Ленивое утро.

      Душить в себе чувства к Арно - привычно, пусть и совсем бесполезно. Очаровательные черты лица, чёрные глазища (как у настоящих оленей; когда Ли, Миль и Арно показали живого оленёнка близко-близко, а тот дался в руки - он сразу же осознал, что у Арно глаза такие же. Добрые, невероятно доверчивые... или он так только для Валентина? и такие же черные.) и мягкие тёплые касания проникли не только под рубашку. Хуже. Они проникли в самое сердце, минуя все выстроенные ледяные стены, обвивая шею так, что нельзя сделать вдох и не задохнуться восторгом, который Тино испытывает и не может выплеснуть.       Отцу нельзя видеть ни теплый блеск в глазах наследника при упоминании имени Арно, ни письма, в которых дружеское и вежливое общение граничит с нежным-осторожным флиртом, ни то, как невыносимо в Васспарде без этого самого Арно становится.       И когда Валентин получает еще одно приглашение, сердце у него почему-то не на месте. Остается лишь искать родителя (Тин очень надеется, что найдет Ангелику), но первый, как назло, попадается Вальтер.       — Отец? — ненавязчиво привлекает его внимание Валя и почти тут же чувствует, что сделал это зря.       — Да, Валентин? — голос привычно строг, пусть и интонации Савиньяков стали ближе и любимее.       — Я могу отправиться в Эпинэ?       — Снова в Сэ? — голос искажается до легкого раздражения. — Что происходит между тобой и Савиньяками?       Валентину становится очень-очень холодно. Свой собственный голос он слышит будто через плотную подушку.       — Меня позвал Лионель. В письме обозначил, что у него есть предложение, куда меня можно перевести служить.       — Лионель... — отец чуть расслабляется. — Недолго. Нечего вам долго обсуждать.       — Хорошо. Спасибо.       Валентин не прощается - никто в Васспарде на ненужные «здравствуй» и «прощай» не разменивается, если кроме них никого.       Дорога до Сэ известна и преодолевается быстро, пусть Вале все ещё тяжело и нервно, вздохи даются с трудом, а настроение, подстегаемое дурными мыслями, упорно ползёт обратно в глубины.       Никто Валентина не встречает, и в тёплом и радостном Сэ это пугает. Хорошо, что Арлетта находится почти у входа и заботливо улыбается, приникая к Спруту в ласковых объятиях.       — С возвращением, Валентин. — и в одной этой фразе любви столько, сколько его родная мать никогда ему не дарила. — Арно у себя, если тебе нужно.       Конечно нужно. Госпожа Арлетта, Вы прекрасны, но юного графа интересует один конкретный светловолосый юноша.       — Спасибо, Арлетта. — улыбается Валя. — Пожалуй, к нему и поднимусь.       Женщина кивает и отходит, продолжая заниматься повседневной рутиной. Ну вот. Валентин сейчас снова увидит южного мальчика, который давно-давно покорил его своей открытостью, оливковой кожей и золотыми волосами.       Только почему Валентину так бесконечно паршиво?       — Арно? Здравствуй! — возлюбленный оказывается на кровати, читающий что-то (до Валентина не сразу доходит, что это одно из его старых писем), и нежно улыбнувшийся, увидев Придда.       — Валя! Как ты быстро.       — Старался.       Валентин проходит и садится рядом с Савиньяком, внезапно подобравшимся и некоторое время они молчат. Спруту так комфортно, а Олененок явно подбирал слова. Подобрал, выдохнул и начал, взяв ладони Придда в свои собственные.       — Я в последнее время много думал... — звучит Арно ужасно серьёзно. — И, наверное, могу сказать, что я в тебя влюблен, Валь. Я не подготовил правильных и красивых слов, но надеюсь, что ты примешь мое признание... если я подкреплю его так.       Арно тянется и целует; губы у него такие горячие, словно он только что выпил много чая, и немного влажные; ладони, которыми он придерживает Валентина ещё горячее и почему-то пальцы на невыделенной юношеской талии сжимаются очень крепко, никуда Придда не отпуская.       Целуется он хорошо. Для первого-то Валиного раза. И в любой другой момент он был бы ужасно счастлив - как же, золотой мальчик чувствует то, что и Валя (да черта с два. Арно наверняка не боится поговорить об этом с кем-нибудь, а Валентин чувствует себя побитой собакой, привязавшейся к тому, кто первый его пожалел.) и не испугался признания.       Но сейчас Придду страшно и больно. Страшно смотреть в полные надежды и тихой влюбленности глаза, смеющиеся и почти наверняка знающие, что Валентин был не против. Больно видеть, как эта самая надежда медленно теряется в бликах, когда Тин собирает чужие ладони в свои (ого, у Арно они большие. Больше спрутиных.) и кладет себе на колени, стискивая осторожно и отводя взгляд.       — Арно, я.. — Арно умный. Он сразу понимает, что признания таким виноватым тоном не принимают. — я не думаю, что могу принять твою любовь.       — Почему?! — горячо спрашивает он, вскидывая брови. — В чем моя вина? Ты казался согласным, я...!       — Это из-за меня. Арно, я не могу тебя любить - и ты это знаешь. Я боюсь за тебя.       — Что со мной может случиться? — глаза Савиньяка, блестящие до этого, странно мрачнеют - или освещение так меняется? — Я бы понял, если бы ты беспокоился за себя, но я...       — Рокэ тоже так говорил. А я помню как встретил его ночью на кладбище - и я только сейчас понял, насколько он был убит. Что я даже не дал им попрощаться.       Арно тоже знает, в каком состоянии тогда был Росио. Ночью он пришел к ним, долго беседовал с Лионелем и мамой, выглядел, конечно, как обычно, только глаза потемнели. Неужели это было из-за Джастина?       — Но ситуация другая, понимаешь? Ты думаешь, что Вальтер сделает с тобой что-то? Скроешься, если что, у нас - мы все тебя прикроем! — Валентину снова становится очень-очень горько, что его милый южный мальчик так противится правде и не принимает ее.       — Если он захочет - он вытащит меня из-под земли. Арно, я отказываю. Нет. Все. Я не согласен больше поднимать эти темы в наших разговорах.

если уходить - то сейчас. если выдирать - то с корнями.

      Олененок (может ли Валентин сейчас называть его так?) молча смотрит за тем, как он собирается, даже провожает до конюшен (при этом встретившаяся Арлетта по лицам поняла, что сейчас не время для расспросов.) и стоит, пока Валентин запрыгивает на своего мориска.       — Валентин, больше не возвращайтесь сюда. Вам здесь не будут рады. — это доносится тогда, когда Придд слабо трогает поводья. Холодное и отстраненное "вы" от Арно режет слух и сердце. Что-то между ними определенно больше прежним не будет.       Валентин с трудом удерживается от противоречивых желаний остановиться и быстрее уйти, стараясь сидеть в седле ровно. Словно это ни капли не задело его. Словно он сам полностью понимает все последствия и полностью согласен. Словно сосущая пустота внутри - то, что давно уже привычно. Он не заслуживал ни капли счастья, будучи неидеальным, а получил его слишком-слишком-слишком много.       Почему-то холодно становится даже в южной Эпинэ.       Арно не отвечал ни на одно письмо, написанное позже Валентином. Ни Лионель, встреченный позже при дворе, ни Арлетта не поднимали на Придда глаз и не отвечают ни на один вопрос - и действительно, ему больше Савиньяки не рады. Главное, что отец-то теперь счастлив.       Жаль, что жить без светлого золотого мальчика не хочется.