Дневник

Мне снился дивный сон. Мужчина, сложенный как Аполлон, склонился надо мной и запечатлел на моих губах нежнейший поцелуй. Поскольку я закрыла глаза от счастья, то, к сожалению, не смогла увидеть, кто он. А в следующую минуту мужчина скрылся в клубящемся вокруг меня тумане, от огорчения я застонала и тут же проснулась. Повернув голову, я возблагодарила бога за то, что я лежу, а не стою, иначе я бы просто свалилась с ног от шока. На соседней подушке покоилась темноволосая голова Мужчины Моей Мечты. Сердце мое вдруг совершило невообразимый кульбит и прыгнуло в озеро счастья. Я все вспомнила: и гипотетические фейерверки, и фантастическую близость, и укутывающую нас взаимопроникающую нежность. За окном клубились мрачные тучи, кажется, накрапывал дождь, а мне было так уютно и спокойно рядом с Марком. Нет, слово «спокойно», пожалуй, не подходит. Скорее — «волнующе», но не тревожно, а приятно. Однако же, сколько можно спать? Я ведь проснулась. Но почему-то разбудить его я не решаюсь. Откуда эта робость? В нашей прошедшей ночи было все, но робости точно не было. Марк в этот момент начинает ворочаться, вздыхает, приоткрывает сонные глаза и… С ним, кажется, происходит то же, что и со мной несколько минут назад. На лице сменяются последовательно выражения недоумения, удивления, неописуемого блаженства. Он тянется ко мне и сгребает меня в свои медвежьи объятия: — Мне снилась ты, мы любили друг друга долго-долго и страстно, и нежно, и я решил спросонья, что это все и было только во сне. Слушай, я должен убедиться, что все это правда. Сказав все это, Марк бросается на меня, как стая голодных волков. Н-нет, не волков, а… ну, допустим, ватага матросов, которые не были на берегу года два. 12.00. Кажется, день проходит удивительно хорошо. Давненько я так не бездельничала всласть. Хотя все же это не совсем безделье, поскольку занятия сексом отнимают кучу сил. Правда, кофе я все-таки смогла сварить и принесла его, как приличная хозяюшка, прямо в постель, за что была так вознаграждена, что поклялась больше ничего хорошего не делать, дабы избежать еще одной изматывающей награды. На что Марк заявил, что награду я получу просто за то, что я есть, и что я с ним, так что чем дольше я буду оставаться с ним рядом в постели, тем большим будет мой вклад в повышение среднего градуса счастья всего человечества. 19.00. Ну что же, голод все же выгнал нас с любовного ложа. Марк категорично заявил, что ужином он займется сам, а я уже столько сделала для облагодетельствования человечества в его, Марка, лице, что мне просто противопоказано делать что-либо еще, иначе он просто умрет от переполнения счастьем. Я приятно поражена галантностью моего возлюбленного, но стараюсь не показывать этого, а принимаю его джентльменский поступок, как должное, по крайней мере, внешне. Марк, натянув джинсы, убегает в гастроном, а я с той же скоростью мчусь в ванную приводить себя в порядок. Сердце мое поет, рот занят зубной щеткой, а ноги пританцовывают. Так, стоп, еще два дня назад я сидела дома в полнейшем унынии, а что сейчас? Наверное, нельзя так погружаться в счастье, можно и привыкнуть жить в нем. А когда оно, счастье, обмелеет, я, наверное, просто, задохнусь, как рыба, выброшенная на берег. Я вытираю влажные волосы и натягиваю маечку и шорты. Потом возвращаюсь в спальню и минуту стою в задумчивости над взъерошенной постелью: решаю сложнейшую задачу, стоит ли заправлять кровать, или наши безумства продолжатся. В конце концов, все же решаю, что будет верхом неприличия оставлять постель открытой, иначе «что станет говорить княгиня Марья Алексевна?», в смысле, Марк! М-да, прошло уже полчаса, как мой возлюбленный умчался заготавливать еду. Я надеюсь, что он не сбежит от меня, я еще не готова валяться на берегу, как дохлая рыба. В этот момент звонят в дверь. Я, еле сдерживаясь, чтобы не помчаться сломя голову, иду степенно. Звонок уже тарахтит просто оглушительно. Открываю, вваливается Марк и, сгрузив пакеты прямо на пол здесь же, сгребает меня в объятия и выдыхает прямо в ухо, вызвав прямо какую-то конвульсивную дрожь восторга: — О господи, как же я соскучился? …Напрасно я заправила постель, прямо скажем, напрасно.