Geh Allein

      Мой настоящий отец, конечно, не библиотекарь. Часть выдуманной биографии Нила Джостена, о которой Эндрю информирован лучше, чем мне бы того хотелось. Я всё ещё грешу на Мэттью Бойда, но, насколько я могу судить, Мэтт и Эндрю не общаются. Насколько я могу судить, Эндрю вообще ни с кем не общается. Кроме того случая, в библиотеке, я ни разу не видел, чтобы Эндрю вообще разговаривал. Кроме того случая, когда он оставил мне нож.       Маленький, складной, острый; я голову сломал, решая, где его спрятать. В конечном итоге я оставляю его там же. В библиотеке. Между «Теорией Струн» и сочинениями Карла Маркса.       Я ломаю голову и следующие три дня, думая над тем, что произошло и что делать дальше. Всё это время я не вижу Эндрю. Он не в одиночке, но его нет в столовой или библиотеке. Не случилось ничего такого, за что его можно было бы запихнуть в карцер — о, там его тоже нет. Самое очевидное — камера Миньярда: там его, конечно, тоже нет.       Я натыкаюсь на озлобленный взгляд Сета, его сокамерника, когда прихожу проверить, и в этот момент мне в голову приходит план. Ещё более идиотский, чем все предыдущие, но другого у меня всё равно нет. Мне нужно действовать. Исправлять свои ошибки. У матери Эндрю не было второго шанса, чтобы исправиться. Она облажалась. И что-то подсказывает мне, что это не имеет отношения к тому, что двадцать с хреном лет назад вместо Эндрю она выбрала Аарона.       Итак, три дня спустя я нахожу Эндрю Миньярда на заднем дворе, возле сарайчика с инструментами. Он сидит на земле, прислонившись спиной к деревянной стене сарайчика, и курит. Просто для информации: курить на территории тюрьмы нельзя. Но Эндрю курит — внаглую выпускает дым кольцами, точно зная, что надзиратели неподалёку. Эндрю играет с огнём или с ножами. И снова плюёт на все правила. В этот самый момент я начинаю подозревать, что он всегда плюёт на правила — просто потому, что подчиняться им слишком скучно.       — Я хочу жить с тобой в одной камере, — вот что я говорю, когда сажусь рядом.       Запах дыма щекочет ноздри. Я почти не курю, но сейчас всё, чего мне по-настоящему хочется, — затянуться. Выдохнуть дым из лёгких. Закрыть глаза и затянуться снова. Повторять, пока не докурю, а затем прикурить вторую.       — Не интересует, — Эндрю пожимает плечами. — Что-то ещё?       Вопрос с издёвкой. Вопрос с наёбкой. Я довольствуюсь пассивным курением. Я почти уверен, что нас вот-вот застукают. Эндрю должен работать в это время, а я должен быть совсем в другом месте. Но Миньярд курит, а я сижу вместе с ним. Что-то определённо пошло не так. Возможно, с того момента, как я очутился за решёткой, а мой настоящий отец вышел из тюрьмы.       Дерьмовое совпадение, не находите?       И я делаю вторую попытку завязать разговор, заведомо провальную.       — Это Мэтт тебе рассказал? Про библиотекаря?       Ладно, возможно, не самую провальную. Эндрю выглядит так, словно вот-вот рассмеётся. Точнее, он смотрит на меня как на полного идиота.       — Ты спрашивал про меня у Бойда, — говорит Эндрю, и это не похоже на вопрос, так что мне остается только кивнуть. — Что у тебя на него есть, что он рассказал?       Эндрю выдыхает дым мне в лицо.       Давай, Джостен. Не облажайся.       — Я сказал, что сдам чувака, который поставляет ему наркоту.       — Вот как, — Эндрю выглядит развеселившимся: зрелище, честно сказать, ещё более пугающее, чем серьёзный Эндрю. — И кто его дилер?       Вопрос с подвохом. Эндрю отворачивается и пялится на сигарету в своей руке, зажатую между средним и указательным пальцем. Я тоже на нее пялюсь. У Эндрю руки от запястий до локтей — все в шрамах. Не следы от уколов: больше похоже на попытку самоубийства. Обычно у него вся одежда с длинными рукавами, но сегодня он щеголяет в футболке. Куртка валяется рядом.       Жарко.       — Понятия не имею, — говорю я.       Во всяком случае, это правда. Я блефовал Мэтту в лицо, и он поверил. Лгать — это то, что у меня отлично получается. А ещё это то, что Эндрю Миньярд раскусывает на раз. Меня терзают смутные ощущения, что однажды он раскусит и меня тоже. Натурально перекусит, смыкая челюсти на моей шее. И — прощай, Нил Джостен.       — Меня всё равно нет в камере большую часть времени, — вдруг говорит Эндрю.       Сначала я думаю, что мне послышалось. Потом — тоже так думаю. Мне нужно с полминуты или около того, чтобы сообразить, что Эндрю имеет в виду.       — Разве не в этом весь смысл?       Просто для справки: чтобы тебя перевели из камеры в камеру, нужно кое-что большее, чем разрешение Эндрю. Например, надо сделать что-то с Сетом. Вроде как: убедить его. Договориться с ним. Я вспоминаю озлобленный взгляд Сета, а потом отметаю идею договориться. Не такой уж я и псих. Во всяком случае, по сравнению с Эндрю.       Эндрю говорит:       — Попытайся.       Даже если у меня будет согласие Сета, мне нужно разрешение начальника тюрьмы. Что-то действительно важное, чтобы убедить его. Что-то, чтобы заслужить перевод. Быть в тюрьме на хорошем счету. Понятия не имею, что и как для этого нужно сделать.       Именно это я и сообщаю Эндрю.       Дословно:       — И как я, блять, должен это сделать?       Вопрос почти что риторический. И я жду, что это Эндрю снова скажет, что это его не интересует. Пожмёт плечами и свалит. В чём вся загадка Эндрю Миньярда: он делает то, что ты от него ждёшь, — но это только часть того, что он на самом деле делает.       В смысле: Эндрю действительно сваливает. Но сначала он тычет указательным пальцем мне в висок.       — Я дал тебе нож, Джостен. Подумай.       А потом вручает мне сигарету. Она почти докурена — почти до самого фильтра. Мне остаётся на одну или две затяжки. Эндрю впихивает сигарету между моих пальцев так, чтобы не касаться меня своими пальцами. Эндрю ненавидит прикосновения. Но пальцем в висок меня всё равно ткнул.       И вот после этого Эндрю Миньярд подхватывает куртку, встаёт и действительно сваливает. Я докуриваю его сигарету — фильтр мокрый от слюны Миньярда — и трачу ещё пару минут, чтобы закопать окурок. В моей голове начинает вырисовываться план: очередной идиотский, психованный план. Он меня не пугает — как не пугает и Эндрю Миньярд. Больше всего меня пугает то, что меня не пугает то, что должно пугать: я делаю то, на что Эндрю Миньярд только намекает.       Точнее, на тот самый момент — ещё не делаю.       Только собираюсь.