Внеорбитные

      Если бы трое суток тому назад Мью сказали, что он, шугаясь каждого куста, будет прочёсывать территорию Арены в поисках недотёпы Галфа, он бы расхохотался тому в лицо своим хриплым смехом: он даже не предполагал, что когда-то простая вода станет для него такой роскошью. На Арене полно ручьев, но попробуй подберись хоть к одному, если трибуты первых районов всё ещё живы. Да, теперь однозначно будут ещё крепче держаться за жизнь. Теперь, когда прозвучал холодный голос распорядителя Игр, возвещающий:       Правила изменились. Победителями могут стать двое, если они из одного дистрикта и являются парой.       Интересно, что сделал Ран? «Поговорил» с распорядителем наедине?       Ран. Наставник. Единственный трибут их дистрикта, когда-то победивший на Играх. Беспробудный пьяница и высокомерный насмешник. Но его, вернее, отныне их с Галфом единственный шанс получить подарки от Спонсоров: лишний кусок хлеба, бинт для раны или нож для отражения удара.       Мью помнит его совет напоследок: постарайся выжить. И не угробьте там друг друга с этим омегой раньше, чем до вас доберутся стероидные мутанты из первых элитных дистриктов.       Интересно, а ты вообще ещё жив?       Мью вспоминает их тренировки: в то время как он упражнялся в меткой стрельбе из лука и метании ножей, Галф прилежно учился искусству маскировки. А затем были контрольные испытания: Галф получил 9, а Мью — 13 из пятнадцати. И это при том, что он бросил столь дерзкий вызов Панему…       Что уж теперь… От спонсоров, конечно, не стоит ждать и пузырька с засохшей зелёнкой, а про миску супа и мечтать нет см…       Галф!       Поначалу испугавшись, — кто-то слабо схватил его за дырявый носок сапога, — Мью с облегчением опускается прямо в грязную мель: — Галф… Ну ты даёшь, — альфа приподнимает его за плечи, — Чёрт… Кто это тебя так?       У лежащего в грязи Галфа вдоль бедра зияет такая рана, что Мью удивляется: как ещё кость не торчит наружу? — Альфа из первого… Мечом. Я умолял прикончить. А он плюнул мне в физиономию и сказал: слишком великодушно для падали из дистрикта 12, будешь сдыхать в мучениях, пока не сгниёшь весь целиком. — Глупости, — Мью осматривает рану, осторожно раздвигая ошмётки ткани… Да… Этот ублюдок из первого не так уж далек от истины. Но Галф не должен этого знать. — Дело дрянь, Мью? Мне крышка, да? — Нет, пустяки… — альфа косится на лес в поисках безопасной тропы, — заживёт. Надо тебя поднять. И двигать отсюда, пока эти качки нас не унюхали. — Мью… Я ведь не так уж наивен… Сделай то, что должен… — Галф кивает, глядя на заткнутый за пояс нож альфы. — Мне все равно не выжить. — Ещё чего! — негодует Мью. — Ты же слышал, что правила изменились. Мы оба можем вернуться домой. — Нет, — голос Галфа совсем ослаб, — мы же не пар…       Поцелуй.       Безотчётное движение губ, прильнувших к сухим губам погибающего от потери крови и начавшегося воспаления омеги.       Температура сушит не только его губы. Всё тело Галфа обжигает. — Ну что ты, а? — нежно гладит его по волосам Мью, — забыл разве? Выберемся отсюда и на заработанный приз такую с тобой свадьбу отгрохаем, всем на зависть.       И не давая Галфу опомниться, он подхватывает омегу на руки и относит в безопасное место.       Внутри грота за водопадом тепло, но сильно пахнет сыростью: не самое стерильное место, зато относительно безопасное.       Тонкая трель. Как будто пружинку внутри настенных часов заело. Пользуясь тем, что Галф заснул, — или попросту потерял сознание, — Мью юрко, но тихо как мышь, покидает пещеру.       Капсула.       Хоть бы лекарство!       Нет… Суп. Вернее, куриный бульон. И записка. От Рана: разве это поцелуй?       Если бы не Галф, если бы не его рана… Если бы не отчаяние и усталость, Мью бы посмотрел в небо, в их чёртово искусственное небо, и проорал бы всё, что о них думает.       Но теперь есть шанс. Правда есть. Надо только, чтобы Галф ему подыграл. — Галф, — вновь ласковое прикосновение к волосам, — проснись… Поешь.       Омега открывает болезненно-мутные глаза. — Галф? — Нет… Ты ешь сам. Мне уже все равно… — Прекрати, а?       Мью помогает ему поднять голову: — Я покормлю тебя.       Галф смотрит так жалобно: оба знают… Оба помнят. Осень два года тому назад. Промозглый ливень. Мью возвращался с охоты с пустыми руками, от бессилия и обиды присев под козырек пекарни, которой владеет отец Галфа. По сравнению с его ведущей вечно голодный образ жизни семьёй, пекари жили в достатке. Они оба никогда не забудут, как Галф, вынесший горелый хлеб для свиней, из жалости бросил на землю перед Мью одну почти черную булку. Что ж… В тот момент, альфа и тому был благодарен.       Мью дует на первую ложку, чтобы Галф не обжёгся, придерживает свободную руку под подбородком, — как будто сейчас до опрятности! Но все же… — Открывай рот. — Мью…       Слезы. Как некстати… У обоих. — Я тогда… мне надо было подойти и позвать тебя к нам, за стол… А я бросил тебе горелый хлеб на грязную землю… — Т-ш-ш… Всё. Ешь, — ложка касается губ, — а то до свадьбы тебя ещё год придется откармливать.       Наверное, чтобы скормить ему весь суп, — себе Мью не оставляет ни капли, — так надо, пусть видят, что ради «любимого» готов отдать всё, — требуется почти полчаса: временами Галф отключается.       Затем, уложив его на травяную подстилку, Мью опускается рядом.       Он помнит про записку от Рана. Протянув ладонь к бледному лицу, Мью вновь накрывает чуть влажные губы своими. Галф мгновенно распахивает глаза, но Мью своими маячит ему: так надо, давай, подыграй мне. Этот поцелуй длится дольше, а под конец, очевидно не отдавая себе отчёта, в полубреду, Галф слабо обхватывает шею Мью рукой и начинает перебирать кожу шершавыми подушечками костлявых пальцев.       Снова знакомая трель.       Мазь.       И новая записка от Рана: а ты не так уж безнадёжен, детка.       Детка. Так издевательски прозвал его насмешник-альфа. И от его благосклонности и умения договариваться со спонсорами, — да и не только, как выясняется, — сейчас зависит их с Галфом жизнь.       Мазь делает свою работу. Уже через час прижав Галфа к себе на ночь, Мью не ощущает дикого жара и зловония гноя. А ещё где-то на пороге другой реальности Мью слышит шёпот омеги в районе шеи: — Это приятно… Когда тебя целуют. — Спи, — Мью крепче обнимает его.       К утру рана Галфа почти затягивается. Мью улыбается, глядя в прояснившиеся глаза. — Мази хоть капля осталась? — шепчет Галф. — Совсем чуть-чуть. Ещё где-то болит? — обеспокоенно интересуется Мью. — Нет, — смешно морща нос, отвечает Галф, — тебя надо помазать, — омега бережно касается щеки альфы. — Ты ранен. — Разве это раны… Пустяки же. Царапины.       Но Галф упрямо стоит на своем: — Дай мне мазь.       Мью уступает. Чудо-средство убирает царапины за десять минут. — Вот… Ты снова красивый, — улыбается Галф.       Впервые они целуются по-настоящему. Никто из них не скрипит зубами от боли, не обессилен и не лежит без сознания. Их губы не горят от лихорадки и не немеют от холода. Впервые поцелуй пробуждает в груди Мью новое чувство, теплое и нежное.       Впервые поцелуй заставляет Мью ждать следующего.       Всё выйдет так, как он и хотел. Они победят.       Уже возвращаясь домой, в свой самый дальний дистрикт, стоя возле окна элитного бронированного поезда, чистые, пахнущие собой, а не потом, кровью и отчаянием, причесанные и элегантно одетые, они так и не сумеют найти друг для друга самых важных слов. — Хм… Знаешь, — чтобы хоть как-то создать видимость радости от «остаться в живых», Мью обращается к красивому профилю омеги, — из тебя мог бы выйти неплохой актер. Ты здорово сыграл свою роль влюбленного.       Мью не знает, зачем несёт этот бред.       Галф разворачивается к нему и, глядя прямо в глаза, шепчет: — Я не играл.