с вином.       — Простите за столь резкие высказывания моего племянника. Саске просто не очень любит ждать. Но в чём-то он всё же прав. — Глаза Мадары блеснули нетерпением. — Вы ведь понимаете, какая вашему роду оказана огромная честь?       — Безусловно. Мы и мечтать о таком не могли.       — Не только вы, но и знатнейшие кланы в Японии, включая наш собственный — Учиха. Попросите счастливицу поторопиться. Мы с племянниками будем очень благодарны. Нам бы хотелось… — мужчина на секунду оборвал речь, и его взгляд брезгливо обвёл довольно скудное помещение, в котором они находились, — поскорее отбыть обратно. Итачи, Саске?       Юноши синхронно и меланхолично кивнули, и на лице Роуши вспыхнуло поспешно скрытое им смущение. Небольшое здание, покосившиеся ширмы, выцветшая краска на стенах, подгнивающие доски на полу, скромное угощение, немногочисленная прислуга. Их усадьба была слишком бедна для таких особ, привыкших к роскоши дворца и огромных поместий. Захудалый домик обедневших и только чудом не разорившихся подчистую аристократов в провинции их очень стеснял.       Одна из служанок по приказу отправилась поторопить ожидаемую девушку. Тут бамбуковая ширма отодвинулась в сторону, и на пороге возник вспотевший от быстрой ходьбы (а порой и бега, когда юноша срывался на него) Дейдара. Он намеренно отдышался перед тем, как войти в дом, и теперь почтительно преклонял голову перед гостями в знак приветствия и уважения.       — А мы думали, будущая императрица занята приведением своей особы в надлежащий вид, — из-под насмешливо приподнятых бровей произнес Мадара. Не обращавший до этого ни на что внимания Итачи, наконец, оторвался от трапезы и наравне с остальными родственниками заинтересованно разглядывал блондина. Дейдара же вспыхнул, как маков цвет от «приветственной» фразы, и уже собирался разразиться возмущениями о том, что его оскорбляет в собственном доме непонятно кто, несмотря на то, что Ооноки предупредил, что гости прибыли высокородные. И наверняка после этого сразу возникли бы большие проблемы, потому что эти высокородные гости явно не привыкли к неуважительному обращению. Однако его положение спас Итачи, ненавязчиво прикрыв рот Саске, который уже готов был разразиться смехом в ответ на шутку предка (вероятно, больше от того, что выпил лишнего), добродушно улыбнувшись блондину.       — Дядя, это наверняка Дейдара. Брат нашей будущей госпожи, ты, должно быть, позабыл. Саске, а ты разве не слышал, что они близнецы? Довольно удивлённое у тебя лицо.       Мало того, что Саске не ожидал от брата такого, по его мнению, унизительного отношения к нему при посторонних, так ещё он пришёл в довольно порядочный ступор от слов Итачи. Итачи в ответ на немой вопрос кивнул ему.       — Ты всё верно услышал, братик, — темноволосый юноша как бы невзначай отодвинул от Саске чашу с вином и вновь устремил всё внимание к блондину. — Дейдара, я вижу у тебя меч. Ты, должно быть, обучен боевым искусствам.       Всё негодование Дейдары улетучилось в тот же миг. Точнее, мысли его стремительно сменились другими благодаря вопросу Итачи. Глаза по-детски восторженно загорелись.       — Обучаюсь! — нетерпеливо выкрикнул он. — И по окончании хочу поступить самураем на службу к императору! Это моя мечта!       Итачи вновь зажал рот Саске, который, добравшись до чаши с вином, поспешил приложиться к ней и собрался повторить попытку загоготать в голос. Мадара рядом еле заметно усмехнулся, так что блондин своими пылающими счастьем глазами, вызванным тем, что можно поделиться с другими мечтой всей жизни, совсем не заметил реакции гостей.       — Это похвальная мечта. Достойная знатного рода. А теперь ещё и никаких препятствий твоему желанию не будет. Брат императрицы безусловно достоин войти в ряды войска императора и защищать его. Я командую одним из самурайских подразделений и буду очень рад видеть тебя в наших рядах.       — Правда?! — глаза Дейдары воспылали, сердце бешено застучало. Итачи улыбнулся и уверенно кивнул.       — Главное, чтобы вас не перепутали, — вмешался в беседу Мадара. — Больно вы уж на одно лицо с будущей императрицей, если портрет рисовали не с тебя, конечно.       Тут до Дейдары начало доходить то, на что он сначала не обратил внимания.       — Погодите… императрицей? — Дейдара был настолько выбит из колеи услышанным, что даже не распознал явной насмешки, проскользнувшей в голосе мужчины.       — Наш почтенный император при смерти, — взял труд на себя вести повествование Мадара, и в его голосе на мгновенье проскользнула горечь. — Наследный принц Акасуна Сасори готовится занять престол. Последней волей императора была просьба к сыну выбрать себе поскорее невесту. Я лично занялся поиском претенденток. Твоя сестра попала в их число, и выбор принца пал на неё. Это несказанная честь и удача для вашей семьи. Ведь вы с сестрой и опекуном единственные остались в роду?       Дейдара сухо кивнул. Взгляд его ужесточился. Он, наконец, услышал пренебрежительную интонацию в голосе Мадары к их роду. Вспыльчивого по натуре блондина она разозлила в мгновение ока. Но новость о том, что его сестра выйдет замуж за следующего императора, напротив, вызывала восторг. И в ещё больший восторг приводили слова Итачи о том, что теперь ничто не станет препятствием для его поступления в качестве самурая на службу к императору, которому он будет являться ещё и родственником.       — Потому, — продолжил Мадара, — мы с племянниками будем очень рады, если юная госпожа всё-таки немного поторопится. От пропавшей служанки немного толку. Мы терпеливые, но уж очень хочется взглянуть на красавицу.       Глаза Мадары опасно сверкнули в сторону Роуши. Глава клана Учиха явно умел задавать тон одним своим взглядом и красноречиво доносить информацию им же.       — Дейдара, будь добр, поторопи сестру, — по взгляду Роуши было понятно, что он оторвёт обоим голову, если Катара сейчас же не выйдет к гостям.       Блондин покорно склонил голову и направился к комнате Катары. Из-за ширмы он сразу услышал женские причитания. Дейдара прислушался, но ничего разобрать не смог. Только после последней провальной попытки разобраться, не вмешиваясь в процесс, Дейдара постучался. Голоса стихли, но никто ему не отвечал. Дейдара постучался ещё раз.       — Сестра? — негромко позвал он.       — Дейдара? Входи, — торопливо отозвался девичий голосок.       Дейдара отодвинул ширму. В центре небольшой комнатки, на полу, в окружении двух служанок сидела Катара — его точная копия, как любили говаривать все вокруг, разве что более худощавая на вид и женственная благодаря легкому макияжу. Но это был совсем не тот макияж, который требовалось нанести, чтобы выйти к гостям. Традиционный для особых случаев яркий макияж с выбеленным лицом, густо-красными губами и жирно подведенными глазами отсутствовал на лице девушки напрочь, как и причёска: волосы свободно лежали на плечах. Но что больше остального привлекло внимание Дейдары — глаза сестры были красны от слёз, которые застыли на лице растёртыми подсыхающими солёными струйками. Служанки до его прихода явно утешали молодую госпожу.       — Что случилось? — Дейдара задвинул ширму и прошёл в комнату. Служанки тут же выпрямились и, склонив головы, отошли чуть поодаль. Как только плечо брата оказалось рядом, Катара уткнула в него своё лицо, и слёзы брызнули с новой силой. Дейдара в растерянности обнял сестру и погладил по таким же, как у него, отливающим золотом волосам.       — Тебе что-то эти напыщенные слуги императора сказали? — уже злясь от своей собственной, ещё не подтвержденной теории, спросил блондин.       — Только то, что я должна выйти замуж за него, — всхлипывая, кое-как произнесла девушка.       — И только? — Дейдара искренне поразился, что сестра устроила истерику по такому поводу. Он отодвинул рыдающую девушку от себя, чтобы заглянуть ей в глаза. — Так ведь это небывалая удача! Я даже и подумать никогда бы не смог, что наш клан будет в родстве с семьей императора! Почему же ты плачешь?       Чего было не отнять у близнецов, так это взрывного характера. Только если у Дейдары он чаще всего выражался агрессией, очень часто смешанной с последующим её проявлением в упрёках, словесных уколах и боевых действиях, то у Катары — в агрессию, сопровождаемую тем же, только вместо боевых действий следовала истерика со слезами. И теперь девушка искренне вскипала от того, что её брат не понимает, казалось, такой очевидной для неё самой вещи.       — Все вокруг так себя ведут, будто я в обморок должна упасть от счастья!       — А разве нет? — блондин упорно продолжал не понимать, чем недовольна его сестра. — Наш род, наконец, расцветёт, Катара! Мы больше не будем жить в нищете и безвестности. Это большая удача, что выбор принца пал на тебя!       Голубые глаза сестры наполнились яростью, так что юноша даже отпрянул от неё.       — Мужчины! Все вы мыслите одинаково узко! — девушка вскочила на ноги. Белое шёлковое кимоно зашелестело от её движений. Катара отошла к противоположному от двери концу комнаты. Служанки почтительно расступились перед госпожой, склонив головы. — Подумай, зачем императору брать в жёны женщину из обедневшей семьи, почти развалившегося и исчезающего рода, прозябающего в глухой провинции, Дейдара? Ты можешь ответить на этот вопрос? Мы стоим на одной из нижних ступеней среди всех знатных родов.       — Возможно, ты покорила его своей красотой, — выдвинул предположение блондин. Он искренне пытался понять, что не так, но сколько бы усилий не прикладывал, — не понимал. Осуждающий взгляд голубых глаз сестры заставил блондина почувствовать укол вины.       — Или же ему нужна жена, которая всю жизнь будет преклоняться перед ним только потому, что он вытащил её из бедности. Я не ровня не то что императору — даже слугам его слуг. Это заточение в золотую клетку. А как же любовь?       — Понятно, — усмехнулся Дейдара, и брови его лукаво подернулись. — Этот приезжий юноша, остановившийся в нашем городе неделю назад, совсем вскружил тебе голову своими стихами и историями. Уж не влюбилась ли ты, сестра, и не его ли словами говоришь?       Щёки девушки вспыхнули багрянцем. Ей казалось, что никто не заметил её заинтересованности приезжим в их глухое захолустье молодым поэтом из столицы, путешествующим по свету и рассказывающим чудесные истории. Но брат каким-то неведомым образом узнал и о её интересе к этому юноше, и о нескольких вечерах, проведённых в компании его стихов о любви и волшебных рассказах.       — Не прельщает меня перспектива быть одной из пятидесяти его знатных жён и ста пятидесяти наложниц! — отрезала Катара, защищаясь. Но на Дейдару её аргумент не произвёл впечатления.       — Это ведь император. Ты будешь его главной женой. Будешь жить, есть и пить в золоте. И, возможно, наследник, которого ты родишь, станет следующим императором. Представь, как вознесётся наш род! Ты ведь первая, кого он берёт в жены.       — А я хочу быть единственной!       — Женщины, — процедил блондин, начиная злиться. — Вас не понять. У вас есть долг. Цель вашей жизни: преданность мужу, рождение детей и забота о них. Печально, что моя сестра забыла о такой важной вещи.       Глаза Катары вспыхнули, в ответ вспыхнули и глаза Дейдары, принимая ментальный вызов.       — Если этот проходимец не покинет город завтра утром, я отправлю его голову к родным местам по реке, — блондин поднялся с колен.       — Ты не посмеешь, — в решительном голосе Катары мелькнул страх.       — Ещё как посмею, — ответил юноша. — Гости ждут тебя. Вы, — обратился он к вздрогнувшим служанкам, наблюдавшим ссору двух господ, — приведите сестру в надлежащий вид, и быстро.       Служанки двинулись по направлению к девушке, но под свирепым взглядом Катары застыли. Дейдара собирался было прикрикнуть на них, но тут ширма открылась, и на пороге комнаты возник Роуши.       — Все вон! — коротко бросил он. Служанки поклонились и поспешно выбежали из комнаты. Дейдара чуть помедлил, но тоже покинул помещение, бросив перед тем предостерегающий взгляд на Катару.       Ширма за ним закрылась, но блондин уходить не спешил, ожидая окончания разговора. За дверью велся диалог, который состоял из наставлений опекуна и робких восклицаний молодой девушки. Спустя какое-то время Роуши покинул покои девушки и, бросив мимолетный взгляд на Дейдару, направился к гостям. Блондин не пошёл за ним, а прислушался. Вскоре прозвучал удовлетворивший его любопытство ответ, чем всё-таки закончился разговор родственников:       — Нижайше прошу меня простить, юной госпоже нездоровится. Но к завтрашнему утру она обязательно поправится и отбудет с вами во дворец.       — Очень надеемся, — Дейдара узнал голос Мадары. — Не хотелось бы разочаровывать юного принца ожиданием, если недомогание госпожи внезапно продлится дольше одной ночи.       — Недомогание пройдёт к утру, будьте спокойны.       Каждому из клана Учиха выделили самые роскошные комнаты в усадьбе, но и они явно не устроили приближённых императора, хоть те лишь поблагодарили за гостеприимство. Дейдара кое-как сдержал себя от праведного гнева, когда увидел один из взглядов, которыми гости одарили спальные места. Его успокаивало только то, что завтра эти напыщенные индюки покинут его усадьбу, и жизнь в городе пойдёт на лад, когда будущий император, взяв в жёны его сестру, вознесёт представителей его семьи на совершенно иной уровень. И, естественно, обогатит сверх меры в том числе, а, возможно, даже скорее всего — пожалует другие, более обширные и богатые владения.       Мысль о том, что его род взлетит из грязи до небес, безумно радовала Дейдару, но ещё больше радости вызывало то, что он сможет без всяких препятствий, наконец, поступить в элитные самурайские войска к императору — если вообще не руководить ими по праву родства с потомком богини Аматерасу, взошедшим на престол. Как же утрёт он нос Ооноки-сенсею, который по десять раз на дню говорит, что не выйдет из него —легкомысленного мальчишки-оболтуса — настоящего самурая, достойного представлять самого императора на поле боя.       То, что из его дома исчезнет сестра, в лице которой он часто видел самого себя, волновало его меньше всего. Хотя будет ложью сказать, что не волновало совсем. С детства их обоих воспитывали в непреложной истине: придёт время, и у каждого из них появится собственная семья. Несмотря на то, что они ощущают непреодолимую связь друг с другом, очень часто мыслят себя единым целым, каждый пойдёт по собственному пути.       Половые различия тоже играли не последнюю роль. Будь у Дейдары брат, а не сестра — ему наверняка было бы сложнее отпустить от себя близнеца, потому что воспитывались бы они вместе. Юных мальчика и девочку же в детстве очень часто отделяли друг от друга, потому что «у мужчины был свой путь, а у женщины — свой». Но всё-таки в душе Дейдары неприятно теплилась тоска от того, что время расходиться пришло, и недалече как завтра утром подойдёт к концу и та пора, когда он сможет лицезреть сестру во время завтрака, обеда и ужина; вести тёплые разговоры по душам, а иногда и не очень; ощущать редкие, но порой до дрожи приятные прикосновения. Подойдёт к концу та пора, когда он сможет любоваться ею каждый день и с неудовольствием позволять себе детские мысли, что каждому прохожему не составляет труда понять, как бы он, потомок некогда великого рода, выглядел в женском одеянии и при макияже.       Всё вкупе: горячащие кровь мысли о самурайстве, раздражающие — о пребывании трех высокородных индюков в его усадьбе, тоскливые — о скором отбытии сестры — не давали сомкнуть этой ночью Дейдаре глаз. После долгих попыток так и этак уснуть, ворочаясь на ставшем внезапно очень жёстким футоне, блондин, наконец, вскочил, запахнул на поясе кимоно и направился на улицу, подышать свежим воздухом.       На пороге усадьбы он остановился. У входа, на уже охладевшем деревянном полу, в ночном кимоно сидела и смотрела на невероятно большую этой ночью луну его сестра. Тоска, до того момента подающая лишь мимолётные сигналы, усилилась в несколько раз. Дейдара внезапно вспомнил о детстве, где он беспрестанно задирал пытающуюся соблюдать этикет воспитанной женщины Катару, без всяких угрызений совести доводя такую же как и он вспыльчивую сестру до срывов и умирая от смеха, когда малышку ругали за недостойное поведение. Сейчас это всё казалось такой глупостью.       — Не спится? — Дейдара присел рядом с сестрой, безмятежно глядящей на льющийся прохладным светом диск.       — Эти трое в нашей усадьбе выводят меня из себя. Не могу уснуть из-за них, — ответила Катара без явной злобы в голосе.       — Меня тоже, — улыбнулся блондин, тоже разглядывая луну. — Ты решила?       Взгляд Катары стал более задумчивым.       — Решила, — через секунду твёрдо ответила она и посмотрела на Дейдару, на лице которого в тот же миг расцвела улыбка. Все его мечты, находившиеся под угрозой, теперь обязаны были сбыться.       Однако сестра его восторга не разделяла. Выражение её лица отдавало грустью.       — Скажи мне, — тихонько произнесла девушка, словно боялась собственных слов, — ты ведь… не перестанешь любить меня? Что бы ни случилось? И даже если все отвернутся от меня, ответь мне, ведь ты не сделаешь того же, брат?       — Конечно нет, что за странные вопросы? — Дейдара настолько сильно обрадовался ответу сестры, что истинную странность вопросов не заметил бы, даже если бы ему о ней сказали напрямую.       — Я рада, — Катара с облегчением выдохнула, чего брат тоже не заметил. — Правда рада. Я тоже буду тебя любить, что бы ни произошло. Клянусь тебе.       Дейдара обомлел, когда его щеки коснулись тёплые губы сестры, а немного оголённые от сползшего кимоно плечи защекотали светлые волосы той же длины, что и у него. Блондин повернулся к ней. Сестра улыбалась и смотрела так грустно, что Дейдара не сдержал мимолетный, возникший внезапно порыв обнять её.       Луна окутывала мерным светом слитых в чувственных объятиях брата и сестру, печалящихся о предстоящем дне, когда жизнь разведёт их по разным дорогам, о которых им говорили с самого детства. Брат с сестрой еще долго сидели так, в обнимку, пока Катара не разомкнула объятия юноши и, попрощавшись, направилась к себе.       Дейдара тоже не стал засиживаться. Близость с сестрой и этот странный разговор успокоили его и позволили дать подействовать ночным сонным чарам. Широко зевнув, блондин решил последовать примеру сестры и отправиться к себе.       Юноша никак не ожидал столь бурного утреннего подъема. На улице было ещё темно, как прошлым утром, когда он спозаранку отправился тренироваться. Нависнув над блондином, остервенело тряс его за плечи Роуши, громким шёпотом приказывая проснуться. А когда Дейдара открыл глаза и осмысленно взглянул на него, с содроганием в голосе произнёс лишь одну фразу:       — Твоя сестра сбежала.       Уже который раз Дейдара мотал головой, одновременно пытаясь соображать и одеваться.       — Ты всё проверил? Может, она ушла прогуляться по родным местам напоследок…       — Она сбежала ночью с этим стихоплюем! Он исчез в то же время, впопыхах, побросав свои пожитки. Эта девчонка навлекла позор на весь наш род! Я отправил людей на её поиски, но их у нас не так много, чтобы за столь короткое время проверить хотя бы все окрестные деревни, расположенные неподалеку! — кое-как сдерживая себя, чтобы не кричать от негодования, отвечал Роуши. Он наверняка бы и не сдерживался, если бы не так далеко от них не располагались представители клана Учиха, пока ещё посапывающие в своих комнатах.       — Придётся отправить императору отказ, у нас нет выхода, — с горечью отозвался Дейдара. Лёгкий путь к его мечтам рухнул, как карточный домик.       — Это невозможно, — сразу отрезал Роуши. — Нам отрубят головы. Никто не отказывает императору, пусть пока он даже наследный принц. Послы должны отбыть от нас с невестой.       — Ты видишь какой-либо другой выход? — блондин замер, увидев взгляд, которым на него посмотрел опекун. Он пригляделся, слушая свои ощущения. И не поверил тому, что сказал его внутренний голос.       — Дейдара, послы должны отбыть с невестой, — с нажимом повторил мужчина, пристально глядя в голубые глаза, наполняющиеся ужасом.       — Ты с ума сошел?!       Неконтролируемый крик блондина огласил все уголки усадьбы, после чего он сам себе закрыл рот, понимая, что каждый из клана Учиха мог услышать его возглас. После этой оплошности в дальнейшем он старался контролировать уровень звука.       — Ты видишь другой выход? — напирал на него Роуши. И Дейдара узнал огонь в глазах, обыкновенно сигнализирующий о том, что мужчина готов был идти до конца. Но и блондин сдаваться не собирался.       — Я вижу, насколько безумна эта затея. Позор от отказа несравним с позором, который покроет наш род, если меня раскроют. Я мужчина! Подумай, что ты предлагаешь! Врать в глаза самому императору? Выйти за него? Мне, мужчине, почитающем самурайские законы? Не будь ты моим родственником, я бы уже убил тебя за дерзость! Пусть лучше мне отрубят голову, а заодно и тебе!       Дейдара был очень зол. Безмерно зол. В гневе. В бешенстве. Трясущиеся руки блондина едва сдерживались от того, чтобы не схватить меч и по привычке защищать свою честь с острым лезвием перед пылающим гневом лицом. Мужчина знал этот взгляд, это лицо, поэтому не торопился продолжать разговор — сейчас, объятый гневом, Дейдара его бы не услышал. Лишь когда блондин немного спустил пар, он сказал:       — Это всего лишь отвлечение внимания. До тех пор, пока я не разыщу твою сестру. Подумай, никакого риска — у вас одно лицо. Ты прибудешь во дворец, а служанка, которую я отправлю с тобой, сообщит, что тебе нездоровится после дороги. Свадьбу не сыграют, пока невеста будет больна. И принцу не будет смысла посещать тебя. К тому же, он будет бояться подхватить заразу.       — Он может направить ко мне лекарей, — уже не так гневно ответил юноша. — И они уж без сомнений определят подмену.       — Мы выдадим служанку за лекаря. Она будет с тобой круглые сутки. Я же найду Катару, а затем во дворец внезапно пожалует брат будущей императрицы с желанием навестить сморенную недугом сестру. И всё. Вы просто поменяетесь одеждами, и ты спокойно покинешь дворец.       По взгляду Роуши видел, что Дейдара уже обрабатывает сказанную им информацию, но продолжает негодовать и злиться. Однако дело уже продвинулось. Он знал Дейдару слишком хорошо.       — У них много других забот. Никто не будет сосредоточен на тебе, — продолжал мужчина. — Старый император при смерти: все носятся с ним, волнуются, ожидают кончины. Для того, чтобы наследник взошёл на престол, тоже нужно время. Никакой свадьбы не предполагается в ближайший срок. Им только нужно, чтобы невеста была во дворце.       — Мне придётся носить женское одеяние. Мне, будущему самураю. Сенсей Ооноки, узнав, сразу предложил бы мне меч, чтобы я добровольно совершил харакири.       — Ты ведь примерял одежды сестры?       — Мне было пять лет! — вспылил блондин.       — И, как видишь, это не повлияло на нынешнее положение дел: ты всё ещё хочешь и можешь быть самураем.       — Это глупости!       После бесконечного обмена репликами с постепенно остывающим и всё меньше сопротивляющимся Дейдарой, Роуши, наконец, зацепился за то, против чего блондин не мог выражать явный протест. Он стал давить на то, что если их затея удастся, то Дейдара сможет без каких-либо препятствий поступить на службу к императору и, скорее всего, стать командиром подразделения, как этот Итачи, который наверняка из себя ничего не представляет. В ином случае ему явно не светит даже вступление в обычные ряды войска, потому что на эти места метят набирающие силу представители самурайских кланов — над этим и пытался посмеяться Саске. Он сыграл и на чрезмерном высокомерии блондина, сказав ему, что после свадьбы его сестры и императора этот проклятущий клан Учиха, который так презрительно вёл себя с ним, ему, Дейдаре, зятю самого правителя, и в подмётки годиться не будет. Роуши обещал, что займёт поиск Катары от силы неделю, и от того, что он — брат-близнец — ненадолго притворится своею сестрою, ничего страшного не будет. Никто ничего не узнает.       После ещё часа уговоров юноша, скрипя сердцем, согласился на предложение при условии, что ни одна посторонняя живая душа ни о чём не будет знать до конца его дней и дней всего мира. Гости уже выходили из своих комнат и, позавтракав, терпеливо ожидали, когда покинут столь недостойное их положению место. Когда Мадара уже начал терять терпение, подстрекаемый недовольным нытьём Саске, к гостям спустилась миловидная девушка с традиционным японским макияжем на лице, в праздничном шёлковом кимоно, расшитым узорами деревьев сакуры, и аккуратно убранными в прическу светлыми волосами. Девушка старательно смотрела в пол. При ближайшем рассмотрении можно было заметить, что мышцы на ее выбеленном лице нервно подёргиваются. Позади неё стояла служанка. Роуши вышел последним.       — Госпожа, для нас честь сопровождать столь прекрасную особу во дворец к самому императору и принцу, — склонил голову Мадара, а вместе с ним и оба его племянника, на что Дейдара преклонил голову в ответ. — Вы готовы отбыть?       — Готова, — ответил за девушку Роуши.       Дейдара осторожно приподнял глаза. При всем желании он не мог не заметить, как на него смотрят глава семейства и оба его племянника. И сейчас он злился на то, что дал себя уговорить, что в какой-то момент идея притвориться собственной сестрой показалась ему не такой уж плохой. От него даже пахло ароматом сестры, и уже это приводило блондина в бешенство, которое он теперь обязан был подавлять.       Гости и владельцы усадьбы вышли на улицу, где их уже ожидали две богато украшенные повозки. Перед тем, как явиться к гостям, Дейдара прослушал краткий курс от старшей служанки в доме, Шизуне, о том, как необходимо себя вести женщине и, в особенности, как пристало двигаться. Привыкшему проявлять привитую с детства мужскую доминантность во взгляде, движениях и походке блондину было очень тяжело вобрать в себя даже азы девичьего этикета, но сейчас он понимал, что довольно неплохо справляется.       — Брат госпожи не выйдет проститься с ней? — внезапно спросил у присутствующих Итачи. У Дейдары всё внутри похолодело. Уж очень странно поглядывал на него этот юноша.       — Дейдара с утра отбыл на охоту и заранее простился с сестрой, — ответил Роуши. Он вообще сейчас брал на себя всё, что касалось переговоров. Планировалось, что Дейдара будет говорить как можно меньше, чтобы откровенно мужской баритон не порушил к чертям их хитрый план.       — А служанка тоже поедет? — недовольно спросил Саске, остановив взгляд на Шизуне, которая неотступно следовала по пятам за Дейдарой. — У императрицы будет собственная свита, ей ни к чему такие… слуги, — у Саске заняло больше положенного времени подобрать подходящее слово, чтобы не показаться грубым.       Вновь ответил Роуши:       — Шизуне с детства воспитывала Катару и заменила ей мать. Во дворце все для моей девочки первое время будет незнакомым. Позвольте этой служанке быть с ней хотя бы первое время. Она по совместительству лекарь. Катара очень болезненное дитя и привыкла, что Шизуне сразу оказывает помощь, как только ей становится нехорошо. Дворцовые лекари же могут напугать её и сделать тем самым хуже.       С большой неохотой Мадара согласился везти во дворец чужую служанку без роду и племени. Блондин тем временем подошел к повозке. Приходилось контролировать каждый шаг, чтобы ступать неспеша, а не вышагивать горделивой мужской походкой.       Подойдя к повозке, предназначавшейся ему, Дейдара собирался привычно самостоятельно взобраться внутрь и наконец выдохнуть. Однако в последний момент, когда он собирался поставить ногу на ступеньку, перед ним внезапно возникла рука. Дейдаре потребовалась секунда, чтобы понять, что он должен сделать. Он посмотрел на галантно продолжающего держать перед ним ладонь Итачи.       — Позвольте Вам помочь, госпожа, — проворковал он с милой улыбкой.       Дейдара склонил голову в знак благодарности. Рука, облаченная в белую перчатку, легла в аккуратно обхватившую её ладонь. Оперевшись на мужскую руку в качестве женщины, насколько удачно это позволял его первый раз, Дейдара взобрался в повозку, опустившись на удобные сидения. Через недолгое время напротив него села Шизуне, и повозка тронулась.       Только теперь юноша позволил себе выдохнуть. Его руки по привычке потянулись к глазам, чтобы потереть их и прийти в себя, осознать до конца, что сейчас творится, но Шизуне мягко, однако всё же настойчиво коснулась его ладоней, не позволяя размазать старательно нанесённый макияж.       — Вы хорошо держались, — тихонько произнесла она. — Но вот касаться своего лица не нужно.       — Чтоб я сдох, Шизуне, — пробормотал Дейдара, заламывая пальцы, не зная куда их девать. Его состояние было сравнимо с шоком. Но небольшой спектакль перед представителями высокородного клана был только началом. И теперь он был один, не считая Шизуне.       — И забудьте о таких резких выражениях, господин, — нравоучительно откликнулась женщина.       — Чтоб я сдох, — с откровенно выпученными глазами повторил Дейдара.