________________________________________________________
Антон просыпается под сраный звук дождя — значит, сегодня среда. Арсений занимается йогой каждое утро, в странных колготках и коротких шортах, и для каждого дня недели своя мелодия. Антон любит вторники, потому что звуки птиц навевают воспоминания о дачном лете и воробьиных гнёздах под крышей. Среды не любит ровно так же как и звуки дождя, что заставляют сильнее кутаться в одеяло. В общем, жизнь с Арсением кажется качелями, на которых Антона то и дело раскручивают ебучим "солнышком". Арсений классный чувак — шутит сложно, отчего ещё смешнее, убирает за собой, друзей не водит, а ещё иногда готовит завтраки на двоих. Арсений конченый душнила — бурчит как бабка, стоит Антону не закрутить тюбик зубной пасты или оставить мокрое полотенце на стиралке, ворчит, что в мусорном пакете слишком много бутылок пива, хотя сам лакает красное крепкое из бокала (пиздец, кто так делает?). Антону кажется, что он живёт в квартире с близнецами, что на чу-ван-чи решают — заебать сегодня Антона или нет. Антон даже пытается вычислить эти дни, отмечая в календаре, когда Арсений опять придирается к какой-то мелочи (купить общее мыло не с лимонным запахом Антон считает мелочью), но календарь телефона пестрит хаосом зелёных точек — никакой закономерности. Они живут вместе чуть больше месяца, Паше он исправно кивает на работе, что всё хорошо, но сам немного напрягается от резких перемен настроения Арсения. Иногда у соседа бывает мрачно-странное настроение. Арсений может сидеть на балконе, растворяясь в темноте, или пить дешевый черный чай на кухне, смотря в одну точку. Такие дни Антон выделяет синим — пока три — и старается подбодрить Арсения. Получается плохо, даже очевидный намёк на каламбур грустно тонет в болоте плохого настроения, и Антон опускает руки, стратегически отступая к себе. Антон рассказывает всё, перечисляя даже родственников третьего колена, а об Арсении знает мало — актёр в каком-то театре, сам из Омска. — Попов? — спрашивает Катя, вскинув брови. Выбраться к Позовым удаётся нескоро. Паша грузит работой посерьезнее, чем перепечатать текст с листиков, даже доверяет писать рекламные посты и статьи для тех самых батончиков — Антон до ночи редактирует, засыпает за столом, а утром просыпает работу (пятница и звуки дудочки его не будят). Но Арсений услужливо предлагает тосты и овсянку — благодаря этому день не кажется совсем дерьмовым. Дима с Катей приглашают каждый вечер, Антон наконец добирается до их семейного гнезда, активно жуёт сочное, брызжущее соком и специями жаркое, с набитым ртом жалуется на Арсения. — Так он работает со мной в театре, — Катя — костюмер, что успевает кроме театра подрабатывать стилистом. — Такой скрытный, — Антон активно кивает, набив полные щёки картошки и мяса. Более подходящего слова не существует, хотя Дима небрежно машет рукой — мол, что тебе нужно знать? Антон и сам не в курсе. Раскусить Арсения интересно, но тот кажется крепче камня, улыбается дежурной улыбкой в обычные дни и куксится в зелёные. Он интересный со своими золотистыми наклейками под глазами ( — Это патчи, и не смейся!), пузатыми чашками, которым даёт имена ( — Чего ты, Савелий, чай не держишь?) и бессвязным бормотанием по утрам ( — Повторяю текст, не мешай!). — Твоя колбаса воняет на моей полке, — тянет Арсений, и Антон понимает, что день сегодня окрасится зелёным в календаре. — Переставь, — пожимает плечами Антон, быстрее дожевывая бутерброд, чтобы сбежать из кухни. — Тяжело запомнить свою полку? — огрызается Арсений, даже патчи не могут скрыть мешки под глазами. Антон молчит, проявляя чудеса терпения. Это кажется странным — обычно крохотной искры хватает, чтобы он нагрубил в ответ, но Арсений какой-то искусственно злой и совершенно неискренний в раздражении. Антон бросает ещё одно “прости”, быстро моет за собой тарелку, даже вытирает под пристальным взглядом Арсения и уходит из кухни. И не видит, как на смену хмурому лицу приходит уставшее. Антон приветливо улыбается — Оксана на лестничной клетке улыбается в ответ. — Доброе утро, Антон, — она милая, сахарно-розовая в воздушном платье с губками-бантиком. — Привет, Оксана, — Антон вызывает лифт, стоит рядом и дышит сладко-сладкими духами. — Как утро? — Прекрасно! — в кабинке лифта ещё теснее и запах ещё слаще. Оксана — соседка напротив, лёгкая хохотушка, но на вопрос об Арсении уклончиво молчит и переводит тему. Вместо этого приглашает на чай вечером, вприкуску с пирогами. Антон не силён в женских намёках, единственная бывшая часто за это обижалась. Антон после работы заскакивает домой, наспех принимает душ. Благо Арсения дома нет — три (иногда четыре) дня в неделю у него спектакли, а потому возвращается Арсений после десяти. Квартира Оксаны встречает ароматом маминых пирогов, с хозяйкой в смешном фартуке, что торопливо снимает, открывая цветастое платье. Кажется, Оксана любит цветы — подоконник кухни укрыт вазонами красных цветов ( — Ой, это мои любимые пеларгонии!), в коридоре макушку цепляет какая-то лиана с дурацким названием ( — Сцин-дап-сус!) и ещё куча цветов, названиями которых сыплет Оксана, разливая чай по чашкам. Даже чай цветочный, Антон гулко тянет сладкий от трёх ложек сахара напиток, немного горбится от ощущения, что сидит на кукольном чаепитии — коленки упираются в крышку стола. Смешно-очевидно, что Оксана флорист. И никаких намёков не даёт — они просто разговаривают, и Антон немного расслабляется. Не то чтобы Антон боится возможных отношений, но после долгих встреч-расставаний-поцелуев, из-за которых сбежал в Москву, лезть в этот омут не хочется. Чай сладкий, пирог вкусный — Оксана впихивает в руки последний кусок, завернутый в салфетку, и любезно провожает к выходу. Напоенный и сытый Антон уходит к себе, когда часовая стрелка едва касается десяти. Он шарит в поисках тарелки, укладывает её с пирогом на свою полку (несколько раз проверяя, что это точно его полка) и уже собирается спать, но слышит хлопок входной двери. У них нет правила встречать друг друга (Антон посмеивается, представив, как встречает Арсения на пороге словно послушная женушка), однако подозрительный грохот заставляет выползти в коридор. Арсений смешно старается поставить на место вешалку, что грустно лежит на полу, но количество выпитого алкоголя этому не способствует. Антона пробирает хохотать — алкоголь всех уравнивает, буквально заземляет, судя по тому, как не может подняться Арсений. — Хера се ты налакался, — тянет Антон, присаживаясь рядом, чтобы помочь подняться. Арсений что-то невнятно бормочет, но от помощи не отказывается, цепляется за руку и на слабых ногах пытается устоять. Антона аж распирает от тонны шуток, что одна за одной рождаются в голове, он едва давит улыбку, прикидывая, как долго сможет подтрунивать над Арсением, смеется и наконец смотрит в лицо. И чувствует, как падает сам. Арсений пугает его — уставший, разбитый, напуганный. Глаза (а такого голубого цвета Антон никогда не видел) пустые, зияющие дыры, что смотрят сквозь, даже кожа землистая, словно у мертвеца. Так не напиваются “просто так”. — Что случилось? — голос хриплый, Антон спешно глотает комок слюны, чтобы как-то прочистить, но Арсений молчит. — Эй, Арс, что такое? — нежнеет тон, укрываясь внезапным желанием помочь, и Арсений реагирует — поднимает мутный взгляд на Антона. Между ними десять сантиметров, из-за которых Арсений поднимается на носочки, чтобы осторожно поцеловать. Это что-то совершенно другое. Не поцелуй на дискотеке под Районы-кварталы и не сладко-персиковые от блеска губы, тем более не грубое, холодно-равнодушное “попробуем”. Антон себя “легкодоступным” не считает, но ударить Арсения тоже не хочется — от поцелуя ни холодно, ни жарко, он не отстраняется, позволяет чужому языку пройтись по губам и внутрь. Алкоголь щиплет рецепторы, Арсений крепче стискивает плечи, и Антон несмело отвечает. — Ты пьяный, а я-то куда? — шепчет на выдохе Антон, стоит им так же осторожно прервать поцелуй. Арсений и дальше молчит, опирается руками о стену, намереваясь всё же добраться до комнаты. Антон идёт следом, придерживая под ребрами, легко толкает дверь чужой комнаты и быстро нащупывает выключатель — свет заливает и не нравится Арсению, что молча падает на кровать и мгновенно засыпает. Антон решает хотя бы стянуть кроссовки, дёргает покрывало в попытке вытащить его из-под мертвой тушки, но терпит поражение, прикрывая только половину Арсения добытым концом. Мысль, что рассматривать чужую комнату при спящем владельце — кощунство, кажется правильной, Антон щелкает выключателем и прикрывает за собой дверь. Уже в своей кровати он снова вспоминает поцелуй. Это не переворачивает его мир, внутри не обрывается всё в пропасть, нет бабочек и другой живности, лишь лёгкое покалывание у сердца. Поцелуи в жизни Антона имеют смысл, даже обычные — дружеские в щёки, горячими губами мамы в лоб, тем более в губы — более чем интимно. Трахаются все живые существа, это просто способ размножения, установка природы, но целуются только люди — хрен знает зачем, но это определённо имеет смысл. И Антон ответил — и это уже что-то значит.________________________________________________________
Не то что Антон любит раскладывать всё по полочкам, разбираться в ситуации и расставлять точки над і, которой даже нет в их алфавите, однако вопрос вчерашнего поцелуя густым туманом нависает над ними. Антон лопает сырой желток, пока белок уже белой коркой укрывает сковородку, и Арсений появляется на кухне. После душа и сна он выглядит лучше, мокрая челка спадает на лоб, под глазами золотом переливаются патчи (удачи им с такими мешками), а непривычно горбатые плечи давят даже на Антона. Сегодня он проснулся сам, со звуком будильника, а утренняя йога так и не случилась. — Доброе утро, — Антон чуть улыбается, но в ответ только кивок. Арсений вынимает из буфета Савелия, заливает кружку чаем с заварника и уходит, оставляя за собой шлейф неловкости. Антон хмурится, закидывает лопаткой такую-себе глазунью на тарелку. Антон стоит в коридоре, полностью готовый к выходу, смотрит на вешалку, что вчера капитулировала под весом Арсения, и неожиданно для самого себя кричит: — Я ушел! Хер знает зачем. Он думает об этом на работе, пока сидит между двух огней — Катя и Стас перебрасываются колкостями, чиркают в чужих этюдниках исправления, а Нурлан суёт Лёхе косарь и ставит на Стаса. Мысли заводят его в странные дебри, Антон пытается найти объяснение алкосрыву — от расставания с девушкой и до потери работы. Первое кажется нереальным — за всё время он не слышал ни единого телефонного разговора, не видел, чтобы сосед пропадал у кого-то или кто-то приходил к ним. Да и перепутать Антона с девушкой сложновато. Катя ведёт по количеству придирок восемь-пять, и Лёха уже слышит хруст чужих купюр в кармане. В принципе, Арсений мог потерять работу: в голове Антона актёр театра — вечно бедный человек, что работает на чистом энтузиазме. Актёрский талант Арсения Антон оценить не может, даже злость, с которой он придирается, кажется ему искусственной, но стоит ли работа в театре такой пьянки? Катя выигрывает, Лёха благодарно целует её руку, пока Стас недовольно пыхтит, натягивая кепку на глаза. На работе весело — мозговой штурм заставляет отвлечься, они коротко отмечают закрытый проект пиццей на обеденном перерыве, Макар показывает смешное видео на перекуре, а занудный Бебур оказывается не таким уж и занудой. Но дома Антон снова вспоминает об Арсении — его кроссовки уже тут, невозможно ровно лежат на обувной полке, а из комнаты доносится мелодия — утренний сеанс йоги. Антон скидывает обувь, моет руки и жадно вгрызается зубами в кусок вчерашнего пирога. Эта напускная неловкость его раздражает, пусть лучше злится, чем молчит. Антон не пиздец как хорошо разбирается в психологии и сложных дебрях человеческих душ, поэтому считает злость хорошим катализатором. Пакостить даже по-своему прикольно: он переставляет еду на полках холодильника, оставляет тарелку в крошках возле раковины, не закидывает шторку в душе внутрь, и вода стекает на пол. Даже трогает священные баночки, намыливая голову какой-то яблочной хренью, от которой волосы кажутся удивительно мягкими (даже фоткает этикетку, чтобы себе такое купить). Арсений не реагирует даже на треки Кровостока — наоборот, мрачнеет от строк, что призывают думать позитивно. Неделя с таким трупом в квартире начинает угнетать. Антон даже не знает, ходит ли он на работу — утром Арсений ещё в квартире, а вечером уже там, даже в дни спектаклей (Антон даже нашел сайт театра) Арс дома. И не идёт на контакт, отбиваясь короткими фразами, чаще прячется в комнате. Оксана входит с ним в лифт, привычно пахнет сладкими духами, держит в руках букет небольших розочек. — Остались последние из партии, — объясняет она. — В букет уже не засунуть: немного завяли, а выбрасывать жалко. Засушу, чтоб простояли дольше. — Оксана не глупая и видит, что что-то не так, да и мимика Антона чаще играет против него. Оксана спрашивает, и Антон думает, что имеет право знать: — Скажи, Окс, с кем жил Арс раньше? Оксана теряет сладкую улыбку, даже розы в её руках кажутся бледнее. Она сомневается, лифт уже звонко оповещает о прибытии, и Антон уверен, что ответа не получит, а Оксана спрячется в квартире с глупой отмазкой. — Антон, прости, — Антон понятливо улыбается — наверное, не в её правилах судачить за спиной, и это даже стыдит самого Антона. — Он жил с одним парнем и, кажется... Я не уверена, но вроде бы они встречались. — Оксана сама не знает, что бьёт под дых словами, скомканно прощается и убегает к себе. Антон входит в квартиру с совсем другими чувствами. Он помнит себя после расставания — вдохнувшего полную грудь свободы, сбежавшего в Москву, в общем и целом счастливого. Похоже, что не все расставания такие — от этого ещё хуже. Антон никого не подбадривал после разрывов — да и что сказать? Не ссы, ещё найдешь себе хорошего мужика? Такой себе вариант. И поцелуй теперь кажется ещё более личным, тайным желанием Арсения быть снова любимым. Антон бродит по квартире — пятница не радует, а Арсений за дверью своей комнаты, и вытащить его становится идеей фикс. Антон лежит на кровати, смотрит в потолок, и, как обычно, мыслительная деятельность заставляет его бездумно накручивать челку на палец — Мягкову сильно смешит его привычка. Бинго-очевидная идея приходит в голову — Антон уже подпирает дверь, осторожно стучит и видит макушку Арсения, что недоуменно выглядывает из комнаты. — Хочешь что-то посмотреть? Антон со стороны похож на придурка — неделю сорит, раскручивает тюбики, путает полки и зовёт посмотреть фильм. Арсений похож на ещё большего придурка — молча убирает, привидением ходит по квартире и соглашается. Антон услужливо пускает в своё царство, небрежно запихивает джинсы в шкаф, включает ноутбук и летит на кухню заварить чайку. Антон входит в комнату с двумя кружками — Савелий и его безымянная приятно греют ладони пусть и обычным черным (к цветочным Оксана отбила вкус) — Арсений сидит на стульчике как засватанный. — Ты чего? — удивляется Антон, укладывая чашки на тумбочку возле кровати, и ложится на край. — Лезь сюда, поместимся, — Антон хлопает ладонью рядышком, видит смущение и неловкость на лице Арсения, но ничего не говорит, тянет ноутбук на колени и ищет какой-то фильм в закладках. — Ты какой жанр любишь? — Арсений выдыхает и усаживается рядом, благо не видит крохотную улыбку на лице Антона. — Что-то легкое, — Антон немного подвисает, перелистывая страницы, и останавливает выбор на тупейшей комедии с Сэндлером. Арсений сидит как на пороховой бочке. Антон близко, их плечи соприкасаются, а ноги условной границей разделяет ноутбук. Антон буквально чувствует, как напряжен Арс — едва дышит, прижимает руки ближе к бедрам, чтобы упаси силы не коснуться Антона. Герой Сэндлера выдаёт тупейший панч, и Антон легко смеётся. — И что тут смешного? — не выдерживает Арсений, с недоумением уставившись на Антона. — Ну, — тянет Антон и улыбается пуще — кто бы подумал, что Арсения способны взбесить тупые комедии, — это пример физической комедии и добротного туалетного юмора. Антон сто раз согласен, что это тупо. Но смешно. — Слова "добротный" и "туалетный" рядом стоять не должны, — бурчит Арсений и чуть расслабляет плечи. — И вообще, — заводится, стоит сбыться гэгу с падающим ребенком, — физическая комедия — самый простой способ рассмешить. — И это плохо? — Примитивно. — А мы на таком часто выезжали, — пожимает плечами Антон, припоминая года в студенческой лиге. — В КВНе? — догадывается Арсений. — Кто бы сомневался, — Антона ещё больше смешит язвительная сторона соседа. — И на что ты намекаешь? — невинно спрашивает, забив на фильм, что пестрит на фоне. — Прости, но у тебя на лбу написано, что это твоя стихия, — фыркает Арс, но Антон не сердится — улыбается шире оттого, как расслабленно выглядит Арсений. — Зато у меня на лбу не написано “я лучший”. Немая сцена — была бы, если бы не шутил на фоне Шнайдер. А потом Арсений выдыхает раз и два, смеётся гортанно, так что голубые глаза прищуриваются, а пальцы тянутся к переносице (рука-лицо — Арсению смешно!), а Антона разрывает от радости. Вот как, значит, Арсений смеётся. — Это был аутотренинг, — высмеивается и объясняет, сокрушенно кивая головой — сам знает, какая это глупость. — Арс, — что-то тянет Антона за язык, — я не мастак разговоров, но если тебе хочется, то я могу выслушать. — Спасибо. Остаётся ещё пятнадцать минут фильма, но Арсений уходит, желая спокойной ночи. Антон на автомате смотрит, не вникая в диалоги, а в ушах звенит мягкий смех.________________________________________________________
Антон не может сказать, что с той ночи они становятся не разлей вода, но кое-какой лёд между ними трогается. Арсений не делится причинами плохого настроения, не рассказывает о бывших или чем-то глубоко личном, но смеется чаще, улыбается чаще и перестаёт срываться по мелочам. В порядке вещей становятся вечерние просмотры фильмов, которые теперь подбирает Арсений лично, попутно рассказывая об учебе в театральном и жизни театра. Антон восхищен тем, как Арсений рассказывает о театре. Антону даже стыдно, что он ничего и никогда в жизни так сильно не любил. Арсений сам не знает, как меняется, стоит разговору затронуть актерство, роли и постановки, как загораются глаза и как светлеет лицо. Как в стремительном потоке разговора он жестом поправляет челку, как мимика играет красками на лице, и насколько искренний смех оседает на стенах комнаты. Арсений влюблён в театр, влюблён в эхо пустого зала, в потёртые лампочки гримёрки и жухлые афиши, что заменяют обои. Есть такие люди — они отдают себя делу, горят и готовы отдать всё взамен. Они пишут на коленках, сидя в вагонах метро, рисуют на салфетках в кафе, захвачены визитом внезапного вдохновения. Часами рассказывают о малейших деталях, ищут в чужих глазах тот же огонь, люди, влюблённые в своё дело, дышат по-другому — отобрать их любовь невозможно. — Забрали роль, пока не приду в себя, — Арсений насилу выговаривает это, будто сознаётся в самом страшном преступлении. Утро среды — совместный завтрак. Антон всё же решается спросить о спектаклях, но ответ заставляет съёжиться. Он не спрашивает причин — тем личного-не-публичного они не касаются, но сейчас это волнует меньше всего. Вместо этого — дикое желание сжать в объятиях, но Антон сжимает край стола, а слова никак не лезут. — Иногда, мне просто страшно, что всё моё актёрство закончится постановками на кухне, когда я буду притворяться, что всё хорошо. Арсений смеется — травит душу искусственным смехом, прямо сейчас воплощая свой страх. — Арс, — хрипит голос, — это пройдёт. Ты вернешься на сцену — ты этого достоин, — Антон неловко дергает плечом, будто это что-то значит, но Арсений улыбается своей дежурной улыбкой. — Никто так не влюблён в это дело, как ты, — вырывается раньше мысли. Заметки простого сожителя. — Ты добрый, Антон, — Антон удивляется хитросплетениям дорожек в голове Арсения. — Хорошего дня, — желает и уходит собираться — оказывается, кроме театра Арсений подрабатывает репетитором для детей. Антон едет на работу в смятении — Арсений часто так делает, заставляя его испытывать целый спектр. Он восхищает мыслями, смешит словами, смущает случайными касаниями. Заставляет смотреть своими глазами, стучит пальцами по стеклышкам стереотипных иллюзий и оседает мягким смехом. — Антон, — окликает его Паша — Антон моргает, сгоняя дымку в голове, — займешься этим сам, окей? — Паша смотрит лукаво, будто знает, что Антон всё прослушал, но Макар, что ведёт бриф, чуть кивает. — Да, конечно, — быстро находится Антон, и все расползаются по перекурным перерывам. — Антон, — Паша снисходительно смотрит. — Да, прости, немного не выспался, — нелепо оправдывается Антон, а Макар хлопает по плечу, шепнув, что ждёт у себя. — Чем вы с Арсением всю ночь занимались? Вопрос задан настолько серьезно, что Антон внезапно сам верит, что чем-то они занимались, но Паша расплывается своднической улыбкой от обескураженного лица Антона и отпускает восвояси, пригрозив “последний раз прощаю”. Антон осознаёт, что Паша наверное в курсе личной жизни Арсения, раз шутит так. Макар басом окунает в суть дела, и Антон готов уебать себя об нерабочий принтер в приёмной, на который Наденька жалуется второй день. Он витал в мыслях, пока Паша отдавал ему мини-проект под самостоятельное руководство! Макар хлопает по плечу, вдавливая Антона глубже в офисное кресло, и тычет носом в пункты, что нужно исполнить. Небольшой шоурум мужской винтажной одежды — нужны тексты для рекламы в соцсетях, фотосессия и ролик, а также программа на открытие. — И это всё мне? — Макар хмыкает, потягиваясь в кресле. — В этом месяце много проектов, поэтому пора брать ответственность, Антоша, — Антон цокает от глупой вариации собственного имени, но неуверенность вдруг сковывает ноги — налажать не хочется. — Паша ждёт завтра наброски, а вообще проект короткий, заказчик платит больше за срочность, поэтому не тупи, — советует напоследок, и Антон тянется к себе. Работать — пиздец сложно. Ладони потеют, отчего в блокноте размываются корявые буквы, а текст на ноутбуке пестрит очепятками. Паша добивает сообщением от клиента, что открытие через неделю, а старт рекламы, фотосет и видео ждут, уже начиная с субботы, и Антон готов провалиться сквозь землю. Легче всего оказывается прописать программу и макет сценария, выбрать претендентов на роль ведущего среди списка фрилансеров и варианты развлекательных акций. Паша утверждает большую часть работы, правит тексты и просит поторопиться с концептом съемки — для Антона это худшее. Фотограф заказан на пятницу, в шоуруме уже подобрали образы, Антону остаётся подобрать референсы, найти модель и чиркнуть идеи для видео. Антон готов работать до самой ночи (ведь Паша в него поверил!), но Паша снисходительно треплет кудрявую голову и отправляет домой — выспаться и завтра доработать хвосты. Антон так не может — садится с ноутбуком и блокнотами на балконе, чтобы параллельно выкуривать новую пачку. Ноутбук слепит глаза вкладками с пинтереста, портфолио моделей, галереей шоурума и пустым вордовским файлом — Антон сам не знает для чего. — Ты тут не замерзнешь? — голос Арсения заставляет вздрогнуть. — Нет, — Антон скрипит старым деревянным креслом, чтобы повернуться к входу на балкон. — Я тебе мешаю? — Что ты, — Арсений усмехается, переступает порог и падает в кресло рядом перед кофейным столиком. — Работаешь? — Угу, — мычит Антон, докуривая бычок — пепельница уже полна окурков. — Я тут надымил, прости, — торопливо машет широкой ладонью, разгоняя дым. — Ничего, — добродушно отзывается и заглядывает в экран. — Поделишься? Антон немного удивлен заинтересованностью, поворачивает ноутбук к нему и вкратце рассказывает о проекте. И Арсений внезапно сыпет идеями, щелкает клавишами, находит референсы и в красках описывает возможные концепты. Антон врывается в дискуссию своими мыслями, поправляет неточности и чувствует, как начинает гореть от азарта. Они даже редачат готовые тексты — Арсений пестрит каламбурами, пишет смешно-дивные хэштеги, заставляя Антона складываться пополам от смеха. Арсений делится своим инстаграмом — их переписки (купи мыло/убери за собой/всратые мемы) ограничены личкой в телеграмме — а в инстаграме Арсений другой. Антон залипает на фотографии из театра, селфи в гримёрках, на улочках и парках. И подписи смешные, мозголомные — как и сам Арсений. — Ты не хочешь сняться? — спрашивает Антон, когда Арс возвращается на балкон из ванной. — Ты о чем? — не понимает Арсений. — Ну, для рекламы. Для шоурума, — Антон светится своей идеей — судя по инстаграму Арсений любит фотографироваться, а тут бесплатная профессиональная съемка и далеко не лишние деньги. — Ты шутишь? — смеется Арс, усаживаясь в кресло. — Я не модель, — снисходительно напоминает он. — Ты красивый, — Антону кажется, что возле Арсения мысли совсем не фильтруются. На балконе темно, только тусклый свет экрана подсвечивает лица — Антон смотрит, надеясь увидеть реакцию, — Арсений улыбается уголками, поднимает взгляд и тише отвечает: — Спасибо. — Я серьезно! — Антон вскидывает брови — и не понятно, что именно серьезно. — Снимешься? — ещё раз просит, эгоистично больше для себя. — Я договорюсь! Замутим тебе портфолио на линкедин, я закину в нашу базу, и всё! — Арсения смешит его наивность. — Антон, я не думаю, что всё так просто, — но Антон так смотрит, что дальнейшие убеждения не хотят быть озвученными. — Просто скажи, что согласен, а я договорюсь. — Хорошо. Арсений не знает, что делает. Антон победно вскидывает кулак, улыбается так широко и тянется к ноутбуку — добить всё по папкам, закидывает на диск, чтобы завтра с утра скинуть Паше. Последняя сигарета поджигается победой, Антон делает затяжку, косит взгляд на Арса, что спокойно рассматривает темноту за окном. — Будешь? — на кольцах дыма вопрос. — Давай, — соглашается Арсений. Он не берет сигарету сам, лишь обхватывает запястье пальцами и притягивает кончик ближе. Антон чувствует, как собственный пульс отдается в подушечках пальцев Арсения, что делает одну затяжку и сразу выдыхает дым, прикрывая глаза. Антон бы мог его поцеловать — прямо как в кино. — Я иду спать, — Арсений отпускает руку, скрипит старым креслом и выходит с балкона. Антон бы мог его остановить, толкнуть в свои объятия, сжать и поцеловать. Но они не в кино.________________________________________________________
— Можно тебя поцеловать? Арсений комично замирает с ложкой каши на полпути ко рту, поднимает глаза на Антона, что смотрит совершенно серьезно. — Прости? — переспрашивает Арсений, опуская бедную ложку назад в тарелку. — Можно тебя поцеловать? Антону кажется правильным — просить, чтобы насильно не вторгаться в личное пространство, которое так бережно хранит Арсений. — Нет, Антон. Арсений может выбежать из кухни, хлопнуть дверью и оборвать все ниточки, что осторожно вяжутся крохотными узелками между ними. Но первый пьяный поцелуй дамокловым мечом нависает между ними, и только удивительная тактичность Антона не позволяет ему разрубить то, что бережно выстраивается завтраками, фильмами и разговорами. — Тот поцелуй был ошибкой, — Антон уверен, что Арсений говорит за себя. — Прости, — неловко последним составом добавляет. — Мне так не кажется, — смелеет Антон. Арсений сжимается, молчит, смыкает губы, чтобы никакие слова не вырвались. Антон перед ним улыбается — сонно, легко. Солнце, что пробивается сквозь занавеску, бликами играет в запутанных кудрявых локонах, мажет пятнами по спокойному лицу. У Антона всё на лице написано — даже без стикеров, он по-другому не может. Арсению страшно, что Антон такой простой в своих словах. — Ты не передумал насчет съемки? — Антон спасает — переводит тему. Арсения немного отпускает, он возвращается к вчерашнему разговору и уговорам Антона. Ты — красивый. — Не передумал. Антон мчит на работу как никогда, даже Наденьки ещё нет на ресепшене, но Паша уже тут, мешает кофе в кружке “Лучший начальник” и просматривает ночную почту — заказчики не дремлют. — Шастунец, чего так рано? Арсений выгнал? — Антон до сих пор не привык к этим шуткам, а в контексте утра шутка не кажется шуткой. — Ладно, не грузись, — усмехается Паша, отпивая кофе. — Паш, я доработал вчера хвосты, — Антону невтерпёж, он вводит пароль на телефоне, чтобы быстренько скинуть ссылку на диск в рабочий чат. — Команды "отдыхать" ты вчера не услышал, — цокает Паша, но открывает материалы. — Посмотрим, что ты тут накалякал. Антон нервничает, пока Паша листает страницы, выдыхает от тихих смешков и комментариев, соглашается подправить мелкие детали, но Воля даёт добро отправить всё заказчику на подтверждение. — Так, а модель нашел? — вспоминает Паша, возвращаясь к экрану. — Э-э, — тянет Антон, неловко вплетая пятерню в волосы, — я смотрел в базе, но половина не подходит под запросы заказчика, а другие — заняты. — Врешь, Шастунец, — резюмирует Паша, заставляя Антона сморщиться. — Я хотел бы предложить Арсения. Антон даже собой гордится — за всё время работы настолько удивленного лица Паши он не видел. Воля берёт себя в руки быстро, сцепляет руки в замок, укладывая на них подбородок. — Лоббировать интересы тех, с кем спишь — плохо для карьеры, — насмешливый взгляд внимательно следит, как уши загораются красным, а Антон сцепляет кулаки. — Та мы не спим, — бурчит Антон, тушуясь под внимательным взглядом. — Я серьезно, Паш, — пытается откинуть смущение. — Ты видел его инсту? Он круто получается на фотках и для образов в шоуруме подойдет, — наверное, красные уши не плюсуют к убедительности, но Антон готов стоять на своем. — Он не профессионал. — Я сделаю ему профиль на линкедине. — Паша устало выдыхает, потирая переносицу пальцами. — Ты так свою любовь проявляешь? — спрашивает Паша и ответа не ждёт. — Быстро делаешь портфолио, закидываешь на диск вместе с тремя. Слышишь, тремя, — угрожает пальцем, но кончик губы дёргается в улыбке, — другими кандидатами. Если заказчик выберет, то — пожалуйста. Но отвечаешь головой, — предупреждает, но Антон уже не скрывает улыбки, судорожно кивает, и Паше хочется искренне рассмеяться — такой живой, окрыленный — как он когда-то. — Антон, — окликает он, — не теряй голову, хорошо? Антону кажется, что он уже её потерял. Иначе как объяснить, что сердце стучит в сто раз сильнее, стоит вечером в ровных печатных буквах рабочего письма увидеть имя Арсения — его выбрал заказчик, купившись на красивое фото в образе графа из какого-то спектакля. Антон тоже купился, наверное, даже попал. Паша лишь пожимает плечами — обещание, поэтому Антон первым делом разрывается новостью, стоит пересечь порог квартиры. Арсений не верит, пятится на кухню, будто прячется, но Антона много — он счастлив. И его счастье растекается патокой по кухне, касается босых ступней, ползёт мурашками вдоль ног, щекочет ребра и достигает сердца. Арсений позволяет радости стать смехом и широкой улыбкой, позволяет Антону обнять его — волшебство без палочки, магия их небольшой кухни. Антон волнуется, но вместе с тем не знает, что Арсений пообещал себе оправдать чужие ожидания — путь саморазрушения, но по-другому он не может. Антон вместе с ним на локации — чисто-белая студия и минималистическая мебель не таят в себе ничего особенно, но Арсений буквально в каждом уголке находит позы, ракурсы, сменяет образы, забивая на референсы. И по улице за ним буквально бегают — более современный стиль, плюс видеосъемка, для которой визажистка подкрашивает густо-чёрным глаза. Дома Арсений едва смывает стойкий карандаш, даже идёт к Оксане, одолжить какое-то специальное мыло — лимонное на раковине грустит. Антон натягивается с порога и ловит её взгляд из-за спины Арсения. Оксана чуть улыбается и подмигивает, сразу же скрывается в недрах квартиры, чтобы вынести какую-то баночку. Они до самой ночи рассматривают фото, чтобы выбрать нужные и скинуть на ретушь. Снова сидят на балконе до утра, и снова Антон думает, что мог бы его поцеловать. Но не целует — просто желает спокойной ночи. В субботу он отправляет фотки заказчику и Паше — оба остаются довольны по-разному: заказчик скупо просит выложить завтра первый пост, отслеживать активность и завлекать аудиторию; а Паша вкидывает стикер всратой птички и пишет, что завтра заедет посмотреть квартиру, поэтому “оденьтесь к одиннадцати”. Антон решает не мутить воду шутками Паши, коротко сообщает о завтрашнем визите и тянет что-то посмотреть. — Спасибо, — Арсений благодарит, но Антону достаточно того, что кровать смятая с другой стороны, а на тумбочке Савелий ушком касается его Безымянной.________________________________________________________
Антон заносит палец над публикацией — даже в инстаграме Арсений пунктуален — новый пост пестрит черно-белым фото ровно в одиннадцать. С оставшихся фото, что забраковал заказчик, Арсений отбирает несколько себе в профиль, с позволения владельца отмечает шоурум, на странице которого также мелькает в образах. Антон активно занимается аккаунтом, загружает посты и рекламу открытия, что запланировано на неделе, подписчики летят вверх, даже на странице Арсения за несколько дней прибавляется. Паша загадочно молчит, скидывая тот же стикер птицы в ответ на ежедневные итоги, которые они скидывают в общий чат в конце дня. Антон даже успевает помогать Лёхе с правками его текстов — работает, аж под руками всё горит. Успевает к Димке с Катей после работы, извиняется за долгое отсутствие, благодарно принимает чай и угощения, смешит Катю ворохом историй, прощается крепкими объятиями. Здоровается с Оксаной, неловко краснеет от проницательных взглядов, принимает в подарок смешной цветок, название которого не может запомнить, но бережно укладывает вазон на подоконник кухни — Арсений смеется от заботливости Антона. И так хорошо — колени соприкасаются под столом, будто тот стал меньше в сто раз, а может, они просто садятся теснее. И голосовые в телеграмме полны грудного смеха, особенно в цепочке сообщений, что кричат — ему вернули роль в следующем спектакле! Арсений взбудоражен этой новостью, взахлёб рассказывает о репетициях, где он на своём месте, снова горит, наверное, как прежде. Антон не знает, каким он был до — как улыбался присланным сообщениям, как хмурился, читая печатные страницы, каким был до их встречи. И Антону не важно — это было, отошло в прошлое, Арсений не хочет об этом говорить — Антон не начнёт. Главное сейчас такой. Пусть на тонкой нитке держит что-то прошедшее, но смотрит прямо; путает пальцы в канатах Антона, чуть сжимая; легко касается плеча, сползает ниже, засыпая под фильм, и остаётся складками на второй половине кровати. Антон даже попадает на спектакль. Роль не главная, но какая разница — Арсений на своём месте, возвышается на сцене, проживает, буквально влюбляет — скорее всего, только Антона, но какая разница? Антон успешно закрывает проект и отмечает это дело на работе. Антон смеется в кругу коллег, позволяет Варнаве трепать его по кудрявой голове и благодарно кивает Паше за трезвый тост в честь Шастунца. Антон думает, что наконец-то счастлив. Дома Арсений согласно кивает предложенной бутылке текилы, чин по чину режет лайм на удобные дольки, не забывает солонку и лёгкую закуску. Антон тарабанит на балкон настольную лампу, чтобы немного облагородить обстановку — два плетёных кресла и низкий столик. Антон мог бы пить в темноте, но так он видит, как пьянеет Арсений, чаще облизывая губы, что щиплет соль и сок. Антон пьянеет тихо, умолкая. Арсений — сентиментально, ударяется в разговоры. — Мне предложили кастинг, — тихо говорит Арсений — бутылка полупуста. — Какой? — спрашивает Антон — бутылка полуполна. — Через твой линкедин, — смешок вырывается из губ, Арсений поворачивает хмельную голову. — Второстепенная, типа массовки в сериале, — пожимает плечами и тянется, чтобы разлить ещё по стопке. — Ты ведь пойдешь? — Антон морщится, откладывает корку лайма и закуривает третью сигарету. — Попробую, — говорит и лижет языком по ямке в изгибе запястья — соль липкой коркой стягивает кожу. — Хотя, я уже пробовал, — сознается, касается пальцами переносицы. — В кино? — язык вяжет, но Антон старается, сквозь дым смотрит на обнаженного в правде Арсения — как никогда. — Да, — Арсений пожимает плечами и убирает руку от лица, переводит взгляд на Антона, что забывает курить, пеплом осыпая тлеющую сигарету прямо на плитку. — Он затянул на площадку через знакомых, чисто постоять в кадре, но мне и этого хватило — я был счастлив, — смешком проговаривает, заставляя Антона собирать себя в кучу, чтобы что-то не упустить. — Еще на последнем курсе театралки — да ты что, это было целое событие. — Арсений разливает мимо рюмок, как-то попадает, протягивает Антону и пьет уже без церемоний. — Почти тогда и сняли эту квартиру — Паша так косился на нас сперва, потом запалил внезапным визитом, но лишь пожал плечами, — лицо чуть морщится от алкоголя, но Арсений упрямо говорит, скользя взглядом по стенам — будто на них прописаны тексты. — Вы плохо расстались? — не сдерживается Антон, осекается сразу же, но Арсений только смеется, качая головой. — Не хочу рассказывать, — выдыхает и смотрит в глаза. — Было плохое, было хорошее. Я себя перестану уважать, если начну хуесосить человека, которого любил, — Антон понимающе кивает, вспоминая о сигарете в руках. — Вообще, о бывших либо хорошо, либо никак. — Это о покойниках, — хмыкает Антон, выдыхая дым. — Похуй, — пьяно смеется Арс. — Дай затянуться, — тихо просит. Арсений снова не берёт сигарету в руки, повторяет старое движение, выкуривая сигарету прямо с рук Антона, но в этот раз смотрит в глаза. Антон наблюдает, как тонкие губы смыкаются на кончике сигареты, чуть касаются его пальцев, а потом сквозь эти же губы тянется дым. Антон думает, что мог бы его поцеловать — наклоняется ближе, не глядя отводит сигарету к пепельнице, несмело касается солено-кислых губ. Антон не шевелится, закрыв глаза, не считает секунды — вечность точно не прошла — Арсений робко отвечает. Мягко целует нижнюю и уголок, укладывает ладони на подлокотник кресла, чтобы толкнуться ближе, касаясь уже языком. Антон тянется к шее, подушечками пальцев давит на впадинку, чтобы ещё ближе — Арсений поддаётся, скользит языком внутрь. Антон уверен, что за окном весь мир замер, целые города застыли, сосредотачивая внимание на их балконе в свете единственной лампы, что желтым светом позволяет видеть их поцелуй. Антону мир — на кончиках этих губ, а в руке сонной артерией бьется чужое сердце, и Антон уже там. Арсений дышит глубоко, целует глубже, скользит руками с подлокотников к предплечьям, сжимая мягкие складки толстовки, а внутри — полупустая квартира, белые обнаженные стены и пустые фоторамки. Антон целует по-другому, он и сам другой — картинно-теплый, как в книгах. Арсений перебирается на колени одним движением, пусть кресло давит в коленях, а стопы свисают, но Антон держит за бёдра, и целовать его теперь удобнее. Арсений жмется ближе, будто хочет стать сплавом, целует от губ к уху, чуть кусает, дрожит от горячего дыхания на шее и замирает, когда широкая ладонь мажет кожу спины. Тонкая футболка только глупость, Антон легко гладит бок, а пальцы щекочут ребра, касаниями рисуя горящие хвосты метеоритов. Арсений отстраняется, упираясь руками о широкие плечи — блики лампы в черных зрачках, так что зеленая радужка только тонким ободком, скулы красные, губы пухлые от поцелуев. Антон разрезает кожу — ведет пальцами параллельно ребрам от спины к животу. Арсений сжимается, а сердце падает в пустой желудок, будто ближе к пальцам, что водят по контуру пупка. Он закрывает глаза — Антон ныряет под резинку мягких штанов; жмурит глаза — Антон обхватывает член и на пробу делает движение. Арсения ведет от одной ладони, аж руки немеют, он укладывает горячий лоб на плечо, подставляя ухо под поцелуи, сам бездумно шарит рукой, пытаясь найти край чужих штанов. Антон смелеет в движениях, медленно оттягивает, кусает за ухом и выдыхает в раковину стон — Арсений сжимает его член в штанах. Всё это жутко неудобно — одежда мешает, сковывая движения, горит лишним грузом, но Антон не может остановиться. Арсений слабеет в руках, теряет темп, а Антон сжимает ладонь, надрачивая быстрее, едва находит чужие губы, сминает в поцелуе, что прерывается стоном. Арсений спускает в штаны ужасно быстро, даже пальцы на ногах хватает судорога. — Идем, — шепчет Антон, а Арсения мутит от запаха алкоголя. — А ты? — хватает рассудка на вопрос, но Антон отвечает смешком, мягко приподнимает, чтобы подхватить под руку. — Осторожно. Оба пьяны, бредут вдоль кухни к ванной, хаотично стаскивают одежду на ходу, не отпуская — руки постоянно касаются локтей, плеч, сжимаются на предплечьях, зарываются в волосы. Антон не замечает, как они оказываются голые в душевой кабинке — он прижимает Арсения к хлипкой стенке, целует смешные родинки на плече, пока его рука надрачивает член. Антон кончает на выдохе, кусая одну из родинок, путая пальцы в темных волосах. Арсений легко оглаживает выпирающее крыло таза, ведет пальцами вверх, глазами к лицу — смотрит пьяно. Притягивает ближе и легко касается губ — чистым последним касанием. Антон кажется себе более трезвым, почти в беспамятстве обмывает себя и Арса, ведет к своей кровати и укладывает рядом.________________________________________________________
— Арс, нам нужно поговорить. Антон больше не выдерживает, тормозит его на кухне поздно вечером, намереваясь всё же разобраться. Арсений избегает разговора. Чего-то уже нет, постельное бельё, на котором они спали — постирано, но старые голосовые в телеграмме и смешные картинки не дают забыть. Антон снова на старте, будто этих месяцев и не было, и стёрлись из памяти фильмы, смылись касания, забылись поцелуи. У Антона ещё остался крохотный след на изгибе шеи — доказательство, чтобы без суда и следствия, но Арсений меняет межкомнатные маршруты, чтобы не пересекаться. Антон просыпается под звуки будильника, лежит в кровати ещё несколько минут и ждёт — звуков дождя, пения птиц, любых звуков за стенкой. За стенкой тишина, на балконе пусто — без запаха дыма и кресло на кресле затолкали в угол. — Антон, не стоит, — отнекивается Арсений, но Антон знает, что безразличие он не умеет играть. — Стоит. Скажи, пожалуйста, что между нами? — Ничего, — пожимает плечами Арс, отводит взгляд в сторону, рассматривая ровный шов футболки. — Почему ты врёшь? — выдыхает Антон, осторожно касаясь предплечья, но Арсения передергивает от касания — лицо хмурится сильнее, а в голосе сквозит раздражение. — Ты так уверен, что я вру? Что поцелуи и дрочка по пьяни что-то значат? — Арсений смотрит в глаза всего секунду, больше не может. — Для меня любой поцелуй имеет смысл. — А ты думаешь вместо меня? — Так я, блять, не волшебник, — срывается Антон, сквозь зубы тянет и убирает руку с предплечья, чтобы не сжать с силой. — Я не читаю твои мысли, я не знаю, что происходит в твоей голове! Ты же молчишь, — на выдохе умоляет, но Арсений и дальше не смотрит. — Ты молчишь, но целуешь, помогаешь, ты смотришь на меня — я ведь вижу как. А потом врешь, что между нами ничего нет, — Антон ждёт ответа, но Арсений укрывает себя коркой молчания и напускного безразличия. — Твой страх сбылся — ты хуёвый актёр кухонной драмы. Антон знает, что ударил по больному. Арсений меняется в лице, бледнеет в тусклом свете кухни, и даже сложенные на груди руки слабеют. Антон сжимает губы, чувствуя, как хлёсткая волна вины топит душу и убегает к себе. Его очередь убегать. Оказывается пятьдесят пять квадратов на двоих достаточно, чтобы исчезнуть с глаз. Антон не видит Арсения, но его присутствие осязаемо — он слышит плеск воды в ванне и тихие мелодии утренней йоги, замечает, что мыла в пластиковом дозаторе всё меньше, как и вина (Антон смешком отпускает мысль о возможном каламбуре) в бутылке на дверце холодильника. Пакетики чая исчезают один за другим, Савелий мигрирует с полки и возвращается чистым, без новостей. Как он там за дверью? Антон боится спросить. Кажется, что все знают и смотрят осуждающе, даже цветы на подоконниках Оксаны недовольно покачивают листьями, пока хозяйка молча разливает чай. Антон не знает — стоит ли делить эти вечера на троих, поэтому не рассказывает, но Оксана легко улыбается и так же молча доливает ещё. Паша не спрашивает, почему деньги за квартиру приходят отдельными транзакциями — у Арса чаще наличка, а Антону удобно закидывать без комиссии. Паша молчит, кидает всратые стикеры и зачем-то статистику страницы шоурума — там всё хорошо. Подобранный СММщик исправно работает, закидывая новые посты — уже без Арсения, но Антон перелистывает ниже, вспоминая, что это действительно было. Арсению об этом напоминают постоянные прибавления в подписках — его профиль кажется всем интересным, он постит новые фотки, придумывая новые подписи и хэштеги, честно пытается не топить их в двойном дне. Получается плохо. Линкедин оказывается классной штукой — еще два предложения фотосъемок, Арсений, не думая, соглашается. А кастинг висит каким-то странным грузом, напоминает о прошлом, хотя, скорее, закулисье театра должно напоминать, вместе с тесными кладовками и единственной афишей, на которой их имена друг под другом. Это вполне ожидаемо. Отказ не разбивает его, но крохотный огонёк всё же гаснет в душе — а вдруг. Любое событие сопровождается ожиданиями — и Арсений позволяет себе мечтать, но одергивает, пока мечтания не застилают глаза цельной пеленой. В таком случае собрать себя будет намного сложнее. Арсений не персонаж, которого привык играть, его жизнь не прописана сценаристами, она — полная импровизация, но Арсений толкает тяжелую дверь заднего входа, а там Антон рушит красивый свет фонаря собственной тенью. Стоит как в кино, прячет руки в карманы дутой куртки и смотрит в ответ. — Я пришел тебя поддержать, — на улице уже холодно — слова превращаются в пар, словно Антон выкуривает очередную сигарету. — Я не прошел, — пожимает плечами Арс и подходит ближе, касаясь тенью чужой тени. Антон молчит, неловко перебирает пальцами в кармане куртки, смотрит как легко пар валит из чуть открытых губ. — Я могу тебе как-то помочь? — Прости меня. Лица Антона касается легкое непонимание, сменяется теплом, что отдает в губах улыбкой. Антон смелеет в порыве, улыбается шире и крепко обнимает, обхватывая плечи. Смех Арсения щекочет голую шею, закидывает стайку мурашек за шиворот, он мажет ладонью по волосам, прислоняя к себе. — И ты прости, — Антон выдыхает на ухо, жмурится от рук, что сжимают куртку сзади. Арсений тянет “угу” уже прямо возле губ, целует легко — исполняет свое желание найти человека, с которым вместе пойдёт по пути к дому.