Проверка на прочность

Жади смотрела на незваного гостя с широко распахнутыми глазами, защитно выставив перед собой канцелярский нож, конверт, который она им намеревалась открыть до этого, упал на пол, устланный плиткой, с характерным звуком, от чего девушка лишний раз вздрогнула, подскочив на месте. Она не могла поверить своим глазам: столько раз её предостерегали касательно Саида, предупреждали о возможных провокациях со стороны обиженного брошенного жениха, Жади и сама со временем поверила и тому, что Саид на неё глубоко обижен, и тому, что питает к ней чувства, и даже всерьёз боялась появляться в Фесе, изрядно напуганная мыслью, что где-то, пусть даже далеко за океаном, может жить человек, желающий зарезать их с Лукасом отцовским кинжалом, чтобы успокоить задетую гордость, а увидеть его в реальности таки не ожидала, этот человек будто существовал где-то очень далеко, в совсем другом мире, и столкновение с ним было шокирующим, на Жади будто вылили ведро ледяной воды. Рука девушки мелко дрожала, сжимая всё так же твёрдо своё нехитрое "оружие", пока она настороженно наблюдала за Саидом, который как ни в чём ни бывало подошёл ближе и поднял с пола упавший конверт, положив на тумбочку рядом с другими. Он наблюдал за ней, будто хотел прочитать её мысли, не отводя взгляд, и Жади это даже возмутило, вопреки первой своей реакции, испугу от его появления здесь, она тут же вздёрнула подбородок и вызывающе просмотрела ему в глаза, якобы хотела сказать, что ничего не боится – ему её не запугать! Она пожалела, что не может подняться и если что не сможет даже убежать нормально, она и передвигаться-то может только на костылях из-за раненной ноги! И всё же, Жади была не из из тех, кто показал бы свою беспомощность. В палате стояла звенящая тишина, нарушаемая только приглашенными звуками с улицы, из коридора. Молодые люди так и продолжали буравить друг друга взглядами, не говоря ни слова. А в голове Жади тем временем бился только один вопрос: что он забыл здесь? Неужели решил таки отомстить спустя столько времени за разорванную помолвку? Но это же вздор! Не говоря уже о том, что глупо что-то с ней делать в клинике посреди белого дня, где по пути в её палату его явно видели многие люди. Конечно, Латифа до сих пор странно замолкала, стоило ей случайно обмолвиться в разговоре с ней о чём-то касательно Саида, и всё отводила взгляд, будто бы чувствуя себя виноватой, как будто Жади и Саид, ни много ни мало, состояли в браке несколько лет, а на деле-то было иначе, Жади даже не знала этого парня! Для Латифы, прожившей большую часть сознательной жизни в Марокко, должно быть, устроенная помолвка приравнивалась едва ли не к браку, но сама Жади не воспринимала всерьёз навязанную помолвку, ей даже в голову не могло прийти, что Саид будет на этом зацикливаться столько времени. А мысли о ней Саид не оставлял уж очень долго: она это поняла не только по осторожным рассказам Зорайде и Латифы, случайному комментарию Назиры (в день, когда она была свидетельницей на их с Миру официальной росписи), или высказанному Мохаммедом возмущении в той памятной статье, якобы из-за неё его брат едва не сошёл с ума, даже не по замечаниям дяди, а по тому, что он как-то искал её на её рабочем месте в свой визит в Рио несколько лет назад. Разве нужно кому-то искать человека, от которого тебе ничего не нужно? Об этом визите Саида потом Жади сообщили не только любопытные сотрудницы клуба, всегда любившие посплетничать (без этого в женском коллективе никак), ей сказал сам Зейн, он же намекнул, что его друг не может успокоиться не потому что хочет как-то отомстить, а потому что Саида задевает в первую очередь, что она никак лично ему не объяснила ничего, не извинилась и не захотела поговорить даже по телефону, прежде чем разорвать помолвку. После этого Жади таки немного задумалась, а ещё вспомнила, что у неё так и лежало давно подаренное Саидом ожерелье, и эту вещь стоило бы вернуть, и она хотела, но просто напрочь забыла за всеми заботами. Она думала, отправляя ожерелье по почте, добавить записку, но всё казалось каким-то двусмысленным, а ещё была очень уж свежа память об интервью Мохаммеда, где он рассказывал, как Саида пришлось ловить в аэропорту с оружием (и тут уж он наверняка сказал правду, слова не были домыслами и теориями, как грязь, которую он вылил на её голову). Дядя Али, конечно, утверждал, что Саид человек разумный и никого убивать не собирается, да, он был задет разрывом помолвки, но уже оправился, занимается бизнесом и собирался жениться. И тем не менее Жали сомневалась. Вдруг она бы только подогрела интерес этого человека к себе, чего совсем не желала? Вдруг Саид решил бы, якобы она сожалеет о своём решении и потому пишет ему? Жади не собиралась извиняться за своё решение, разве что за то, что в общем-то ни в чём не повинный человек (кроме того, что "делал предложение" её дяде, вместо самой Жади, и от него же получил ответ, отличный от её мнения) оказался в центре скандала, потому что не удалось раньше отменить свадьбу, не привлекая того же внимания, как это несомненно было, когда до торжества оставалась всего-то неделя и уже вовсю шли приготовления, о которых сплетничал весь Фес, как было в своё время перед свадьбой Латифы. Но строки никак не шли и она отправила только колье, скомкав в последний момент записку. Тем более, тогда Саид уже был женат, и как бы она выглядела, отправляя ему записки, в Фесе-то всё совсем иначе, не как в Бразилии, её действия легко могли истолковать неправильно! И почему она, спрашивается, должна была извиняться? О какой свадьбе могла идти речь? У неё-то тогда не спрашивали, никто не хотел слушать, что она не желает этой свадьбы, а она, оказывается, должна просить прощения, у незнакомого человека! Они с Саидом даже не разговаривали ни разу, не считая, конечно, того случая, когда она позвонила ему и сообщила, якобы она вся в шрамах и у неё вставная челюсть! Не будь она так напугана прямо сейчас, вероятно, Жади рассмеялась бы, вспоминая этот случай. Конечно, сразу после отмены свадьбы в нём, как в любом восточном мужчине (собственно говоря, о восточных мужчинах Жади знала не так уж много, и больше по рассказам других; у неё не было знакомых мужчин в том же Марокко, не считая дяди Али и Рашидов, но их она видела только мельком, не считая Мохаммеда, под крышей которого пришлось жить короткое время после возвращения в Бразилию, ещё до её побега; был, конечно, ещё Зейн, но он явно жил не по обычаям и не был типичным представителем Востока), сыграла гордость, но со временем он же должен был успокоиться! По слухам, брат Мохаммеда добился успехов в бизнесе и женат на хорошей девушке, они любят друг друга. Чем больше времени шло, тем больше голос рациональности убеждал, что едва ли этот человек может столько времени таить на неё обиды, давно пора перестать опасаться его внезапного появления всякий раз, когда ему захочется приехать в Бразилию, и вот, когда Жади убедила себя, что можно успокоиться, он явился сюда, и это явно не случайность! – Не нужно бояться меня, Жади,– впервые заговорил с ней Саид, не прерывая зрительный контакт. Его голос прозвучал хрипло в тишине больничной палаты, как будто он не говорил вслух уже много месяцев. Пожалуй, какая-то часть него до сих пор не могла поверить, что он впрямь решился прийти сюда, увидеть её с глазу на глаз. Когда он последний раз по-настоящему видел Жади? Когда впервые увидел этот её горящий взгляд после её наглого звонка? Или когда надевал ожерелье ей на шею? То самое ожерелье, которое она позже ему отправила по почте... Это было не то же самое, что смотреть на неё на фотографиях, и даже не так, как было, когда он случайно увидел её в тот памятный день клинике, сама Жади тогда не заметила его, а вот мир Саида перевернулся. Даже испугавшись его появления, а она определённо испугалась, племянница сида Али не сдавалась и смотрела этим наглым вызывающим взглядом, пронзающим насквозь подобно удару тока. Странные чувства к этой девушке напоминали какую-то заразную инфекцию, время от времени дававшую о себе знать в то или иное время, и зачастую совершенно неожиданно. Саид не прекращал удивляться, что до сих пор не забыл Жади, которую и видел-то мельком всего пару раз, а ведь прошло уже около шести лет с тех пор, как она разорвала помолвку, но чувства, возникшие в своё время мгновенно, отказывались отпускать так же быстро и оставались незаживающей раной, которая начинала вновь саднить, стоило лишь приподнять повязку и пропустить немного воздуха. Но ведь он любил Рамилю, действительно любил! Чувство вины по отношению к жене неожиданно резко пронзило всё его существо. Вспомнилось, как совсем недавно она смотрела на него, прямо перед тем, как он ушёл, не выдержав её взгляд, после чего ноги сами привели его к Жади, с которой и началась вся эта история. Раньше Саид и подумать не мог (вопреки тому, что вырос в среде, где считалось нормальным многоженство), что возможно, чтобы в одном человеке жили чувства одновременно к двум женщинам, но тогда, раньше, казалось бы, целую вечность назад, до того, как его сожгли до пепла горящие вызовом глаза Жади, до того, как нежный взгляд Рамили, точно целительный нектар, точно прохладный дождь после месяцев засухи, начал возрождать его душу, успевшую превратиться в пустыню, это был вовсе не он, тот наивный юнец давно канул в пропасть разрушенных иллюзий, в мире коих жил до того; а теперь всё было иначе, и Саид не мог отрицать, что душа и сердце человека, пожалуй, способны уместить в себе много разных чувств к разным людям. Всё началось с Жади и её глаз, с её отказа выходить за него замуж... И теперь он может лично задать ей вопросы, мучившие его не один год, покончить с неизвестностью, что некогда едва не свела его с ума! Саид, вопреки чувству вины перед женой, не мог искренне сожалеть, что не боролся со своим соблазном. Ведь он знал, что рано или поздно увидит Жади, и особенно знал, что не сумеет с сдержаться с тех пор, как узнал, где её найти. Всё было решено заранее в тот самый момент, когда он подслушал тайный разговор жены Мохаммеда (он даже решил ничего не рассказывать брату, исходя из того, что тайна Латифы ему на самом деле очень помогла) и переписал адрес клиники, где находилась Жади, с листка, вложенного во французскую книгу рецептов в спальне Латифы. Вспомнилось, что его что-то смутило, за что-то такое зацепился его взгляд, что не давало покоя, но Саид очень быстро выбросил этот момент из головы и благополучно о нём забыл, не догадываясь даже, что увиденный им в шкатулке Латифы кулон некогда принадлежал его давнему приятелю Зейну, что был как никогда близок к разгадке самой большой тайны жены брата. Он вспомнит об этом месяцами позже, когда будет уже слишком поздно... А пока Саид полностью сосредоточился на девушке, которая не отпускала его даже сквозь время и расстояние, даже вопреки тому, что сама ничего к нему не чувствовала и выбросила всё его первое искреннее чувство на помойку, ни на минуту не задумываясь, сколько страданий ему этим принесла, как много он хотел ей дать... – Я не боюсь тебя,– вызывающе ответила Жади, выше поднимая голову. Хотя её ответ совсем не вязался с тем, что нож она так и не опустила, явно намекая, что лучше ему держаться подальше, если он не желает столкнуться с не самыми приятными последствиями. Девушка злилась сама на себя, что так сильно испугалась его появления, но ни в какую не удавалось совладать с собой, должно быть, сказывалось, что слишком много всего было сказано о Саиде, слишком много фантазий и опасений по поводу этого человека. Жади не раз просыпалась от кошмаров в первые месяцы после разрыва той помолвки, опасаясь, как бы Саид не явился мстить, а после памятного интервью Мохаммеда (ещё одна из причин, почему она решительно не любила мужа Латифы, не считая того простого факта, что её сестра его разлюбила и несчастна с ним) кошмары вернулись вновь и обрели вполне чёткие очертания: теперь это был яростный взгляд гордого марокканца и окровавленный кинжал, которым он уже зарезал Лукаса, а теперь вот готовится отнять жизнь и у неё. Тогда ей даже пришлось обратиться к Сибилле и попросить подругу провести с ней пару сеансов (Сибилла советовала другого специалиста из соображений врачебной этики, но Жади отказалась обращаться к другому психологу), даже выписать успокоительное, чтобы наконец спать спокойно. Это была одна из причин, почему она была такой нервной во время своей второй беременности, и одна из причин, чего уж скрывать, почему она так и не добавила записку к той памятной посылке, в которой она передала Саиду ожерелье, некогда подаренное им ей в честь помолвки. Теперь строки из статьи опять крутились в голове. Паника накрыла Жади. А вдруг Саид уже нашёл Лукаса? Вдруг... Захотелось мгновенно позвонить, но она не могла, пока Саид был здесь. – Если не боишься, зачем же тебе это?– он красноречиво покосился на лезвие канцелярского ножа. А между тем Саид даже разозлился на такую реакцию девушки. За кого она его принимает? За какого-то насильника? Будь он насильником, его бы уж точно не остановило это "оружие", но он им не был. Да он в жизни и пальцем не тронул ни одну женщину! Может быть, когда Жади разорвала помолвку, он думал, что способен убить, иногда появлялось страшное желание уничтожить тех, кто принёс ему такую боль, но тогда он был не в себе и сам ужасался этих порывов, бывало терзавших его разум первые недели после несостоявшейся свадьбы. Саид был благодарен сиду Али за то, что он его остановил в тот день в аэропорту, потому что даже думать не хотелось, что мог сотворить тогда, сумей он уехать в Бразилию. Хотелось бы верить, он бы не стал убийцей, вовремя остановился бы, по крайней мере, так Саид предпочитал себя успокаивать, но вернуться во времени, чтобы проверить, будь такая возможность, он бы не согласился ни за что на свете. Саид никогда не простит Лукаса Ферраса за то, что он увёл у него невесту, что женщина, которая должна была принадлежать Саиду, стать матерью его детям, носит фамилию Феррас и родила от этого бразильца двоих детей, какие могли бы быть его, Саида, сложись жизнь иначе, но он не хотел становиться убийцей. Саид многое рассказал Рамиле в первые месяцы после их знакомства, а о посещавших его страшных мыслях не упоминал, боялся, что не поймёт. А уже потом Мохаммед дал то жуткое интервью, из-за которого пришлось убеждать и будущего тестя, и некоторых деловых партнёров, в своей психической стабильности, но главное – Рамиля в нём не разочаровалась, даже не позволила ему объяснить, она в него верила. Очередной приступ вины кольнул его изнутри. А ведь Жади наверняка читала статью, что там, её последствия интервью, должно быть, преследовали даже больше, потому что она была родственницей Феррасов, а Леонидас Феррас – один из богатейших людей Бразилии, журналисты всегда падки на любые лакомые кусочки из жизни богачей. Что подумала о нём Жади, прочитав те строчки в статье? Не хотелось думать, что он в её сознании предстаёт каким-то маньяком. А какая ещё реакция возникает у людей, когда они читают подобное в газетах? После такого строки уже идут впереди человека, заранее формируя мнение людей о нём. Жади могла думать о нём плохо, она же не знала его, даже не хотела узнать, должно быть, он так и остался в её сознании навязанным балластом, какой она с удовольствием скинула, не думая, что у "балласта" тоже есть чувства. Прошло почти шесть лет, она, наверное, даже его не вспоминает, может и имя его забыла, а он никак не выбросит её из головы, хотя у него была чудесная жена, любимая женщина, во всех смыслах более достойная, нежели Жади. Это осознание злило даже больше. Почему же эта сирена никак не покинет его сердце и мысли, даже когда в них уже проникла другая женщина? Рамиля никогда не причинит другому человеку боль, никогда не оставит кого-то страдать, эгоистично игнорируя, Рамиля была только его женщиной, а Жади – он был почти уверен – успела отдать себя бразильцу ещё до свадьбы, Рамиля бы никогда не согласилась втайне от него стать донором для какого-то человека, фактически соглашаясь при живом муже иметь внебрачного ребёнка. Интересно, бразилец уже знает правду? Если да, как он к этому отнёсся? Неужели местные принимают любые поступки своих жён? Возможно, не будь тайна Жади теперь и тайной самого Саида (в том числе и от самой Жади), он бы рассказал Лукасу, это была бы отличная месть, но теперь не стоило так рисковать, иначе у него самого могут быть проблемы. Саид не хотел думать о том, какой была бы реакция его жены. Его мозг, видимо, это понимал, потому что мгновенно блокировал мысли, стоило им зайти на опасную территорию. – Откуда мне знать, с какой целью ты пришёл в мою палату?– вопрошала между тем Жади. – Я не преступник и не собираюсь убивать ни тебя, ни твоего бразильца, чего бы ты там не прочла в той дурацкой статье!– резко ответил Саид и, судя по тому, как она дёрнулась в этот момент, понял, что попал в самую точку.– У Мохаммеда всегда была склонность сильно всё преувеличивать,– заметил он, молча извиняясь перед братом, потому что Мохаммед не лгал и не выдумывал, Саида правда ловили с кинжалом в аэропорту, но сам Саид теперь предпочитал верить, что это ему приснилось,– но я не сумасшедший и не бегаю с кинжалом по городу. Я не собирался тебе вредить, Жади,– твёрдо ответил Саид, и это было правдой. – Тогда зачем ты пришёл, Саид?– просто спросила Жади усталым голосом. Она медленно опустила нож, тем не менее до сих пор с опаской смотрела на него, всё же непросто принать, что тот, кого ты привыкла считать опасным, на самом деле не таков. Саид же был другом Зейна? И Зейн никогда не упоминал, что Саид опасен, а Зейну она доверяла, и главное – он знал Саида, чем не могла похвастаться Жади, соответственно, ей трудно было предположить, какими будут его следующие действия. – Мне нужны ответы...– ответил ей Саид, стараясь не думать слишком много о том, как звучит его имя из уст этой девушки. – Ответы?– переспросила Жади. – Да, ответы,– уже увереннее ответил Саид,– может быть, ты сочтёшь это глупостью, но я так и не получил ответ, почему же тогда ты просто взяла и сбежала за неделю до свадьбы. Каких только версий я не слушал, сплетники на Медине с этим хорошо справляются, особенно когда не знают, что произошло на самом деле. Но и я не знаю. Прошло уже шесть лет, а я до сих пор не знаю, это не даёт мне поставить точку в этой истории. Потому я и пришёл. Почему ты сделала это, Жади? – Ты правда не понимаешь?– покачала головой Жади, потому что лично для неё всё было очевидно. Но, пожалуй, она может ему ответить, раз уж его это так беспокоит, в конце-концов, история вправду была не очень красивая.– Потому что я не любила тебя, Саид, не хотела выходить замуж за человека, которого знала только по имени, я вообще не хотела выходить замуж в Марокко и становиться полностью зависимой от мужчины, который сможет сделать со мной что угодно, пользуясь тем, что я полностью в его власти, хотела учиться и строить свою жизнь по своему усмотрению. – Ты говоришь, как бразильянка...– покачал головой Саид. – Я выросла в Бразилии,– пожала плечами Жади,– и наверное, за эти годы я таки стала бразильянкой. Марокко – моя историческая родина, я люблю своих родственников, ценю память о моих родителях, но я не марокканка. Моя мама до конца мечтала вернуться в Марокко, она и меня пыталась научить жить по обычаям, это была не её вина, что я выросла не такой,– добавила Жади с каким-то вызовом, давая понять, что не потерпит любую критику в сторону своей матери, что некогда позволял себе даже дядя Абдул; Жади глубоко вздохнула, пытаясь подавить свою ярость, стоило вспомнить строчки из интервью Мохаммеда: «её мать ничему её не научила, она вырастила пропащую женщину, значит и сама была такая, все знают, что дочь вырастает похожей на мать; у дочери Жади тоже нет шансов, она родилась от пропащей женщины», Саид – не его брат, нет никаких причин переносить на него злость на Мохаммеда.– Просто я другая. И я тебя не любила. Не то чтобы это твоя вина, я не собиралась тебе вредить, от нашей свадьбы было бы больше вреда, чем пользы. Я вымотала бы тебе все нервы, я бы не сделала тебя счастливым, и сама не была бы счастлива. – Если бы мы поженились, всё было бы иначе...– возразил Саид, хотя сам не очень-то верил в свои слова.– В Марокко всё иначе... Любовь рождается в браке, от совместного проживания. – Ты сам-то в это веришь, Саид? – Конечно. Я верю в традиции и ценности, которые передаются из поколения в поколение. Ты марокканка, зов крови рано или поздно победил бы в тебе упрямство. Дело не в этом... Ты уже была влюблена в своего бразильца... Ты отдалась ему... – Да, я уже любила Лукаса,– не стала отрицать Жади, игнорируя однако его последние слова, потому что он не имел никакого права её об этом спрашивать,– мы с ним встретились ещё до того, как дядя Али захотел, чтобы я стала твоей женой. Но не только в этом дело. Я бы всё равно не согласилась на навязанный брак по доброй воле, а если бы меня заставили – не была бы счастлива, никто из нас не любит клетки, даже золотые. Когда я уходила, я не была уверена, что у нас с Лукасом что-то получится, когда я приняла решение не возвращаться, я думала, что остаюсь одна в огромном Рио, где мне было некуда податься, у меня была только одна подруга, к которой я ушла, не имея ни гроша в кармане. И я чувствовала себя правильно, я чувствовала себя свободной, вырвавшись из оков навязанной помолвки,– заметив выражение его лица, Жади таки добавила,– но это была не твоя вина, Саид. И не моя, я не считаю себя виноватой. Мне жаль, что тебе пришлось столкнуться с осуждением и слухами в Фесе, я могу даже сказать, что мне, наверное, надо было позвонить тебе и лично сказать о разрыве помолвки, но я не подумала об этом. И я не думала, что обязана тебе что-то объяснить, в конце-концов, у меня никто не спрашивал, хочу ли я этой помолвки, а я с самого начала говорила дяде Али, что не хочу замуж. Меня никто не слышал, вот я и воспользовалась своим правом сказать своё слово так, чтобы меня услышали и поняли все. – Но ты не говорила мне, что не хочешь этой свадьбы... Мне ты ничего не говорила...– повторил Саид. – Саид...– покачала головой Жади.– Помнишь, как я тебе позвонила и сказала, что вся в ожогах? Неужели это похоже на поведение счастливой невесты? – Я в тебя влюбился в тот день,– признался Саид.– Пришёл тогда злой, собирался отменить помолвку, а потом посмотрел на тебя...– он покачал головой.– Назира сказала, что я расплылся. И это правда. Ты сожгла меня своим взглядом, Жади. Я думал, что сойду с ума, когда понял, что ты никогда не будешь моей. – Саид...– она не знала, что можно ответить на это признание, все слова, какие могли прийти ей в голову, как-то не подходили к ситуации. – А теперь ты счастлива?– перебил её Саид, прежде чем она успела что-то сказать, потому что ему не нужны ни жалость, ни очередной ответ, что она-то того же не почувствовала.– Не жалеешь, что приняла тогда такое решение? – Я счастлива и ни о чём не жалею. А ты разве сожалеешь? Я думала, ты любишь свою жену, я слышала, у вас очень счастливый брак, я бы этого тебе не дала. Я была бы очень плохой женой для марокканца, Саид. – Я люблю свою жену, Рамиля – лучшее, что могло со мной случиться. Я не знаю, где бы я был, если бы я не встретил её...– Саид почувствовал, как внутри всё перевернулось. Впервые, как на духу, он осознал, что же натворил в тот день в клинике. Рамиля была лучшим, что было в его жизни, она никогда его не предавала, а он её предал. – Значит, всё получилось, как должно было получиться... Так было лучше для всех. Мактуб,– заключила Жади, позволяя себе улыбнуться. – Верно,– Саид позволил себе слабую улыбку. Он задержал взгляд на Жади, запоминая её черты. Он не знал, оставит ли его когда-то образ этой девушки, пожалуй, чувства – очень странный клубок самых разных эмоций, но он не мог из-за этого разрушать лучшее, что было в его жизни.– Спасибо, Жади. После этого он не стал задерживаться и едва успел закрыть за собой дверь, как бросился бежать со всех ног, попутно проверяя часы. Так же быстро, как он добрался сюда, ему теперь нужно было вернуться в клинику к Рамиле и остановить безумие, им же начатое. Деловая встреча, разумеется, была забыта. Однако, время работало не на пользу Саида. Такси ужасно медленно плелось по пробкам, так что за две улицы до клиники он просто вышел из машины и побежал со всех ног, вскоре ворвавшись в приёмное отделение и перепугав всех сотрудниц. Оказавшись на нужном этаже Саид собирался войти в кабинет, но тут открылась дверь процедурной, откуда медбрат выкатил каталку, где лежала его жена в больничной сорочке и прозрачной шапочке, скрывающей её густые волосы. – Саид...– Рамиля улыбнулась, протягивая руку к мужу.– Всё получилось, Саид...– прошептала она, сияя от счастья, её глаза были мокрые от слёз.– Я знаю, что слишком рано говорить о результатах, но я просто почувствовала это, когда они провели подсадку. Я теперь совсем другая. Я просто знаю, что всё получилось. У нас будет ребёнок, Саид... – Я очень рад...– выдохнул Саид, не в силах разочаровать её сейчас. Ради Аллаха, что он натворил?! Наверное, ещё никогда в жизни Саид так на себя не злился, как в этот самый момент. Он будто был в трансе последние недели, а теперь вот проснулся, однако пробуждение отнюдь не оказалось приятным.

***

Поздним вечером в доме Мохаммеда Рашида царила крайне напряжённая атмосфера, вопреки тому, что в общем-то обстановка призвана была вызвать атмосферу праздника, сильно отличную от напряжения, нынче царящего в душе большинства здесь живущих, не считая младших членов семейства, уже дремлющих в своих постелях. Дом был украшен цветами и сияющими гирляндами, магнитола воспроизводила приятную арабскую мелодию, а столы заставили разнообразными десертами, среди которых были и засахаренные фрукты, и марокканское печенье на любой вкус, и молочный пудинг мухаллеби, и лимонное суфле (не совсем марокканский рецепт, тем не менее Латифа его приготовила, немало по той простой причине, что это был любимый десерт Зейна, о чём она, впрочем, не должна была знать), и свежие соки, и мятный чай в стаканчиках. Саид сидел задумчивый и полностью был погружен в себя, прокручивая события сегодняшнего дня и не прекращая корить себя за то, что не успел вовремя исправить свою ошибку, а теперь было слишком поздно, и если он признается, может разрушить свой брак. Вдруг Рамиля не захочет его понять и простить? Его поступок трудно объяснить, мягко говоря. А вдруг она не захочет быть матерью этому ребёнку? И что тогда? О том, какой скандал устроит Жади, откройся ей когда-то истинное происхождение его ребёнка, не хотелось даже думать, он успел понять, что эта племянница сида Али бесшабашная и порой совершенно не думает о возможных последствиях своих поступков. Впрочем, подумал ли он в свою очередь? – Саид, всё в порядке?– спросил у парня Али, тоже изрядно встревоженный. Не говоря уже о том, какие ему подробности открылись из жизни Жади во время долгого перелёта, по приезду он наблюдал крайне тревожные картины, а именно состояние Саида (А не виделся ли парень с Жади? Не натворил ли глупостей? А главное – не планирует ли натворить?), а так же состояние брака Латифы. Али считал себя достаточно мудрым человеком, повидавшим многое на жизненном пути, потому успел заметить, что его племянница совсем не выглядит счастливой, какая-то бледная и глаза ни капельки не сияют, смирение перед судьбой вместо счастья; он всегда считал смирение одним из лучших качеств личности, однако для своей племянницы хотел счастья. Но как сделать брак Латифы и Мохаммеда счастливым? Не упущено ли время, когда ещё можно было что-то исправить? – Всё хорошо, просто день был очень суматошный,– ответил Саид, слабо улыбаясь, но улыбка получилась какая-то вымученная. Думая о произошедшем, Саид пришёл к выводу, что никто кроме сида Али, пожалуй, не сможет дать ему совет, как вести себя в сложившейся ситуации, однако рассказать старшему мужчине, что именно он сделал, будет очень непросто. Что о нем подумает после этого сид Али? Но носить такой груз в одиночку просто невозможно, ему нужен человек, который сможет ему помочь, если ситуация однажды выйдет из-под контроля. И кто на эту роль подходит лучше, нежели сид Али? Не Мохаммеда ведь ему посвящать в свои семейные проблемы (скорее всего, брат сначала начнёт сетовать, какой харам совершил и сам Саид, и его жена, согласившись на столь необычный метод иметь ребёнка, потом будет жаловаться уже на Жади и её существование в мире в принципе, а потом посоветует ему, чего хорошего, открыться дяде Абдулу), и уж точно не дядю Абдула! Последнего и вовсе нельзя посвящать даже частично в эту историю, дядю Абдула может и удар хватить, узнай он правду. Не говоря уже о том, что ему-то патриарх оправдание найти таки постарается, а вот Рамиля никогда не услышит конца этого, особенно когда в Фесе, стараниями его родственника, разойдутся нелицеприятные слухи насчёт его жены. Нет, сид Али – единственный, кто не только даст ему действительно мудрый совет, но и будет держать язык за зубами, а это в столь деликатной ситуации самое главное.– Если вам не сложно, позже я хочу обсудить с вами одно дело... Лучше не сегодня, а завтра после обеда. – Конечно, Саид, мы непременно обсудим твоё дело...– кивнул сид Али, в этот момент понимая, что Саид таки сделал какую-то глупость, а теперь не знает что делать, однако он пока ещё не знал, что именно сделал парень. Не знал Али и о тех открытиях, которые принесёт ему этот вечер, не знал и о том, что это будет только начало, что уже к завтрашнему вечеру жизнь обитателей этого дома перевернётся с ног на голову и он ничего не сможет сделать, чтобы этот процесс остановить, потому что он запущен задолго до этого. – Как я понимаю тебя, брат,– и себе вклинился в разговор Мохаммед.– День был просто ужасный. Назира, которую я больше не называю своей сестрой, все нервы съела Мохаммеду...– Мохаммед ещё не знал, что к завтрашнему вечеру конфликт с Назирой будет его последней заботой. Между тем, раздался звонок в дверь. Мохаммед поднялся на ноги, чтобы первым встретить гостя. Примерно в тот же момент по лестнице спускались Латифа и Зорайде. Жена сида Али только сегодня читала кофейную гущу и была всерьёз напугана осознанием, что буря, которой она так сильно боялась последние годы, как никогда близко. А Латифа... Латифа просто вцепилась в перила, молясь только о том, чтобы не потерять сознание от волнения. Вскоре её глаза встретились с знакомыми глазами Зейна, которые сразу же нашли её среди других. Она не знала, чего хочет больше в этот момент: обнять этого невозможного человека, или же осыпать проклятиями за все тревоги, выпавшие на её долю по его милости, потому что он однажды встретился ей в лавке старого зеркальщика, перевернув её прежнюю жизнь с ног на голову. Однако, так было предрешено заранее. Мактуб.