***
На выделенный нашему классу балкон я поднималась как на плаху. Вина удушливым облаком нависла над головой. В грудине царапало ребра сожаление. «Я ведь могла сдержаться. Могла сделать по-другому…» — изводила себя я. Хотелось расцарапать предплечья в кровь, но ограничители надежно прятали кожу. Саднили разбитые костяшки и задетая в попытках Шинсо сопротивляться губа. В медпункт не пошла. «Пусть болит,» — решила я. И оно болело. Но недостаточно сильно, чтобы заглушить мысли… Разговоры — а мой класс было слышно еще на лестнице — смолкли. Все уставились на меня и, как показалось, костяшки. Я стыдливо спрятала руки за спину. Глаза опустились в пол — встречаться с кем-нибудь взглядом не хотелось. Даже с друзьями, и особенно с Джиро… — Что он тебе наплел? — раздался совсем рядом голос Ханты. — Вы стояли минут пять, перед тем как ты рванула… Я молчала, опустив голову. Пальцы нервно мяли куртку на спине. Серо вздохнул. На плечи опустились руки. — Оджиро мне рассказал про его причуду, — проговорил Ханта. — Ты молодец, что не стала ему отвечать… Но, Денки, что за херню он тебе сказал? — Это важно? — спросила я, робко приподнимая голову. В черных глазах полыхало раздражение. Губы были плотно сжаты, зубы стиснуты. Казалось, стоит мне сказать одно лишь слово, и он пойдет разбираться с Шинсо. Это было странно. — Почему ты злишься? Я ведь… — Я тебя знаю, — сказал Ханта, сдавливая плечи. — Ты бы не стала просто так его лупить. Расскажи мне. — И что ты сделаешь? — я приподняла уголок губ. — Вмажешь ему? Не переживай, тут я сама справилась. Он цокнул языком, посмотрев в сторону на мгновение. А затем наклонил голову вперед. — Мне нужно знать, — выделяя каждое слово, произнес Серо. — Что я сделаю… Пока не придумал. Но он пожалеет. Я хихикнула и тряхнула волосами. — Поверь мне, он обдумает это, пока ему будут вправлять нос. Ханта усмехнулся, выпрямился и натянул привычную хитрую улыбку. Пальцы соскользнули с плеч. — Шепнешь потом, — подмигнул он. А затем направился к лестнице. — Не сорви голос, пока будешь болеть за меня! Я рассмеялась, махнув рукой. Серо скрылся в темноте коридора. Одноклассники продолжили разговаривать, словно ничего не было. Киришима и Мина звали к себе, хлопая по пустому месту рядом. Вторая битва должна была вот-вот начаться…***
Серо звонко чихнул, дрожа всем телом. Зубы стучали друг о друга, губы посинели, а обычно смуглая кожа побелела. Мы — я, Мина и Киришима; (Кьёка не пошла, оставшись с Яомомо) — сидели вокруг него. — Тодороки — мудак, — сказала я, передавая Ханте чашку чая. Эйджиро как-то выцыганил ее в буфете и принес в медпункт. — Аккуратно! Горячее же. — Спасибо, — с трудом выдавил Серо. Его челюсть ходила ходуном. То ли от холода, то ли от едва сдерживаемого гнева. Я не спрашивала, а он не говорил… Мина едва не подскакивала от беспокойства на стуле, порываясь помочь Исцеляющей Девочке. Старушка на эти потуги только ворчала и отгоняла гиперактивную девушку. Киришима же беспокойно дергал ногой, ожидая писка градусника. Но и так было понятно — Ханта был холодным. Созданный Тодороки айсберг даже нас, сидящих на трибуне, поморозил, а побывавшего прямо внутри него Серо — тем более. Обморожения, слава Богу, не было. — Полный мудак… Знаете, что он тогда сказал?! «Перестарался… Немного взбешен». Да пошел он! Ханта вновь чихнул, сотрясаясь от холода и сдавливая пальцами выданную Исцеляющей Девочкой грелку. Она тогда сказала, что нужно немного подождать, и все пройдет. Но Серо продолжал дрожать, едва не расплескивая содержимое кружки. Я принялась кусать губы. Желание помочь зудело под кожей. А потом появилась идея… — Его же греть можно? — озвучила я вопрос, уставившись на старушку. Она удивленно приподняла брови, странно хмыкнула и кивнула… Вероятно, прозвучало двусмысленно, но я, конечно, не подразумевала ничего такого. Просто вспомнила один небольшой фокус, которому методом проб и ошибок научилась в одну очень уж холодную зиму. Центрального отопления в Японии не было — разве что на Хоккайдо, но это север страны и климат там достаточно суровый, по сравнению с остальными префектурами. Поэтому было несколько основных способов получить тепло: обогреватели, кондиционеры и котацу. Но они создавали комфортную температуру только в небольшом пространстве. Весь остальной дом был холодным. Мне на первых порах было очень непривычно… Никаких тебе шорты-футболка дома — только шерстяные носки, свитер, штаны и одеяльный кокон. Поэтому то я и нашла новый способ согреться, гоняя электричество по телу. На других применять, конечно, возможности не было, но попытка не пытка. Я повернулась к Ханте. — Давай руки! Он опешил, но послушно отставил чашку и вытянул вперед дрожащие пальцы. Ребята с любопытством наблюдали за моими действиями. Я же просто сжала его ладони. — Сразу предупреждаю: на других это еще не пробовала, так что при любых неприятных ощущениях сразу говори, — Серо кивнул, все еще не понимая происходящего. Я же прикрыла глаза и сосредоточилась. По пальцам осторожно пробежал маленький разряд… Небольшое усилие, и искра скрылась в чужом теле. Ханта вздрогнул, но ничего не сказал. Я же принялась тонкой струйкой «вливать» электричество, ведя эту нить через его запястье, локоть, плечо… Осторожно обогнуть сердце и перейти на левую сторону, чтобы замкнуть цепь. Я аккуратно гоняла небольшое количество электронов через его тело, с большим трудом забирая их обратно — ограничители, черт побери! Само электричество воспринималось как-то иначе. Будто оно не мое… По рукам текла энергия, мягкими волнами оглаживало череп и ластилось мурчащим котом. Не мое, но по странному родное. Не знаю, как описать… Это было похоже на погружение в теплую воду — приятные невесомые прикосновения к коже и чувство, будто бы ты паришь в невесомости. Это было похоже на те сладкие минуты, когда проходит головная боль и болезненная пульсация в висках растекается по телу, исчезая в пространстве… У меня подрагивали пальцы. Сердце забилось в груди, дыхание начало сбиваться. Стало жарко, губы пересохли, а на лбу выступила испарина… Ханта начинал согреваться. Его ладони теплели, и даже немного взмокли. Он шумно выдыхал, немного хрипя. По кадыку медленно стекла маленькая капля пота. Темные глаза сверкали из-под ресниц… В мышцах закололо — у меня мелко подрагивали бедра и щиколотки, поджимались пальцы на ногах, скрытые кроссовками. Это было странно. Чертовски странно. Но я продолжала гонять электричество из моего тела в его. Не знаю, зачем… — Щекотно… — выдохнул Ханта. Лицо не было бледным, губы больше не выглядели так, словно он хлебнул «Синьки», а зубы не отстукивали морзянкой призывы о помощи. В целом, выглядел абсолютно здоровым. Разве что щеки были почему-то красными, но я списала это на то, что ему тоже стало жарко… Пальцы нехотя разжались, отпуская его ладони. Я медленно отстранилась. Грудь вздымалась, пытаясь привести дыхание в порядок. Серо провел языком по пересохшим губам, чуть отдернул воротник… Его глаза бегали по палате, часто замирая на мне. Эти взгляды чувствовались. Но отчего-то было неловко посмотреть в ответ. — Согрелся? — спросила Исцеляющая Девочка. Ханта кивнул. Тогда она посмотрела на нас и погнала прочь из палаты. Наверное, хотела его осмотреть, а затем отправить обратно на балкон. Когда мы оказались в коридоре, Мина хмыкнула, что-то для себя решив, и подмигнула мне. Я тогда не поняла. Да и потом тоже… Подруга на это лишь закатывала глаза. «Поймешь когда-нибудь,» — говорила она, а потом уводила разговор в другое русло.***
Бои шли один за другим. Одни я смотрела внимательно — конечно же, те, в которых участвовали мои друзья, на другие почти не обращала внимания, болтая с одноклассниками или перекусывая остатками батончиков. С Хантой мы даже не переглядывались. Лишь в каком-то смущении отводили друг от друга глаза и делали вид, будто нам очень интересны битвы (Серо) или разговоры (я). С Кьёкой тоже было сложно: она почти не отлипала от Яойорозу, держалась отстраненно, изредка косясь на мои костяшки. Я не понимала, что происходит. С одной стороны была Джиро, с другой — Ханта, и на каждого из них у меня была странная реакция… Несомненно, ситуации различались, но в то же время казались до безумия похожими. Я всегда думала, что хотя бы немного чувствую людей, однако каждый раз сталкивалась с реальностью — ничего, на самом деле, не понимала. Вечная социальная неловкость, попытки разобрать слова и действия на составляющие, анализ всего, что удавалось заметить… Мои домыслы иногда соотносились с правдой, но зачастую — нет. Я не понимала. «Чужая душа — потемки,» — написал Островский в «Грозе». Для меня это была сплошная беспроглядная тьма, а в руках были лишь спички… Хотя я не понимала даже себя — чего уж говорить о других?! Вероятно, поэтому то и не было никаких разговоров. Собственные чувства бы разобрать, тогда можно и о чужих поговорить. — Это последний матч первого раунда… — раздался голос Сущего Мика. Я тут же вернулась из «чертогов» на землю. Этот бой должен был стать — и стал, по итогу — самым интересным. Одноклассники зашептались. Девочки боялись смотреть, переживая за Урараку, парни молча стискивали кулаки… Бакуго уважали настолько же сильно, насколько боялись. Его считали жестоким. Небезосновательно, конечно, но все же… Обостренное чувство справедливости взвизгнуло пожарной сигнализацией — моя обида за «Взрывунчика» была строго пропорциональна солидарности Урараке. — Мальчик, что стал знаменит уже со средней школы! Но на его лице нет ни единой черты героя! Бакуго Катсуки с факультета героев! Из динамиков послышался короткий звук удара, но никто не обратил на это внимания — мало ли, техника барахлит? Но мне почудилось, что Айзава-сенсей несколько ревностно относился к нам и не мог оставить без внимания ремарку Мика… Даже не знаю: просто он шлепнул «комментатора» или отвесил подзатыльник, — но это показалось забавным. — Против… — продолжил представлять участников поединка герой. — За нее я буду болеть! Урарака Очако, также с факультета героев! А затем началось то, что я до сих пор вспоминаю с содроганием… Оглушительное «Старт!», и Урарака понеслась вперед, наклоняя тело вперед. Громыхнул взрыв. Жмущиеся друг к другу девочки взвизгнули, пряча лица. Очако отлетела назад. Арену заволокло дымом… Зрители неодобрительно зашептались. Они говорили, что Бакуго стоит быть более милосердным. Что ему нужно сдерживаться — сражение с девушкой все-таки! Я не хотела слушать всю эту грязь. Хотелось закрыть уши руками, крикнуть в ответ, что они неправы и им нужно замолкнуть, спрятаться где-нибудь, а затем до красноты тереть кожу мочалкой… Горячие пальцы сжались на ладони, задевая костяшки. — Выдохни, — прошептал Ханта. Он не сводил глаз с арены, настороженно отслеживая каждое действие. Там внизу все грохотало, пахло гарью, вздымались вверх дым и бетонная пыль… Я вздрагивала от каждого хлопка взрыва и дергала головой на бросаемые трибунами ремарки. Пружина в груди закручивалась все сильнее. Пальцы нервно подрагивали. По коже беспокойно вскидывались едва заметные искры… Взвизгивала поодаль Мина и жмурилась, сжимал до белых костяшек подлокотники Киришима, Джиро прятала в объятиях Яомомо, закрывая ей глаза рукой. На лице Серо не дернулся ни один мускул. Застывшая маска, и напряженные черные радужки. — Они несут чушь, и ты это знаешь. Выдохни… и смотри. И я смотрела. На оранжевые вспышки, летящие в стороны осколки бетона, на краснеющие участки кожи Урараки… Этот бой не был похож на избиение, каким его видели зрители, не был «бессмысленной жестокостью». Танец. Это был чертов танец. Полный решимости, рычащей под ребрами ярости и странного единения. Будто они чувствовали друг друга так, как не чувствовал ни один человек, будто понимали каждый вздох и взмах, будто не было в мире никого ближе… Безумный ритм известной лишь им пляски. Рывок вперед, громыхание пламени, вуаль дыма и по новой. Они кружили, как два хищника, рычали, скалили клыки, желая подобраться ближе, чтобы слиться во едино… Я затаила дыхание. Новое па. Завеса развеялась. Бакуго и Урарака стояли друг напротив друга, над их головами висели громоздкие камни. А затем осыпались метеоритным дождем…***
Я подпирала стену, вслушиваясь во всхлипывания за дверью. — Не реви. Не реви, — говорила Мина Урараке. — Или я тоже заплачу… Ладно, реви. После окончания боя подруга ловко ухватила меня за локоть и поволокла в сторону комнат ожидания. Ашидо неплохо общалась с Ураракой, поэтому, конечно же, пошла ее успокаивать. Меня она взяла то ли за компанию, то ли в качестве моральной поддержки… Но с собой в комнату Мина не позвала, оставляя стоять на стреме — нужно было охранять вход и никого не пускать. Вероятно, моя подруга просто не хотела подпускать «черствых мальчишек» к разбитой Урараке — женская солидарность или что-то вроде того. Этот нюанс я так и не поняла… У Очако были друзья — Иида и Мидория, так отчего же не пустить их ее проведать? Загадка. Но Мина часто делала необъяснимые, на мой взгляд, вещи, основываясь на известных лишь ей причинах. Мне оставалось только принять это, не встревать и терпеливо ожидать объяснений. В прочем, некоторые вещи она вообще не комментировала. Как, например, это… Урарака заплакала. Скорее всего, Мине в плечо — звук вышел приглушенным. Моя подруга же молчала, давая нашей однокласснице время выпустить эмоции. Что же конкретно происходило за дверью, я не знала и узнавать не стремилась. Захотят — расскажут. Без дела я не стояла — размышляла. Близился мой бой с Тодороки… Несомненно, у меня были некоторые зачатки плана — создавать полноценный было не в моем характере. «Только расстраиваться, если что-то пойдет не так, — размышляла я. — А что-то точно пойдет не так…» Все эти хитровымудренные алгоритмы были для меня слишком сложными. Тактика не мое, а вот стратегия была более приближенной к тому, что я обычно делала. Обозначить цель и способы ее достичь — пожалуйста, а продумывать каждый шаг слишком заморочено. Хотя… Я была больше похожа на выражение: «У самурая нет цели, только путь». Мысли каким-то непонятным для меня образом перетекли на Джиро. Я не понимала, что со мной творилось. Почему так остро отреагировала на слова Шинсо во время поединка? Почему сжимала ее руку весь первый этап? Почему согласилась присоединиться к команде Тодороки в «Битве колесниц», когда Кьёка об этом попросила?.. Рука зарылась в волосы. У меня были догадки, но я упрямо гнала их прочь. Сама никогда не признаюсь даже себе. И те странные вещи, которые происходили у нас с Хантой… Я вздохнула, ногтями царапая кожу головы. Не понятно, ничего не понятно. Самостоятельно не разобраться. Мне нужна была помощь, какой-то взгляд со стороны, объяснение… Послышался топот. В коридоре появились Мидория и Иида. «Пришли герои-спасители,» — хмыкнула я и постаралась принять максимально наглый вид. Одноклассники на это не обратили внимания, протягивая руки к дверной ручке. — Нет-нет, — легко шлепнула по ладоням и встала, закрывая проход. — Вас тут только не хватало… Иида оскорбленно поднял брови. Кажется, собирался начать свою очередную нравоучительную тираду, но Мидория, неожиданно, его остановил. — Как она? — серьезно спросил он. — Уже не плачет, — ответила я, вслушиваясь в шумы за дверью. — Успокаивается потихоньку… Урарака в надежных руках, а вот вы можете все похерить. — Каминари-кун! — возмутился Иида. Глаза закатились сами собой. Наш староста очень остро реагировал на любые проявления брани — не как Яойорозу, но все же. Я отчетливо помню, как он около получаса отчитывал Киришиму за маленькое ругательство: Эйджиро тогда, совершенно случайно, едва не навернулся с пятиэтажки на полигоне во время уроков паркура и не удержался от крепкого словца, вполне оправданного, по моему мнению. Так вот, Иида долго, с чувством, толком и расстановкой нудел о «неприемлемом поведении», непотребствах, образе героя и прочей ерунде. Друга пришлось спасать, и мы всем скопом старательно переводили фокус внимания на себя: я отыгрывала обморок, Джиро пыталась привести меня в чувство, а Мина разводила панику, пока Серо профессионально утаскивал Эйджиро в сторонку. Сработали мы отлично. Правда, потом всем прилетело от Айзавы-сенсейя, но это неважно. Важно то, что староста слишком уж много на себя брал и поучал… — Иида, — в тон ему протянула я, намеренно фамильярничая (это его тоже бесило), — иногда браные слова просто необходимы, так как они точечно поясняют ситуацию и отражают истинное положение дел. Полагаю, что в твоих кругах, принято разглагольствовать и плести словесные кружева… Уж прости, что не соответствую твоему уровню воспитания, но будь так любезен — не сношай мне мозги! Ты мне не брат, не отец и не друг, чтобы меня хоть сколько-нибудь колыхало твое несомненно бесценное мнение. Не нужно меня воспитывать. Я не сирота и достаточно взрослая. Тем более, не просила нравоучений… Дверь открылась, едва не ударив меня по голове — отскочить вышло только чудом. Из щели высунулась кудрявая голова. — Ты опять с кем-то ругаешься? — задорно сказала Мина, осматривая небольшое собрание. Я только надула губы и скрестила руки на груди. — Очако-чан в полном порядке, но ее пока лучше оставить одну… Денки, идем! Почему ты вообще здесь?! У тебя же скоро бой! И утащила меня прочь под два ошарашенных взгляда. Не будь я в шоке, то даже похихикала бы с их лиц… — Чего? — спросила она на мой непонимающий взгляд. А затем принялась щебетать так быстро, что я едва поспевала за мыслью. — Тебя определенно нужно было спасать! Вечно ты заводишься с пол оборота — только оттаскивай потом. А тут у тебя еще и битва… Вот представь: подралась бы ты с Иидой, потом Тодороки, а ты мало того, что не в форме, так еще и на нервах! Ой, чтобы бы было, чтобы бы было… От сенсея еще прилетит. И Иида будет дуться, и Урарака, потому что дружат, и Мидория… Мне оставалось только кивать и бежать за ней до выхода на арену. Там она пожелала удачи, посетовала на сложного противника, подмигнула и ускакала прочь. «Может посоветоваться с Миной? — подумала вдруг я. — Она точно разбирается во всем этом и сможет подсказать». Развить мысль дальше не было времени. Сущий Мик объявил начало второго раунда…***
Вновь арена, шум трибун и пристальное внимание. Тодороки невозмутимо стоял на другом конце поля. В разноцветных глазах колыхались отблески пламени. — Я не стану тебя жалеть, — холодно сказал он. — Забавно, — усмехнулась я. Молния внутри свернулась готовящейся к атаке змеей и оскалила клыки. — Я хотела сказать то же самое… Поплачь потом после боя — льдинке нужно выйти. Тодороки дернул головой, не понимая моей подколки. Позже я часто шутила, что он точно вырос в бункере, раз даже не слышал о «Снежной Королеве»… Но это было потом. В тот момент на арене мы были врагами и я собиралась надрать ему задницу. — В этом раунде столкнутся лучшие ученики своего класса! Но самым лучшим может быть только один… — раздался голос Сущего Мика из динамиков. — Каминари… против Тодороки! Я сжала кулаки. Под ребрами затрещали разряды… — Start! — огласил герой начало боя. Полночь щелкнула плеткой. И я рванула вперед. С такими противниками как Тодороки нельзя оставаться на месте. Вы ведь помните его излюбленный прием? Пустить лед по полу и сковать ноги оппонента — просто и эффективно. Поэтому стоять нельзя. Нужно прыгать, скакать и носиться по полю, как заведенная… Но как только ты срываешься с места начинается игра на истощение. Такие противники остаются на месте и, почти не напрягаясь, постоянно атакуют. Оставаться полным сил при этом довольно сложно — увертывания требуют энергии, а перейти в наступление тяжело. Для бойца ближней дистанции контратаковать практически невозможно, средним — трудно выполнимо, а «дальники» сталкиваются с крепкой обороной. Поэтому то все так высоко оценивали причуду Тодороки — битва с ним была очень уж тяжелой для многих… — Каминари сразу идет в бой! В геройском классе очень решительные девушки! — комментировал Сущий Мик. — Но хватит ли ей одной только решимости?! Температура резко упала. Морозный воздух обжег кожу, поднявшийся ветер оцарапал лицо снежинками. По бетону засеребрилась дорожка инея, разрастающаяся в айсберг… Грудь сжало, острые ледяные наросты впились в ребра. Меня сковало по рукам и ногам. — Тодороки вновь создал ледник! Этот парень явно предпочитает действовать по одной схеме! — раздавалось из колонок. Подмерзшая публика внимательно следила за происходящим… — Каминари не может пошевелиться! Неужели и этот бой Тодороки закончится так быстро?! — Не списывай ее со счетов, — тихим голосом прервал тираду Айзава-сенсей. Я же усмехнулась. По рукам пробежали желтые разряды. — Ты же не думал, что я куплюсь на этот трюк? Тебе стоит придумать что-то получше, придурок! — молния взвизгнула, прорезая застывшую толщу. Раздался оглушительный треск… Вены вздулись, просвечивая золотом сквозь кожу. Намокшая форма неприятно липла к телу. Ледник раскололся на части, осыпаясь кусками на бетон. Я небрежно отряхнула куртку. Морозные осколки жалобно захрустели под ногами. По мокрым ладоням, ласково кусаясь, пробежали разряды тока. — Моя очередь. Стрекоча и чирикая стаей разъяренных птиц, молния сорвалась с пальцев и полетела вперед. Ярко-желтая вспышка слепила глаза. Запахло озоном, а волосы Тодороки поднялись вверх… Он едва успел укрыться — золотистый поток электричества с триумфом впился в ледяную стену. Вновь треск, растекающаяся по бетону вода и хруст осколков. Я понеслась вперед. Ворох искр жужжал роем пчел, путаясь в волосах и складках темно-синей куртки. На бетоне блестели ледяные куски, серебром отливал иней… Проросшие из земли шипы едва не продырявили мою ногу. Кроссовки заскользили по осколкам и замерзшей корке. Я зигзагом бежала по арене, уворачиваясь от атак Тодороки и посылая разряды электричества в ответ… — Что творит Каминари! Тодороки придется попотеть, чтобы выиграть в этой битве! Очередной ледяной вырост разлетелся на куски, царапая лицо. Молния стрекотала в моих руках. Замах, прыжок, поворот… Увернуться от летящего в бок острия, расплавить его и послать новый заряд. Я словно танцевала среди всех этих луж, холода и осколков. Кровь бежала по венам, толкаемая бьющимся в бешенном ритме сердцем. Кожу приятно жгло и кололо от искр. Азарт накрыл с головой. Лед был мне нипочем. Слишком медленный и холодный. Не чета стремительной, выжигающей деревья изнутри молнии… Тодороки не поспевал за мной. Лучшим решением для него было бы использовать огонь — пусть пламя не было таким быстрым и горячим, как ток, но против него я ничего не могла противопоставить. Моя сила в атаке, а не защите… Но мой противник медлил и не решался использовать вторую половину своей силы. Мне же это было только на руку — повторять «подвиг» Мидории и устраивать полевую терапию для несчастных и обиженных не хотелось. Чувство близящейся победы пьянило. Я ничего не слышала и не видела, кроме красно-белой головы Тодороки… Молния податливо крутилась, визгливо хохоча. Промокшие кроссовки шлепали по лужам. Я забыла обо всем, потерялась в безумном потоке электронов… Тодороки стоял достаточно близко — протяни руку и победа в кармане! Сократить дистанцию и нанести решающий удар показалось хорошей идеей. Голова шла кругом от адреналина. Удушливый озон путал мысли… Молния закрутилась, лентой оборачиваясь вокруг ладони. С губ Тодороки срывались облачка пара. Поднялся ветер, разгоняя холодный воздух. Я понеслась вперед… Все казалось медленным — может потому что в бою важно каждое мгновение, может из-за бешеного потока внутри. В любом случае, я запомнила это так… Серо-бирюзовые глаза расширились в изумлении. В зрачках золотом отразилась яркая вспышка. Треща и прорываясь сквозь воздух, медленно поднималась ледяная стена. Полный тока кулак столкнулся с холодной поверхностью. Электричество растворилось в талой воде… И пропало. Исчезли всполохи искр, не было колючих разрядов, визга, стрекота, щебетания… Ничего не было! Я летела вперед, прямо на Тодороки и чувствовала, что абсолютно пуста. В резерве не осталось и искорки — все было потрачено! И Тодороки тоже это понял… Дальше все было смутно. Я моргнула, чувствуя удар. В плечо что-то впилось. Меня дернуло назад… Все потемнело на мгновение. Сознание уплывало. Сквозь вату слышались крики трибун и громогласные комментарии Сущего Мика: — Тодороки выбил Каминари за пределы арены! Бой окончен! — кричал он. — Победитель — Тодороки! Я с трудом смогла открыть глаза. Все плыло, было трудно сфокусироваться. Плечо жгло от боли. Я повернула голову в его сторону, не замечая несущейся в мою сторону Полночи… Из плеча торчала кривая и достаточно большая сосулька. Я была пришпилена к стене, как насекомое булавкой. Форма темнела, впитывая кровь в и так мокрую ткань. «Твою мать… И как потом это зашивать?» — подумала я и только потом вырубилась.***
— Денки… — робко протянула Мина. — Я в норме, — коротко ответила я. Мы были в медпункте. Дыру в плече мне уже зашили, а об остальном не стоило переживать — та сосулька филигранно вошла в мышцы и не задела костей. Иначе мне бы их точно раздробило и затем пришлось бы собирать по кусочку. Так мне сказала Исцеляющая Девочка. Она много ворчала на «неразумных калечащихся детишек», пока штопала рану. Единственным возможным лечением на тот момент были только швы — применять на мне причуду она пока не могла, потому что кое-кто (тот осуждающий взгляд до сих пор снится мне в кошмарах) потратил почти все запасы энергии. Так что я просто лежала забинтованная на койке и ждала восполнения резерва. Из всех друзей Мина прибежала первой, постоянно спрашивая, как я себя чувствую. Следом пришёл Ханта, проверил меня и, растрепав волосы, отправился говорить с Исцеляющей Девочкой. Кьёки все не было. А потом ворвался Киришима… — Камибро! — воскликнул он и сжал в объятиях. — Плечо, плечо, — зашипела я. Эйджиро тут же отскочил. — Прости, Камибро! Я не хотел, — затараторил друг, падая на стул, и неловко потирая шею. Костяшки на правой руке у него почему-то были сбиты. Я непонимающе нахмурилась. — Что с твоей рукой? — на этот вопрос Киришима отвел глаза, пряча ладонь в карман. Открылась дверь. Мы обернулись… На пороге застыл Тодороки, прижимая к кровоточащему носу кусочек льда. На скуле расцветал синяк. Мы с Миной замерли и посмотрели на помрачневшего Киришиму. Моя подруга на это лишь прищурила глаза, пристально уставившись на Тодороки. Появившееся напряжение можно было резать ножом… Из кабинета Исцеляющей Девочки вышел Ханта. Он оглядел собравшихся и звонко усмехнулся. Черные глаза сверкнули в злом торжестве. — Она у себя, — бросил Серо моему недавнему противнику и направился к нам, толкнув Тодороки плечом. «Ой-ёй…» — подумала я. Рана под бинтами закровоточила. — Все нормально? — Да, — ответила я, но Ханта тут же приподнял бровь, раскусив попытку солгать. — Болит немного… Похоже, швы разошлись немного. Мина тут же обеспокоено завертелась. Киришима взволнованно вскочил, порываясь рвануть за Исцеляющей Девочкой. А Серо беспардонно отодвинул ворот больничной рубашки. — Кровь пошла, — цокнул он языком, осматривая плечо. Я же замерла от неловкости. Никакого верха на мне, кроме больничной рубашки, не было. Еще и вспомнилось почему-то как я его грела… По шее к лицу пошел жар. Запылали даже уши. Это было странно. Ханта сам по себе был странным… Но многое я просто принимала как данность. Хитрое лицо, наблюдательность, словно он смотрел прямо в корень, непонятные взгляды, вечная тактильность и вторжение в личное пространство на грани приличий… На все это я лишь пожимала плечами — «он просто такой». Нас ведь учили принимать людей такими, какие они есть. Но то, что произошло тогда… Это выходило за все рамки. Это было «слишком» даже для его странности. И Ханта тоже понял это. Он спешно отпустил ворот и, смущенно кашлянув, отстранился. На смуглой коже выступил румянец. Я нервно поправила рубашку, отводя глаза… Неловкость вальяжно заполонила собой все пространство больничной палаты. Вышедшая из своего кабинета Исцеляющая Девочка спасла положение. — А ну все на выход! — грозно сказала она, стукнув по полу своей тростью в форме шприца. Казалось, что старушка готова была подгонять ей неторопливых ребят… Я нервно хихикнула, представив эту сцену. «Было бы эпично,» — подумалось мне. Друзья попрощались и отправились на выход, сталкиваясь в дверях с Тодороки. Между ними на мгновение словно пробежала искра — не моя, честно! Киришима звучно хрустнул пальцами. Ханта хмыкнул, слегка наклонив голову к плечу. А Мина едва не кипела — еще мгновение, и она ногтями впилась бы Тодороки в лицо. С ее характером… Моя подруга еще бы кислотой «плюнула» в качестве добавки. — Вы еще подеритесь мне тут. За дверь! И только после хлопка Исцеляющая девочка ворчливо пробормотала: — Ох уж эта молодёжь… — а затем, осмотрев рану, шустро перебинтовала и ушла к себе. Я осталась в одиночестве. Потолок был исследован вдоль и поперек, телефона не было — остался где-то в комнате ожидания. Заняться было нечем. И глушить мысли тоже было нечем… Самое страшное для человека — остаться наедине с собой и своими мыслями. Все, о чем ты стараешься не думать, выходит именно в такие моменты. Я впилась ногтями в ладонь. Это не помогло. Боль может заглушить этот поток лишь на секунду, а затем начинается шквал… Мысли, мысли, мысли, сожаления, «а могло быть так…», неудачи, ошибки, глупости, странно, непонятно, «что происходит?!», мысли, самокопание. Я крутила в голове всё. От ошибок в бою с Тодороки до тепла чужой ладони. Воспоминания сменяли друг друга, сплетались в цепи, стремительно пролетали в сознании. Я вцепилась в волосы, оттягивая их. Затем укусила себя за руку. Остервенело оставляла красные отметины от зубов и искала чистые участки кожи, чтобы впиться в них… Не помогало. Ничего не помогало. Я перевернулась на живот. Плечо слегка кольнуло, но мне было плевать. Нос вжался в пахнущую спиртом и порошком наволочку. Я задержала дыхание… Придушить себя. Не сильно — совсем чуть-чуть. Это работало иногда. Не дышать, чтобы мозг переключился с ошибок прошлого на недостаток кислорода. Я проворачивала это в душе, набирая воду в ладони и перекрывая ей ноздри и рот, в кровати, утыкаясь лицом в подушку, просто не дышала пару секунд… Знаю, это не здорово. Но иных вариантов не находилось. Понятия не имею, сколько это длилось. Я повернула голову и просто вырубилась — организм требовал передышки. Затем был недолгий сон. Легкий кошмар с цокотом маленьких лапок, звоном трамвая, чьими-то криками, чернеющей пустотой, пробегающим по коже морозом и яркими золотистыми всполохами… Это не было страшно — мне никогда не снились слишком уж пугающие сны. Едва ощутимое волнение. Не более… В любом случае, я вскоре проснулась. Больничная рубашка липла к спине от выступившего пота. На руке чувствовались касания. Я открыла глаза, отгоняя дрёму. — Как ты? Прости, что сразу не пришла… У Яомомо был бой, — тихо произнесла Джиро. Музыкальные пальцы невесомо касались костяшек, вели по линиям на ладони и ласково проходили по едва заметным шрамам, полученных из-за неуклюжести. — Ничего. Все в порядке, — ответила я, завороженно следя за ее движениями. — И что Яомомо? — Продула, — коротко улыбнулась Кьёка. — Иида очень аккуратно вывел ее за черту… Она, правда, расстроилась. Ничего сделать не успела. Но ты потом посмотришь… Запись трансляции выложат. — Понятно, — отозвалась я. — У остальных как? Фестиваль еще не закончился? Я, кажется, все проспала… Джиро почти неслышно рассмеялась. Пальцы прошлись по кромке ограничителя. — Дурочка. Все еще идет. Скоро бой за первое место. И вообще зачем пересказывать? Ты же посмотришь все. Я аккуратно сжала ее запястье. Оно было узким, с сильно выпирающей косточкой и мягкой пульсацией артерии. Я провела пальцами по голубоватой венке… Кьёка в удивлении округлила кофейные глаза. — Мне нравится тебя слушать, — просто сказала я, даже не думая о том, как это звучит. Ее сердце забилось сильнее, мое не отставало, спешно качая кровь. В каком-то наваждении я легко нажала на пульсирующую артерию. Джиро странно дернулась. Пальцы разжались, выпуская запястье, хотя все внутри протестовало… — Я пойду, — быстро сказала она и спешно поднялась со стула. Раздались торопливые шаги, хлопнула входная дверь. Я тяжело вздохнула, закрывая глаза ладонью. «Что же с тобой творится, Денки…»***
Финальный бой я так и не увидела вживую — лишь вслушивалась в грохотание и смотрела на трясущиеся стены. Исцеляющая Девочка не торопилась выпускать меня из медпункта, а, когда к ней принесли Тодороки, и вовсе про меня позабыла. Я не протестовала против этого. Плечо все еще болело, а резерв не успел заполниться. Да и больничная койка была явно помягче кресел трибун. Так что я покорно лежала на кровати, рассасывала леденцы и втыкала в потолок. На награждение меня все же отпустили. Мышцы были срощены, плечо плотно забинтовано — на залечивание рубца сил не осталось, и потом у меня даже остался шрам. Выходили мы из медкабинета вместе с Тодороки. Лицо у него было, как всегда, непроницаемым, но чувствовалась с его какая-то неловкость. «Из-за плеча что ли так волнуется?» — удивленно подумала я. Шли молча. Пришлось идти по одному очень длинному коридору, и разойтись можно было только у лестницы. — Всё. Мальчики — налево, девочки — направо, — сказала я, когда нам нужно было поворачивать, и собралась уже уйти… — Кто такая Эльза? — неожиданно спросил Тодороки. — Ты не знаешь Эльзу?! — протянула я, недоуменно моргнув. Он кивнул. — Обалдеть… Ты, что, в бункере вырос?! — Нет, — серьезно ответил одноклассник. — И почему нужно поплакать, «чтобы льдинка вышла»? Я схватилась за сердце. — По порядку. Эльза — персонаж из мультика. У нее есть ледяная магия, которую она сначала не принимала, но потом осознала ее как свою силу и построила дворец из льда. Называется «Холодное сердце». Глянь на досуге, — принялась объяснять я. — Про льдинку… Ну это вообще! Такое не знать?! Если коротко, то есть сказка «Снежная Королева». Прочти и поймешь. Рассказывать не буду. Иначе это слишком большой спойлер… — Понял, — отозвался Тодороки. — Что такое «спойлер»? Тут уж я не знала, а что мне хвататься. То ли за голову, то ли опять за сердце. — Спойлер — это пересказ важного сюжетного поворота, из-за которого рушится вся интрига произведения. То есть представь: смотришь ты какой-то очень интересный фильм, а тебе кто-то говорит, что, например, главный герой в конце умрет. Вот это и есть спойлер… И вообще отстань от меня! Вали за своей медалькой. И я позорно сбежала от Тодороки. «Пусть Мидория ему на все эти «почемучки» отвечает!»***
Мина потянулась, сладко зевнув. Я не смогла сдержать рефлекс и повторила за ней. Фестиваль всех утомил. Мы всей нашей компашкой стояли в коридоре, ожидая Киришиму — тот бесстрашно «полез льву в пасть» и пошел забирать злющего, как сам Дьявол, Бакуго. С другой стороны, именно нашему непрошибаемому другу ничего не угрожало: во-первых, причуда, во-вторых, с «Взрывунчиком» они все же сдружились. Последнее было особенно важно — по этой причине Эйджиро и пошел за ним. Он решил взять его зависнуть с нами… «Всех покемонов собрали,» — мысленно хихикнула я, поглядывая на Джиро. Она в это время мониторила новости в сети и слушала болтовню Мины. Серо же, привычно, стоял возле меня, закинув руку на здоровое плечо. Мимо нас проходили ученики из других классов. Одни смотрели равнодушно, другие — с пренебрежением, кто-то — обиженно. Особенно отличились «Б-шки». Настолько злыми взглядами меня еще не одаривали… Но в голову ударила родная придурь, и я решила еще немного их поддразнить, подмигнув и послав воздушный поцелуй. Некоторых аж передернуло! Ханта на мое баловство не только хмыкнул, но и поддержал — помахал ребятам из команды Мономы, с которыми они столкнулись во время «Битвы колесниц». Эти лица нужно было видеть… Параллельный класс поспешил уйти. Или решили не связываться, или посчитали нас психами. Мы с Серо на это только расхохотались. Я глянула на Кьёку, но она не обратила на это никакого внимания, быстро перебирая пальцами по экрану — скорее всего, переписывалась с кем-то. В груди что-то кольнуло. Губы поджались от непонятной обиды… — Никуда я не пойду, Дерьмоволосый! — послышалось рычание в конце коридора. Киришима уверенно тащил за собой почти не сопротивляющегося Бакуго. Орал он скорее по привычке, чем из-за настоящего раздражения. Эйджиро на это реагировал только смехом. — Да ладно тебе, Бакубро, — сказал мой друг. — Будет весело. Я фыркнула, едва сдерживая смех. Выглядело это так, будто танк вез на буксире легковушку. Ханта ухмыльнулся. Его пальцы коротко потерли мое плечо. — А ты быстро, — хмыкнул он. Киришима растянул губы в яркой клыкастой улыбке. — И даже не подпаленный, — подхватила я. — Поделись секретом, Кирибро: как ты его уговорил? — Ну, — Эйджиро коротко хохотнул, хлопнув Бакуго по плечу, — в детстве у меня был пёс… — Ты чё меня с псиной сравнил?! — «взорвался» одноклассник. Мы с Миной захохотали, Кьёка фыркнула, Ханта притворился, что кашляет, а Киришима начал оправдываться. — Ладно, не кипятись, Бакуго, — сказала я, отсмеявшись. — Пицца или как обычно? — Знаю я ваше «обычно». И хрена с два пойду в эту жральню, — произнес Бакуго. — В нормальное место надо идти! — «Нормальное» это какое? — спросила Мина. — О, я покажу, — оскалился «Взрывунчик». Мы только пожали плечами. — Показывай! — усмехнулась я, и мы пошли на выход. Ханта, Киришима и Мина принялись что-то обсуждать. Вырвавшийся вперед Бакуго иногда вставлял свои ремарки. Я поравнялась с Джиро, что продолжала с кем-то переписываться, улыбаясь. Разговор заводить не спешила и ждала, когда на меня обратят внимание… Но Кьёка так погрузилась в телефон, что не замечала ничего вокруг. Я заглянула в него краем глаза. Чат с кучей сообщений она вела с Яойорозу. «Ну, да. Они ведь подруги…» — подумала я, но что-то вновь кольнуло. Отчего-то появилось раздражение. Руки сами скрестились на груди. Я с невероятным интересом принялась рассматривать стены и потолок… Взявшееся из ниоткуда полное воды и моющего средства ведро уборщицы стало серьезным препятствием. Я полетела на пол, неосознанно вцепившись в Джиро. Она от неожиданности ухватилась за идущую впереди Мину, та повисла на Киришиме. Эйджиро за опору выбрал Серо, а он потянул Бакуго… Все по цепочке упали на пол. Ведро перевернулось. Школьная форма намокла. Запахло хлоркой. С перепуга я случайно пустила разряд. Прошибло всех… — Тупоголовая! — Ай-ай, кто мне ногу придавил?! — Черт, я только форму постирал… — Плечо, мать моя женщина! Не дави на плечо! — Прости. Я случайно, Камибро! — Током то за что?! Мокрые и взъерошенные мы пытались подняться, скользя по влажному полу. Я нервно извинялась за разряд. Джиро отвесила мне подзатыльник, вытирая телефон. Бакуго грязно ругался, Мина выжимала юбку, Ханта и Киришима смеялись с торчащих во все стороны волос. В конце коридора появилась уборщица. Оглядев эту картину маслом, она недовольно уставилась на нас… — Бежим! — крикнул Ханта и, ухватив меня за руку, рванул вперед. Я вцепилась в Кьёку, та вновь дернула за собой Мину. Киришима сам ухватился за Ашидо, потянул за собой Бакуго и понесся следом. Такой вот «макарониной» мы побежали прочь от рассерженной женщины. В след доносились проклятия… А потом мы завернули в другой коридор, едва не влетев в Кровавого Влада. Он хмуро глянул на нас и пробасил: — Кто из вас Каминари? — Валим! — заорала я и дернула всю нашу цепочку в другую сторону. Ханта громко захохотал. Мы бежали до самого выхода и даже после него по инерции продолжили нестись, тормозя только у ворот. — Действительно «весело»… — пробормотал Бакуго. — И не говори, — ответила Кьёка, тяжело дыша. Наш забег по ней ударил сильнее всего. Мина шумно выдохнула, смахнув со лба пот. Серо продолжал смеяться. — Да, Бакуго, давай к нам в компанию, — сказала я, потирая больное плечо. — С нами не соскучишься. Он хмыкнул. — Идиоты… Ладно, погнали. Покажу нормальное место. Мы улыбнулись. Кьёка вновь уткнулась в телефон, кивнув. Небо порозовело — солнце уже начало заходить. Мы направились к воротам, перешучиваясь и обсуждая всякую ерунду. У самого выхода меня вдруг окликнули… — Каминари! — я обернулась. Поднялся ветер. За нашими спинами стоял Шинсо. — Поговорим? Я — Каминари Денки. Импульсивность — мое второе имя, я почти смогла победить одного из сильнейших учеников нашего класса, мне нужен совет о том, что со мной происходит и, господи, надеюсь мне не устроят «темную»…