***
Не успел Дин заглушить двигатель, как дверь дома Сэма и Эйлин распахнулась, и оттуда выскочил маленький мальчик. — Дядя Дин! — крикнул Джек, перебирая своими маленькими ножками, как только мог, а это было чертовски быстро. Дин не мог поверить, что малыш вырос так сильно — скайп просто не подготовил его. Но он помнит время, когда Сэм ещё не был таким увальнем, и его можно было запросто поднять на руки, лёгкого, как пёрышко, и закружить в воздухе. — Привет, приятель, — сказал он, улыбаясь, и Джек завизжал от восторга. Сэм и Эйлин оба работали в социальных службах; Сэм был юристом, а Эйлин — социальным работником. Они видели слишком много детей, изгрызенных системой, чтобы не захотеть усыновить одного из них, и Дин таял при виде того, как теперь счастлив и любим Джек. Он притянул Джека в объятия и почувствовал, как его маленькие пальчики впиваются в куртку, когда мальчик с энтузиазмом обнял его в ответ — тогда Дин послал крошечную молитву благодарности во Вселенную. Джеку никогда не придётся скрести по сусекам, как Сэму и Дину, расти в детском доме, как Эйлин, быть бесконечно передаваемым из семьи в семью, как Чарли. Теперь он был с ними. — Дин! — Сэм прибежал с крыльца вместе с Эйлин, которая приняла Джека из рук Дина, только чтобы лось мог задушить его своими. — Привет, Сэмми, — он крепко прижался к брату. Сэм прижался ещё крепче. — Рад, что ты здесь. Он пару раз похлопал Сэма по спине, а затем отстранился, чтобы Эйлин могла прочитать его слова по губам. — Уверен? Эйлин может прозреть и понять, что выбрала не того брата, — его ASL был не так хорош, но он сопровождал свою речь жестами то тут, то там — он никогда не практиковался так много, как собирался. Дин усмехнулся, проглотив свой стыд: внутренний голос упрекал его в том, что Эйлин заслуживает гораздо лучшего деверя. Теперь это будет крещение огнём, но ему подобное было не в диковинку. И, вероятно, он не смог бы найти лучших учителей, чем Сэм и Эйлин. — Очень вероятно, — сказала Эйлин. — У нас теперь будет так много вечеров свиданий, пока ты будешь здесь нянькой, — она передала Джека Сэму и раскрыла объятия. — Уже вижу, как это происходит, — Дин обнял её в ответ. — Располагайся, — сказала она, теперь сопровождая жесты словами, вероятно, чтобы облегчить Дину жизнь. — Мы поможем тебе занести вещи. — У меня не так уж много, — ответил он. Дин открыл багажник, пока Сэм распахивал заднюю дверь Импалы, и показал Джеку маленьких солдатиков, застрявших в одной из дверей. Дин упаковал только вещмешок и одну коробку. В вещмешке была одежда, в коробке — несколько фотографий, но в основном книги. — И это всё? — спросила Эйлин. — Всё, что мне нужно, — заверил её Дин, наблюдая за Джеком, который лепетал Сэму о том, какая классная у него машина. Через пару часов Джек широко улыбался, шоколад был размазан по всему его лицу, а пальцы слипались от карамели. — Это особый случай, — напомнил Сэм сыну в третий раз. — Дядя Дин не будет кормить тебя сладостями с утра до вечера. Джек ответил жестами, так как его рот был полон. — А что ему нравится? — поинтересовался Дин. Сэм вздохнул. — Нуга. — Отменный вкус, приятель, — улыбнулся Дин, протягивая ладонь, чтобы малыш дал ему пять, но тут же пожалел об этом, когда оказался вымазан половиной сладкого батончика. Он в замешательстве уставился на свою руку. Не теряя ни секунды, Сэм толкнул к нему стопку салфеток. Ах да, Дин помнил те времена. С детьми всегда нужно быть наготове. — Джек! Время купаться! — крикнула Эйлин из другой комнаты. Джек спустился со стула, оставляя на столе липкие следы, и радостно зашагал к маме. — Так ему тоже нравится плескаться в ванной, да? — Я не понимаю, — сказал Сэм, проводя рукой по волосам. — В течение трёх месяцев он каждый раз закатывал истерику, а неделю назад пошëл как ни в чем не бывало. — Хех, да, у тебя была такая же фаза, — усмехнулся Дин. Наконец он отбросил куски салфеток в сторону — в основном лишь измазанные в карамели комочки — и подошёл к раковине, чтобы вымыть руки. Не получив ответа, он взял полотенце и вытер руки, глядя на брата. Сэм подпёр кулаком висок, опустив локти на поверхность стола, и смотрел на Дина каким-то слишком… далёким взглядом. Дин вопросительно поднял брови. — Ты ведь будешь счастлив здесь, да, Дин? Нам бы очень хотелось получить помощь, чтобы сократить расходы на детский сад, но если тебе это в тягость?.. — Сэм, — прервал он брата. — Мы с Джеком прекрасно поладим. А вы с Эйлин будете заниматься вами с Эйлин, хорошо? — Хорошо, — кивнул Сэм, будто не совсем веря, но готовясь смириться с таким положением дел. — Не стесняйся оставаться в нашем доме столько, сколько пожелаешь. Серьёзно. Но я хотел спросить… Дин сложил полотенце, повесил его, расправил. — Как-нибудь в этом веке, Сэм. — Что заставило тебя передумать? Мы просили тебя подтянуться сюда целый год, но вдруг?.. Дин обернулся и прислонился к стойке, уставившись на кухонный линолеум. Квадраты кремового цвета, снова и снова, и снова. — Хотел сменить обстановку, наверное, — он не стал добавлять, что покинуть Канзас оказалось ничуть не трудно. Сэм всегда был его Полярной звездой. Отчасти. Дин чувствовал себя уверенно, направляясь к нему. Он не упомянул о том, что его сердце снова начало биться. Сэм сел, широко раскрыв глаза. — Ты… ты… Дело в Джеке Аллене?.. Господи, Дин должен был догадаться. Сэм всегда умел читать его слишком легко, и поэзия имела к этому самое непосредственное отношение, но… у него не было ничего нового для Джека Аллена. И, возможно, никогда не будет. — Я всегда думал, что называть ребёнка Джеком было немного странно с твоей стороны. — Мы миллион раз говорили тебе, что это уже было его имя, — Дин бросил на брата сухой взгляд. Сэм виновато пожал плечами. — Но, возможно, его дело могло привлечь моё внимание из-за этого? Дин насмешливо хмыкнул и скрестил руки, желая закончить разговор, но не в силах заставить себя уйти. — И это ощущалось, как будто я назвал сына в твою честь. Дин снова перевёл взгляд на брата и увидел, что в них светится искренность. — А раньше мы говорили о том, чтобы назвать ребёнка в честь папы, — пробормотал он. Сэм не клюнул на наживку, зрелый мудак. Он просто встал и начал убирать со стола. — Детский сад оплачен на следующие пару недель, — сказал он. — На случай, если ты захочешь провести время, изучая город. Посмотреть достопримечательности, пройтись по окрестностям. Ну, знаешь. Пейзажи. Прогноз погоды был многообещающим. Такта в Сэме, как в отбойном молотке, но смысл был понятен. Дину дано время набраться храбрости. И хорошая погода, и час пути за город.***
И небольшой городок Сэма и Эйлин, и крошечный городок Мейпл-Хиллс, где находился одноимëнный университет, располагались в долине меж двух небольших горных цепей. Дороги между ними были квинтэссенцией Новой Англии: извилистые, засаженные деревьями, почти без указателей для бедных заблудших душ, следующих по ним. Конечно, после такого количества переездов в детстве, Дин, хоть и не знакомый с местностью, потеряться бы не смог; он превосходно управлялся с маршрутами — карта в его кармане предназначалась для иных нужд. Сэм оказался прав насчёт прогноза: небо было ясным, за исключением нескольких облаков, а ветер слабым. Высокие, ещё зелёные на закате лета деревья теснились по обе стороны дороги и местами склонялись над ней, образуя естественный навес. Между ними то и дело мелькали домики, маленькие, с облупившейся краской, многие из них находились в глубоком запустении. Дин придерживался окружных дорог, оставив шоссе на волю спешащих. Он наслаждался поворотами, подъёмами и спусками, видом мотоциклистов, выбравшихся на свежий воздух; они рычали моторами и сдвигали шлемы на лоб при виде такого великолепного образца классики, как Импала, и Дин махал в знак признательности, опираясь локтем на раму открытого окна. Большинство групп проезжали мимо него с превышением скорости, обнимая повороты, рискованно вжимаясь в них, кожаная одежда натягивалась на их спинах и ногах. Его визит в Мейпл-Хиллс стал почти неожиданностью: в один момент появилась бесконечная дорога, а в другой деревья открыли вид на старый мельничный городок, причудливый и новоанглийский до глубины души. В центре крошечного городка была обязательная маленькая белая церковь со шпилем, небольшое кафе, закусочная, книжный магазин. Приятно было видеть полное отсутствие крупных брендов, хотя Дин проезжал мимо таких на окраинах. Наверное, это был достойный заработок, когда твоей основной клиентурой были лояльные местные жители и бедные студенты колледжа, желающие найти что-то близкое, дешёвое и качественное. На улице было не так много людей, несмотря на хорошую погоду, приятно теплую, но не слишком жаркую. Ориентация, должно быть, будет только в конце августа. Детка была довольно шумной машиной, а потому неудивительно, что она привлекла внимание нескольких человек, когда Дин повёл её к мосту, перекинутому через небольшой водопад, где река делила город на две части. За рекой инфраструктура почти резко переходила в кампус, что было заметно по широким открытым пространствам и величественным кирпичным зданиям, увитым плющом, зеленеющей траве и почтенным деревьям, усеивающим промежутки между ними. Дин припарковался при первой же возможности и выудил из кармана маленькую карту кампуса, тайком распечатанную с компьютера Сэма. Здание английской словесности, Шерли Холл, находилось в самом центре. Дин вздохнул и закрыл глаза, крепко сжав пальцы на рулевом колесе. «Ты уже здесь, — напомнил он себе. — Просто возьми себя в руки и сделай это, мать твою». Ещё через минуту он заглушил мотор, вылез из машины и спешно захлопнул дверцу. Убедившись, что Импала как следует заперта, Дин быстрым шагом пошёл в нужном направлении. Он сложил карту, сунул её обратно в карман и высоко поднял голову, инстинктивно создавая впечатление «Я точно знаю, куда иду и что делаю», которое он довёл до совершенства, гуляя в незнакомых местах по всей стране. Однако в напускной браваде не было необходимости: на лужайке другого здания, вдалеке, стояла всего пара человек с сеткой для бадминтона, но вокруг никто не гулял. Возможно, все ребята, приехавшие на летние занятия, отсыпались после вчерашней вечеринки, или что-то в этом роде. Несмотря на то, что Дин несколько раз приезжал в Стэнфорд, он до сих пор не знал, чем занимаются студенты целыми днями. Шерли-Холл уступал в размерах многим зданиям на территории кампуса, но был выполнен в самом старом стиле. Дин приметил его, когда поднимался на холм, на котором стояла ещё одна часовенка, почти древняя, прочная и каменная. Как догадался Дин, она была построена ещё при основании университета. Он прошёл под её сенью и спустился в небольшую долину за ней, где находился Шерли Холл. Он был гораздо массивнее, чем казался издалека — потолок на несколько футов выше обычного, так что, несмотря на три этажа, здание неумолимо тянулось вверх, вверх и вверх, стоя монолитом посреди зелени, в которой утопала долина. Между пышным тёмно-зёленым плющом и белыми колоннами, обрамляющими главный вход, оно выглядело, как с открытки. На Дина обрушилась волна интенсивного… «Непринадлежность, — попытался он, но прервался. — Внепространственность». Он засунул руки в карманы и поднял голову, правой рукой сминая карту, на которой также были выписаны летние часы работы доктора Миссури Моусли. Она занимала должность и сейчас возглавляла кафедру английского языка в одном из лучших частных университетов Америки, и всё равно эта женщина не брала отпусков. Дин попытался вспомнить её такой, какой он узнал её впервые, в грязном летнем классе в Су-Фоллс для таких идиотов, как он, которые не могли сдать английский, и как она заставила его почувствовать себя в подобной обстановке не в своей тарелке. Он перечитал все открытки, которые она присылала ему по почте на протяжении многих лет, словно Миссури каким-то образом знала, что это — единственная приятная вещь, которую он когда-либо находил в своём почтовом ящике среди вороха счетов и рекламы. Нет, быть не может, чтобы она стала каким-то чванливым старым профессором. Цепляясь за эту мысль, он распахнул внушительного размера двустворчатые деревянные двери. Полы тоже были деревянными, блестящими от влаги. Женщина с длинными светлыми волосами, собранными в пучок на затылке, и большими красными наушниками, мыла полы, повернувшись к нему спиной. Указатель вёл в противоположном направлении, к лестнице. Этажи были достаточно высокими, поэтому перед подъёмом на вторую половину лестницы располагались площадки, на каждой из которых были большие окна, расходящиеся от угла здания. Дин пролетал по две ступеньки за раз, пока не добрался до третьего этажа. В коридоре было тихо. Он медленно прошёл по нему. Несколько дверей были открыты, так что можно было заглянуть в классы, где стояло около двадцати парт; в стенах были большие окна, такие же, как на лестничной площадке. На другом конце двери были закрыты, на них красовались таблички с именами профессоров, но одна, последняя, была приоткрыта. Дин вытер руки о джинсы и постучал. — Войдите, — сказала доктор Моусли, с размаху закончив то, что она писала. Затем она подняла глаза. — Дин Винчестер! — Как оно, док? — спросил он, слегка приподняв руки. Она встала и обогнула свой стол. Дин стал ещë выше неë, чем раньше, и она больше не заплетала волосы в косы, а укладывала тугие локоны в высокую причёску. Доктор Моусли постарела, но возраст был ей к лицу, а главное — узнать еë можно было всë так же легко: её улыбка была такой же приветливой, а объятия были полны всё той же строгой любви, которую она так глубоко испытывала ко всем своим ученикам. — Я так рада видеть тебя, Дин, — улыбнулась она. — Я тоже, доктор Моусли. Но не моя вина, что вы уехали, чтобы найти себе эту шикарную работу. — Хмф, — выдохнула она. — Ты знаешь меня уже полжизни. Думаю, ты можешь называть меня Миссури. — Да, мэм, — усмехнулся он. Она легонько шлёпнула его по плечу тыльной стороной ладони и покачала головой. — Присаживайся, — вместо того, чтобы вернуться за свой стол, она опустилась на один из двух стульев перед ним. Дин занял другой, осознавая, что его колени выглядывают из рваных джинсов. Они были такими удобными, и ему так редко приходилось прилагать усилия, что он забыл об этом. Какое впечатление он производил. — Расскажи мне, как ты, Дин. Я слышала от Чарли, что твоего отца не стало? Подняв голову, он не нашёл в её глазах ни болезненного любопытства, ни осуждения, лишь мягкое сострадание. — Да. Уже несколько лет. Миссури накрыла своей рукой его, лежащую на подлокотнике. — О, дорогой. Я сожалею о твоей утрате. Он пожал плечами. — Всё в порядке, — она поняла намёк и не стала продолжать расспросы. Он позволил своим глазам блуждать по её книжным полкам, уставленным рамочками для фотографий, всякими мелочами и книгами, книгами, книгами. Его взгляд остановился на одной из фоторамок — дорогом портрете улыбающейся девочки-подростка. — Это не может быть Пейшенс, — сказал он. Миссури просветлела и повернулась, чтобы посмотреть на свою внучку. — Это она. В этом году уже поступает, представляешь? — Не может быть. Сюда? — Да. Далековато от Джорджии, но она несколько раз приезжала сюда погостить и всегда хотела остаться. Хотя её отец предпочёл бы, чтобы она жила где-нибудь поближе. — Поздравляю. — Спасибо. — Она была практически младенцем, когда я видел её в последний раз. — Ну, хочу сказать, дети растут быстро, а внуки ещё быстрее. — Я, вроде как, понимаю, знаете? Например, я думал, что Сэмми быстро растёт, но… вы в курсе, что он усыновил ребёнка пару лет назад? Джек был таким маленьким, а теперь он ходит, говорит на двух языках, у него есть предпочтения и всё такое. Он любит нугу. Миссури рассмеялась. — Будь осторожен, а то в следующий раз, когда ты обернёшься, он будет уже совсем взрослым мужчиной. — И не говорите. Светская беседа сошла на нет. У Дина не всегда это получалось, но он видел, как Миссури часами болтала с Бобби или Руфусом, и легко держала внимание огромных аудиторий старшеклассников. Он избегал её взгляда, позволяя молчанию затянуться. — Дин, — сказала она мягко, вкрадчиво, — я очень рада светскому визиту. Это он и есть? Он покачал головой, но, как и положено, она не позволила ему выбрать лёгкий путь. Это было не в её стиле. Каждый момент мог превратиться в поучительный: она подводила вас к воде, но никогда не заставляла пить. — Я, эм, я живу в этом районе сейчас. Так что я могу быть ближе к Сэму, Джеку и Эйлин. — Это замечательно. — И я думал… я думал, может быть… — он вздохнул и провёл рукой по лицу. «Соберись, тряпка». — Недавно я наткнулся на факсимиле «Вопля». И я много лет не читал эту поэму, понимаете? Давно не читал вообще никакой поэзии, но эта заставила меня задуматься. Что… что, возможно, Джек Аллен ещё не закончил, — самое сложное осталось позади, он встретился с ней взглядом, наконец-то готовый принять то, что он увидит, быть может, отголосок волнения Сэма или большие, полные надежды щенячьи глаза. Вместо этого она окинула его очень знающим взглядом. — Наконец-то до тебя дошло, что даже искусству нужна сноровка? Дин рассмеялся, наполовину в неверии, а наполовину потому, что не знал, что ещё можно сделать. — Да, но не надо… Я не говорил, что готов научиться этому, или что вообще способен научиться… — Сынок… — Но я полагаю, что готов читать больше. И я подумал, может быть, вы могли бы помочь мне? Знаю, вы очень заняты, но вам всегда прекрасно удавалось указать мне направление. Это — всё, чего я прошу. Миссури откинулась на стуле, сложила руки и уставилась на него так, словно могла прочитать что-то, гремящее в его черепе. — У меня есть идея. Это заставит тебя снова думать и говорить о поэзии, без давления, написать что-нибудь. — Да? — Возьми курс. — Что? Здесь? Она одарила его взглядом, который он всегда про себя считал взглядом взволнованной мамы. — А где же ещё, Дин? — Во-первых, я бы никогда не попал в такое место, даже если бы вообще мог себе это позволить. — Ты можешь прослушать курс. Да, это будет стоить денег, но тебе это обойдётся не так дорого, как студентам, оплачивающим полную стоимость обучения. Местные жители делают так постоянно. — Даже если это правда… — Это правда. — Посмотрите на меня! — он жестикулирует вверх-вниз, от своих потёртых ботинок и голых коленей до поношенной рубашки и очень взрослого лица. — Я не могу сидеть в классе с кучкой богатеньких восемнадцатилеток, это было бы жутко. И странно. И они убьют меня за то, что я не ношу Биркенстоки или не повязываю на плечи белый вязаный свитер. Миссури усмехнулась. — Дин Винчестер, когда я получила докторскую степень, у меня уже был внук. Разве это было жутко и странно — наконец-то получить степень, о которой я всегда мечтала, даже если это означало, что мне придётся ждать, пока мой собственный ребёнок вырастет и будет сам себя обеспечивать? — Нет, конечно, нет. — Тогда я не вижу разницы. — Разница в том, что вы умная и ваше место в этом мире, понимаете? Это был мир Сэма, и Эйлин тоже, но он никогда не был моим. — Дин, мы можем поговорить о запредельной стоимости образования в другой раз. Но если говорить исключительно по существу, то никто, кроме тебя самого, не мешает тебе быть здесь. Нет никакого отдельного мира, которому ты принадлежишь или не принадлежишь — уверена, если бы ты спросил об этом своего брата, он согласился бы со мной. У меня не было ни единой проблемы с обучением тебя раньше, особенно если темы тебя вдохновляли. Я бы сказала, что поэзия — это довольно безопасное занятие, — она бросила на него многозначительный взгляд. Дин скрестил руки. — Возможно, дело в том, что вы просто хороший наставник. Не могли бы вы просто, ну, знаете, курировать меня? Я мог бы заглядывать к вам в кабинет раз в месяц, или что-то в этом роде. — Или, — сказала она, — ты можешь приходить два раза в неделю, на два часа, сидеть в классе, полном других людей, под руководством нового преподавателя. Дин задумался на мгновение. — Нет, — сказал он. — Не стоит так со мной разговаривать, — её тон не допускал никаких возражений. — Два раза в неделю в настоящем классе. Ты способен взять на себя такое обязательство? Он раздражённо пожал плечами. — Прекрасно. Класс, о котором я говорю, 300-го уровня, это старшие годы обучения. Да, большинство, если не все, будут на десяток лет моложе тебя, но они будут более зрелыми, чем 18-летние, в этом ты можешь мне довериться. Дин хмыкнул. — Предмет — английская поэзия 20-го века. Это поможет тебе вспомнить нескольких поэтов и стили, для начала, но диапазон будет гораздо шире привычного тебе, что даст тебе свободу игры и исследования. — Но вы не преподаёте это, — уточнил он. — Нет. Но доктор Новак — хороший профессор, и он прекрасно знает своё дело. Дин, — она наклонилась вперёд, заставив его сглотнуть и встретить её взгляд. — Тебе нужны разные точки зрения. Ты должен видеть поэзию глазами новичка и эксперта. Учись как у своих одноклассников, так и у преподавателя. Обсуждение поможет не меньше списка литературы. Думаю, ты и сам это знаешь. Он глубоко вздохнул и откинул голову назад. Стоило ли оно того? И не только деньги, но и усилия? Была ли это просто ещё одна бесконечная, ведущая в никуда дорога, на которую он свернул по ошибке? Что если чтение «Вопля» было случайностью, последней живой судорогой или эхом из прошлого, когда глубокие чувства были всем, на что он был способен? Быть может, чтение новых стихов, новая поэзия, разговоры и письма об этом… может ли это пробудить его? Хотел ли Дин быть пробуждённым? «Посмею?» — О какой сумме идёт речь? Миссури улыбнулась, явно довольная тем, что добилась своего. Она поднялась со своего места, и Дин тоже встал. — Я выясню, — она обошла свой стол и наклонилась, чтобы оставить записку на стикере. — Но сначала ты должен встретиться с доктором Новаком, обсудить, чего он ожидает от студента-аудитора, и убедиться, что вы на одной волне. Документы пока не подписываем. Так что перестань выглядеть так, будто я отправляю тебя на виселицу. — И вы не скажете ему, кто я? Обрамлённая светом, льющимся из трёх больших окон за её спиной, Миссури опёрлась на руки и на мгновение уставилась вниз. Дин знал, что она никогда не видела причин для его затворничества или, по крайней мере, не соглашалась с его причинами. Но, наконец, она подняла глаза. — Я хранила твой секрет все эти годы. Не обману твоего доверия и теперь. Я обещаю. Они кивнули друг другу, и Дин поехал домой.***
На следующий день он получил письмо от Миссури, а вместе с ним и смету на несколько сотен долларов. Он никогда не тратил такие деньги ни на что, кроме машины и аренды жилья. Дин отнюдь не жил в достатке, однако автомастерская платила нормально, и в последние пару лет он тратил деньги лишь на себя. А теперь щедрость Сэма и Эйлин — маленькая спальня рядом с комнатой Джека — означала, что о квартплате больше не придётся заботиться. Дин мог позволить себе оплату курса, даже если он не вернётся на работу до января, когда закончится семестр. Весь день он хмыкал и раздумывал в тишине дома, пока брат и невестка были на работе, а Джек в детском саду. Дин чувствовал себя стоящим на краю пропасти, или у приоткрытой двери. Ещё было время закрыть её. И, возможно, он так и сделает. Когда Сэм влетел в дом с Джеком на шее, Дин позволил себе отвлечься. Его брат пошёл переодеваться из пиджака во что-нибудь домашнее, пока Джек рассказывал Дину про весь свой день, а потом потребовал, чтобы Дин почитал ему детскую серию «Звёздных войн», подаренную ему на прошлое Рождество. Когда Сэм спустился вниз в старых джинсах и поношенной фланели (и с мягкой улыбкой при виде старшего брата, читающего его сыну — Дин сделал вид, что не заметил её), они принялись за ужин. Дин по-прежнему ничего не говорил. Потом вошла Эйлин, выглядевшая измотанной после тяжёлого дня, и Дин вдруг обнаружил, что Джек сидит у него на плечах, подменяя Сэма на кухне. — Ещё! — сказал Джек. Дин положил ещё одну половинку лайма в пресс для лимона и выжал сок в миску, а Джек захихикал от этого звука. Было почти невыносимо слышать, как он радуется, и при этом видеть застывшее выражение лица Эйлин, знать, что прямо сейчас где-то страдает ребёнок, несмотря на всё, что она делает, чтобы помочь. Это делало собственные проблемы Дина, его заморочки, глупыми и мелкими на таком фоне. — Ещё! — Слезай, приятель, — сказал Дин и, фальшиво рыча в знак демонстрации силы, поднял Джека над головой, а затем опустил его на стойку. — Уже хватит. — Ещё, — надулся Джек. — Включи соковыжималку. — Нет. Больше никакого сока. Но ты хочешь увидеть что-то смешное? — Да! — крикнул он, снова возбуждённый. — Круто. Зацени, — он открыл пресс и достал измельчённый лайм. — Крууто, — повторил Джек. Дин фыркнул. — Ещё нет, приятель. Оближи, — он поднёс сочный цитрус ко рту Джека. Тот взял его у Дина и лизнул без колебаний, благословите его. Джек тут же скривил лицо от терпкого вкуса. Дин рассмеялся, вспомнив, как после обеда делал лимонад в доме Сингеров и кормил Сэма лимонными дольками, а тот доверчиво откусывал, пока Карен и Дин смеялись, а Бобби закатывал глаза, скрывая улыбку. В природе детей, поскольку Дин смеялся, Джек тоже засмеялся. Затем Дин лизнул вторую половинку лайма и преувеличил собственную реакцию. — Уггххх, — простонал он. Джек рассмеялся сильнее и снова лизнул свою. — Угххх! Они продолжали в том же духе, раззадоривая друг друга и смеясь, пока Дину не пришлось поторопиться и остановить его прежде, чем малыш успел потереть глаза, когда Джек неосознанно потянулся руками к лицу. — Ладно, время уборки. — Нет. — Ага. — Нет, — протянул он снова, но более чем благосклонно позволил Дину вымыть свои руки. Дин выбросил половинки лайма в компостное ведро в глубине кухни — время, проведённое его братом в Калифорнии, превратило Сэма в законченного хиппи, но его дом — его правила, так что Дин вылил сок в сметану, сделав немного соуса для тако. Джек достал венчик из большой банки с посудой, стоявшей у раковины, и начал играть с ним. Дин только что пользовался вилкой, но спросил: «Хочешь помочь?» — и подставил миску, а Джеку не потребовалось никаких дополнительных подсказок: он сунул венчик прямо туда. — Вау, приятель, — он нежно провел рукой по ручке Джека, хотя бы приблизительно повторяя движение взбивания. — Люблю тебя, — сказал Джек ни с того ни с сего. У Дина перехватило дыхание. — Люблю тако, — добавил он. Дин задыхался от смеха. — Да, тако — это здорово, — согласился он, немного ненавидя себя за то, что с трудом выговорил остальное. Но Джек был ещё ребёнком, и, чёрт возьми, Дин не собирался передавать свои проблемы племяннику. — Я тоже тебя люблю. — И я люблю маму и папу. — Я тоже, — он позволил Джеку продолжать помешивать, хотя в этом уже не было необходимости. — Мне идти в школу, Джек? — спросил он, особо не ожидая ответа. Джек не прогадал. — Да. Школа — это хорошо, — сказал он рассудительно. — Там ты можешь играть с грузовиками. — Мне нравятся грузовики. — На них ездят динозавры. — Это точно. Спасибо, Джек, — сказал он и взял бумажное полотенце, чтобы стереть сметану с лица ребёнка.***
После ужина настала очередь Эйлин заниматься с Джеком, пока Сэм работал, сидя за кухонным столом. Дин мыл посуду, прокручивая в голове разговор, который состоялся у него с Миссури. «Уверена, если бы ты спросил об этом своего брата, он согласился бы со мной». — По пиву? — предложил Дин, покончив с тарелками. Сэм оторвал глаза от своих бумаг, дезориентированно моргая. — Да. Конечно. Дин открыл холодильник и выудил пару бутылок, откупорив их крышки одним из своих старых колец. Он поставил бутылку Сэма в пределах досягаемости, затем обогнул стол и уселся боком к брату, вытянув ноги, и сделал большой глоток, наблюдая, как Сэм просматривает какой-то документ. Дин не очень понимал, зачем кому-то сознательно идти на работу, требующую практически жить на ней в ущерб всему остальному. Но Сэмми всегда хорошо учился, выполнял все домашние задания и просил ещё, если учитель был готов дать ему больше. Именно это имел в виду Дин, говоря Миссури, что Сэм создан для другого мира, в отличие от него. Сэм любил работу, понимал её, преуспевал в ней. Почему она советовала спросить Сэма об этом, когда всё и без того было так очевидно? — Занимался сегодня чем-нибудь интересным? — спросил Сэм. — Ты был каким-то тихим за ужином, — он отложил стопку бумаг в сторону и сделал большой глоток из своей бутылки пива. — Был в Мейпл-Хиллс. Внимание Сэма заострилось на этом. — Разве доктор Моусли не преподаёт там? — Ага, — ответил он, запнувшись. Дин повернулся на месте, сев лицом к брату и засунув ноги под стол. — Она подумала, что я мог бы захотеть, не знаю. Взять уроки. Лицо Сэма посветлело, он выпрямился, и все юридические проблемы, над которыми работал его мозг, свалились с его плеч. — Ты хочешь вернуться к учёбе? Это здорово! — Нет, чёрт возьми, нет. Только один курс. Посещение. — О. Это тоже хорошо. Для?.. — лицо Сэма сделало несколько гимнастических упражнений. Дин закатил глаза. — Поэзия. Ты можешь сказать это. — Типа семинаров? — Нет, — пробормотал Дин. — Просто уроки литературы, она порекомендовала какого-то профессора. — Не говори так взволнованно. — А чему тут радоваться? — Дин поднял своё пиво, поставил локти на стол и уставился в него. — Тридцатидвухлетний недоучка. Это жалко. — Да ладно тебе, Дин, — сказал Сэм, будто он был излишне драматичен. — Не делай вид, что это не странно, — огрызнулся Дин. — Дело не только в возрасте. Мне никогда не было места в академической среде, ни сейчас, ни когда-либо прежде. Я не приспособлен для этого. Университет — это твой мир. Мир Эйлин. Не мой. — Да, хорошо, — сказал Сэм своим стервозным голосом младшего брата. — Давай оставим в стороне тот факт, что у тебя есть опубликованные сборники стихов, что делает тебя более чем квалифицированным, чтобы говорить о литературе на более высоком уровне. Мы происходим из одной среды. Что заставляет меня принадлежать к ней, а тебя — нет? — Дело не в том, откуда мы пришли. Дело в том, кто мы есть. Ты гений, а я нет. — Это самая большая чушь, которую я когда-либо слышал, а я слышал, как Бобби и Руфус рассказывали о славных днях своей юности. Думаешь, люди поступают в университеты на основании IQ? — Разве не в этом суть выпускных экзаменов? Сэм фыркнул и глотнул пива, отбросив в сторону все свои бумаги и папки. Он откинулся на стуле, покачав головой. — Результаты экзаменов показывают, насколько хорошо ты умеешь сдавать тесты, и мало что ещё, честно говоря. Дин, я поступил в хороший университет, потому что это было моим приоритетом на протяжении многих лет. Я принял сознательное решение стремиться к этому, выяснил, что для этого требуется, а затем продолжил принимать решения, которые мне нужно было принимать. С тем же успехом я мог бы стать математиком, и это было бы хорошим испытанием, но я занимался этим не ради удовольствия. — Ага, ведь быть гением — это сознательное решение. — Я не гений. — Нет, ты гений. Сэм одарил его горькой улыбкой. — Я чуть не вылетел из начальной школы. Это заставило Дина замолчать. Он порылся в памяти, силясь вспомнить, как это было, но не смог. Сэмми всегда приходил домой к Дину, гордо размахивая своими хорошими оценками с порога, давал пять, когда тот ерошил ему волосы и говорил, что он молодец. Он улыбался, выпячивая грудь колесом, и был счастлив. — Неправда. — Хех, — вздохнул Сэм. Он провёл рукой по волосам и посмотрел в проём, ведущий в гостиную. По телевизору шла детская передача. — Давай-ка посмотрим. Наше образование и так было неважным из-за того, что отец перекидывал нас в новую школу чуть не каждый месяц, я никогда не мог завести друзей, и как раз когда Су-Фоллс стал казаться местом, где мы могли бы остаться, мой брат бросил учебу, разрываясь между Су-Фоллс и Лоуренсом, чтобы заботиться о нашем больном отце, который этого не заслуживал, и ты действительно думаешь, что школа была бы моим приоритетом, если бы я не сделал её своим приоритетом? Дин чувствовал, как с каждым словом его желудок всё сильнее опускается куда-то вниз — его привычная картина мира переписывалась, а укоренившийся инстинкт защищать Сэма любой ценой снова давал о себе знать. Он сжал в руке бутылку пива. — Почему… почему ты не сказал мне? Я бы помог тебе, я бы… — Что? Что, Дин? Отец уже был твоим бременем. Я точно не собирался становиться ещё одним, — он глотнул пива, наполовину вызывающе, наполовину смирившись. — Ты — не бремя, — резко заметил Дин. Сэм покачал головой. — Я всё равно не видел в этом смысла. Школа была просто этапом, который я должен был пройти наравне со всеми остальными детьми. Мне просто нужно было протерпеть достаточно, чтобы потом бросить её и пойти за тобой. — Господи, — каким же дерьмовым старшим братом был Дин. Как он не заметил? — А Сингеры? — Они тоже не знали, — Сэм пожал плечами. — Но потом… меня увидел учитель. Мистер Уайатт, английский в восьмом классе, — он коротко улыбнулся. — Мы должны были написать сочинение о своей жизни, но о чём мне было писать? Вместо этого я написал, что мы были охотниками на монстров, ездили по стране… как мы с тобой притворялись, читая книги Карвера Эдлунда, помнишь? — Да, — скривился Дин. Он прочистил горло. — Я помню. — Ну да, так вот. Он попросил меня задержаться после урока. Я думал, что меня отчитают, но он сказал, что ему понравилось. Спросил, чего я хочу, — Сэм сел удобнее, облокотившись на стол. — Я не был многословен, но, думаю, он понял, что я просто хочу сбежать от своей участи в жизни, — он слегка рассмеялся. — Наверное, это было очевидно, если вспомнить сейчас. В любом случае, он привёл довольно убедительные аргументы в пользу высшего образования как выхода, — Сэм оглядел их с Эйлин скромный, но хороший, безопасный дом. — И он не ошибся. — Так ты… не… не любишь учиться? — Мне нравится, если область меня интересует. Впрочем, у всех так. В наши дни, независимо от предмета, я очень, очень хорош в учёбе. Из практики. И я усердно тружусь на своей работе, а Эйлин усердно работает на своей, потому что так мы можем сохранить то, что у нас есть. Дело в том, что… при наличии возможности, образование — мощный инструмент. Но чтобы получить от него то, что тебе нужно, ты должен знать, чего именно хочешь, — он серьёзно посмотрел на Дина, будто мог считать его мысли по лицу. Между только что пережитым откровением, новой встречей с Миссури и переездом из Лоуренса, Дин уже с трудом мог отличить верх от низа. — Я не знаю, чего я хочу. — Ну, — сказал Сэм с той ноткой осторожности, которую Дин ненавидел. Ему не нужна была чёртова деликатность. — Ты ведь переехал сюда не просто так, правда? Может быть, ты сделал это как раз для того, чтобы понять, чего ты хочешь. И если доктор Моусли считает, что посещение этого курса поможет тебе, разве это не шанс, которым стоит воспользоваться? Дин ничего не ответил. Просто уставился на своё пиво. — По крайней мере, найди время подумать об этом. Пожалуйста? — глаза Сэма увеличились в три раза, мать его. Чёртов щенячий взгляд. Маленький ублюдок уловил фишку ещё в раннем возрасте. Это действовало на Дина не менее эффективно, чем прежде, и он вздохнул. — Ладно, Сэмми. Его брат победно ухмыльнулся. — Вообще-то, Сэм, — он пнул Дина под столом. — Придурок.