Второй шанс на слабость

      Частная школа Роберта Фаулера.       Я смотрела на гранитную плиту перед пятиэтажным зданием, которое было построено задолго до моего дня рождения. Откуда я это знаю? Да потому что на вид ему было больше ста лет. И это я сделала ему огромнейший комплимент.       Многие сказали бы, что вид обесцвеченного кирпича, который когда-то был черного цвета, придает долю аутентичности зданию или делает его более благородным. Однако мне кажется, что даже при условии колоссальной финансовой поддержки школы, никто из представителей администрации просто не хочет заниматься реставрацией. Тем не менее они охотно принимают деньги от родителей, чья основная задача состоит в поддержании идеальной репутации и безупречного имиджа, а вовсе не в заботе о своих отпрысках. Складывают их в аккуратные стопочки, которые потом отправляются в настенные сейфы, спрятанные за картиной какого-то посредственного художника. Ведь его заурядные каракули были недостаточно хороши, чтобы быть вывешенными на аукционе, но вполне приемлемы, чтобы прятать грязные тайны директора.       Глаза бегали от окна к окну, нос непроизвольно морщился, а волосы развевались на ветру. Спасибо пасмурной погоде Розиклэра, штат Иллинойс, влажность которого заставляла мои и без того волнистые волосы быть более вьющимися. Спасибо густым облакам, что нависали надо мной, делая воздух разряженным, а атмосферу вокруг еще более тоскливой. И, конечно, спасибо моей матери, которая посчитала замечательной идеей — сослать меня в Америку в последний год обучения.       Проведя наманикюренным пальцем по буквам на табличке, я сделала глубокий вдох и тихо выругалась. Это было нечестно, это было глупо и это было подло. Подумаешь, я в очередной раз ее опозорила? Подумаешь, я всего лишь подожгла класс химии, когда мисс у-меня-есть-право-поставить-тебе-плохую-оценку-просто-потому-что-я-одинока сделала замечание моему весьма нескромному, как она выразилась, декольте. Подумаешь, я изменилась за последние несколько лет. У меня были на то причины, и я не собираюсь извиняться за это.       И да, это совершенно точно не было поводом отправлять меня в другую страну только потому, что тебе так захотелось.       Короткая клетчатая юбка в очередной раз поднялась от порыва ветра, что вырвало меня из чертогов сознания, заполненного рассуждениями на тему моей неудачной жизни. Я сделала первые шаги в сторону школы, игнорируя пытливые взгляды, прикованные ко мне. Да, я новенькая. Нет, я не собираюсь с тобой здороваться. Да, мне плевать, что ты здесь королева. Нет, я не буду стелиться перед тобой.       Дойдя до массивной двери, я с трудом смогла открыть ее. Скрип эхом отразился от стен коридоров, исчезая в поворотах.       Ну и дыра.       Напротив двери была широкая деревянная лестница с красной ковровой дорожкой, которая уходила далеко вверх. Видимо, здешних учеников заранее готовили к жизни селебрити, когда на каждом важном мероприятии их будут преследовать папарацци и копаться в их грязном белье. Да, к такому определенно стоит подготавливать, иначе пташки загнутся после первой «сенсации» с их участием, которая украсит страницы желтой прессы.       Я взглянула на помятый листочек, на котором красовалась цифра — шестьсот тридцать два, что означала номер кабинета директора, куда, собственно, мне и нужно было направиться уже сейчас. Моя медитация слегка затянулась, и я в ужасе поняла, что опаздываю на встречу с мистером Фаулером младшим. Хотя кого я обманывала? Мне плевать.       Плевать, что он не приемлет опозданий. Плевать, что не терпит нарушений дисциплины. Плевать.       Однако мне все же не мешало хотя бы отыскать этот чертов кабинет, чтобы банально не вылететь из школы в первый же учебный день. Логичным было бы предположить, что первая цифра означала этаж, но… Это пятиэтажное здание. А значит, цифры «шесть» тут априори быть не могло. Какой идиот проектировал здание или расклеивал циферки на дверях?       Я продвинулась дальше, решив, что хоть здесь и не шесть этажей, все же кабинет должен был находиться где-то наверху. Обводя длинными пальцами перила из красного дерева, я поняла, что это место не так уж и отличается от моего дома. Каса-де-ла-Хилл, как я называла свою прошлую обитель в целом тоже славилась излишней пафосностью, которая ошибочно воспринимается как «элегантность». Незачем иметь столь примитивный интерьер, чтобы казаться благороднее, чем есть на самом деле. Мы же не в музее, черт возьми.       Удивительно, но добравшись до пятого этажа, я поняла, что номера кабинетов не имеют ничего общего с их расположением на этажах. По левую сторону виднелись аудитории, начинающиеся с тройки. По правую же — с двойки.       Повторюсь: какой идиот это придумал?       — Привет, заблудилась?       Обернувшись на звук бархатного голоса, я увидела перед собой высокого парня с прической «андеркат» с густыми кудрявыми волосами, которые слегка перекрывали обзор его карим глазам. Скулы с россыпью нескольких родинок, были ярко выражены даже несмотря на то, что его губы растянуты в приветливой улыбке, а в ухе красовалась сережка из черного металла в виде широкого кольца.       Я склонила голову и сощурила глаза, продолжая пристально рассматривать парня, тело которого было скрыто под серо-бордовым пиджаком и бледно-голубой рубашкой школьной формы Фаулера. Оно было подкаченным, но в целом парень выглядел долговязым.       — Нравится то, что видишь?       Этот голос вновь привлек мое внимание, но на этот раз он сопровождался более хитрой ухмылкой. Видимо, он подумал, что я увлеклась им. Поэтому позволила себе так «пожирать» его глазами, что послужило неплохим кормом для его эго. А выгнутая бровь, видимо, должна была заставить мои щеки покрыться румянцем и глаза стыдливо опуститься, но все это определенно было не так.       — Да не особо. — На этот раз мои губы растянулись в ошибочно искренней улыбке, а его вдруг отчего-то расслабились. Какая жалость. — Не подскажешь, где кабинет шестьсот тридцать два?       — Конечно. — Он подошел ближе и совершенно неуместно закинул свою длиннющую клешню мне на плечо, указывая в сторону кабинетов. В нос ударил запах терпкого одеколона, перемешанного с горьковатым запахом сигарет, причем весьма дешевых, от чего сразу же захотелось отодвинуться, но мне не позволили этого сделать. — Смотри: сначала направо, потом налево, затем вверх-вниз, а в конце сальто назад и вуаля — ты на месте.       — Большое спасибо. — Одной рукой я уперлась в его бок и отпихнула от себя под его громкий смех, больше смахивающий на гогот, другой же — сразу выставила средний палец с широким серебряным кольцом и черным маникюром.       Его шутка казалась ему настолько смешной, что он, больше не обращая внимания на меня, покраснел, как рак, и уже начал смахивать крошечные слезинки с уголков глаз. Очень остроумно, ничего не скажешь. Придурок.       Я уже было развернулась, чтобы капитулировать, дабы не заразиться этим «высокоинтеллектуальным» юмором, как вдруг он перестал ржать, как бешеный конь, и в коридоре послышался другой голос, заставивший мой мозг неприятно триггернуться.       — Опять донимаешь новеньких, Оливер?       Так. Это, конечно, очень и очень смешно, но на самом деле это не так.       Занятно, как наш мозг иногда посылает импульсы по всему телу, заставляя тело покрыться табуном мурашек, но вовсе не от приятности голоса или каких-либо видимых причин. А просто от какого-то дерьма, которое произошло в прошлом и теперь, словно чан с ледяной водой, обрушивается на тебя.       Бывает же такое, что одна мелочь способна заставить память поглотить тебя целиком, перемолоть твои внутренности и наружности, как гребаная мясорубка, а затем выплюнуть, будто ты был просроченным куском, который годится разве что дворовым псинам в корм.       Я медленно обернулась, чтобы посмотреть на человека, чей голос только что организовал мне секундную поездку по всем извилистым горкам в каком-нибудь «Диснейленде». Но все оказалось куда интереснее, чем я предполагала. Привет, «Порт Авентура».       — Хилл?       Ну да, а как же иначе. Напомните мне по приезде домой устроить фестиваль нагого тела перед окнами моей матери и пригласить множество папарацци за такую отменную идею сгонять поучиться в Америку.       — Найду кабинет сама.       Еще одна фальшивая улыбка придурку с кудряшками и стеклянный взгляд моему бывшему лучшему другу, и вот я уже сайгаком скачу на пути к приключениям по красной дорожке витиеватой лестницы.       — Войдите.       Хриплый прокуренный голос раздался по ту сторону двери после того, как я постучала. Не обошлось, конечно, без длительного размышления перед этим. Стоит ли мне вообще заходить и оставаться в этой школе, если здесь находится человек, чье присутствие заставляет мое тело замереть, а разум углубиться в воспоминания?       После этой неожиданной встречи, мне потребовалось минут пять, чтобы прийти в себя. Я, как умалишённая, стояла и пялилась в одну точку, пока снова не начала ясно мыслить.       Поверить не могу, что он был здесь. То есть как вообще такое возможно, что мы оказались в одной школе в Америке, тогда как оба выросли в Англии. Ладно, может там и не была его родина, однако я точно не ожидала, что он вернется в Розиклэр. И что меня тоже отправят сюда.       Сжав кулаки так, что миндалевидный маникюр впился в мягкую кожу ладоней, я выдохнула и потянулась к дверной ручке. Конечно же, позолоченной. Безвкусица.       — А, мисс Хилл, наконец-то.       Мужчина, лет пятидесяти, с достаточно обильной серебристой сединой сидел за массивным лакированным столом. Очки «Рэй-Бэн» опустились на изогнутую переносицу, которую, видимо, разок-другой ломали, а взгляд зеленых глаз устремился поверх них прямиком на меня. Отложив бумаги в сторону, он сложил сморщенные пальцы в замок и глазами указал на стул перед собой.       — Пришла бы раньше, если бы не гениальная, а главное, логичная, планировка аудиторий. — Я подогнула серую юбку и с прямой спиной села на краешек кожаной обивки, как настоящая леди. — Могу я получить свое расписание и отправиться на занятия?       — Конечно, мисс Хилл, только для начала я хотел бы обсудить некоторые моменты. — Да-да. Не буянить, не поджигать класс химии и не позорить свою мать. — Маргарет Хилл длительное время оказывает финансовую поддержку нашей школе, именно поэтому мы закрыли глаза на инцидент, произошедший в вашей прошлой школе, и приняли ее дочь с распростертыми объятьями. Однако я очень не рекомендую злоупотреблять моей снисходительностью и пытаться как-то навредить этому заведению.       — Почему же нет? — Я сложила руки на груди, с вызовом выгнув бровь. Снисходительностью не злоупотреблять, как же. — Каждый может оступиться и опрокинуть воспламеняющуюся жидкость на непотушенную сигарету, которую оставил какой-то глупый бунтарь. Никто не застрахован от несчастных случаев.       Бровки домиком, взгляд самый что ни на есть невинный, рука, прижатая к сердцу. Оскар мне!       — Мисс Хилл, я с огромным трепетом отношусь к школе, которая уже не одно поколение принадлежит моей семье. И я не позволю какому-то юношескому максимализму отравить жизнь моим ученикам. Мы всегда рады приветствовать новичков, даже если в некоторых кругах они называются «трудными подростками», но всему есть предел. И я прошу не переходить эту грань.       Надо же, так я теперь отношусь к трудным подросткам? Продвижение по социальной лестнице!       Всего-то полжизни я была божьим одуванчиком, но когда мне надоело лицемерить и плясать под дудку своей семьи, — я вдруг стала отбросом общества, от которого необходимо избавиться, депортировав из Англии. Так держать, Хиллы!       — Мистер Фаулер, я опаздываю на занятие. Не могли бы вы предоставить мне мое расписание и все необходимое.       Мне стоило нечеловеческих усилий не устраивать сцен и не пытаться вдолбить этому человеку, что его предвзятое мнение было ошибочным. Но, по правде говоря, мне все равно, что он подумал или подумает. Я не стала пресмыкаться перед своей семьей и перед ним я делать этого тоже не собираюсь. Совсем скоро я стану совершеннолетней, и хоть в некоторых странах мне не будут продавать алкоголь еще пару лет, я все же смогу спокойно распоряжаться своей жизнью так, как захочу сама. И никто — даже моя мать — не сможет воспротивиться этому.       Я бы указала на его ошибки и на то, что здание выглядит куда хуже, чем должно быть на самом деле, а в некоторых местах оно даже кажется аварийным. И все это с учетом помощи и моей матери, в том числе. Но какой в этом смысл? На нем дорогущий костюм, часы «Ролекс», сбоку на столе лежат ключики от «Бэнтли», и я почему-то уверена, что брюки поддерживает ремень из крокодиловой кожи. И раз он относится ко мне предвзято и считает меня трудным подростком — пускай будет так. Это мир, где каждый оценивает другого по обложке, по первому впечатлению или по тому, что написано в его деле. И я не собираюсь быть той, кто попытается это изменить.       — Ну что же, ладно. Надеюсь, вы меня услышали. — Склонившись над горой документов, он начал искать соответствующую папку. — Прошу, вот ваше расписание. — Откашлявшись, он протянул мне ламинированный лист бумаги, где подробно была расписана информация о предметах, которые я буду посещать, преподавателях и номерах кабинетов. Последнее — мое любимое. — Вы уже получили ключи от общежития?       — Да, и я уже заселилась в него, спасибо.       Короткий кивок, неловкое рукопожатие, и вот я уже могу быть свободна.       Жаль у них нет здесь навигационной системы, которая позволила бы мне без затруднений найти необходимую аудиторию, а не строить из себя «Дашу-путешественницу» и не бродить, словно призрак, в стенах школы.       Я уже отчаялась найти нужный мне кабинет, как из-за угла вышла типичная королева красоты. Блондинка с прямыми длинными волосами в темно-бордовом платье с глубоким декольте. Черные шпильки громко постукивали по паркету, а сумка «Шанель» висела на сгибе локтя правой руки с золотым браслетом. Видимо, девушка пренебрегала уставом школы, который обязывал учеников посещать занятия исключительно в школьной форме. Ах нет, она пришила к платью эмблему с гербом учебного заведения. Неплохо.       — Привет. — Мой голос заставил ее сбавить темп и повернуть голову в мою сторону, от чего прядь волос упала ей на лоб. — Не подскажешь, где кабинет пятьсот сорок четыре?       Я попыталась придать голосу менее враждебный тон, но сморщенный нос барби и взгляд полный презрения едва ли оставили мне шанс на дружелюбие.       — Не подскажу, но спасибо, что потревожила.       Она откинула выбившуюся прядь обратно и, закатив глаза, направилась к лестнице.       Я просто не смогла сдержать улыбки. Боже мой, она не оставляет возможности не оценивать себя предвзято! Я ведь и не думала, что она реально строит из себя мисс совершенство, но, кажется, она сделала сборную солянку из образов сучек из фильмов двухтысячных и активно их использует. Ну да, это же Америка.       — Все еще ищешь кабинет директора?       Мое ухо обдало горячее дыхание, от чего я невольно вздрогнула. Глаза как бы сами собой закатились, но вовсе не от наслаждения. Мне потребовалась секунда, чтобы избавиться от зарождающегося во всем моем теле негодования, после чего я обернулась к обладателю того самого бархатного голоса, чей образ бэдбоя заставил меня усмехнуться про себя.       — Снова ты, — выдохнув, заметила я. Сложив руки на груди, что в психологии называется «закрытой позой», я намекнула тем самым на отсутствие желания продолжать разговор. Однако сомневаюсь, что этот мистер я-трогаю-тех-кто-делать-этого-не-разрешал разбирается в языке тела. — Да нет, уже нашла. Но спасибо тебе: после твоего совета я хоть и сломала шею, но почувствовала себя как в цирке «дю Солей».       — Не дуйся. — Приподняв бровь, он закусил краешек губы. Так теперь ты не бэдбой, а факбой, да? — На этот раз могу помочь на самом деле, если не будешь больше дерзить.       — Как это благородно с твоей стороны. Даже не знаю, чем заслужила такую щедрость.       Я притворно коснулась своих пухлых губ рукой и сделала ими «О».       — Очень даже благородно. — Руки парня, Оливера, кажется, скрылись в карманах, а взгляд карих глаз с зелеными вкраплениями выпытывающе устремился на меня. — Так какой кабинет ты ищешь?       Перестав кривляться и еще раз смерив его прищуром, я пораскинула мозгами и решила, что нет смысла держать оборону. Поскольку Оливер хоть и казался придурком, но вроде как он безобидный. Конечно, доверять ему полностью я не собиралась, потому что это далеко не первый безобидный придурок в моей жизни. Так что я знаю, сколько проблем в конечном счете они могут принести. Тем не менее доверить ему свой табель с расписанием я вполне могла.       — Ладно, вот.       Я повернула ему ламинированный листок, а он сразу же взял его в руки и начал пристально разглядывать, как будто там не расписание, а какой-то тест, от которого зависит его жизнь и будущее.       — О, первый урок у нас совпадает. — Он поднял глаза и еще раз осмотрел меня. — Так тебя зовут Эмили? А я — Оливер.       — Да, я слышала.       Воспоминания о той встрече все еще напрягали меня, но я постаралась сделать непринужденный вид, чтобы не давать ему повода для допроса. Не знаю, получилось у меня или нет, но даже если актриса из меня плохая, надеюсь, ему хватит тактичности не обратить на это внимания.       — Кстати об этом. — Не хватило. — Вы знакомы с Джеймсом?       — С кем? — Я не поняла, так где мой Оскар? — Если ты про того парня, то нет. Я его первый раз в жизни видела. Понятия не имею, откуда он знает мою фамилию. — Я остановилась и приложила палец к подбородку, притворно осматривая Оливера. — А ты, значит, главный сплетник школы?       — Сто процентов. — Я снова услышала его смех, однако на этот раз он не казался настолько раздражающим. — Просто он мой друг, и я знаю его уже около двух лет… А после встречи с тобой он сам не свой. Может, ты ему очень понравилась.       Кудрявый прыснул от смеха, а я невольно скривила лицо. Почему мы, вообще, еще это обсуждаем?       — А ты всю жизнь прожил в Иллинойсе?       Надеюсь, то, как резко я перевела тему, не вызвало у него подозрений. Хотя какая разница? Я просто хочу, чтобы никто не донимал меня глупыми вопросами.       Если бы он доверял тебе, Оливер, то, наверное, поведал бы о том, почему его настроение изменилось и кто я такая. Видимо, он не считает тебя таким уж другом. Просто смирись и оставь это.       — Нет, я из Миннесоты. Но моему отцу предложили здесь работу, когда мне было четырнадцать, поэтому мы переехали. — Мы дошли до какого-то кабинета и он по-джентельменски открыл передо мной дверь. Казалось бы, надо закончить разговор, но мой собеседник решил игнорировать остальных присутствующих. — А ты откуда? Великобритания?       — Да, нетрудно догадаться по акценту, правда ведь? — спросила я, на что получила кивок и улыбку. — Лондон, если быть точной.       Как только мы вошли в аудиторию, я понизила свой голос и старалась не замечать учеников, которые прервали свои разговоры и уставились на нас с Оливером, словно мы экспонаты в музее. Только если на произведения искусства обычно смотрят с восхищением и обожанием, то в нашем случае эти богатенькие детишки смотрели на меня, словно от меня воняло помоями за версту.       Алло, народ, моя мать тоже спонсирует эту школу!       — Почему переехала? — Кажется, я слишком долго и усердно устанавливала холодный зрительный контакт с каждым присутствующим, что не сразу услышала вопрос парня. Только когда он коснулся моего предплечья, до меня наконец дошел смысл его слов. — Да еще и в последний год обучения.       — Это не было моим решением, так что от меня ничего не зависело. — Я равнодушно пожала плечами и направилась к задней парте рядом с окном. — Была бы моя воля, я бы осталась в Англии.       Я видела, что Оливер хотел сказать что-то еще и попытаться как-то поддержать разговор, но он только несколько раз открывал рот, глотал воздух и снова закрывал его. Забавное зрелище.       Прости, чувак, но мне все равно, что разговор зашел в тупик. Я не из тех, кто из кожи вон лезет, лишь бы всеми силами стараться восполнить тишину и попытаться найти тему для дальнейшего диалога. Я лишь улыбнулась ему и отвернулась к открытому окну, периферическим зрением замечая, что он сел за парту в соседнем ряду.       Холодный воздух, пропитанный свежестью, наполнял мои легкие, и я блаженно прикрыла глаза, наслаждаясь порывами ветра, развивающими мои волосы. Где-то, видимо, уже начался дождь, потому что я ощущала призрачные капли, касающиеся моих щек. Если не обращать внимания на возобновившийся шум класса, а полностью абстрагироваться от всего, — я могла представить, что нахожусь сейчас дома, на балконе своей комнаты. Где мне, может и не были рады, зато я чувствовала себя свободной.       Не знаю, почему я просто не сбежала из дома, когда услышала приговор своей семьи. Из уважения? Понятия не имею. Но мысли об этом терзают меня на протяжении всей поездки. Боже, надо было просто собрать манатки, взять накопленные деньги и убежать вместе с парнем. Почему я этого не сделала? Почему?       Сейчас бы сидела в его объятьях, под лучами солнца или под каплями дождя. Неважно, где, главное — с кем! От одной этой фразы хочется смеяться в голос. Но какими бы сопливыми ни были эти слова, они все равно сейчас являлись для меня истиной. Я не хотела уезжать из Англии. Но, главное, — я не хотела уезжать от Ноа.