Беда

Плохие новости пришли под конец дня и принес их, конечно, верный Олег, со своим неизменным в таких случаях: «Ирина Сергеевна, беда». Дежурный почему-то опасался сообщать плохие новости по телефону. - Что еще случилось? – устало выдохнула Зимина, протягивая руку к настольной лампе – кабинет освещался только ее светом, потому что иначе слишком резало и без того уставшие глаза. - Савицкий и Ткачев подорвались на какой-то самодельной взрывчатке. Ну, там, у Савицкого, легкие ранения, он на ногах. А Паша, говорят, тяжелый… Пальцы непроизвольно дрогнули, и комната погрузилась в полную темноту. Начальница какое-то время не двигалась, так что Олег забеспокоился. - Ирина Сергеевна, все нормально? - В какой больнице они? - Сейчас узнаю. - На мобильный мне позвонишь. Только очутившись на улице, Ирина поняла, что забыла в кабинете пальто. Пронизывающий ветер стегал по спине и обжигал холодом и без того дрожащие руки. Прийти в себя не удалось даже от включенного на полную мощность обогревателя в машине. Заглушив мотор на стоянке больницы, Зимина шумно выдохнула, и потянулась к заднему сиденью. Там уже давно валялся подарок от одного из «крышуемых» бизнесменов – дорогой коньяк… Прямо у входа столкнулась с Измайловой, которая сегодня была выходная, поэтому в больницу прибежала в весьма своеобразном виде – поверх домашних штанов и кофты была наброшена куртка Игоря, а на ногах красовались ботинки Савицкого. - Ну как они? – откуда-то сбоку подлетели Исаев с Щукиным. - Да, Ромку сказали сейчас перевяжут, обколют и отпустят. А про Пашу ничего не говорят…, - Лена по виду уже вполне пришла в себя, хотя от нее очень сильно разило валерьянкой. Зимина внутренне усмехнулась, прикинув, как от нее самой сейчас должно разить после крепкого Rémy Martin без всякой закуски. И еще отчего то вспомнился вечный холод в палате реанимации, где две недели лежал находившийся в коме Глухарев. И то, как проводя там почти все ночи, постоянно думала, а не мерзнет ли он под одной простыней? И все приборы, и трубки, и поручни больничной кровати, и даже ручки на дверях, как и пальцы и губы самого Сергея, казались тогда просто ледяными… - Ир, ты чего дрожишь вся? Ира… Вынырнув из прошлого, окинула взглядом друзей, ободряюще улыбнулась Лене, слегка дотронулась до перебинтованного плеча Савицкого. - Пальто забыла…, - коротко ответила, совершенно не осознавая, как нелепо ее ответ выглядит в теплом помещении. - Родным его сообщили? - Мать его во Владике живет. И тетка там старая, она за ней присматривает. Все равно сразу не приедет. Пока не будем, наверное, говорить. Надеюсь, все обойдется. Пашка – парень крепкий. - Крепкий…, - эхом повторила полковник. – Ром, ты в состоянии сейчас поговорить? Что случилось? А то мне Бекетов уже все мозги вынес. Пока слушала о нелепой случайности, стало еще холоднее – прям Арктика какая-то... Морозный шершавый ком сковал солнечное сплетение, лишь только представила Ткачева – такого всегда сильного и упрямого – сейчас лежащим беспомощным под безжалостно-деловитыми взглядами медработников. Объяснение Ромы ничего не прояснило – просто нелепая случайность… - Ясно. – резюмировала коротко, попутно опять отвечая на телефонный звонок Бекетова. – Нет, не в отделе. В больнице. Да, сама. Ясно. Да. Да… Будет сделано. Машинально попятилась назад, пока не уперлась спиной в стену. Тошнотворная слабость шла накатами. И еще растерянность. Потому что очень хотела, но не знала, как – молиться… Именно сейчас вдруг осознала, насколько близким и важным стал для нее Ткачев за все эти годы. Несмотря на все то, что между ними было – страшное, больное, порой и вовсе запредельное… Она не могла, не должна была его потерять. И не потому что просто не перенесет этого после ухода Глухарева и всех остальных, после гибели Захарова и Карпова, после самоубийства Климова… Смерть Паши стала бы финальной точкой. Для всего. С ним не может случится самое плохое – он всегда был самый искренний, честный и верный… Все бестолково столпились у стойки регистрации, внутрь на этажи никого не пропускали, а нужно было найти кого-то, способного внятно ответить на вопросы. Развернув удостоверение, Ирина уже сделала шаг вперед, как из одной из дверей буквально выпрыгнул молодой врач, упакованный во все светло-зеленое и какое-то противно шуршавшее. Пытаясь найти источник раздражения, Зимина уставилась на бахилы медработника и почему-то не могла вникнуть в произносимые им слова. Она больше не хочет. Она больше не может слышать о потерях… В темноте – лучше.