Веничка и не только

Стасик открыл глаза под панамкой — стояла несусветная жара, а в теньке да рядом с прыскающим шлангом для полива газона было хорошо… Если бы не… — Вениамин! Опять ты тент не там натянул! — противный голос свёкра въедался в мозг бензопилой. Приперся, весь кайф разрушил! Ну не мог сЫночка не пустить родимого папку! Как же! Тот всю жизнь над ним трясся, вставляя палки в колёса и унижая гиперопекой великовозрастного деточку. Эх-х-х… Пропал день! Омега огладил начавший выпирать живот. — Тася, детка, хочешь соку или морсу? — Стас, это группе мешать не будет? — Режиссёр-постановщик любил участвовать в процессе монтажа декораций. — Лёнь, тебе прошлой постановки не хватило? Детство в ж… играет? Теперь кубики надувные в ход пошли? — Тасик взъерошил едва отросшие волосы. — Сам дурак! Ты бы ещё налысо побрился после своего «пожара в джунглях». — Бета Лёнчик был гениальным постановщиком скандальных шоу, Стасик с ним работал уже давно, и эти двое стебались друг над другом постоянно. В прошлый раз Стасу пришлось на спор отрастить гриву, так ещё и покрасить эту клумбу на голове в немыслимые цвета. Смотрелось прикольно. Как в мультике про «Одуванчик»  — толстые щёки на тонком стебельке. Хорошо хоть зима была. А с наступлением весны Тасик покрылся сыпью — аллергия пошла на искусственные волосы. — Не нравится — не ешь! — хмыкнул Стас, набрасывая небрежным жестом на майку косуху. — Где твой подкаст? Надеюсь, хоть в этот раз без сарделек обошёлся? Лёнчик заржал — по приколу в одну постановку он пригласил очень полного актера огромного роста. Стас тогда долго приходил в себя — мотал головой, выпил всё спиртное у световиков со звуковиками и сделал-таки! Лёне пришлось потрясти спонсора и с тех пор Стас не спорил с приятелем. Просто сразу называл сумму и покупал дом, менял тачки… — Не надейся, не обломится! В этот раз спонсор настроен решительно — угадай, на кого вся эта хрень ставится? — Судя по твоим «подушкам» — на нежнейшего омежку с синими очами и тонкими ножками, Бемби с характером крокодила, — пожал плечами Тасик, натянул на лоб бандану и зевнул. — Скучно! — Ты прав, конечно, трепетный омежка имеется, но ставится эта хрень на альфу — любимого сыночка. — Дальше падать некуда? Омежьи деньги в шоу-бизе?! Пока! Я в это не играю! — Стас завернулся поглубже в куртку. — Давай приглашай! Хоть постебусь напоследок… Вышедшие ребята были частично знакомы Стасу — он уже давно варился в этом супе из шоу и разного вида мюзиклов, что знал и первый, и второй, а иногда даже третий составы в лицо — немудрено — хорошо петь умели многие, но немногие выдерживали танцевальный марафон, а вот тут в дело вступал Стас — у него не было специального танцевального образования: и класс, и неоклассику он постигал частным образом. Потому брался за совсем безнадежных и доводил их… Ну не до совершенства, а до сносного исполнения роли. В конце концов, мог научить танцу и табуретку, доведя и предмет, и себя до ручки. Отсмотрев «материал», Стас назначил репетиции, согласовав попутно время с вокалистами и звуковиками. Распланировать студийную работу он предполагал после первого просмотра возможностей новичков и профи. Он не любил делить каст, если по технике они не особо отличались — обычно новички подтягивались в процессе. Но колбасный цех тут был в ассортименте — хоть не основные, но всё-таки значимые роли достались новичкам. Особенно «возненавидел» Стас самоуверенного альфу с по-мальчишечьи нагловатым выражением лица. «С этим колбасным цехом я точно намучаюсь», — решил он про себя, вспоминая куда забросил стек — в новом доме или на старой квартире, или всё-таки у олдов? «Погонять конкур придется». На следующий день недружные стайки молодых людей тусовались на сцене среди полунадутых кубов и «подушек» — декоративные элементы еще монтировались и сдувались или надувались по обстановке. Красно-бордовый рояль был едва виден из-за кулис, на нём сейчас точно кто-то лежал. — Так, господа! Пляжная вечеринка закончилась, прошу отставить бокалы, отложить закуски и сползти с шезлонгов! Еда перед танцами не приветствуется, а то наблюдать падёж скота не очень приятное зрелище. И вообще, советую до премьеры забыть о еде. Желательно совсем! И конечно, на рояле лежал Веничка. В день студийной репетиции с новичками Стас погонял их по основным элементам класса — небольшой разогрев, растяжка, скоординированность действий. Он так устал, что прикрыл ладонями глаза — у альф вырвался непроизвольный вздох — Стаса знали и любили, несмотря на то, что он был вредной колючкой, недобрым ёжиком — от него плакали даже непрошибаемые альфы, а после заваливали цветами и драгоценностями, одаривали мехами, шелками, прочими омежьими безделушками. Омега не принимал, кроме цветов, ничего. Он был холоден и недоступен в обычной жизни. Сам не допускал проявления эмоций в отношении себя, жалость — нет! — не слышал. Только когда падал в прямом смысле на пол, тогда все начинали бегать, звать медиков, и то всё это дня на три — дальше бледный омега яростнее брался за «дрессировку» каста, стаффу тоже доставалось. Вот и теперь он буквально стёк на пол, закрыв почти детское личико ладонями с накрашенными ноготочками, и слабым жестом отпустил всех. Вениамин, в сотый раз перерыв рюкзак в поисках ключей от папиной машины, чертыхался на чём свет стоит. На отца, на постановку эту х…реновую, на этого пацана, что застрял занозой в сердце. Никогда раньше ему не доводилось испытывать одновременно боль и радость от этой боли, когда становилось трудно дышать и сердце сбивалось с ритма, лишь увидев эту танцующую красоту… Мальчик был совсем невесомый — белой птицей летал по сцене — папенька тогда заклевал его и потащил на знаменитый мюзикл. Так когда героя Стаса настигали убийцы и с последним вздохом отлетала душа — весь зал, охнув, пронзительно замолчал. А Веник вообще ушел из зала и сидел в гардеробе, карауля папкино манто. Он словно «замёрз» в момент гибели мальчика на сцене — тогда и поселилась в сердце боль, тогда он и потащился просить прощения у своего бывшего мужа, но струсил, увидев его уже округлившуюся фигурку и неизменного Федю-«алкаша» — тот по-прежнему занимался дверями. И всё у его бывшего было хорошо — не стал Веничка пугать чужое счастье — своего бы теперь не упустить. Когда понял, что скорее всего обронил ключи в студии, когда складывал тапки и гетры, пошёл обратно. Потихоньку пробравшись во всё еще освещённую студию, он замер — Стас танцевал один, без музыки, разбрасывая обнаженные руки и ноги с такой силой, что они, казалось, вот-вот оторвутся. Веня не сразу сообразил, что мальчик был обнажен. Почти. Некоторое подобие трусиков едва скрывало небольшой омежий член. Альфа задохнулся — воздух в студии едва не искрился! От омеги напрочь сносило голову! Взять и овладеть! Больше никаких желаний, мыслей, только природный зов. Два разгоряченных тела столкнулись и зависли на долю секунды в воздухе. Желание выбило дух, Стас обхватил тело альфы ногами и повис на нем. Проникновение было жарким, страстным, таким необходимым, что оба застонали — один от боли, второй от узости. У омеги явно долго никого не было… — Нет, не останавливайся! — Глянув на скривившего в ухмылке губы альфу, Стас укусил его в поцелуе. Как он ненавидел сейчас это лицо! Ненавидел свою омежью природу, которая с периодичностью требовала альфу! По привычке открыв глаза часов в восемь утра, Стас не понял — какого ляда у него над головой зеркальный потолок. И застонал, понимая, что не чувствует своего тела. Ну, почти. Он попытался собрать руки-ноги, но это у него плохо получалось, а еще в его пятую точку явно что-то упиралось. Горячее и жесткое. «Божечки! Опять?!» — С тех пор как по совету врача перестал принимать свои обычные подавители и цикл стал приходить в норму, крышу у него перед «этим самым» сносило знатно. Течку он проводил на даче у о-дедушек, а вот несколько дней перед ней могли запросто стереться из памяти. Вот как сейчас. Наконец он смог освободиться от… хм… чужого члена и осмотреться. Картина была эпическая! Вся постель заляпана семенем, на полу использованные презервативы… Стас выдохнул — значит, предохранялись-таки! Ладно, секс — не повод для знакомства! Он побежал в душ смыть с себя остатки ночного происшествия и завыл от отчаяния! Между половинок было мокро и липко! Ладно, об этом он подумает после, а сейчас надо бежать. Добравшись до собственного автомобиля в одолженном у «незнакомца» пальто, Тасик перерыл бардачок и аптечку в поисках противозачаточных. Телефон звонил не переставая — папеньки желали пообщаться с сыночком с утра пораньше! Вотпрямщас! А то после обеда им звонить — рано! Искусствовед с дирижёром почивать изволят! — Да, пап! — Ты почему трубку не берешь так долго? — бас отца-альфы давил на барабанную перепонку контрактурой. — Спишь?! А что у дедушек сегодня памятная дата, забыл? — Нет, что ты, папочка! Я всё помню и уже выезжаю! — Дедулиных памятных дат было по шесть штук в месяц! Но Стас любил обоих о-дедушек и хоть раз в месяц старался навещать их. «Придется всё покупать по дороге, а обрабатывать уже на месте». Тасик побился головой о руль — по крайней мере, у него имелись чистые вещи и в машине, и в шкафу репетиционного зала, и в личной кабинке возле душевой.