***
Отчаянная Латифа бродила из стороны в сторону по дому, схватившись за голову. Девушка стонала и умоляла Всевышнего о милости, не зная, как выпутаться из возникшей ситуации. Она уже собиралась ехать прямо по адресу, который ей дала ранее кузина, ждать её прямо у неё дома, чтобы выяснить как так получилось, что вместо тихого освобождения Назиры произошёл целый бунт, в результате чего Мохаммеда обвинили в убийстве и увезли в тюрьму! Но Жади позвонила как раз когда она повязала платок, чтобы выйти из дома; после выяснения обстоятельств оказалось, что одна местная женщина, услышав отрывок истории Назиры, подготовила целую спасательную миссию, да ещё их соседи слышали ночью крики Лары Назиры и дали против Мохаммеда показания. Несмотря на то, что — по словам кузины – муж Жади связался со знакомой из полиции и она согласилась объяснить ситуацию коллегам, офицеры почему-то упёрлись и отказывались отпустить Мохаммеда, пока не убедятся, что Назира действительно жива. Но в этом и была проблема, потому что с золовкой никак не удавалось связаться! Время между тем шло, вскоре должны были приехать родственники, которым тоже придётся объяснить, что произошло! Жади успокаивала, что её муж отправит адвоката и Мохаммеда выпустят под залог, но Латифа была в ужасе не только от мысли, что муж узнает, что его вытащит из тюрьмы именно адвокат Феррасов, а значит узнает и про её общение с Жади, так и от того, что Мохаммеду таки придётся в таком случае предстать перед судом! Недавно кузина снова позвонила и сообщила, что наконец нашла Назиру, что золовка согласилась приехать в участок и показать, что она не только жива, но и не собирается выдвигать против брата никаких обвинений. Тем не менее время шло и с каждой секундой восточная красавица чувствовала всё больше паники. Услышав стук в дверь, она немедленно вскочила, не думая даже, что Мохаммед всегда носит в кармане ключи, и быстро распахнула дверь, после чего мгновенно застыла в шоке, столкнувшись практически нос носом с совсем другим мужчиной, чувства к которому немедленно напомнили себе, едва она посмотрела в его глаза. Она даже пошатнулась, не веря своим глазам, что заставило молодого человека переступить порог и захлопнуть дверь за своей спиной, поддерживая брюнетку, чтобы она не упала. Латифа однако довольно быстро сумела взять себя в руки, понимая, насколько безумно его появление на пороге её дома, когда вот-вот нагрянут родственники из Марокко: — Что ты...— она быстро исправилась.– Что вы здесь делаете? – Значит мы снова на вы...— пробормотал Зейн, тем не менее не стал надолго задерживаться на этой теме, понимая, что девушке сейчас совсем не до этого, потому объяснил:– Я видел новости по телевизору и не мог не приехать, потому что подумал, что тебе понадобится помощь, Латифа. – Помощь?— Латифа истерически рассмеялась.— О, твоё появление очень мне помогает! – Я понимаю, что обстоятельства нашей последней встречи тебя несколько смутили... — Нет, ты не понимаешь, Зейн!— возразила тут же девушка, активно жестикулируя. Она была вне себя от безумной бури эмоций, что захлестнули с головой: не хватало ей ареста мужа, скорого приезда родственников из Марокко, так ещё Зейн появился опять перед её глазами!— Ты просто не понимаешь, насколько неправильно всё, что происходит между нами! Для тебя это обычное дело, но не для меня! Я иду против всего, что знала всю свою жизнь, я предаю мужа, даже когда разговариваю с тобой, не говоря уже про тот поцелуй! Я больше не знаю, кто я такая, чего я хочу от жизни, всё перевернулось!– девушка закрыла лицо руками.— Всё неправильно... То, что я чувствую, неправильно... Так быть не должно! — А что именно ты чувствуешь?— египтянин сделал пару шагов вперёд, воодушевлённый её откровением, и сжал ладони брюнетки в своих руках.— Скажи мне, Латифа. Девушка вздрогнула, уставившись в глаза молодого мужчины, однако усилием воли оторвала от него свои руки, отступая на несколько шагов: – Нет! Так нельзя.... Это неправильно! — Неправильно всю жизнь убегать от своих чувств, притворяясь кем-то другим, действуя исключительно в угоду другим, вопреки собственным желаниям,— возразил Зейн. После некоторой паузы он решился сказать то, чего вслух не говорил ни одной женщине до этого:— Я люблю тебя, Латифа. Если ты однажды сможешь дать мне шанс, я буду самым счастливым человеком на земле. Больше нет смысла скрывать очевидное, поскольку ты уже знаешь правду, я просто хочу знать, что у тебя на сердце, чувствуешь ли ты то же самое. – Шанс? О каких чувствах может идти речь? Я замужем! Какое у нас может быть будущее? Я не такая женщина, чтобы иметь любовника за спиной у мужа! Какой харам!— Латифа покачала головой, опускаясь на диван в изнеможении.— О, Аллах! О чём только я думаю? Мохаммед в тюрьме, а я здесь сижу с другим мужчиной в нашем доме и говорю о своих чувствах! — Я не предлагаю тебе роль моей любовницы, Латифа. Да, ты замужем, но любой брак может подойти к своему логическому завершению, если один из супругов считает это уместным,— заметил таки египтянин.— Возможно, я правда выбрал не лучшее время, чтобы говорить о своих чувствах. Но я могу помочь Мохаммеду. У меня есть очень хороший адвокат. Как я понимаю, он на самом деле не убивал свою сестру, не так ли? – О, Аллах,— возмутилась Латифа,— ну конечно Мохаммед не убивал Лару Назиру! Она уехала со своим женихом и вышла замуж! Жади уже нашла Лару Назиру, она согласилась приехать в полицию, потому Мохаммеда скоро должны освободить. Я благодарна за попытку помочь, Зейн, но..— девушка выдержала небольшую паузу, после чего с трудом произнесла следующие слова:— Лучшей помощью будет, если мы больше не станем встречаться. Это безумие должно прекратиться. Я дала обещание быть хорошей женой Мохаммеду и не стану отступать от своего обещания, как бы я...– она покачала головой. Испытывая прилив решимости, Латифа подняла на него взгляд:— Прошу, не ищи больше встречи со мной. Если правда любишь меня, не нужно будоражить. Я буду честна с тобой: я вправду узнала очень много о том, насколько много можно чувствовать, когда встретила тебя, Зейн. Но эти чувства не имеют будущего, они несут одну только смуту, мы встретились слишком поздно. У нас разные взгляды на жизнь и на мир. Тебе нужна совсем другая женщина. А я... Моя судьба — быть женой Мохаммеда. Нас нет в судьбах друг друга, потому всё так и получается. Меня нет в твоей судьбе, а тебя — в моей. — Если нас нет в судьбе друг друга, почему тогда жизнь свела нас, Латифа?– задал вопрос мужчина. Недавняя надежда всё ещё была жива внутри него: пусть девушка возражала, что между ними возможно будущее, однако она призналась, что что-то к нему чувствует. – Я не знаю. Но по жизни часто встречаются люди, которым не суждено быть вместе,— тихо ответила марокканка.– Пожалуйста, не нужно... Не спрашивай меня о том, чего я сама не понимаю. Не мучай меня больше, Зейн. — Мучить тебя — последнее, чего я хотел, Латифа,— тихо ответил ей молодой человек, опускаясь на диван рядом. Он осторожно прижал её ладони к своим губам.— Если ты этого вправду хочешь, я не стану искать с тобой встречи. Но если твой брак не сложится...— он прижал палец к нежным губам восточной красавицы, от чего она невольно вздрогнула.— Нет, не говори ничего, Латифа, никто из нас не может наверняка знать, что готовит будущее. Так вот, тогда я буду здесь и буду бороться за наше с тобой будущее, потому что я верю, что судьба не напрасно нас связала. Годами я не верил в судьбу, не верил в любовь, шёл по жизни, будучи гордым одиночкой, отступником, я не верю, что судьба, если она впрямь существует, может быть настолько жестока, чтобы показать человеку истину, но так и не позволить приблизиться к ней. Я чувствую к тебе то, чего раньше не чувствовал ни к одной женщине, и теперь я знаю, что у тебя тоже есть ко мне чувства. Я не стану принуждать тебя ни к чему и приму твой выбор, если ты хочешь остаться с Мохаммедом, однако знай, что я не отступаю. Я верю, что судьба приготовила для нас нечто замечательное. Ты можешь в любое время связаться со мной, я буду ждать твоего звонка каждую секунду, когда мы будем в разлуке. — Пожалуйста, не надо...— Латифа не могла выдержать его взгляд, потому что от этого будет только сложнее с ним расстаться и избежать соблазна однажды вновь его увидеть, если он прямо говорит, что будет ждать от неё звонка. Разгоревшийся внутри неё пожар невозможно было сравнить ни с чем, что она чувствовала до этого, она просто не знала, как бороться с тем, что вопреки всякому рассудку казалось бесконечно правильным. И его губы вновь были бесконечно близко, манили своей сладкой горечью, соблазняли очередной раз нарушить данную себе клятву. Оказывается, бывает так легко усомниться в правильности своего выбора, когда любишь человека. Однако на сей раз девушка была вырвана из своего дурмана настойчивым стуком во входную дверь. Латифа отчётливо слышала за дверью голоса родственников и пришла в ужас, представляя, что они могут подумать, если застанут её здесь с мужчиной. — Ради всего на свете, прячься!— прошептала Латифа, настойчиво толкая египтянина к лестнице. Она не подумала в панике о том, что куда лучше ему было бы выйти через заднюю дверь в сад, нежели прятаться наверху, где находились спальни, куда рано или поздно поднимутся гости. — Латифа,— попытался возразить Зейн. — Заклинаю тебя, иди наверх! Иди же, Зейн! Иначе я пропала! — кузина Жади в панике смотрела в сторону двери, слыша всё более настойчивый стук и громкие возмущения сида Абдула. Когда молодой человек наконец подчинился её просьбе и поднялся вверх по лестнице, она быстро осмотрелась, словно проверяя, не оставили ли они каких-то улик, нервно поправила диванные подушки и вазы на столиках, после чего схватила платок, брошенный на кресле, и накинула на голову, спеша к входной двери. – Я уже иду! — громко ответила девушка, думая про себя, что хорошо бы ей ещё иметь возможность объяснить родственникам, что произошло с Мохаммедом, уже представляя, каких масштабов скандал их ожидает. Сделав глубокий вдох, Латифа распахнула дверь: – Салам Алейкум! Вы принесли свет в наш дом!***
Мохаммед сидел в камере, уставившись в серую стену, продолжая громко стонать, вопрошая, за какие грехи наказал его Аллах. Молодой араб то расхаживал по крохотному пространству похожему на клетку, едва не вырывая клоки волос с собственной головы, то начинал истово молиться, падая прямо на холодный пол камеры, потому не удивительно, что пара сокамерников сочли его малость сумасшедшим и решили не трогать, когда наблюдали, как парнишка в странном халате "бьётся головой об пол". Молодой человек ужасался, в каком положении оказался: ещё совсем недавно у них в семье всё было хорошо, а теперь одна неприятность идёт за другой. Но даже в страшном сне он не мог себе представить не только, что его родная сестра однажды сбежит с бразильцем, но и он сам окажется в тюрьме. Парень вправду готов был рвать на себе волосы, когда думал, какой позор выпал на его голову, вспоминал крики людей, окруживших его дом, да ведь он опозорен на целый район, теперь даже если его отпустят (а в этом он уже был не уверен, потому что его сестра, вероломная предательница Назира, вполне могла нарочно прятаться, чтобы её впрямь сочли убитой братом), им вероятно придётся переехать в другой район и перенести магазин, где уже была налажена довольно стабильная торговля. Но кто захочет покупать товары у человека, попавшего в такой скандал?! Мохаммед пожалел не только, что не послушал жену, когда она предупреждала его, что соседи в Рио могут вызывать полицию, если держать Назиру взаперти, но и о том, что в принципе позволил этой кобре, которая притворялась его сестрой, переступить порог своего дома. И снова его мысли обратились к кузине жены: именно с Жади начались все неприятности; не покажи девчонка дурной пример, Назира не сбежала бы с бразильцем, очередной раз опозорив род Рашидов! Мохаммед снова застонал, уронив голову на руки, когда представил, что обо всём этом беспорядке скажет дядя Абдул, который вскоре прилетит в Рио, если до сих пор не прилетел! – Аллаааах!– взвыл несчастный Рашид.— За что мне всё это? Чем я провинился перед Тобой? — А я говорила, что однажды Аллах накажет вас за то, что вы топтали Назиру, как коврик!— услышал Мохаммед знакомый голос и вскинул голову, не веря своим глазам. Назира между тем стояла перед камерой брата, торжествующе качая головой, так что украшения и блестящий платок переливались под светом лампы, а позади неё стоял тот самый спортсмен Миру и один из полицейских, которые ранее привезли младшего Рашида в участок. – Назира...— недоверчиво прошептал Мохаммед. — Надо же, узнал,— язвительно ответила женщина,– а мне сказали, что ты уже потихоньку начал сходить здесь с ума! – Замолчи, кобра!— махнул рукой Мохаммед, сожалея, что не сможет через решётку дотянуться к сестре.— Ты опозорила наш род, облила грязью имя Рашидов! Одалиска! Недостойная женщина! Позор нашего рода! – Эй, парень,— предупредил спортсмен, выступая вперёд,— не говори так с моей женой! — С вашей... С кем? Женой?!— Мохаммед вдруг присмотрелся к мужчине перед ним и до него дошло то, чего он не заметил ранее, хотя неоднократно просматривал найденные в спальне Назиры фотографии. Да ведь это тот самый наглец, ранее приходивший в его магазин, не удосужившись даже одеться!— Это вы... Я вас раньше видел! Вы приходили ко мне в магазин! — Посмотрите, он начинает соображать,— усмехнулась Назира.— Мой брат всегда был немного тугодумом!— женщина потрясла рукой с обручальным кольцом перед поражённым Мохаммедом, который открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба.— Смотри, Мохаммед! Я вышла замуж! Рабыня Назира освободилась от вас! Наконец-то я свободна! А вы наконец узнаете, каково жить без вашего удобного "коврика", об который вы привыкли вытирать ноги! Аллах скор в своих расчётах! Он уже наказал тебя, Мохаммед!— восточная гурия фыркнула.— Он говорит мне про позор... Человеку ли, который сидит за решёткой, говорить о позоре? Ты опозорен на целый город, Мохаммед, по телевизору только о тебе и говорят! Надо же, до тебя ни один Рашид не сидел в тюрьме! – О, Аллах! — Мохаммед закрыл лицо руками.— Это всё из-за тебя, Назира! Ты уничтожила всех нас! Ты не сестра, ты ядовитая змея, которую я пригрел на своей груди! — Осторожнее, Мохаммед,— посоветовала Назира,— иначе я могу взять и передумать не подавать на тебя заявление. Я вижу, тебе очень понравилось в тюрьме! Оказывается, здесь в Бразилии тебя могут привлечь к ответственности даже за то, что ты закрыл меня в комнате! Предатель! После всего, что я для тебя сделала, ты посмел так меня предать! Благодари Аллаха, что он послал тебе такую добрую сестру! — Я извиняюсь, сеньора,— прервал офицер,— значит я правильно понял, что вы не намерены выдвигать никаких обвинений?— дождавшись кивка от Назиры, мужчина открыл дверь камеры.— На выход, Рашид! Ты свободен! Мохаммед недоверчиво вздохнул, поднимая руки к небу, после чего неуверенно, но довольно быстро переступил через порог камеры, опасаясь, как бы его опять не закрыли! Он мечтал поскорее уйти отсюда и забыть этот день, как страшный сон! Но прежде Мохаммед встал перед сестрой, которая пристально на него смотрела и прошептал пару слов на арабском. Вероятно, они должны были обидеть женщину, но она только усмехнулась и ответила ему на том же языке, после чего повернулась к мужу, который ничего не понимал по арабски, и поцеловала его в губы на глазах брата, которому только и оставалось, что смотреть, ведь он не посмел бы устроить дебош в полицейском участке, или попытаться её задержать! Да и что толку задерживать сестру, если Назира уже стала женой этого тренера? Её больше не смогут выдать замуж за приличного человека в Марокко! Потому Мохаммед только смотрел, как парочка уходит в обнимку из участка, не двигаясь с места, пока его слегка не подтолкнул полицейский: – Сеньор Рашид, пройдёмте в мой кабинет, подпишете некоторые бумаги, а потом можете идти домой. Вы официально свободны. Когда все формальности наконец были улажены, Мохаммед с лёгким сердцем вышел из кабинета, направляясь к выходу из участка. Однако в какой-то момент парень услышал чем-то знакомый голос из одного из кабинетов и медленно подошёл, заглядывая в щель: женщина, которая приходила к ним домой буквально этим утром, сидела за столом, разговаривая по телефону. – Да, я понимаю, Лукас. Ситуация вышла из-под контроля, потому что соседи дали показания против сеньора Рашида. Ситуация неприятная, но я сама согласилась помочь, потому справлюсь с последствиями. Кто мог подумать, что разразится такой скандал? Надо было всего-то припугнуть этого Мохаммеда и заставить отпустить сестру. Офицеры согласны, что сеньор поступал незаконно, и я должна была пресечь безобразие, потому я получила только небольшой выговор из-за того, что вовремя не успела внести дело в официальные документы. Пусть твоя жена не переживает. Этого человека уже отпустили, остались сущие формальности. Да, хорошо. Шокированный Мохаммед сорвался с места, чтобы его не застали за подслушиванием, и поспешно вышел на улицу, толкаясь через толпу. Теперь он понял, почему всё так получилось! Едва вдохнул поток свежего воздуха, он прошептал всего одно слово, сжав от ярости кулаки: — Жади!***
В доме Рашидов царил настоящий переполох: приехавшие родственники были шокированы открывшейся правдой, которой поделилась с ними жена Мохаммеда. Особенно возмущён был сид Абдул, который даже не пытался скрыть этого никоим образом: – Аллах! Это настоящая земля греха! Вместо того, чтобы искать одалиску Назиру, вернуть её семье, чтобы предать наказанию, полиция арестовала Мохаммеда, который поступил по предписаниям Пророка! – А я тебя предупреждал, Абдул, что в Бразилии совсем другие законы!– заметил сид Али.— Мохаммед зря послушал тебя! Не нужно было ему запирать сестру в комнате, а тем более ставить решётки на окна, вот соседи посмотрели на это, услышали крики и сделали соответственные выводы! Теперь трудно доказать полиции, что он ни в чём не виноват, если твой племянник грозился расправиться с сестрой перед своим соседом, а потом полиция нашла в комнате разруху и кровь! Будем надеяться, что дона Назира увидит новости по телевизору и приедет в полицию, даст понять, что она на самом деле жива, но и не захочет выдвинуть другие обвинения против Мохаммеда, чтобы твоему племяннику не пришлось предстать перед судом! — Аллах!— возмутился Абдул.— Какие такие обвинения она может выдвинуть?! Да Мохаммед должен был не только закрыть, но и хорошенько побить одалиску! Я лично выпорю Назиру плетью, если встречу её на улице! Отступница! Одалиска! — И чего ты этим сможешь добиться, Абдул?— вопрошал дядя Латифы.– Только того, что ты окажешься за решёткой вместе с Мохаммедом! Пойми наконец, что в Бразилии совершенно другие законы! Видишь, какую реакцию вызвали у общественности методы, которые ты посоветовал племяннику? – Дядя Али, но ведь нужно что-то делать!– возразил Саид, прежде чем старший родственник начнёт очередную нотацию.— Моего брата нужно вытащить из тюрьмы! — Думаю, можно попробовать договориться по поводу залога. Я попытаюсь сейчас связаться со знакомым адвокатом,— Али уже потянулся к телефону, начиная набирать знакомый номер. Латифа терялась, не зная, как сказать, что Мохаммеда вскоре должны уже освободить, потому что в первую очередь не знала, как объяснить, откуда ей это известно, потому что не лучшим выходом было сейчас упоминать в присутствии сида Абдула не только Жади, но и Лару Назиру, которую тот грозится выпороть при первой же встрече. Девушка переглянулась с Зорайде, которая стояла рядом с ней, укачивая на руках ребёнка, женщины вели молчаливый разговор одними глазами. Однако внезапно сверху раздался истошный крик Каримы, которая ранее отправилась отнести вещи наверх, от чего сид Али даже выронил телефон, девочка на руках Зорайде проснулась и начала хныкать, а остальные мгновенно повернулись к лестнице, потому не заметили, как вздрогнула Латифа, вспоминая про своего "гостя", которого отправила наверх. – Зейн,— едва слышно прошептала она, закрывая лицо руками. Одна только Зорайде заметила выражение лица воспитанницы и пристально на неё посмотрела, слегка бледнея, когда Латифа умоляюще качнула головой. А по лестнице уже бежала вниз совершенно обезумевшая Карима, активно жестикулируя: – Джинны! У меня в комнате джинны! – О, Аллах! Какие ещё джинны?! Что ты несёшь, Карима?!– воскликнула якобы возмущённая Зорайде, понимая, что необходимо отвлечь внимание каким-то образом. А уж потом она успеет выяснить у Латифы, что происходит!– Посмотри, ты ребёнка разбудила! Разве без того не достаточно проблем, чтобы выдумывать всякие небылицы? – Зорайде, но я лично видела джинна! Весь чёрный, он вышел из тени и посмотрел мне прямо в глаза!– доказывала суеверная служанка.— Я так испугалась, сразу же начала кричать и убежала, иначе он бы точно схватил меня! Вы что мне не верите?! Сид Али, сид Абдул, пойдёмте со мной! – Видимо Карима переутомилась,— рассудил сид Али. — А я не удивлюсь, если в доме моего племянника впрямь поселились джинны! Может потому он такой невезучий!— ответил в запале сид Абдул.– Я знаю много хадисов из Корана, чтобы изгнать джиннов! Если конечно там впрямь джинн, а не любовник твоей племянницы, которого она привела втайне от мужа! Я уже ничему не удивлюсь! — Сид Абдул, что вы такое говорите!— возмутилась Зорайде. – Абдул, твои инсинуации сейчас совершенно не к месту,– ответил не менее возмущённый сид Али.— Как ты можешь говорить такие вещи о моей племяннице?! – После того, как одна твоя племянница бегала за любовником, а потом и замуж за него вышла, я уже ничему не удивлюсь, Али!– сварливо ответил патриарх Рашидов.— Но если там нет любовника, значит твоей племяннице нечего бояться! Пойдём и посмотрим! — Пойдём и посмотрим!– подтвердил мужчина, первый поднимаясь по лестнице. За ним последовал сид Абдул, следом Саид, а потом и женщины. Карима шла первой и продолжала тарахтеть, рассказывая про свою "встречу с джинном", а Зорайде с ребёнком на руках и Латифа шли позади, переговариваясь между собой. Племянница сида Али продолжала шёпотом повторять, что она пропала. Тем не менее, когда открыли дверь маленькой спальни, где решено было разместить Кариму, там оказалось совершенно пусто. Не было где спрятаться, но и окно было тщательно закрыто. Проверили и остальные комнаты, опять же, по наущению сида Абдула, где тоже не оказалось никаких следов присутствия постороннего человека. Наверное, больше всех была удивлена сама Латифа, задаваясь вопросом, где же спрятался молодой человек. — И где же этот таинственный "любовник", Абдул?– язвительно спросил у приятеля дядя жены Мохаммеда. – Дядя Абдул, не нужно ссориться!– прервал своего родственника Саид.– Мы должны подумать, как освободить из тюрьмы Мохаммеда, но вместо этого ходим по пустому дому и ищем джиннов!— голос молодого человека ясно выражал его весьма скептическое отношение к словам Каримы. Ясно ведь с самого начала, что нет ни любовника у Латифы, ни тем более джиннов; впечатлительная женщина увидела слишком много нового за последние сутки, вот и вообразила чего, а дяде Абдулу только бы ухватиться за слово — он сразу захочет уличить кого-то в совершении харама, был этот самый харам или не было уже не имело принципиального значения для родственника! — Я же говорю, что это был джинн! Он растворился в никуда!— доказывала Карима. — Или ты переутомилась после долгого перелёта и тебе почудилось что-то, во что я больше поверю!— проворчала Зорайде, строго глядя на служанку, которая наконец догадалась замолчать. Между тем жена сида Али передала ей на руки свою дочь.— Лучше иди и уложи ребёнка в кроватку, вместо того, чтобы будоражить людей всякими глупостями! Тем не менее Зорайде увидела, как на лестнице, когда мужчины уже спустились вниз, продолжая спорить, Латифа наклонилась, чтобы поднять золотую подвеску в форме Корана на прочном тёмном шнурке, а потом убрала в карман своей блузки, незаметно улыбаясь. Очевидно, мужчина догадался спуститься по лестнице и уйти через одну из дверей внизу, пока все проверяли комнаты наверху одна за другой, судя по тому, где он уронил эту вещицу. И не нарочно ли он так поступил, чтобы дать ей понять, что не нужно волноваться по этому поводу? — Латифа?— прошептала Зорайде, понимая, что самое страшное, чего она так сильно боялась, уже произошло,— в сердце Латифы поселилось чувство к другому мужчине. — Потом, Зорайде! Я умоляю тебя, давай поговорим потом! — брюнетка сжала ладони жены дяди, умоляюще глядя ей в глаза.— Я тебе всё объясню! Это совсем не то, что ты думаешь! — Не нужно мне ничего объяснять, девочка. Ты изменилась. В твоих глазах живёт смута, Латифа, от неё тебе не убежать,— повторила старшая женщина те же слова, которые сказала Латифе долгие месяцы назад на собственной свадьбе. Девушке стало откровенно не по себе. Но разве не следовало знать, что в присутствии Зорайде ей не получится долго хранить свои секреты? Но женщина никому не расскажет, конечно, может быть даже даст ей совет, как себя вести, по крайней мере на это надеялась восточная красавица. Она готова была уже выдать все свои секреты верной хранительнице тайн, однако снизу послышался хлопок входной двери и знакомый голос: – Латифа! — О, Аллах! Мохаммед вернулся!— Латифа с облегчением вздохнула.— Зорайде, я потом обязательно всё тебе объясню!– повторила опять девушка, поспешно спускаясь вниз по лестнице.— Я уже иду, Мохаммед!***
– Успокойся, Мохаммед,— советовал сид Али молодому человеку, который не мог остановиться и продолжал бродить из стороны в сторону, как безумный,— объясни, почему ты считаешь, что именно Жади причастна к этому скандалу!– откровенно говоря, мужчина бы не удивился тому, что Жади впрямь могла иметь отношение к освобождению Назиры, возможно это даже было наиболее правильным вариантом, потому что он сам изначально предупреждал, что везти женщину в Фес, чтобы насильно выдать замуж,— далеко не лучший выход из ситуации. Однако зачем Жади нужно было делать всё настолько громко, зная, что это может навредить и её кузине? Если Назиру тихо увезли из дома брата, не было никакой нужды после устраивать этот дикий бунт! Что такого Мохаммед мог сделать Жади, чтобы она так поступила? Нет, что-то здесь категорически не вязалось между собой! – А кто же ещё, дядя Али?— вопрошал молодой человек.— Я же говорю, что слышал имя Лукаса! Зачем бразильцу вмешиваться в этот вопрос, если только его не попросила об этом одалиска! Она помогла Назире сбежать! — Некоторых женщин нужно бить, чтобы добиться послушания, а иначе они становятся одалисками! Не зря говорят: жена, как ковёр, чтобы была хорошей, нужно часто выбивать! Меня совсем не удивляет, что твоя племянница, Али, устроила это безобразие!– плюнул сид Абдул. Тем не менее, он был куда более сосредоточен, нежели его нервный племянник, потому быстро подметил:– Но откуда одалиске было знать, что Назира заперта в комнате? Ей кто-то должен был об этом сказать!– его взгляд обратился к Латифе, которая молчаливо стояла в стороне, крепко сжимая руку верной Зорайде, старшая женщина практически поддерживала девушку под руки, мешая упасть. — Латифа...— прошептал Мохаммед, поворачиваясь к нервной жене, которая была бледнее самой белой простыни. До него и правда изначально не доходило, откуда Жади могла узнать о том, что Назира заперта в комнате! – Мохаммед...— девушка покачала головой. Она была в ужасе от практически открывшейся правды, однако первым делом "бросилась грудью" на защиту кузины.— Я не верю, что Жади это сделала! Она бы никогда так со мной не поступила! Полицейские сказали, что соседи слышали крики Лары Назиры, потому толпа и собралась! Моя сестра здесь ни при чём! – Ты слышишь, Мохаммед, как одалиска с тобой говорит?— подначивал племянника глава рода Рашид.— Она не только не раскаивается в своём поступке, в том, что предала мужа, так ещё защищает другую одалиску! Твоя жена – такой же гнилой плод, как её кузина! — Прекрати, Абдул!— возмущённый донельзя патриарх Эль Адиб перебил родственника.— На что это ты намекаешь? Ты намекаешь, что женщины моего рода порочны? Может намекаешь на то, что я сам одобряю порок? Оскорбляя Латифу, ты оскорбляешь меня!— мужчина повернулся к Мохаммеду.— Заметь, Мохаммед, что Латифа ни в чём не признавалась! Не слушай провокации своего дяди! Для начала нужно выслушать все стороны, а потом делать какие-то выводы! – А кто по-твоему рассказал обо всём Жади?— язвительно заметил сид Абдул.— Может ей джинны на ухо нашептали? Кто ей рассказал, если не Латифа?! Ответь мне на вопрос, Али! — Это я сказала Жади!— вклинилась в разговор Зорайде, после чего всё внимание оказалось приковано к ней. Женщина заметила подмигивание мужа, который видимо изначально тоже обо всём догадался, и уже с большей уверенностью продолжила:— Мы говорили по телефону, я сказала Жади, что мы едем в Бразилию, назвала дату, она спросила, откуда такая спешка, вот я и ответила! Откуда мне было знать, что Жади захочет помочь Ларе Назире сбежать? Но я тоже не думаю, что бунт устроила Жади! Она не стала бы так вредить Латифе! Я уверена, что в этом Жади не замешана! Скорее она тоже услышала новости по телевизору и захотела помочь кузине, потому и попросила мужа связаться со знакомой из полиции, чтобы всё разузнать! – Действительно,— поддержал жену дядя Жади и Латифы,— ведь ты на самом деле не слышал ничего конкретного! По односторонним ответам, отрывкам разговора, невозможно сделать правильные выводы! — Значит ты защищаешь свою отступницу племянницу? Если ты не только позволил жене с ней общаться, так ещё совсем не возмущён тем, что из-за неё Назира сбежала! Из-за неё род Рашидов опять будут полоскать на Медине! Ведь получается, что это Зорайде виновата во всём, если конечно вы оба не сговорились лгать, чтобы защитить другую одалиску! – Абдул,— перебил его сид Али,— ты пытаешься обвинить меня во лжи? Считаешь, что я сам не могу разобраться, что разрешать, а чего не разрешать своим женам? У тебя есть четыре свидетеля, чтобы уличить меня во лжи? Есть у тебя свидетели, чтобы в чём-то обвинять мою племянницу Латифу?! Или ты опять пытаешься обвинять людей на одних предположениях?! Тогда я очередной раз повторяю: не зная всего, ты не можешь видеть полную картину, а значит строишь домыслы и сам того не замечая совершаешь грех!— мужчина выразил возмущение бесцеремонностью приятеля, после чего заметил:– Кроме того, я считаю, что даже к лучшему, что Лару Назиру не удалось увезти в Фес. Представь себе скандал, который мог бы впрямь разгореться прямо в Фесе, попытайся ты, Абдул, насильно отдать племянницу за сида Абдурахмана! А как же бедный мужчина? Он настолько стар, что его сердце могло просто не выдержать подобного. Да ведь он даже не подозревал, в какое безумие ты собирался его втянуть, но он бы пострадал, как и вся его семья! Ты хотел бы быть ответственным за подобное? — Дядя Али прав,— заявил вдруг Саид. Прежде парень молчал, предпочитая не участвовать в разговоре, где упоминали имена Жади или её бразильца, но после посчитал нужным высказать свое мнение. – Никому в Фесе совсем не обязательно знать, как всё было на самом деле. К счастью, помолвка Назиры и сида Абдурахмана не была публичной, а мужчина, за которого она вышла, как бы там ни было, мусульманин. Дядя Али, вы говорили он собирается жить где-то в Каире? Значит Назира тоже с ним уедет. Вот пусть все и думают, что мы одобрили этот брак, а не общаемся близко как раз из-за расстояния. — Так ты предлагаешь принять этот возмутительный брак, брат?!— воскликнул поражённый до глубины души Мохаммед.— Какой из него мусульманин? О, Аллах, этот человек ходит по улицам полуголый, он даже в мой магазин приходил с голым тросом! Если он нашей веры, это ещё больший позор для него, значит он сознательно сеет разврат на земле, а Назира вместе с ним! Они целуются на улице, сидят на пляжах и в баре, где продают спиртное, наша сестра скидывает платок прямо на улице, а если у них будут дети, они будут смотреть на своих родителей и тоже будут вести себя бесстыдно, при этом без зазрения совести называя себя верующими! Ты предлагаешь, чтобы род Рашидов признал свою связь с такими людьми? Саид, в Фесе нас будут поливать грязью, если мы публично не откажемся от Назиры! — Мохаммед, я не предлагаю принять брак, я предлагаю сделать вид, что мы приняли брак, а это совершенно разные вещи,— твёрдо возразил Саид, несколько раздраженный тем, насколько не сообразительный его младший брат.— Муж Назиры — не особенно известный человек, его не публикуют в газетах, которые могут дойти до Марокко, потому никто не узнает, как он одевается, будучи на другом континенте, если ты сам конечно будешь держать язык за зубами и не болтать лишнего! Очень сомнительно, что после переезда в Каир они вдвоём будут ходить в купальниках, они будут придерживаться приличий, а большего и не нужно, чтобы избежать скандала. Нашему роду совсем не нужен громкий скандал, проклятия и лишние слухи! Разумеется, Назира поступила недопустимо и я не намерен после этого с ней разговаривать, однако людям знать правду вовсе не обязательно. — О, Аллах, что за племянников я воспитал?!— вопрошал Абдул.— Он предлагает закрыть глаза на это безобразие и делать вид, что всё в порядке!— мужчина грозил племяннику крючковатым пальцем.— Перед судом Аллаха ты не сможешь уворачиваться и делать вид, что не замечаешь харам, даже самая тёмная твоя мысль, тайное деяние в самую тёмную ночь года, не пройдут мимо глаз и ушей Аллаха! — Значит я правильно понимаю, что вы намерены рассказать правду всем в Фесе, вместо того, чтобы сохранить доброе имя Рашидов, дядя?— спокойно спросил Саид, чем ввёл родственника в ступор. Старший мужчина открывал и закрывал рот от возмущения, однако не мог найти слов, чтобы возразить против, потому что он сам всегда в первую очередь защищал честь рода Рашидов и учил этому племянников. Абдул смачно плюнул в сторону и отошёл в сторону, продолжая бормотать про землю греха, о том, что молодые отошли от традиций и многое другое в своём репертуаре, пока сид Али незаметно улыбнулся Саиду, похлопав парня по спине, а потом предложил всем выпить чаю после напряжённого дня, чем тут же поспешила заняться молодая хозяйка. Тем временем дядя Латифы завёл разговор про бизнес, чтобы отвлечь остальных мужчин от недавнего происшествия, хотя разговор был не особенно бурным, потому что говорил в основном сам сид Али, ему изредка поддакивал Саид, мыслями будучи однако далеко отсюда, а вот Мохаммед отвечал невпопад и о чём-то напряжённо думал, пристально наблюдая за женой. Чуть позже, когда все разместились на низких диванах и пуфиках со стаканчиками ароматного напитка, угощаясь выпечкой, которую накануне успела испечь Латифа, чаепитие прервал стук в дверь. Накинув платок, невестка Рашидов пошла к входной двери, вскоре вернувшись в гостиную с прямоугольной коробкой в руках, которую передала жене сида Али: – Зорайде, тебе пришла посылка,— девушка опустила взгляд.— От Лары Назиры... Все взгляды обратились к поражённой женщине, которая медленно открыла коробку, где оказался футляр, похожий на те, куда обычно кладут украшения в ювелирных магазинах. Подняв крышку футляра, Зорайде громко ахнула: на бархатной подушечке лежало роскошное золотое ожерелье, витые золотые звенья которого причудливо переплетались, усыпанные бриллиантами, изумрудами и рубинами. Определённо, ожерелье было одним из лучших, некогда хранившихся в шкатулке Назиры.***
По коридору престижной клиники взволнованно ходил средних лет мужчина в дорогом костюме, практически не останавливаясь, из-за чего в глазах его друга, который сидел на скамейке с пластиковым стаканом с крепким кофе, уже рябило: — Леонидас, ради Бога, остановись хотя бы на минуту,— попросил Лобату спустя какое-то время.— От того, что ты будешь метаться, как безумный, ничего не произойдёт быстрее. – Легко тебе говорить! У тебя вечно всё легко и просто!— махнул рукой Леонидас, пристально наблюдая за дверью родильного зала, откуда до сих пор никто не выходил.– Почему так долго?!— опять воскликнул мужчина. — Прошло всего пару часов, дети иногда рождаются сутками,— успокаивающе заметил Лобату.— Говорю же, сядь и успокойся. Врачи утверждают, что всё в порядке, значит так и есть. — Раньше они утверждали, что срок родов наступит только через несколько недель, потому я не склонен слишком им доверять, пока не увижу собственными глазами. Конечно, не только они виноваты! Иветти не нужно было ехать в суд, я предупреждал, что на таком сроке нужен отдых, но она меня не послушала! Зачем ты только рассказал ей про этот суд, Лобату? — Леонидас, а как я мог ей не рассказать?– возмутился его помощник.– Эта история к ней тоже имела отношение, потому она имела полное право знать. Я же не знал, что она начнёт избивать сумкой этого Армандо, когда ему дадут слово,— оправдывался он,— хотя, признаться честно, он этого заслуживал. Представь себе, человек не только пытался оправдать себя, не признавая свои преступления даже при всех доказательствах, а наоборот утверждал, что это ему должны выплатить компенсацию, даже попытался притвориться инвалидом, представляешь себе? – А чего ещё от этого проходимца следовало ожидать?!— фыркнул Леонидас.— Надеюсь, он получил по заслугам. – Его признали виновным по всем пунктам обвинения, но это не главное... Я ушёл вместе с Иветти, когда у неё начались роды, но я знаком с судьей. Говорят, все его бывшие собрались вместе и просто избили мужчину прямо в зале суда! Представь себе, их просто не могли от него оттащить! Пришлось угрожать оружием чтобы "беднягу" оставили в покое!— рассмеялся Лобату, и даже прежде серьёзный Леонидас не смог сдержать усмешку.— Воистину, женская месть бывает по-настоящему страшной! Кстати, что там с родственником твоей невестки? Я видел новости по телевизору, кажется он пострадал по похожим причинам, что и наш общий "друг" Армандо? — Я разговаривал с Лукасом полчаса назад. Он говорит, что им наконец удалось дозвониться до сестры этого самого Мохаммеда, потому его должны отпустить из тюрьмы,— поделился мужчина.— Надеюсь, эта история не будет иметь продолжения! Не хватало нам только проблем с восточным кланом! Наступит ли конец этим скандалам? Иногда мне кажется, что мы живём в каком-то глупом шоу, потому стоит только всему успокоиться, как появляются новые проблемы! Его друг не успел ответить, поскольку дверь родильной комнаты наконец открылась, оттуда вышел Альбиери, снимая медицинскую маску. Улыбка на лице старого друга успокоила Ферраса, однако он немедленно спросил, стоило тому подойти ближе: — Ну что там? Родился? – Не волнуйся, Леонидас, всё очень хорошо,— улыбнулся Альбиери.– У тебя родилась дочь. Очень крепкая малышка. Немного маленькая, но это нормально, учитывая, что она родилась чуть раньше. Мужчина вздохнул с облегчением, позволяя себе улыбнуться. Казалось невероятным, что спустя столько лет у него снова родился ребёнок! Сколько не готовься, невозможно подготовиться к появлению на свет ребёнка, пока этого не произойдёт на самом деле. — А Иветти? Она в порядке? – Да, всё хорошо. Иветти отлично себя чувствует. Не беспокойся! Ты можешь войти в палату ненадолго и лично убедиться, что всё в порядке,— разрешил доктор, совсем не удивляясь тому, что приятель надолго не задерживался в коридоре после этого предложения. В догонку он прокричал:— Ещё раз поздравляю! Тем не менее, вместе с искренней радостью за друга, он испытывал одновременно некую тревогу, точно так же было, когда ребёнок рождался у Лукаса, словно рождение новых детей каким-то образом могло приблизить Феррасов к пониманию того, что он сделал несколько лет назад. Одним из самых страшных его секретов была тайна появления Лео, он приходил в ужас, когда думал, что Феррасы однажды узнают про мальчика! Ранее доктор позаботился, чтобы Деуза отдалилась от Иветти. Но вдруг женщина захочет опять сблизиться с подругой, узнав, что у той родилась дочь? И конечно, с собой она рано или поздно возьмёт сына, который является по совместительству крестником Иветти! Страшно даже представить, какой скандал разразится, если Деуза однажды приведёт мальчика в тот дом и он окажется на глазах Леонидаса! Сомнительно, что друг забыл, как выглядели его сыновья в детстве, но и остальные вполне могли однажды посмотреть семейный альбом. Альбиери признавал, что до сих пор ему невероятно везло. Но даже страх не мог перевесить степень азарта учёного, жажду новых исследований, ощущение, что он бросает вызов самим небесам, потому он создал очередной Клон — на сей раз копию жены Лукаса, которого прямо сейчас вынашивала его жена; буквально сегодня по его рекомендации Эдна легла на сохранение, чтобы избежать возможного выкидыша. Никакой угрозы не было, тем не менее Альбиери предпочитал лишний раз перестраховаться, учитывая, что беременность очень необычная, но и Эдна уже не молодая женщина. Главное чтобы ребёнок родился, а потом уже он решит, как скрывать клонов от Феррасов, пока они не уедут из Бразилии. Тем более, с клоном Жади будет гораздо проще: у неё почти нет детских фотографий, сомнительно, что она помнит, как выглядела в раннем возрасте, да и никто не подумает сравнивать их с Эдной дочь с женой Лукаса, даже если случайно увидят малышку, прежде чем они переедут в Лондон. А пока Альбиери строил свои далеко идущие планы, Леонидас уже входил в палату, толкая перед собой дверь, намереваясь увидеть новорождённую дочь. На кровати лежала несколько уставшая, но очень довольная женщина, прижимая к себе младенца. Феррас даже застыл на пороге на мгновение, не зная, как лучше выразить свои чувства, когда впервые увидел ребёнка на руках невесты, но блондинка уже подняла взгляд и улыбнулась ему: — Львеночек, ты здесь. Иди скорее сюда, посмотри на неё. Мужчина подчинился этому требованию и сделал несколько шагов вперёд, опускаясь на край кровати, он коснулся губами волос женщины, а после и впрямь посмотрел на ребёнка, заворожённый самым чудесным зрелищем на свете: маленькая девочка тихо сопела на руках матери, вытащив одну маленькую ручку из светлого одеяла, так что можно было рассмотреть напоминающие ракушки крохотные пальчики, изредка она хмурилась, а иногда на лице младенца появлялось выражение, напоминающее улыбку, или ему так казалось, потому что люди обычно утверждали, что настолько маленькие дети просто не умеют улыбаться. Стоило ему протянуть палец ближе к ребёнку, как она крепко сжала его, даже не просыпаясь. Как возможно вызывать такой прилив любви, ничего толком не делая? Наверное, подобная связь может возникать только между родителями и детьми. — Ты плачешь?— тихо спросила Иветти. — Нет, я просто... В глаз что-то попало....—смутился Феррас.— Она восхитительная. Самая чудесная девочка на свете. Женщина только нежно ему улыбнулась, прижав одну ладонь к щеке возлюбленного, а он прижал её ладонь к губам, мягко улыбаясь в ответ. — Ты знаешь, что я люблю тебя, правда? – Знаю,— ответила она,— но совсем не буду жаловаться, если ты станешь говорить это почаще. Я тоже тебя люблю.***
Позже вечером к детскому отделению приблизился молодой человек, быстро отыскав глазами отца, который стоял около большой стеклянной витрины, отделявшей помещение от коридора. Старший Феррас тоже заметил сына, поворачиваясь к нему. — Папа,— приветствовал Лукас отца, оказавшись рядом,– я приехал, как только смог. Поздравляю. Значит у меня родилась сестра?— глаза парня изучали ряды колыбелей, пытаясь найти нужного ребёнка.– Где же она? – Вот она,— Леонидас указал на ребёнка в переднем ряду, мягко улыбаясь. Было заметно, что мужчина сегодня в приятном настроении. — Красавица,— улыбнулся Лукас.– Вы с Иветти уже говорили по поводу имени? Или ещё не решили? – Её будут звать Кристина. В честь твоей прабабушки. — Кристина Феррас,— Лукас тихо произнёс имя, пробуя, как оно звучит.— Красиво. Мне кажется, ей это подходит,– заметил он, продолжая рассматривать девочку. Даже не верилось, что эта крохотная малышка может быть его сестрой! Казалось, она могла уместиться на сгибе одной только руки! Несмотря на то, что сравнительно недавно его дочь была совсем маленькой, парень с удивлением понял, что уже успел отвыкнуть и вновь испытывал некоторый страх при мысли, что крохотный младенец окажется у него на руках.— Ты счастлив, папа? — Да, я счастлив,– подтвердил Леонидас. Он выдержал небольшую паузу, прежде чем добавить:— Ты был прав, Лукас. – Что? Что ты только что сказал, папа?– переспросил Лукас, не веря своим ушам. Он вовремя подавил в себе порыв ущипнуть себя, чтобы проверить, не снится ли ему это, понимая, что подобное будет выглядеть откровенно глупо. Никогда раньше его отец не говорил, что он в чём-то прав: либо бесконечно спорил, доказывая, что он не прав, либо просто кивал мельком, не задерживая на этом внимания, когда считал, что сын поступил приемлемо. Но чтобы признать, что он прав,— такого никогда не было! Похвалы обычно получал Диогу, как более "правильный сын", более решительный, интересующийся "правильными" вещами, тогда как увлечения Лукаса всегда назывались глупостью, даже в самом лучшем своём настроении максимум, чего можно было дождаться от отца, так мягкого замечания, что он должен довериться ему, потому что он знает, что будет для него лучше, вместо обычного громкого спора. Парень однако потом всегда корил себя за ссоры с отцом, чувствуя себя виноватым, потому и сворачивал всякий раз с намеченного пути, чтобы окончательно не разочаровать единственного родителя, которого он знал и помнил. Конечно, в последние месяцы их отношения несколько улучшились, но всё равно оставались очень далеки от того, как он хотел бы однажды строить отношения со своими детьми. — Ты был прав,– повторил Леонидас,– прав, когда месяцами ранее говорил, что я занимаюсь бесполезным отрицанием, хожу вокруг и около, убегаю и пытаюсь убедить себя в том, во что сам не верил на самом деле. Твоей сестре нет и суток, но я смотрю на неё и не могу поверить, что её могло бы просто не быть никогда. Это кажется таким неправильным. — Я рад, что вы с Иветти наконец нашли общий язык,— ответил Лукас, справившись со своим удивлением, что отец вправду признал его правоту.— Конечно, немного забавно было наблюдать со стороны, как ты бегал по офису, кидаясь на сотрудников из-за не заточенных карандашей,— парень усмехнулся,— но я всегда хотел, чтобы ты был счастлив, папа. Просто я никогда не думал раньше, что действительно должен об этом сказать,— он сам удивился своей внезапной откровенности. – Не повторяй моих ошибок, Лукас. Я очень часто не говорил того, что должен был говорить, зато говорил слишком много, когда нужно было молчать. Я никак не могу забыть твои слова в тот день... Ты сказал, что тебе нужно умереть, чтобы я тебя услышал. А позже вечером я увидел выпуск новостей и подумал, что ты погиб. Я думал, что больше никогда тебя не увижу, что мы так и расстались на том, что ты был уверен, будто... – Папа, я совсем не это имел в виду! Я вспылил и сказал лишнего, но я никогда не имел этого в виду на самом деле!— перебил Лукас. Парень чувствовал себя откровенно неловко; если раньше Леонидас и вспоминал этот момент, так чтобы отчитать сына за вопиющую безответственность, напомнить, что он больше не мальчишка и обязан нести ответственность за свою семью, если решил стать семейным человеком, но они никогда не обсуждали чувства. Лукас предпочитал не задумываться, что мог почувствовать отец, думая о его вероятной гибели, потому что это было слишком сложно, вызывало слишком странные эмоции, чтобы говорить о них в обычный день. – Брось, Лукас,— отрицал его отец,– именно это ты и имел в виду. И может даже был прав, с годами я просто разучился слушать, понимать...— мужчина и сам чувствовал себя неловко, заставляя себя не прерывать начатый разговор.– Я признаю, что был не лучшим отцом. Мне следовало больше внимания уделять вашему воспитанию, стараться лучше узнать своих сыновей, а вместо этого я прятался за горами работы, доверяя воспитание своих детей посторонней женщине, экономке, чтобы самому не брать на себя всю ответственность. Это было слишком сложно, после того, как ваша мать... — Папа, не надо!— опять перебил молодой человек.— Я никогда не считал тебя плохим отцом. Ты всегда делал то, что считал лучшим для нас, работал, чтобы мы ни в чём не нуждались, годами не думал о своей личной жизни. Я всегда это знал и был благодарен, даже если тебе казалось иначе. – Но не считал и хорошим отцом, правильно?— усмехнулся Леонидас.– Я никогда не хотел, чтобы всё было именно так, как получилось. Твой брат всегда очень напоминал мне моего отца, твоего деда... Я думал, с такими качествами, как у моего отца, он никогда не пропадёт. Потому я позволил ему слишком много, до такой степени, что он не видел никаких границ, поверил, что неуязвим,— с горечью заметил Феррас.— А с тобой мы наоборот никогда не говорили спокойно... Мне казалось, тебя нужно предостеречь от ошибок, которые ты мог совершить, я не хотел, чтобы ты однажды разочаровался в жизни и потерял бесценное время. Родитель никогда не хочет худшего для своего ребёнка. Ты сам стал отцом, может быть, однажды ты сможешь понять, почему я считал нужным поступать, как поступал. Если однажды тебе будет казаться, что твоя дочь совершает главную ошибку в своей жизни, разве ты не попробуешь её остановить? — Наверное, попробую,— после небольшой паузы признал Лукас. Вероятно, если бы они привычно спорили, он бы не задумываясь отрицал, утверждал, что поступил бы совсем иначе, но с годами наверное и правда понимаешь, что не всё настолько очевидно, как иногда кажется, быть взрослым человеком вправду бывает чертовски сложно.– Ты никогда раньше не говорил про своего отца... Вы были близки? – Близки?— усмехнулся Феррас.– Правильнее будет сказать, что я всегда хотел, чтобы мы были близки, но у нас было слишком мало времени, чтобы лучше узнать и понять друг друга. Позже я признал, что многие его советы имели право на жизнь, но было слишком поздно, чтобы говорить об этом. Всё произошло внезапно: я видел его вечером накануне приступа и никогда не думал, что утром мне на плечи свалится целый мир. Он выглядел, как всегда, серьёзным, собранным, уверенным в завтрашнем дне, совершенно здоровым, твой дед был тогда достаточно молод и никогда не жаловался на сердце, тем не менее утром его уже не было. Потому я всегда хотел, чтобы вы были готовы управлять компанией, чтобы не пришлось терпеть крах, собирать всё по осколкам и начинать сначала. Никогда не знаешь, что готовит завтрашний день, Лукас. – Я никогда не знал, папа,— просто ответил его сын. Лукас не мог себе представить, что однажды проснётся и узнает, что отца больше нет, даже тряхнул головой, отгоняя от себя неприятные мысли. После паузы он признал:– Откровенно говоря, я тоже никогда не хотел быть плохим сыном. — Ты никогда не был. В какой-то момент отец и сын коротко обнялись, впервые разделяя настолько откровенный момент, когда как никогда понимали друг друга. Вероятно, у них будут в будущем споры, непонимание, как и у всех людей, тем более родственников, однако сегодня они сделали большой шаг вперёд, что невозможно было отрицать. Позже они попрощались: Леонидас намеревался остаться ночью в больнице, а Лукас собирался ехать домой. — Надо же, сегодня очень неожиданный вечер,— тихо заметил парень в пустоту, когда спина отца исчезла в одном из коридоров. Он мельком улыбнулся, снова обращая взгляд на детское отделение, обращаясь к сестре, которая явно не слышала через стекло, но и не могла пока понять смысл его слов:— А ты хорошо на него влияешь...***
Над Рио-де-Жанейро уже спустилась тёмная пелена ночи, но один молодой человек продолжал задумчиво сидеть на крыльце заднего двора, рассматривая изрядно смятую фотографию в свете уличного фонаря. Это скорее была даже не фотография, а вырезка из глянцевого журнала, наклеенная на кусок картона. Саид, а это был именно он, не мог избавиться от сомнений, как ему действовать: видеть или не видеть бывшую невесту, пока находится в Рио-де-Жанейро. С одной стороны он хотел поговорить с ней и просто спросить, почему она тогда поступила с ним таким образом, счастлива ли теперь, или начала сожалеть про свой выбор, с другой – сомневался, не сделает ли какую-то глупость, впервые за очень долгое время оказавшись настолько близко к ней. Не окажется ли он опять на том же дне, откуда настойчиво выбирался долгие месяцы, порой балансируя едва ли не на грани безумия? А как же Рамиля? Честно ли по отношению к невесте видеть другую женщину накануне их свадьбы? Пока летел в самолёте, убеждал себя, что направляется в Рио исключительно ради решения семейных проблем и деловых встреч, которые давно уже откладывал, но соблазн вновь проснулся в мятежной душе парня, пробуждая желание хотя бы мельком взглянуть на девушку. Он тут же поспешил оправдать своё желание увидеть Жади тем, что вовсе не собирается изменять невесте! Да и разве Жади когда-то даже согласилась бы на такое? Молодой человек отругал себя за подобные мысли. Он просто не мог понять, как такое возможно, что он чувствует нечто особенное одновременно к двум совершенно разным девушкам; быть может, его дядя сказал бы, что мужчине вовсе не обязательно выбирать между двумя женщинами, потому что у него всегда есть возможность жениться сразу на обоих, это был совсем не тот случай. Рамиля, несмотря на свой свой мягкий характер, очень решительная девушка и никогда не сумеет принять другую жену, да и Жади, если во вселенной существует мир, где ему повезло быть любимым ею, вряд ли стала бы частью гарема; эти две девушки никогда не сумели бы ужиться, по крайней мере не были бы от этого счастливы, как и он сам. Но к чему фантазии? Жади была женой другого мужчины, матерью его ребёнка, более того, она сама его отвергла в своё время! Разве он не сумеет держать себя в руках и набросится в людном месте на чужую жену, как какой-то дикарь? Имеет ведь он право по крайней мере получить от неё объяснение, которого Жади ему так и не дала, когда разорвала помолвку! – Саид...— прозвучал голос у него за спиной, заставляя молодого Рашида встрепенуться. Старший мужчина успел увидеть фотографию, прежде чем брат Мохаммеда убрал снимок обратно в карман. – Дядя Али,— кивнул ему Саид,– что-то случилось? Патриарх Эль Адиб тяжело вздохнул, опускаясь рядом с парнем на ступеньки. Он выдержал паузу, прежде чем заговорить: – Знаешь, Саид, один мудрец однажды сказал, что значительную часть нашей боли мы выбрали сами.Это горькое снадобье, которым врач внутри нас лечит заболевшую часть нашего я. – О чём вы говорите, дядя?— спросил он, понимая однако гораздо больше, нежели хотел признать. – Я знаю, о чём ты сейчас думаешь, и говорю, что это плохая идея. Ты думаешь о том, чтобы встретиться с Жади, не так ли? И это накануне собственной свадьбы! Мне кажется, или ты захотел ускорить дату свадьбы, потому что сам сомневаешься? — Я не сомневаюсь в том, что хочу жениться на Рамиле, ни на минуту. Сомневаюсь только в том, выбросил ли из головы вашу племянницу, она вросла в меня, как дикий сорняк,— признался он.– Я хочу увидеть её, чтобы в глаза спросить, почему она так со мной поступила. Только получив честный ответ, я успокоюсь! Разве я не имею права на ответ, дядя Али? – Саид,– покачал головой старший мужчина,— каждый человек имеет право получить ответ на свой вопрос, это правда. Однако меня куда больше беспокоит твоя зависимость от Жади, несмотря на то, что вы даже не разговаривали никогда толком. Ты выдумал себе образ, который в твоём сознании имеет определённые черты, образ с маской Жади на лице, но на самом деле это лишь игра разума. Жади давно замужем, у неё ребёнок, этого не изменить, даже если мы не будем признавать истину, в то время как в реальности есть прекрасная девушка, твоя будущая жена, которая уже питает к тебе самые светлые чувства. Не потеряй Рамилю, продолжая жить в прошлом. Время – лучший лекарь и лучший философ, оно всегда расставляет всё и всех по своим местам. Но весь смысл времени в том, что мы должны идти вперёд, а не пытаться повернуть назад. — Но я вовсе не пытаюсь повернуть назад. Я понимаю, что это выглядит, как навязчивая идея, но я просто не могу избавиться от привычки думать о вашей племяннице. — Иногда я думаю, что ты любишь не столько Жади, сколько свои по ней страдания, потому тебе так сложно с этим расстаться, но одними страданиями человек жить не может,— заметил Али. Мужчина поднялся с крыльца, намереваясь вернуться в дом, но прежде решил дать парню последний совет:— Я прошу тебя только об одном: думай головой, не совершай ошибок, Саид. — Я постараюсь,— тихо ответил он в пустоту.