6 ноября
_sexyboy666_: было бы классно ещё раз устроить ночевку. мне, правда, понравилось. спасибо (14:34) _sexyboy666_: ты не написал мне за весь день (22:00) _sexyboy666_: всё хорошо? (22:01) _sexyboy666_: сладких сновидений (23:23)7 ноября
_sexyboy666_: кирилл? (14:05) _sexyboy666_: я сделал что-то не так? (14:06) _sexyboy666_: а, ты в клубе отдыхаешь, ладно (14:10) _sexyboy666_: ответь мне, пожалуйста, когда освободишься. я переживаю… (19:08)8 ноября
_sexyboy666_: тебя нет в гимназии (08:40) _sexyboy666_: я просто думал, что мы могли бы увидеться (08:41) _sexyboy666_: кир? (09:55) _sexyboy666_: я ничего не понимаю, что происходит (09:55) _sexyboy666_: ты опять выкладываешь сторис, но не отвечаешь мне. просто объясни мне, где я успел накосячить (21:33)11 ноября
_sexyboy666_: окей, ты просто воспользовался мной, и я больше тебе неинтересен? (07:55) _sexyboy666_: классно, круто, блять (07:55) _sexyboy666_: спасибо (07:55)16 ноября
_sexyboy666_: вау, ты просто прошёл мимо меня и даже не посмотрел в мою сторону. великолепно блять (10:52) _sexyboy666_: просто скажи мне, что тебе похуй на меня и всё (10:55) _sexyboy666_: нахуй ты пудришь мне мозги, кир (11:01)22 ноября
_sexyboy666_: какой же ты всё-таки уебок, гречкин (09:21)пользователь 6yourdaddy66 вас заблокировал
у макарова дрожат руки. он чуть не роняет свой телефон на парту, который так и хочется сейчас же кинуть в стену, разбить вдребезги, чтобы было невозможно восстановить. у него непреодолимое желание показать, что сейчас сделали с его наивным сердцем, которому просто нужна была эта ебанутая, ненормальная любовь. одноклассники записывают новую тему следом за учителем, пока леша находится в вакууме. все мысли переплетаются в кучу. его тошнит. появляется тяга выблевать всю свою резкую боль, а вместе с ней свои чувства, кровь, ненависть, жалость к себе. его взгляд стеклянный, пустой, как у куклы. куклы, которую выбросили, разбив перед этим. по его лицу, словно тонкой паутинкой, бегут трещины. он не может, не в силах найти себе место в этом огромном кабинете и продолжать слушать нудный бред преподавателя. внутри него шаром покати, словно пустыня без оазиса. и лёше тошно, плохо, невыносимо от самого себя, от кирилла и его мерзкого поступка. его бы воля – не вылезал из постели, разлагался бы под одеялом, выпуская уставших бабочек из своего живота. он бы позволил им увидеть нормальный мир, здоровую любовь, а не этот беспредел. он ненавидит себя. ненавидит эти дурацкие чувства, свою первую влюбленность, слабость и наивность. он разваливается, словно ветхий домишка, в котором уже давно никто не живет из-за аварийного состояния. он смотрит на свои руки, желает добавить на них ещё пару красивых, резких, неровных шрамов. ему хочется закричать во всё горло, так громко, чтобы связки сорвать, рассказать о всём том ужасе, что произошёл с ним. признаться в своей никчемности, показать, насколько паршиво на душе. он бы разбил себе голову об бетонную стену, расколол бы себе череп, чтобы мозги наружу вылезли, а по ним бы проехалась фура. ему безумно больно от того, что кирилл называл его особенным, а потом поступил с ним так же, как и с другими. он просто не может поверить в то, насколько нагло кирилл врал ему в лицо, пытаясь переубедить в том, что макаров вовсе не является развлечением для него. леша не понимает, для чего нужна была эта бессмысленная ложь. леша мысленно умолял бога, вселенную, да всё, что, блять, угодно, вернуть время вспять и помешать ему, не идти на вечеринку, не доверять гречкину, не хвататься за протянутую руку. он был готов к боли, к разочарованию, к обиде, но никак не к тому, что с ним так обойдутся. он принял, если бы кирилл написал или сказал в лицо, что хочет всё прекратить, а не блокировал его, словно ему насрать. лёша чувствует себя использованным. им поигрались и бросили, оставив на десерт стервятникам. его бессовестно оставили наедине с собственными страхами, бросили, как последнюю шваль, не оповестив об этом. наверное, собаки точно так же себя чувствуют, когда их выкидывают хозяева на улицу в мороз минус тридцать. лёше просто хотелось, чтобы его любили, подарили хотя бы крупицу нежности, потому что он нуждался в этом, как в кислороде. ему нужна была любовь гречкина. он не просил о многом, не требовал сверх меры. просто кусочек, самый маленький, ведь много-то и не надо. рядом с кириллом все мрачные дни макарова становились ярче, сияли, искрились солнечным светом, которого не так много в питере. но сейчас, сидя в классе, над ним будто сгустились тучи и разрыдались дождем прямо на его нелепую голову. эта любовь была похожа на пламя, испепеляющее лешу дотла. но ведь любовь - это просто ложь, придуманная кириллом, чтобы разрушить макарова. лёше просто интересно, малость совсем. почему именно он? за что он заслужил такое дерьмо? что он сделал не так? глубоко внутри себя он задыхается, тонет, падает всё ниже и ниже. ему хотелось, чтобы кирилл не оставлял его вот так. ему нужна была конкретика, не более. у леши сердце кровью обливается, душа плачет, рвет и мечет, а бабочки внутри устроили массовое самоубийство самыми изощрёнными способами. лёша - сломанный ребенок, которым так мерзко и гадко воспользовались. он не более, чем обычный, ничем не примечательный и незаслуживающий любви кусок мяса. его до истерики смешит тот факт, что в этой поганой жизни всё всегда идет наперекосяк. он потерял родителей, думал, что нашёл любовь, но его так нагло бросили. лишь небольшая надежда еще теплится где-то глубоко внутри, потому что у него всё ещё есть прекрасная сестра и лучшие друзья, которые не оставят его, будут рядом, поддержат. все эти мерзостные факторы разбивают его, ломают хлипкий стержень и не дают шанса на реабилитацию. ему словно поломали ноги, и теперь он не в силах двигаться дальше. ему будто бы разрезали сухожилия, переехали грузовиком или положили под скоростной поезд. его вымораживало смотреть сторис кирилла, где он обжимался с какими-то девушками, смеясь в камеру своего последнего айфона, фотографировал танцпол, коктейли и ровные дорожки. лешу тянуло блевать, когда этот мудак показушно снюхивал наркотики с груди стриптизерши, снимал иосифа, который так эстетично раскатывал на языке таблетку какой-то дряни. он просто не мог понять, почему кирилл променял нормальную жизнь на трипы, искусственное счастье и одноразовые перепихоны в толчках. леше от мерзости хочется вспороть себе живот. внутри макарова бушевали волны эмоций, а он, как неумелый серфер, пытался удержаться на них, но в очередной раз упал и стал захлебываться солёной водой из чувств. когда кирилл вдруг изменился? когда вдруг он потерял, нахуй, совесть? была ли она у него вообще? лёша думал об этом уже с начала ноября, а сейчас он вот-вот закончится. погода портится, бьёт хлесткие пощёчины, возвращает в реальность, смеется громко и гадко, приговаривая: «ты сам в этом виноват и не имеешь право на горькие слёзы. ты же привык жрать всё дерьмо, так и это сожрёшь, не переживай». ведь леша сам разрешил себе все, чего ему хотелось, и теперь получает то, чего он уж точно не ожидал в своей жизни. ему хотелось быть любимым и отдавать любовь в ответ, но не получилось, ставка не сыграла. он потерял последние деньги и своё самоуважение, которого и не было вовсе. наверное, стоило ставить на двадцать пять красное, а не на счастливое будущее черное (в лас-вегасе его бы засмеяли). он не помнит, как прошел этот день и как добрался до дома. не помнит, о чем говорил с друзьями, и почему продолжал делать вид, словно все хорошо. из головы вылетел момент выполнения домашнего задания, и с каким счетом они закончили играть в доту. забыл о своих новых твитах, о том, что обещал сестре собрать с ней паззл и досмотреть какой-то идиотский фильм про подростков. он не знает, с какими мыслями лег спать и зачем проснулся раньше своего будильника. в голове звенящая пустота, капилляры в глазах полопались. вспоминает, как плакал ночью во сне, обеспокоенное лицо сестры перед собой. на языке раскатывается паршивый вкус желчи, плевок кирилла. ему слишком скверно. он не понимает, почему решил подняться очередным утром с кровати, как нашел в себе силы пойти на завтрак. все воспоминания вылетают из головы, оставляя только картинку непрочитанных сообщений и невозможность больше написать гречкину. - о, короче, санёк, давай посмотрим уже тот выпуск с егором кридом? – глеб тычет в лицо саши экран своего мобильного телефона. – давно хотели же глянуть! - да бля, больно нам это надо? я не горю желанием смотреть идиотский гостбастер с димой масленниковым ради крида. - не говори так! – глеб слабо ударил саню по губам, как в сердцах делают матери, когда их дети сквернословят на людях. – как ты потом будешь смотреть в глаза егору криду на наших плакатах? - а может санёк просто ссыт смотреть видос про заброшенный кинотеатр? типа, громкие звуки, призраки, монтажные склейки со страшной музыкой? он же у нас ссыкунишка. – никита ехидно улыбается, издевается над другом. - иди нахуй, а. ничего я не боюсь. – саша толкает никиту, смотрит злобно, будто пытается сжечь его своим тяжелым взглядом. - ага, конечно, кому ты тут пиздишь, дорогой? кто смотрел фильм ужасов с закрытыми глазами, а потом полдня уверял нас, что было совсем не страшно и фильм говно редкостное, а? – глеб не отстает. – ну давай посмотрим сегодня! интересно будет, тем более ролик старый, а мы до него так и не добрались за все года! ну, пожалуйста! - отъебись, глеб, я не хочу. – санёк стоит на своем. - его хуй переубедишь, глеб, даже не пытайся. если санек зассал, то и смысла нет дальше чего-то добиваться. – никита потерял весь интерес, отмахнулся от ребят и уткнулся в свой телефон. - мне похуй, я постараюсь. – когда глебу приходит какая-либо идея, то он никогда не отступит, пока не добьётся желаемого. - а если после просмотра я выполню любое твое желание? – он смотрит на друга, улыбается уголком губ, будто прекрасно знает, что санек точно не сможет от такого отказаться. - любое?.. - да. - забились. сегодня тогда посмотрим. – саня ещё не придумал ничего дельного, но он определенно заставит глеба пожалеть о своем выборе. может заставить его целый месяц убирать их комнату или воспользоваться таким прекрасным шансом и скинуть все денежные затраты на него? достаточно много интересных вариантов, но нет той, которая ему понравится больше всего. - лёш, а ты чего такой грустный? – он пихает макарова в бок, пытается его растормошить. – совсем в разговорах наших перестал участвовать. все ок? - хуй сосал невкусный? – вкидывает неуместную шутку глеб. леша смотрит на глеба убийственным взглядом, словно пытаясь прожечь в нем дыру. с чего бы ему сейчас злиться? он ведь сам ничего не рассказал им, оставил в себе, решил, что сможет справиться самостоятельно. не существует ситуаций, из которых нельзя выбраться, да? леша теперь сомневается в этом. он сдаётся, не выдерживает, трещит по швам, и всё становится понятно по его выражению лица, готовому вот-вот заплакать самыми горькими слезами. может, когда-нибудь леша и привыкнет к произошедшему, но сейчас он чувствует себя, как полное дерьмо. - так, рассказывай давай, что у тебя случилось. – глеб отставляет тарелку с безвкусным завтраком, пялится на него изучающе. лёше некомфортно. он хочет спрятаться в свою личную скорлупу и никогда из нее не высовываться. - ну, меня вроде как бросили. – на лице вырисовывается кривая улыбка, ломанная, неприятная, нервозная (твоя защитная реакция, долбоеб?). ему до сих пор тяжело принимать данный факт. - стоп, как давно? – никита даже телефон свой отложил, устремил всё своё внимание на друга. - сразу после той самой ночевки. проводил меня слишком резко, даже такси я сам себе заказал в то утро, потом он начал игнорировать меня, не отвечать на сообщения, а в конце и вовсе заблокировал ,так ничего и не сказав мне. – у макарова взгляд пустой, лишь видны скапливаемые в глазах слезы, и трещинки проходятся вдоль зрачков. – я чувствую себя таким мерзким, грязным. вещью, которой попользовались и выкинули на помойку. - и ты опять не скажешь нам, кто эта паскуда? – санек старается говорить спокойно, но при этом его руки сжимаются в кулаки. - леха, блять, мы же можем всё решить, помочь тебе. просто скажи нам, как зовут этого уебка, и мы разворотим ему ебальник в кровавые сопли, я тебе обещаю. – санёк резко поднимается со своего места, опирается руками в стол, закипает от злости. - это уже неважно, сань, забей и сядь на место, ради бога. я переживу, ничего страшного. – леша ласково гладит его запястье, пытается успокоить, не разводить сцену перед всей столовой. не дай боже, татьяна михайловна ещё решит подслушать, о чем они там разговаривают. - с хуя ли это неважно? ты че говоришь, лёш? совсем ебанулся? этому сукиному сыну надо преподать урок, иначе он так и будет относиться ко всем. не ты первый, не ты последний. – глебу будто только что в душу наплевали, ведь для него друзья всегда были и будут на первом месте, и он не может вот так всё оставить. его лучший друг сейчас страдает, пытается изо всех сил сдержаться и не разрыдаться. глеб хочет, мечтает разбить этому говноеду лицо, заставить на коленях извиняться перед лёшей. он злится на всё вокруг, в том числе, на себя, потому что не может ничего сделать. - лёха, тобой, блять, воспользовались. ты врубаешься? какого черта ты продолжаешь таить правду? почему, лёш? – никита хотел бы подобрать более лояльные выражения, но его распирает от несправедливости и раздражения. - я не хочу больше об этом говорить, простите. – макаров чувствует себя неловко. что его останавливает рассказать им с кем проводил все свои свободные вечера? по кому умирает и о ком думает каждую минуту? что сложного просто признаться им? боится осуждения? не пойми. друзья молчат и между ними повисает напряжённая тишина, лишь стук ложек об керамическую поверхность тарелок разрезает её. и лёша не мог найти в себе силы перевести разговор. а может, просто не хотел? он задыхался своей никчемностью, безуспешно открывал рот в попытках сказать что-то, но всё сводилось к жалкому зрелищу. он кричал глубоко в своих мыслях, надеясь, что его хоть кто-нибудь услышит и поможет вырвать эту идиотскую влюбленность из его груди. но зачем кричать, если бога нет и никто тебе уже не поможет, потому что ты сам не предпринимаешь никаких попыток? лёша хотел бы выпить яду, но тогда ему придётся выпустить крови кирилла, потому что он пропитан токсинами. гречкин гниёт изнутри, плюётся отходами и заражает всех вокруг. кирилл – инфекция. его единственная цель - причинять людям боль, кормить с рук своим уебанским одобрением, после нести погибель. твиттер, инстаграмм и прочие социальные сети, реальность, в которой у макарова есть близкие люди не спасают его, лишь потому что он сам не делится с ними со своими проблемами, держит все в себе. он не оставит после себя ничего, а все воспоминания с ним будут никчемны и малы. и у него панический страх того, что он никогда не станет для какого-то той старой фотографией, которую будут помнить. боится, что никогда не был для кого-то настолько важен (лиза для тебя какая-то шутка, идиот?). лёша - гребаный идиот без права на счастливое будущее. ребята выполняют свой обыденный утренний ритуал: убирают всё с обеденного стола, помогают татьяне михайловне, вываливаются на улицу гурьбой, ждут свой автобус. леша понимает своей глупой головой, что мир вокруг кирилла не вертится и ничего не изменилось после такого мерзкого ухода, потому что пацаны всё еще рядом, обнимают его, завлекают в разговор, хотят помочь ему отвлечься. макаров благодарен. он готов упасть на колени перед ними, целовать им руки и говорить миллиарды слов благодарности. он бы загнулся, не будь их рядом с ним, наверное, даже убил бы себя. они доезжают до гимназии, болтают обо всём на свете, и леше больше не страшно, лишь на душе до сих пор паршиво. он всё ещё считает, что лучшим выходом из этой ситуации будет забрать документы из этого рассадника падальщиков и перейти в другую школу, жить счастливо, позабыв о гречкине, и не ебать себе мозги. ведь всё гениальное просто. надо свалить, и всё наладится. потому что макаров привык сбегать от глобальных проблем, а не решать их. и в таком русле проходит ноябрь, оставляя после себя мерзкое послевкусие гнилого мяса вместе с опарышами. леша ходит в школу, отвечает на уроках, старается учиться, чтобы закончить это злосчастное полугодие, наконец-то отдохнуть и забыть про все свои проблемы. и, наверное, стоило бы удалить инстаграм со своего телефона, но вместо этого он просто меняет ник, подписывается на своих друзей и каждый день проверяет директ на наличие сообщения от кирилла с извинениями, которых и быть-то не должно. однако почему-то хочется, чтобы он осознал свою ошибку, рассказал все нормально и объяснил свой дерьмовый поступок. леша ненавидит свою наивность, вот только поделать с собой ничего не может. у леши рука не поднимается стереть их переписку, и раз за разом он перечитывает все милые сообщения перед сном. это похоже на какую-то изощренную пытку над самим собой. он причиняет себе боль, плачет в ванной, тихо скуля себе в ладонь, чтобы не рыдать в голос, не привлекать к себе лишнего внимания. его лицо осунулось, приобрело слишком бледный оттенок, набухли синяки под глазами, кажется, стали ещё больше, заметнее, и кусок еды уже в горло не лезет. он вовсе забыл, когда в последний раз нормально питался, леша лишь хлебает энергетики по акции из пятерочки, врет друзьям и слишком искусственно улыбается, пластилиново, некрасиво. макаров видит гречкина каждый божий день в коридорах гимназии, смотрит на него и надеется получить хоть кроткий взгляд в свою сторону, заметить легкую ухмылку, как было раньше, когда они ещё были вместе. леша чувствует себя жалко и недостойно. он загоняется, думает, что все дело в его внешности, в его речи, в его повадках, в резких высказываниях, спорах, злобе, которую он не мог контролировать в некоторые моменты. он ищет изъяны в себе, даже не пытаясь понять, что во всем виноват не он, а кирилл. леша устал. санек с глебом решили сбегать на перемене покурить на задний двор, объясняя это тем, что они заебались или дословно: «бля, лех, мы не курили со вчерашнего дня. мы не железные!». никита о чем-то увлеченно рассказывает, трещит прямо над ухом, пока леша пялится своими серыми зенками на кирилла и его тошнотворную компанию. он залипает в эти бездонные голубые глаза с жутко суженными зрачками. макаров издает обреченный смешок, ведь кирилл опять начал долбить в огромных количествах. макаров видит, что у кирилла все замечательно без него, как жаль, что он не может сказать того же. если честно, у него уже заканчиваются силы просыпаться с пустотой в сердце. леша – эсциталопрам своей подавленности - лех, всё норм? – никита щелкнул пальцами перед лицом макарова, а потом сам посмотрел в сторону, куда так пристально глазел его друг. – ты смотришь на компашку этих отбросов слишком долго. - а? – леша не сразу приходит в себя, трет глаза в попытках выкинуть из головы все свои дурацкие мысли. – я просто задумался, некит, не переживай. и… прости, я прослушал всё, о чем ты говорил. - не переживай, я всегда болтаю, и ты не обязан слушать меня. – парень отмахнулся, потрепал лешу по непослушным волосам, улыбнулся. – я понимаю, что тебе сейчас не просто, но пора бы вылезать из этой навозной ямы, а то сидишь в ней уже столько времени. мы понятия не имеем, как помочь тебе и хочешь ли ты этого вовсе. – ему тяжело об этом говорить, сложно признавать то, что они перепробовали все возможные варианты, а макарову становится только хуже. никто не сможет помочь человеку, если он сам этого не захочет. пустая трата времени, сил и ресурсов. - мне просто нужно немного времени. – леша тянется обнять друга, но резкий выкрик марка останавливает его. - вы ещё засоситесь, голубки. – погано лыбится марк, поправляет свои кудрявые волосы. так и хочется вырвать их с корнями, а потом скормить ему, наблюдать за тем, как он ими будет давиться в кровавых соплях. - не понимаю, почему ты умудряешься что-то выкрикивать, ведь тебя уже пару часов не ебет твой отец. - никита двинулся в его сторону, прокручивая у себя в голове все сценарии развития дальнейших событий, в которых ему обязательно разобьют лицо за сказанное, но он уже устал терпеть это дерьмо, и хочется постоять за себя, за лучшего друга. вот только он совершенно не ожидал, что кирилл даст легкий подзатыльник марку, строго посмотрит на него, что-то шепнет ему на ухо и уведет своих цепных доберманов подальше. никита стоит столбом, тупо пялится им в след и чувствует себя так, словно попал в какую-то сюрреалистичную версию этого мира. он разворачивается к макарову, смотрит на него и видит легкую улыбку на губах. кирилл посмотрел в сторону леши. кирилл, блять, посмотрел на него спустя долгое время. леша ест это жалкое одобрение с его гадких рук и радуется. по-детски глупо и по-взрослому опрометчиво. все голоса ушли на задний фон, звонок на урок звенел, словно где-то в другом конце города. у него появляется легкий тремор в руках, сердце бьётся, как бешенное, словно хочет раздробить бедные ребра и сбежать из этого жалкого тела. ему не хватает ресурсов на злость, он растратил все на эту улыбку, маленькую победу и воскрешение надежды на хорошее. но зачем ему это «хорошее», если кирилл уже показал своё истинное лицо, когда так мерзко бросил его после проведенной вместе ночи? гречкин бы все равно никогда не поверил тому состоянию, в котором леша находится, но не плевать ли? и никита не задает лишних вопросов, словно прочитал мысли макарова, решив оставить при себе его маленькую тайну. он не уверен в своих догадках, но внутри него, что-то кричит о том, какой же это явный знак. глупость? скорее всего, но никита всё равно промолчит, возьмет лешу за руку и поведет в класс, как маленького ребенка, первоклассника. урок истории никогда не привлекал макарова, а монотонный голос учителя не придавал никакого интереса, только клонил в сон. ему приходится подпирать щеку рукой, чтобы не рухнуть на парту и не отключиться от скуки. в его голове раз за разом крутится этот мимолетный взгляд гречкина, его легкая усмешка, которая так и говорит: «я, конечно, гондон, но всё равно не позволю обижать тебя и твоих друзей». потому что в один день кирилл сам обидит лешу, куда более жестоко. ужасный гурусекса: почему ты начал улыбаться, когда гречкин увел от нас своих шестерок? (12:02) мышь: я улыбнулся своим мыслям?? (12:03) леша покосился на рядом сидящего друга, нахмурился, не понимая к чему он ведет диалог. они редко переписывались в личных сообщениях, чаще только в общей беседе, и это его сейчас очень смущает. мышь: к чему ты клонишь?.. (12:04) ужасный гурусекса: просто (12:04) ужасный гурусекса: помни, что ты всегда можешь мне доверять, окей? (12:04) мышь: я не понимаю, о чем ты сейчас. (12:05) ужасный гурусекса: если ты решишь рассказать, с кем ты встречался, то я уж точно не буду тебя осуждать (12:05) мышь: эм, ладно. но я все равно ничерта не понял. (12:05) ужасный гурусекса: можно один единственный вопрос? (12:09) мышь: да? (12:09) ужасный гурусекса: это был гречкин? (12:09) у леши глаза на лоб полезли, а тело пробило дрожью. он смотрит на диалоговое окно, хочет что-то написать, переубедить, солгать, но никита сидит рядом и все видит, понимает без слов, лишь понимающе кивает головой и тоскливо улыбается, будто не был удивлен. ужасный гурусекса: мне жаль (12:11) мышь: не стоит. (12:11). ужасный гурусекса: почему? (12:13) мышь: что именно? (12:13) ужасный гурусекса: почему именно он? (12:14) мышь: это случилось после вечеринки. я не знаю. я почему-то подумал, что этот отчаянный шаг приведет к чему-то хорошему. (12:15) мышь: мы с ним на той вечеринке поцеловались у него в бассейне. он не топил меня, ну, нет, топил конечно, но лишь для того, чтобы нас не застукали, ведь людям куда легче поверить в то что гречкин устроит идиотскую экзекуцию, а не будет сосаться с мальчиком из детского дома. (12:16) ужасный гурусекса: значит ты нам тогда соврал? (12:16) мышь: просто опустил единственный момент, который имел вес (12:17) ужасный гурусекса: извини (12:18) мышь: ты не виноват, не извиняйся, пожалуйста. (12:18) мышь: только не говори больше никому. прошу тебя, некит. (12:18) ужасный гурусекса: не собираюсь. когда будешь готов, тогда и расскажешь пацанам и лизе (12:19) мышь: как думаешь, они на меня наорут? (12:19) ужасный гурусекса: ну точно по головке не погладят (12:19) мышь: спасибо. (12:19) мышь: ты злишься на меня? (12:20) ужасный гурусекса: я на тебя никогда не злился и делать этого не собираюсь. я злюсь сейчас только на блядского гречкина (12:20) ужасный гурусекса: и не ставь в конце сообщений точку (12:20) мышь: спасибо тебе (12:20) мышь: почему? (12:21) ужасный гурусекса: это пугает? (12:21) мышь: ладно. (12:21) ужасный гурусекса: леха! (12:21) мышь: вахвавахвахвавзав, прости!!! у тебя такое смешное лицо было в этот момент (12:22) ужасный гурусекса: придурок. я люблю тебя (12:22) мышь: и я тебя, некит, правда (12:22) леша недоверчиво поглядывает в сторону никиты, пытаясь пробраться в его голову, в черепную коробочку, понять, что за мысли в ней вертятся. ему в миг становится неуютно из-за этой переписки, леша утыкается в свою тетрадь, старается перестать думать об этом, не впадать в резкую панику. он не хотел говорить о том, что встречался с гречкиным. не хотел признаваться друзьям, что всё это время был с человеком, который каждый день в гимназии унижал их, угрожал, не останавливал марка, когда тот ввязывался в драку с глебом и подначивал иосифа распространять мерзкие слухи про них. от этого осознания ему становится дурно. сейчас леша так тупо спалился перед никитой и испытывает невероятную вину за свои собственные чувства. и очередной день проносится с мыслями о собственной никчемности и предательстве близких друзей. леше не хочется открывать глаза, вставать с постели, вести разговоры и пытаться жить дальше. он чувствует себя сломанным, лежит в кровати и не реагирует на попытки сестры растормошить его. прошло уже три недели, а сердце продолжает обливаться кровью из-за постоянных триггеров, от которых он не может избавиться. он не может удалить переписку, не может перестать ходить в гимназию, просматривать совместные фотографии, скриншоты с милыми моментами, выкинуть рубашки гречкина. он сам сыпет эту едкую соль на свою открытую рану, позволяет ей гнить, не давая зажить. ковыряет-ковыряет-ковыряет. жизнь кажется макарову ещё более мрачной, чем была до этого. в один из вечеров леша предложил друзьям пьянку, скинул все свои оставшиеся деньги на алкоголь, лишь бы почувствовать себя счастливым на какое-то время. у него не оставалось больше выбора. и он больше не может смотреть никите в глаза, не испытывая при этом стыд. я глотаю алкоголь, ты любишь вещества. гречикин выкуривает уже четвертую сигарету за последние пятнадцать минут, и, не решаясь заходить в дом, трется около своей машины. мысли заполонили голову, мешая жить нормально. все эти обстоятельства, как снежный ком навалились на него, придавили к земле и не позволяют подняться на ноги. его сейчас спасают только тусовки, наркотики, алкоголь, сигареты и шлюхи, желающие прокатиться на его члене. кирилл не считает, что поступил неправильно по отношению к макарову. на самом деле, кирилл никогда в жизни не считал свои поступки чем-то из ряда вон выходящим. ему всегда было плевать на всех вокруг. лёша не входил в его планы, да и не должен был занимать отдельную часть его жизни, менять, портить заранее созданные установки. макаров – вирусная инфекция, которая заполняет до отказа легкие и намертво ввинчивается в его мысли, жизнь, разрывая сценарий своей уродливой улыбкой, ямочками на веснушчатых щеках и противными серыми глазами с ярким огнем жизни. леша приложил свою мерзкую худощавую руку к разрушению ебаной империи кирилла. и не сказать, чтобы он жалел об этом, но не понимал, к чему всё это приведёт по итогу. он стал реже появляться дома, возможно, избегал встреч с отцом, но на деле ему просто не хотелось оставаться со своими мыслями. каждый чертов раз в его больном мозгу, пропитанном килограммами, тоннами наркотиков, появлялись воспоминания о макарове, разговоры с ним, это ущербное счастливое лицо, совместные просмотры фильмов и эта роковая ночь, которая и расставила все точки. кирилл не способен на адекватные чувства, не может дать того, что нужно этому мерзкому педику макарову. чего он ожидал? что гречкин изменится ради него? какой наивный идиот. кириллу смешно от того, насколько леша жалок. ни на что не способный детдомовский мальчишка. как бы он не пытался заставить себя забыть всё то, что было между ними, и продолжать оскорблять эту дворовую шваль, всё равно что-то шло не так. кирилл не может терпеть, когда марк или ваня начинают лезть к компашке макарова, отдергивает их, придумывает отговорки, чтобы больше не трогать этих придурков, а потом случайно сталкивается с лешей взглядами и зачем-то улыбается ему. кирилл злится не на себя, потому что считает себя невиновным в происходящем. наоборот, он винит во всём самого макарова. и если киста не рассасывается сама, то её вырезают. кирилл не уверен в том, что собирается сделать, но знает, что так будет легче ему самому. он на миллион процентов уверен в собственной правоте. и это всё не его проблемы, ведь во всём виноват леша. никто другой, кроме него. для кирилла не существуют понятия «хорошо» или «плохо». он всегда делает так, чтобы ему было отлично, а на остальных плевать, ибо они сами выбрали этот путь. гречкин никого никогда не заставлял, ну, если только малость, крупицу всего, дальше решение принимали другие. естественный отбор, выживает только сильнейший и все дела. гречкин вертит в руках новенький айфон, размышляя о своем мерзком плане. в голове лишь одно крутится: «не получилось на вечеринке – получится в безлюдном месте». он не сомневается в своих действиях и знает, какой будет исход. просто преподаст урок, покажет, кто здесь главный. он сам решит свою проблему, удалит эту раковую опухоль, которая так мешает ему жить нормально. кириллу не нравится испытывать к кому-то чувства, говорить слова о любви, а тем более искренне. это не его планка, не так всё должно было происходить в его жизни. его раздражает то, в кого он превратился за всё проведенное вместе с макаровым время. надо бы уже разобраться с этим дерьмом и забыть. и говорит в нем сейчас очередная доза наркотиков, но это уже неважно. (потому что трезвый кирилл – трус.) ему просто не нравится испытывать чувства, которые могут испортить его жизнь, испортить без того ужасные отношения с отцом. потерять уважение друзей из-за того, что связался с детдомовской собачкой. плевать, что сердце бьётся быстрее, когда он вспоминает лешу. плевать, что он скучает по нему иной раз. плевать, что ему хочется написать макарову и попросить прощение. он не такой. он нормальный. и эти отношения были ничем большим, чем обыкновенным экспериментом, новым опытом, развлечением, утешением собственного хрупкого эго. кирилл помнит момент, когда в его жизни появился макаров, выбил с ноги дверь, сделал из него ванильную лужу дерьма. помнит, как одно лишь сообщение леши заставляло глупо улыбаться и мечтательно вздыхать. помнит, как вкусно он пах и прекрасно выглядел. кирилла это бесит, раздражает настолько, что кулаки чешутся разбить это слащавое лицо в кровавое месиво. и как бы прискорбно это не звучало, но для кирилла макаров был всем: твердой землей под ногами, ясным небом над головой, спасительным дождем во время чертовой засухи, теплым солнцем в холодную пору, освежающим коктейлем в душный день, заменой кокаина, фена и экстази. только рядом с ним он чувствовал себя любимым, и сейчас сам всё рушит из-за собственного страха, непринятия этих чувств, эмоций. гречкин перед очередным отрубом после секса с одноразовой партнершей видел до боли знакомое лицо. видел такие добрые и красивые глаза с блеском в них, обрамленные пушистыми ресничками. ему нравилось в лёше всё до самых незаметных родинок на плечах. он каждую ночь трахал разных девушек, но в голове понимал, что они нихера не сравнятся с шелковым лешей. кирилл готов закричать во всё горло от злобы, бить себя в грудь, пытаясь раздробить грудную клетку, вытащить своё гнилое сердце, кинуть себе под ноги и раздавить своими новыми балинсиагами. всё это такая хуйня. всё что происходило между ними противоречило любой морали, оскорбляло нежные чувства верующих и должно было активно порицаться обществом. но гречкин давно утопил мораль в литрах алкоголя, расщепил в порошок и снюхал, испарил в терпком сигаретном дыму, оставив после неё ничего более, чем привкус горечи и желчи на самом кончике языка. я счастлив, что ты был моим, хреново, что всё заканчивается. кирилл бросает окурок на заснеженный асфальт, трет нос, стирая остатки кокаина с ноздрей и открывает в телефоне общую беседу в телеграмме, набирая сообщение друзьям. кир: слышьте, давайте завтра в клуб ещё раз скатаемся? (02:45) маркинез: блч чквак тнбе не нвдоело? (02:49) еврейчик: реально кир может возьмем передышку? (02:49) еврейчик: боюсб если мне не остановимся то нам наркологичска обеспечена (02:50) маркинез: да согласен с ваньком (02:51) кир: да ебаные вы обсосы давайте ещё завтра встретимся, а потом возьмем передышку (02:52) кир: ширево алкоголь и шлюхи с меня (02:53) маркинез: звбилмсь! спишемся завтра (02:54) кир: вань? (02:55) еврейчик: ну ты и сука кирилл я в деле (02:57) кир: отлично. до завтра) (02:59) маркинез: блч длстанешь нпм ангельской пыли?))) (03:12) кир: пшел нахуц маркинкз хочешь отктнуться?? (03:15) маркинез: блльно надл (03:16) кирилл усмехается, убирает айфон в карман джинс, решительно прётся к дверям дома, заведомо убедившись в том, что отец давно сладко спит и видит десятый сон. он еле переставляет ноги, плетется по лестнице на второй этаж и впервые за долгое время падает на собственную кровать. ему кажется, что она до сих пор пахнет макаровым. тянет блевать то ли от воспоминаний, то ли от алкоголя и наркотиков. у гречкина внутри все органы давно сжались в один огромный колючий ком, не дают вдохнуть кислорода. он не знает, что собирается сотворить завтра, но хочет верить в то, что это ему поможет хоть немного. ему просто надо избавиться от главной проблемы и тогда всё будет хорошо. он замарает свои руки в чужой крови, чтобы преподать урок, доказать что-то самому себе, видимо. ему это нужно. он в этом нуждается, и никто его не остановит. а остатки совести он похоронит вместе со своими чувствами к макарову на заднем дворе своего дома. он отрывками помнит, как долго пытался уснуть, как провел следующий день, как поругался с отцом и послал его нахуй, и как оказался в клубешнике. иосиф сидит рядом, залипает в свой чертов твиттер, смеется с чужих твитов, лайкает кого-то, ретвитит что-то, пишет своё, пока марка нет. в его голове вертятся последние слова, которые ему сказал севолод перед тем, как он захлопнул дверь перед морщинистым лицом. «ты - главная ошибка в моей жизни!» - где он пропадает? – у кирилла трясутся руки, дергается нога. он хочет втереть в десна, снюхать со стола порошок настолько сильно, что не контролирует своё собственное тело. «где я нагрешил, что в моей жизни появился ты?» - че, невтерпеж уже накидаться? помню, кто-то хотел завязать в конце сентября. «я завяжу с наркотиками, ваня», «я смогу остановиться». сам-то помнишь какую чушь нес? – иосиф бросает на кирилла издевающийся взгляд. «вырастил черт возьми что!» кирилл думает, что после макарова обязательно набьёт морду этому наглому еврею, а потом своему отцу. - заткнись ты блять. нахуя мне завязывать, если и так всё отлично? – гречкин не видит проблем перед своими глазами, умело старается их игнорировать и думать, что всё у него хорошо, а бревно в своей глазнице он усердно не замечает. «если ты подохнешь в каком-нибудь притоне, мне же лучше!» - ага, ты давно на себя в зеркало смотрелся? выглядишь как столетний вампир, и это нихуя не комплимент, держу в курсе. «не будь меня, ты бы уже торговал наркотиками или своим телом!» - сбросил пару килограмм и что? – кирилл откидывается на мягкую спинку дивана. глаза режет свет софитов, приходится прикрывать их, смотреть в пол. «кирилл гречкин, если ты сейчас же не вернешься в дом, я вычеркну тебя из завещания!» похуй. очередной новый клуб, храм разврата и наркотиков. музыка бьёт по ушным перепонкам, бит стучит где-то в глотке, пол под ногами трясется, а в воздухе витает дрянной аромат травки, алкоголя, кальяна и секса, дым заполонил собой всё пространство, смрад обволакивает прокуренные легкие. кириллу не нравится. он устал от однообразия мест, типичных бархатных красных диванов, как в борделе, черно-фиолетовых стен и стеклянных столов подстать для того, чтобы снюхать с них ровные четыре дорожки и словить передоз в зассаном туалете. единственное о чем он сейчас думает, типа: «неужели все нормальные дизайнеры подохли?». гречкину было мерзко вспоминать о словах отца, которые так и крутились роем в его осветленной голове, не позволяли отдохнуть, расслабиться. надо просто накидаться и его отпустит. только без марка начинать не комильфо. «где этого долбоеба носит?», - думает кирилл и озирается по сторонам, чтобы выцепить его взглядом. - такими темпами ты потеряешь всю связь с реальностью, чел, пора бы уменьшать дозировку, иначе ты с ума сойдешь. – иосиф безразлично пожимает плечами. – дело, конечно, твое. я тебе не мамочка, чтобы читать нотации, но реально начни следить за своим здоровьем, ебанутый. - да-да, я тебя понял. заткнись уже. – гречкин закатывает глаза, не собираясь даже прислушиваться к совету вани. что он понимает? сам ведь загнал его в это, а теперь читает нотации, будто бы не при делах, мол, вы сами виноваты, что втянулись. (кирилл даже не думал, что станет наркоманом. он не хотел этого пару лет назад. просто когда-то оказался не в то время, не в том месте, согласился принять какую-то дрянь с рук иосифа, позволил накидать его в первый день, а потом не заметил, как захотел ещё.) кирилла бесит, когда его тыкают в собственное дерьмо. ему надоедают все эти нравоучения от иосифа. раздражают танцующие на танцполе люди, разноцветный свет, крики толпы, громкая музыка и засевшие на подкорке воспоминания о макарове. дай мне почувствовать, что я дышу. чувствовать, что я человек. водка и спрайт, мелькание силуэтов – ночь, которую они все никогда не забудут. - настя! настя, твою же мать, подожди! давай нормально поговорим, а то я опаздываю! – марк ускоряет шаг, пытается догнать, схватить девушку за руку, остановить, решить недопонимание. он что, зря стоял битый час возле балетной студии и ждал её? – прошу тебя, дай мне один блядский шанс! зачем надо было меня отшивать? я же всяко лучше твоего кирилла! да я лучший выбор из всех возможных, ты не врубаешься? я не хочу оставаться с тобой друзьями, как ты не поймешь?! – он экспрессивно размахивает руками, не сдерживает эмоций, переходит на крик. - да ты просто отвратительный друг, марк. – настя резко разворачивается, смотрит высокомерно на растерянного марка и хочет дать ему пощечину. смачную такую, чтобы неповадно было и словами не раскидывался, как кретин. – вы все не лучше кирилла, потому что вы такие же дерьмовые люди, как и он сам. отвали от меня. я тебе уже сказала «нет», какого черта ты не можешь от меня отлипнуть? честное слово, прилип как банный лист. пойми уже, блять, я не хочу вступать с тобой в отношения, общаться с тобой днями и ночами напролет, не хочу сторчаться из-за тебя. спасибо, мне хватило всех этих вечеринок, после которых я не могла жить без очередной дозы. – она не хочет вспоминать этот омерзительный этап в свой жизни, то как пропускала репетиции, упустила шанс выступать в главном составе балета, выпала из достойного социума на долгий период времени. – у меня дела, ты опаздываешь, так что уебывай отсюда. – насте хочется поскорее свалить от назойливого марка, ускоряет шаг. - ну, хочешь я брошу наркотики. – марк не отстает, идёт следом. настя старается изо всех сил игнорировать его, демонстративно садится в свой красный порш и хлопает дверью прямо возле марка. она бы хотела сейчас вдавить педаль газа и уехать прочь, но внутри неё что-то нуждается в том, чтобы высказать всё накопившееся в ней дерьмо, которое так усердно держала при себе, боясь открыть рот в лишний раз. девушка спускает окно, вздыхает нарочито громко, привлекая внимание. - слушай, давай расставим все точки над «i», зайка, во-первых, ты никогда не бросишь своё ширево, потому что являешься слабым мальчишкой, не ври хотя бы мне. во-вторых, ты мне нахуй не сдался. в-третьих, я обрываю всю нашу импровизированную дружбу. знаешь почему, малыш? м? потому что я всё это время была для вас девочкой на побегушках. «настя, забери нас из клуба», «настя, сейчас же приезжай я хочу трахаться», «настя, ты должна подсыпать в стаканы компашки макарова наркотики», «настя, достань нам порошок, а то поставщик облажался», «настя, не общайся с теми», «настя, ты без нас никто». могу напомнить ещё тот день, когда я сильно накидалась и хотела просто поспать, но кирилл полез ко мне, а вы его даже не остановили. список огромный, всё уже и не вспомнишь. я устала от всех вас, вы в желудке у меня сидите, а выблевать не получается. – насте тяжело говорить, старается держаться, не терять лицо, казаться холодной и сдержанной, иначе никак. – единственный человек, который ценит меня не за моё тело и за которого я порву каждого – лиза. так что вы мне больше нахуй не всрались. настя не понимает, откуда в ней столько сил, чтобы не расплакаться сейчас. прокручивает в своей голове слова матери о том, как должна вести себя девушка из высших кругов, но глаза всё равно предательски слезятся, блестят, готовы вот-вот пустить слезы. в памяти вертятся все ужасные воспоминания, крики родителей после очередного прихода, скатывание по оценкам, резкий сброс веса, вечный тремор в руках, отсутствие сил на репетициях. её злит непроницаемое лицо марка. ей хочется услышать извинения, получить возмещение ущерба и возврат потерянного времени на реабилитации. она искренне надеется, что этой чертовой компашке когда-нибудь аукнется. неважно как и чем, лишь бы они не остались безнаказанными за всё сотворенное ими дерьмо. настя – маленькая девочка, которая никогда не знала, что такое любовь и потребляла внимание от всех, кто просто пользовался ей. - макарова что ли? эта детдомовская малолетняя шваль? ты серьезно? да кто она такая, а? нахуя она тебе нужна? это не твой уровень! – марк бьет по капоту машины, не позволяет выехать со стоянки. – не закапывай себя в моих глазах. - отойди от моей машины, мудак. - а то что? папочке пожалуешься? поплачешь в подушку? расскажешь своей лизоньке? какая же ты жалкая, малыха. - и ты мне ещё в чувствах признавался? говорил о любви? какой же ты ублюдок. - сам удивляюсь этому. – марк выпрямляет спину, усмехается погано, тянет тошнить от одного вида. - так значит эта шлюшка для тебя ценный человек? настя злится, давит на газ несильно, но так чтобы сбить марка с ног. она выходит из своей машины, смотрит на парня с высока, придавливает каблуком грудную клетку, не позволяет ему встать. ей нравится чувствовать небольшую власть, видеть беспомощного марка, напуганного такой решимостью и бесстрашием. ей вкатывает до безумия в голубых глазах наблюдать, как дорогое шмотье марка пачкается в грязном снегу и весь его презентабельный вид стирается, словно ластиком. она больше никого не боится и не позволит пользоваться собой. настя устала и не хочет сидеть в углу, выполняя все прихоти. настя – сильная девушка, которая отныне может постоять за себя. - ещё раз ты назовешь её так, приблизишься ко мне, посмеешь посмотреть как-то не так в мою или лизину сторону, и я пущу в ход уже своего отца. тогда посмотрим, сколько денег моя семья сможет высосать из твоей, чтобы мы не писали заявление в ментовку и не испортили ваше имя, дрянь. – настя борется с желанием плюнуть падонку в лицо. – проваливай отсюда и больше не приближайся ко мне. передай кириллу, что между нами давно всё кончено, а иосифу пожелание не проебаться с новой девушкой. настя возвращается в салон машины, дожидается когда марк отойдет, и уезжает прочь с территории балетной студии. она искренне счастлива тому, что наконец-то сможет начать нормальную жизнь без гречкина, марка и вани. гордится собой, включает погромче музыку и летит на всех порах к «радуге». - ну и катись ты нахуй, дура! посмотрю я на тебя, когда ты прибежишь к нам! ты ничтожество! мы сделали из тебя ту, кем ты являешься сейчас! сука! – кричит ей вдогонку марк, пинает камень под ногой, словно маленький обиженный мальчишка. то, что, как мне казалось, я любила, определенно причиняло мне боль, но теперь я свободна. - марк, ты где был так долго? – ваня подрывается со своего места, как только видит марка, толкающего надоедливую толпу людей. - выглядишь так, будто дрался с бомжами за элитную скамейку. че с твоими брюками? – кирилл не может не всунуть едкий комментарий, но все равно поднимается, протягивает руку марку для рукопожатия. - упал. дороги скользкие, блять. – марк до сих пор не в духе. – я хочу выпить и обдолбаться. срочно. – он кротко обнимается с ваней, пожимает кириллу руку и падает вместе с ними на диван. - что с тобой случилось? чего такой недовольный? – иосиф не отстает с вопросами. всё же они лучшие друзья и общаются намного ближе, чем с кириллом. - да сучка одна разозлила. решила, что она не пустое место. – марк поправляет слипшиеся кудри. - дура так и не поняла, что она никому не будет нужна, как только потеряет свой авторитет. - что ж, тогда это отличный повод начать сейчас же веселиться. – кирилл подзывает приятную официантку, которую можно назвать идеалом девочки из католической семьи, и не поймешь, что она забыла в этой дыре, почему не работает в какой-нибудь захудалой кафешке на конце города, а выбрала именно это дряное заведение. он заказывает двадцать шотов, достает из кармана два зип пакетика: один с кокаином, а другой с манящими белыми таблетками экстази для иосифа. – остальное потом. не все сразу, мальчики. – он усмехается краешком потресканных бледных губ. иосиф закидывает таблетку в рот, раскатывает её на языке, мурча от удовольствия, залипает на расписной потолок клубешника, растворяется медленно в обостряющихся ощущениях. кирилл с марком стелят ровные дорожки на стеклянном столе, одновременно снюхивают их и случайно бьются друг об друга головой, смеются над этим, откидываются на мягкую спинку. и под веществами время летит незаметно. кирилл не успевает уловить момент, когда выпивает очередную партию нового шота, втирает порошок в десна и на негнущихся ногах прется до уборной. голова идёт кругом, освещение кажется слишком ярким, запахи обострились, барабанные перепонки пульсируют даже в закрытом помещении из-за громкой музыки. картинка размытая, он не сразу узнает своё отражение в заплеванном зеркале. гречкин всматривается в свои темные синяки под глазами, оттягивает их, рассматривает полопавшиеся капилляры и не может вспомнить, как давно нормально спал. он бьёт себя по щекам, массирует виски, старается привести себя в порядок. метадон – резиновая кукла, кокаин – лучший антидепрессант и почти хороший любовник. на секунду он видит в зеркале не себя, кого-то другого и до боли знакомого. он видит веснушки, серые глаза, наполненные слезами, тонковатые губы и непослушную копну коричневых волос, вместо своих осветленных. он видит, как не его отражение плачет, спрашивая лишь одно: «почему?». кирилла трясет, отбрасывает назад. он трет лицо, размазывая остатки порошка, плюет себе под ноги, потому что не может больше чувствовать горечь наркотиков. он чуть ли не задыхается от ощущения кокаина в своем организме. сколько он выпил за этот вечер? сколько сучек успел облапать? сколько снюхал со стола и с экрана телефона? почему не словил передоз и до сих пор в силах стоять на ватных ногах? ему хочется вырвать себе глаза, содрать кожу с лица, биться долго об кафельную стену, чтобы просто выбить из себя всю дурь. очертя голову нимбом, кирилл размажет свои мозги по стене. кириллу жарко, он снимает с себя эту чертову толстовку гуччи, бросает на грязный пол, остается в футболке, смотрит на трясущиеся руки, выпирающие синие вены, татуировки, чистую кожу на локтевом сгибе. в глазах всё плывет, надо бы умыться, но подойти к раковине страшно, ведь над ней висит блядское зеркало, которое словно вытаскивает наружу все его пороки, отражая их и крича: «посмотрите! посмотрите! он ебал детдомовскую малолетку и даже признался ей в любви! посмотрите! он испытывает вину! посмотрите! он жалок!» в голове мельком всплывает, как он всего пару минут назад нюхает, затягивается косячком, кашляет и отвечает на чей-то поцелуй. кто-то оказался с ним рядом в этот момент, и вроде бы не леша, потому что у него губы мягче, приятнее, совсем немного шероховаты, но это придавало только изюминку каждому их поцелую. ему хотелось бы зажать сейчас же макарова у какой-нибудь холодной стены на виду у всех, заставить кричать его имя, срывая глотку. вот только его нет рядом, он зол на кирилла, наверное, ненавидит его всей своей светлой, красивой и наивной душой. теперь вместо него рядом ошиваются дуры, которые просто хотят приятно провести время. кириллу не вкатывало целовать эту незнакомку. он помнит это. помнит, что губы у неё пухлые, гиалуроновые. он не любит такие. ему нужны мягкие, тонкие, нежные, лешины и ничьи больше. его это злит, он бьёт кулаком по кафельной стене и оставляет на ней тонкие паутинки трещин. костяшки болят, рука ноет и чужое отражение заливается горькими слезами. желудок горит, голова разваливается на части, и его больше ничего не останавливает от своей безумной затеи, которая сможет помочь ему освободиться. в любом случае, он думает, что это ему поможет. трясущимися руками кирилл достает свой телефон из кармана джинс, игнорирует усиленные стуки в дверь и недовольные крики. он слишком долго ищет нужного человека, матерится себе под нос, вытаскивает его из черного списка и пытается набрать сообщение, членораздельное, которое можно прочитать, а не расшифровывать миллионы лет. 6yourdaddy66: малой (23:12) 6yourdaddy66: пригоняй нп думскую (23:13) 6yourdaddy66: буду ждать тебя вощле входа (23:14) sweetheart: что на тебя нашло? что тебе от меня нужно? зачем? (23:20) 6yourdaddy66: поговорить с тбой хочу (23:21) sweetheart: пошел нахуй. (23:21) sweetheart: я не собираюсь бежать к тебе через весь город просто потому что тебе что-то блять от меня надо. отъебись. (23:22) 6yourdaddy66: слвшь малой я не собираюсь играть с тобой в игры так что либо ты пригоняешь либо летишь обратно в чс так и не узнав что я хотел тебе сказать. короче решай сам (23:23) кириллу не стыдно использовать манипулицию. ему откровенное плевать. он просто хочет добиться желаемого любым путем, пойдет по головам, если придется. просто гречкин знает, что леша не сможет отказать. кирилл знает, насколько леша от него зависим. sweetheart: блять. ладно. я скоро буду. (23:28) кирилл довольно улыбается, поднимает с пола свою толстовку, освобождает уборную и идет к выходу. он знает, что его поступок достоин звания «настоящий мудак года», но ему похуй. ведь кирилл знает, что ему сойдет всё с рук, пока он единственный наследник. папочка его отмажет в любой момент, не смотря на то, какими громкими словами он кидается. кирилл знает, что у него очень много полномочий, и ему не стыдно. кирилл знает, насколько он дерьмовый человек, и не скрывает этого. кир: я схожу проветриться и вернусь (23:29) маркинез: ок ждем тебя (23:32) гречкин расталкивает толпу, оказывается на улице, надевает испачкавшуюся толстовку. в голове стоит эта стремная картина с отражением леши, плачущего горькими слезами, которые можно собрать в кувшинчик и выпить, прочувствовать всю боль. кирилл сомневается в себе, хочет отказаться от своей больной затеи, но уже не может. возможно, когда он увидит макарова, то вся злоба – к самому себе – вернется обратно, и тогда не будет так плохо на душе. он сам этого захотел. он не может отступить от своего решения. кирилл свято верит в то, что у него на все есть карт-бланш. гречкин прекрасно знает, что леша прибежит на зов пальчика. почему? всё просто, лёша – травмированный пёс и этим всё сказано. теперь мы больше никогда не сблизимся, потому что между нами выросла стена, и я сам в этом виноват. но мне не стыдно, малой, я просто знаю, что так надо. каждый раз мрачные и навязчивые мысли брали над кириллом верх, иногда ему становилось страшно от самого себя. его рассудок начинает мутнеть, и он постепенно превращается в монстра, которому на всё откровенно похуй. кирилл курит сигарету за сигаретой, нервно дергается из стороны в сторону, выискивает в темноте знакомую фигуру, дает себе мысленно ещё минут двадцать, и если макаров не объявится, то он вернется к пацанам, забив на свою мерзкую затею. выступающие вены на руках всё больше напоминают кириллу земляных червей. ему кажется, они шевелятся, словно пытаются избежать чего-то и вот-вот лопнут, как сосуд в глазу. кирилл хочет вскрыть их, чтобы успокоиться. кирилл сломал лешу, как прутик. разломал его разум, сделал из него верную собаку, которая пусть и презирает его, но продолжает мчаться на всех порах, потому что для леши любое внимание - подарок вселенной. глупый детдомовский забитый мальчик. гречкин – моральный ублюдок. лёша – жертва обстоятельств. они обещали друг другу вечность, но кирилл растерял эту самую «вечность» ещё при первой их встрече. для кирилла слова и действия – пустой звук. ему буквально на все насрать. он не стыдится этого. ему безразлично сколько слез пролил леша и сколько ещё прольет. кирилл – желчь в жилах. блядский плод нестабильности, агрессии и обесценивания чужих проблем. лёша – солнечный мальчик, который заслуживал счастья, но вместо этого попал в лапы дикого зверя, который разорвет его на куски. кирилл думает о том, что макаров просто был слишком хрупким снаружи, поэтому ему хотелось по инерции его сломать. понять, проверить, разобьется ли он и с какого раза. кирилл бросает окурок на землю, смотрит на время и обреченно вздыхает, собираясь вернуться в теплое помещение, но слышит знакомый голос за своей спиной, не может больше пошевелиться. его полумертвая совесть спрашивает: «нахуя», а самодурство отвечает: «просто так». - зачем? гречкин находит силы, разворачивается к макарову, смотрит на него полсекунды и та самая злость вернулась к нему, застелила глаза пеленой ярости к самому себе, отражаясь на бедном макарове. кирилл подходит на критическое расстояние, грубо хватает лешу за худое запястье и заводит в темный переулок, прячась от лишних глаз. - что ты делаешь, кир? – голос испуганный, дрожит. кирилл чувствует себя богом. в этой игре он - главный герой, а леша - ничтожная комбинация в матрице, которую пора бы удалить. в этой заведомо проигрышной игре для макарова побеждают только ублюдки. - ты так и будешь молчать? нахуя я тогда сорвался? – леша никуда не уходит, пока есть такая возможность. – пожалуйста, ответь мне на один вопрос, ведь я многого не требую, кирилл. зачем ты нагло пиздел мне в лицо, когда говорил, что любишь меня? для чего всё это? за что ты так со мной? почему? кирилл молчит, смотрит долго, теряет счет времени. это дрянное «почему» бьётся в голове об стенки черепа, как мячик для бадминтона, возвращая его на какое-то время назад, когда он смотрел не на свое отражение в зеркале. кириллу тошно. - мы играем в молчанку? нахуя ты звал меня тогда? пошёл ты нахуй, гречкин. – леша хочет уйти, чувствует себя глупо и жалко. зачем только мчался через весь город? ему хочется провалиться под землю. – ты прекрасно знал, как мне было больно. знаешь, какая у меня жизнь. так нахуя ты говорил мне, что любишь меня, если в итоге просто повел себя как последний кусок говна? я не понимаю тебя, гречкин. ты мечешься от себя самого и не знаешь, куда себя примкнуть! гречкин больше не желает слушать тираду леши, резко бьёт его кулаком по лицу, заставляет потерять равновесие и свалиться на грязную землю. он хватает его за волосы, поднимает на ноги и толкает к стене здания со всей силы, от чего леша бьётся головой и оседает на асфальт. кириллу хочется схватить макарова за шею, сжать посильнее, чтобы кислород перестал поступать в легкие, задушить его. у леши медной жилкой выступает под носом ручей. ему смешно до боли в груди, до головокружения, до мушек перед глазами, смеется хрипло, смотрит кириллу в глаза, пытается в них отыскать хоть что-то человеческое. он всего пару дней назад видел сон, в котором у них все хорошо, по-настоящему – без наебалова, боли и страха. сейчас он ни за что отхватывает удар за ударом. чувствует, как из губы течет кровь, а скула рассекается. ему кажется, что бьют сейчас не его, а наивную первую любовь. леша улыбается от привкуса металла во рту. леша понимает, что сам напросился. сам виноват. леша думает, что он даже характера не имеет, потому что кирилл сам все решит. кирилл всегда выбирал за макарова, что он будет пить, есть, когда сядет к нему в машину и кем он сегодня будет. лёша не кричит, не просит, не умоляет остановиться, когда гречкин по-зверски волочит его туда-сюда, крепко сжимая волосы на загривке. кирилл бьёт его под дых, по щеке, хватает за руки, оставляя синяки на прозрачной как целлофановый пакет коже. леша не подает голоса, словно не хочет привлекать внимание к этому беспределу. лёше уже так похуй на всё. и леша только скулит – мелким, потерявшимся и растерявшимся щенком. ему больно, неистово больно. он старается свернуться в клубок, прикрывать голову, когда кирилл хуярит его ногами, заставляя кашлять кровью. он ненавидит себя за то, что согласился приехать. он ненавидит себя за то, что позволил кириллу так отнестись к нему. он ненавидит себя за то, что не может дать отпор. любовь – это просто ложь, придуманная гречкиным, чтобы разрушить макарова. макаров хрипит после очередной серии ударов по животу. он уносится в прострацию, пытается уйти от ощущений, улетает мысленно туда, где все прекрасно. леша мог бы забыть имя кирилла. мог бы навсегда забыть его лицо. мог бы забыть его кривую улыбку, ложь. мог бы забыть его отчаянные попытки, лесть, которая ни к чему не привела. мог бы забыть, как гречкин пытался взять верх, и то, как у него это получилось. он мог бы забыть о его гордости. мог бы забыть бегающие взглядом объебанные глаза. мог бы забыть то, что он заставлял лешу чувствовать. мог бы забыть то, как гречкин снисходительно общался с ним, но у него не получалось. лёше было так мерзко от себя, когда он мечтал о том, чтобы кирилл снова смотрел на него, целовал его руки, обнимал, писал ему. у леши гордости нет. леша бы умолял кирилла остаться, не оставлять его. на данный момент макарову хочется, что кирилла сгребли в ад черти, чтоб небо упало на его бестолковую голову. леша ненавидит себя так же сильно, как кирилла сейчас. - ты реально думал, что я люблю тебя? – кирилл смеется мерзко и громко, не прекращая бить ногами лежащего мальчишку. – ты настолько наивный и жалкий, малой, раз посчитал себя нужным? – он трет лицо, опускается на корточки и хватает макарова за копну волос, больно сжимает на корнях, заставляя посмотреть себе в глаза. он не понимает, откуда у него столько сил, ведь только недавно он еле переставлял ноги. – ты игрушка, славная, ласковая, податливая, безотказная. спасибо, мне не было с тобой скучно, но я наигрался. – гречкин резко бьёт лешу по окровавленному лицу. – ты не был мне нужен. крыса из подворотни. врубаешься? и все твои чувства, они мне больше не нужны. в судьбе каждого бывает хмурая пора. облака рассеиваются, но время бежит дальше. ясная погода не длится вечно, но и снегу приходит когда-то конец. увы, счастье, рассыпающееся в прах, всегда пахнет кровью. сердце леши – потрескавшаяся пепельница, которую выкинули на помойку. леша был рожден отбросом. он совершил отчаянный прыжок в вечность, прыжок веры и разбился об скалы реальности, кулаки кирилла. вся их жизнь грешна и неправильна. в этой игре побеждают только плохие, а хорошие захлебываются в собственной крови. при первой встречи кирилл вырвал жалкую мышцу из груди макарова и использовал для того, чтобы тушить об неё свои дорогие сигареты, но никак не ради любви и заботы. кирилла начинает отпускать, и он приходит в себя, смотрит на руки, испачканные в крови макарова. его трясет от осознания происходящего. он не знал, что так будет. он хотел просто врезать леше пару раз и послать нахуй. гречкин пялится на мальчишку, который рвано дышит и больше никак не проявляет признаки жизни. гречкин – трус. он бросает макарова лежать на заснеженном асфальте, уходит прочь, желая забыть об этом навсегда. забывай черты лица и тонкость рук. забывай, но не позволяй себе остыть. в твоих лёгких так мало места, но, если честно, во всём виноват я сам. макаров лежит в луже своей крови и ему похуй на изобилие красного цвета рядом с собой. лёша находит в себе последние силы, поднимается на ноги, шатается, пытается найти обо что можно опереться. он вытирает кровь об свою куртку, хрипло смеется, пока по щекам стекают обжигающие слезы. леша идет куда глаза глядят, не чувствуя своего собственного тела. он хочет принять горячий душ, обнять сестру, сказать, как сильно её любит, пошутить с друзьями, посмотреть на то, как они дурачатся, послушать с ними егора крида и лечь спать. макаров очень сильно хочет спать. леша больше ничего не боится. он никогда уже не словит очередной триггер от своей жизни. и если леше не было страшно, так чего ж ему бояться участи крысы из подворотни? вот только, остается последний вопрос:сколько же длилось это ваше «навсегда»?