Проверка на прочность

Жади сидела в постели своей больничной палаты, опираясь спиной на подушки, потягивая воду со льдом через тонкую трубочку. Одна ладонь девушки лежала на круглом животе, рассеянно поглаживая, неосознанно желая чувствовать, что её ребёнок до сих пор здесь, вполне себе осязаемый и она может почувствовать его движения в своей утробе. Прошла почти неделя после первого пробуждения марокканки в больнице и безличные стены с белыми дверями начинали действовать брюнетке на нервы, правда помещение несколько оживилось, когда в нём появились яркие букеты с цветами, а на тумбочках — книги, тетради и принадлежности для рисования, какие Жади потребовала принести, едва немного пришла в себя. Правда головная боль до сих пор мешала заниматься, напоминая о себе лёгкой тошнотой и тяжестью в висках. Несмотря на то, что врачи не рекомендовали девушке сильных нагрузок после удара головой, она не могла отказаться, открывая очередную книгу, даже если чернильные строки начинали плыть у неё перед глазами, только бы развеять скуку. Для столь энергичной натуры было просто невыносимо лежать целыми днями без дела, она уже представляла себе, как сложно будет оставаться на подобном режиме неделями. Безусловно, у неё было вдоволь посетителей: постоянно заходила Иветти, развлекая девушку историями, от которых у неё на глазах выступали слёзы от смеха; забежала Лидьяне, оставив сына на попечении няни, а мужа — без контроля на пару часов; зашла забрать готовые задания однокурсница, с которой удалось договориться приносить лекции и практические задания по учёбе, чтобы марокканка не сильно отстала в университетских занятиях. Лукас оставался с женой первые пару дней, но в итоге вынужден был уйти на работу; даже свёкор нашёл время среди вечной занятости и деловых встреч зайти к невестке, интересуясь самочувствием и читая ей нотацию об осторожности, с которой Жади даже не решилась спорить, потому что и сама понимала, что поступила совершенно безответственно, рискуя ребёнком по глупости. Позже заскочила секретарь Зейна с букетом и открыткой, где он заверил хорошую знакомую, что независимо от срока выздоровления, она может в любое время вернуться на работу. Девушка не задержалась надолго, потому что спешила, мельком обмолвилась Жади, что сейчас все дела в клубе на ней, потому что Зейн поспешно уехал в Марокко на какую-то свадьбу. Про себя марокканка задавалась вопросом, не на свадьбу ли дяди Али поспешил начальник. И зачем? На ум приходило только одно объяснение: Зейн хотел увидеть её кузину, не привлекая к себе внимания. Неужели он вправду настолько заинтересован Латифой? Подумать только! Свято верящая в предсказания Зорайде по кофейной гуще, девушка была уверена, что нити судьбы так или иначе связали Зейна и Латифу, иначе старшая женщина никогда бы не испугалась, едва услышала про него. Но не обидит ли он нежное сердце кузины? Ведь молодой человек привык идти по жизни, не привязываясь к женщинам, бросая их, едва пройдёт первый интерес! Да и кузина замужем! Зная Латифу, та пришла бы в ужас, если бы в её сердце закралось чувство к постороннему человеку, когда у неё есть законный муж. Любила ли кузина Мохаммеда? Или просто захотела убедить себя в том, что обязана подарить своё сердце тому, кого избрали для неё мужем? Что такого ждёт Латифу в будущем, что Зорайде сочла настолько страшным и не захотела даже произносить вслух? Беспокойный ум Жади не находил себе места; она уже и забыла, каково это постоянно находиться в замкнутом пространстве и не занимать себя делом, но таким образом пришла очередной раз к выводу, что приняла верное решение насчёт своей жизни, потому что никогда не сумела бы быть тихой мусульманской женой, верно ожидающей мужа после целого дня однотипной и скучной работы по дому,– такой путь не для неё! Даже не полюби она Лукаса, никогда не сумела бы окончательно смириться с подобным укладом жизни, слишком глубоко она прониклась укладом страны, где провела всю сознательную жизнь! Потом были звонки из Феса — от взволнованной Зорайде, которая не находила себе места от беспокойства; Жади пришлось долго убеждать невесту патриарха Эль Адиб не переживать и спокойно готовиться к скорой свадьбе. Позже в Фес приехала Латифа и кузины могли вдоволь говорить по телефону, потому что Мохаммед пропадал целыми днями по делам на Медине, даже не догадываясь, что его «козочка» может заниматься чем-то запретным на женской половине дома шейха Али. Но как было спросить Латифу, не видела ли она часом таинственного молодого человека, наблюдающего за ней? Нет, девушка не могла задать такой вопрос, не вызывая к себе подозрений, к тому же, она обещала Зорайде, что не будет вмешиваться в течение судьбы, не хотелось, чтобы всё выглядело, будто она не держит своё слово. Зорайде не должна переживать из-за грядущего, из-за того, что невозможно изменить, как не пытайся, особенно перед собственной свадьбой,— нет, это время должно быть приятно волнующим и безмятежным для женщины, которая уже и не надеялась на такой подарок судьбы, слишком долго оставаясь в одиночестве. Тишину палаты нарушил стук в дверь, после чего в проёме показалась светлая голова, принадлежавшая Сибилле. Марокканка даже встрепенулась, стоило увидеть, кто к ней пожаловал, ведь молодая женщина, которую совсем недавно Жади с полной уверенностью могла назвать подругой, неделями избегала её общества, придумывая разные отговорки: с тех пор, как Жади отдала светловолосой потерянную брошюру в кафетерии около университета, где раньше они всегда собирались поболтать за чашечкой вкусного латте или мокко, и психолог опрометью сбежала оттуда без всяких объяснений, Сибилла продолжала избегать общества восточной красавицы, всегда сворачивая в другую сторону в коридорах и отвечая на телефонные звонки в лучшем случае односложно, объясняя нежелание общаться занятостью. Жади не хотела навязываться, потому в конце-концов перестала звонить, а на вопросы Лукаса, куда же подевалась одна из её подруг, отвечала теми же отговорками, какие придумывала сама Сибилла. Одетая в элегантный бежевый костюм, перехваченный на талии широким поясом, дамочка медленно вошла в палату, опустив на мгновение взгляд под пристальным взглядом брюнетки. В руках она держала большую связку апельсинов и стопку глянцевых изданий, вскоре оставив свою поклажу на свободной тумбочке, смущённо присела на стул рядом с кроватью: – Я подумала, тебе пригодится что-то, чтобы скрасить время, потому купила твои любимые журналы, среди них есть издания, посвящённые дизайну, которые тебе всегда нравились, и литературный альманах. Ты говорила, что редко читаешь художественную литературу, но может теперь это поможет скоротать время. Такой энергичной натуре, как ты, наверное сложно оставаться в постели, вижу, ты опять взялась грызть гранит науки,– начала девушка, чтобы не молчать, надеясь развеять напряжение. — Спасибо. Очень мило с твоей стороны,— немного сухо ответила Жади, понимая, как сильно на самом деле была задета игнорированием психолога, только когда она наконец снова появилась перед ней.– Как ты узнала, что я здесь? – Лукас играет в бильярд с Марио, помнишь? На этой неделе он отменил встречу, в общем, слово за слово оговорился, что ты в больнице. Сначала я не решалась прийти, постоянно думала, как ты меня примешь... Но потом вспомнила, что всегда советую своим пациентам отпускать страхи, чтобы в будущем не сожалеть о своих действиях. И вот, я здесь...— женщина вздохнула.– Прости, что я избегала тебя всё это время, Жади. Я рада, что всё обошлось, ты и твой ребёнок в порядке. – Почему ты избегала меня? Это из-за той брошюры? Неужели ты думала, что я начну обсуждать твои проблемы с другими, если они у тебя есть? Или что я нарочно шарила в твоих вещах?– после небольшой паузы засыпала блондинку вопросами Жади. Сначала она не уверена была, как отнестись к ней после недель отчуждения, но наблюдая смущение и искреннее беспокойство, привычные жесты молодой женщины, говорящие за неё о волнении, вроде того, что немка постоянно убирала волосы за ухо, хотя они совсем ей не мешали, марокканка узнавала в ней подругу, которая так хотела помочь ей разобраться в себе, женщину, что подходит к плачущей незнакомке в коридоре, чтобы успокоить. Как она могла взять и отвернуться от неё? – Ты не дала мне ничего объяснить, так быстро убежала. Ты выронила этот листок в коридоре, вот я его и забрала, у меня и мысли не было копаться в твоём грязном белье! – Что ты, я даже не думала о подобном! – оправдалась Сибилла. Девушка скомкала платок, неизвестно откуда взявшийся у неё в руках.— Просто я не могла выносить мысль, что кому-то стало известно про мои проблемы. Наверное, я пошла на поводу рефлекса и бросилась бежать, только бы сделать вид, что ты ничего не видела. Будто проблема не реальная, если никто не знает, если я о ней не говорю, будто могу продолжать делать вид, что меня ничего не заботит и всё хорошо.... Я никогда никому не говорила, только Марио, но даже с ним мне было сложно всё обсудить, был момент, когда я боялась, что наши отношения рухнут. Представь себе реакцию парня, когда его девушка убегает после публичного предложения! Но эта проблема... – Проблема? – мягко спросила Жади, неуверенно протягивая руку к подруге, боясь её спугнуть, но Сибилла наоборот схватила руку марокканки и постаралась улыбнуться, быстро моргая, чтобы смахнуть мимолётные слёзы. Жена Лукаса осторожно спросила:— У тебя проблемы с беременностью? Потому там было обведено что-то про донорские яйцеклетки? – Не с тем, чтобы забеременеть, скорее с вынашиванием ребёнка,– призналась женщина.– Это длинная история... Но мне наверное нужно наконец её рассказать. Я верю, что ты никому не расскажешь мои тайны. Я могу тебе верить? Я понимаю, что прошу слишком много, не после того, как я просто убежала... – Ты можешь мне верить,– прервала Жади.– Я понимаю, почему ты не хотела говорить. Если бы я оказалась перед необходимостью говорить о болезни своей мамы, я бы тоже убежала. Мы всегда убегаем, когда нам больно говорить о чём-то. Помнишь, ты сама говорила мне? А ещё ты говорила, что всегда найдётся человек, который тебя поймёт, которому не безразлично... – Похоже, я слишком много говорю, а у тебя слишком хорошая память...— беззлобно проворчала Сибилла. Девушка вздохнула, начиная рассказ, который прежде слышал только её муж:– История очень длинная... Дело в том, что моя мать потеряла родителей очень рано, в годы войны, и всю жизнь росла в приюте, ничего толком о себе не зная. Но когда она вышла замуж и родила, ей пришлось столкнуться с проблемой, о которой она даже не догадывалась. Она оказалась носителем гена гемофилии, это... – Я знаю, что это,— кивнула марокканка. – Да, хорошо, потому что я не уверена, что могу объяснить все эти медицинские термины, чтобы опять не броситься бежать,— девушка прикрыла глаза.– Мой брат-близнец, да, у меня был близнец, я тоже не говорю об этом обычно, родился с этим заболеванием. Родители очень за него переживали, постоянно следили, чтобы он нигде не поранился, и несколько раз его жизнь оказывалась на волоске, но его спасали. Но однажды мы играли на улице и он просто упал...– блондинка залилась слезами.— На моих глазах, Жади! Мне было шесть, но даже двадцать лет спустя я иногда вижу тот день в мельчайших подробностях. – О, Аллах! – поразилась Жади.– Мне очень жаль! Я даже не знаю, что сказать... – Не говори ничего. Одним словом, это было кошмарно. Родители после этого никогда не были прежними, они постоянно ссорились, винили друг друга, примирения сменялись бурными слезами и даже драками, иногда казалось, что они не могли выносить друг друга. Но главное совсем не это... Мама больше не могла смотреть на меня, ей казалось, что это я виновата в случившемся, ведь я знала, что брат нездоров, но мы всё равно постоянно ходили бегать и играть, даже в тот день я дразнила и побуждала его бежать быстрее. Клянусь, я никогда... Я не осознавала.... – Тебе было всего шесть лет! — возмутилась Жади.— Конечно, твоя мать не может винить тебя за произошедшее! Ты была маленьким ребёнком! — Она понимала умом, что так оно и было, как позже говорила, но подсознательно... Сначала срывалась на мне, потом пыталась загладить свою вину. Отец погрузился в работу, поздно приходил, а когда приходил, они ссорились, били посуду, не сосчитать, сколько раз я лежала в кровати поздно ночью и слушала их ссоры, обнимая свою куклу и тихо плача. Не говоря уже о том, что я ужасно боялась темноты и даже шелест ветки казался чем-то устрашающим! Ситуацию только усугубило то, что мама отказалась убирать вещи брата с его половины комнаты, каждый день я приходила туда и вспоминала все подробности... Наверное, мать знала и хотела, чтобы я страдала, ведь я косвенно виновата в том, что случилось с Фридрихом, потому что всякий раз, когда мы не находили общий язык, или у меня возникали проблемы, она запирала меня в этой комнате! А потом ей становилось стыдно, она плакала и тащила меня есть мороженое. Я никогда не находила в себе силы отказаться, но, знаешь, по сей день я ненавижу мороженое. Так прошло несколько лет. Однажды я вернулась со школы, когда мне было одиннадцать, и увидела, что мать собирает вещи в чемодан... – Она не...— покачала головой Жади, убирая следы слёз с уголков глаз. Девушка не могла не плакать, когда представляла маленькую девочку, которая боялась находиться в собственной комнате и почти всё детство считала себя виноватой в несчастье, которое произошло с её братом. Для Жади её мать всегда была самым понимающим и любимым человеком на всём белом свете, она даже представить не могла, что Саула может взять и бросить её добровольно! Как же должна была чувствовать себя Сибилла, увидев, что мать собирается уходить! Неужели женщина просто бросила свою дочь? – Да, она уехала, Жади. Мама говорила, что не может любить меня, как должна, и это её убивает, что их брак превратился в кошмарный сон, что она никак не может избавиться от гнетущего чувства потери, как ей претит роль домохозяйки с обложки журнала и деловые обеды отца, на которых она должна молчать и улыбаться, чтобы он заключил очередной контракт. В тот день она ушла. Переехала в Барселону, снова начала заниматься живописью, от чего отказалась, когда вышла замуж за отца. Она писала мне, отправляла подарки по праздникам, пару раз я даже ездила к ней в гости, ходила на выставки её картин. Позже родители оформили развод. Отец вскоре женился на своей секретарше, подозреваю, что она была его любовницей несколько последних лет их с матерью брака, у них родился сын, мой младший брат. Его новая жена... Ну, она вполне милая женщина и мы никогда не ссорились, но и близкими людьми не стали. Отец оплачивал все счета, заплатил за учёбу, но наши отношения никогда не отличались особыми выражениями близости. Потому я переехала, как только смогла, в общежитие. Папа... Он не возражал, хотя в глубине души я надеялась, что будет. Любая дочь ждёт, что её отсутствие заметят и будут скучать. Знаешь, я сначала хотела наладить отношения с мамой. Когда мне было семнадцать, я поехала к ней в гости, и она была так счастлива, постоянно водила меня по выставкам, рассказывала о живописи. Я подумала, что если я тоже стану художницей, у нас наконец появится столь желанная близость, что она опять посмотрит на меня, как смотрела до того ужасного дня! Ты ведь видела картины у меня дома? Я рисовала их, два года училась на художника, и у меня получалось, пока я однажды не поняла, что это не моё. Это была не жизнь: с утра до ночи я старалась отточить своё мастерство до совершенства, ездила по выставкам, а ночью шла в ближайший бар и выбирала партнёра на ночь, или просто бродила по городу, только бы не возвращаться в свою пустую одинокую комнату, где не чувствовала ничего кроме пустоты и одиночества. Я не хотела жить по чужим идеалам, но чего я действительно хотела, так понять... Понять, почему всё получилось именно так, почему они вели себя таким образом. Действительно ли мои собственные родители совсем меня не любили, или просто не умели справиться со своими внутренними демонами? – Потому ты решила стать психологом... – Да. И мне понравилось. Впервые в жизни я почувствовала, что на своём месте, окончательно убедившись в этом после первой практики! Вскоре в моей жизни появился Марио, мы полюбили друг друга, но тогда передо мной снова возникали моменты, когда мой брат... Могла ли я заставить этого чудесного молодого человека пережить нечто подобное, если наш сын родится больным, или поставить ему условие совсем не иметь детей, как я планировала, едва смогла всерьёз анализировать эту тему и узнала все особенности того, как именно передаётся гемофилия? Даже если у нас родилась бы дочь, как я могу рисковать, что она однажды пройдёт через что-то подобное? Как могу привести в мир маленького невинного человека, чтобы он страдал из-за дурацкого гена в моей крови? Марио не напугала перспектива, он хотел быть со мной. Жади, я не могла поверить своей удаче! Мы договорились первое время не заговаривать о детях, но так получилось, что я забеременела... Он был в таком восторге, не могло быть и мысли, чтобы... Да и как я могла, опять же, убить человека, уже существующего, сколько бы врачи сухим текстом не звали его эмбрионом, из-за своих проблем, своих собственных страхов? Я убедила себя, что всё будет хорошо, что у нас будет дочь, я отказывалась принимать иной вариант, не хотела даже говорить. Днём я храбрилась, а ночью просыпалась от кошмаров. Мне снилось, что я вся в крови, что мой ребёнок погибает. Однажды я проснулась и боль просто никуда не ушла. Я была на пятом месяце. Кровь была, но не столько, как в моих снах, зато был крохотный ребёнок...— глаза блондинки стали стеклянными, словно сейчас она находилась совсем не в больничной палате, а где-то в кромешной тьме своей спальни с ноющей болью, говорящей о самой великой потере.— Это был мальчик, Жади. Он ещё дышал, пытался дышать, хрипел и из его крохотного ротика текла кровь, с каждой попыткой к дыханию всё больше, его кожа была такой тонкой, что я видела каждый красный сосуд его тельца... – Сибилла! — Жади уже откровенно плакала и в какой-то момент обняла молодую женщину, которая тоже начала плакать, сама того не замечая.— Я не представляю, что ты пережила! Мне страшно от одной мысли, что я могла потерять своего малыша, а ты... — Я не могла забыть и одновременно хотела сделать вид, что ничего не случилось. В нашем доме до сих пор находится эта детская, которую даже в мгновения, когда клялась никогда больше не думать о беременности, я мечтала однажды использовать. Недавно мы снова вернулись к обсуждению возможного прибавления в семье. Марио хочет детей, я даже представить себе не могу реальность, где этого человека не называют папой; он вырос в большой дружной семье с братьями и сестрами, кузинами и кузенами, с кем он лазил по деревьям и устраивал драки подушками. Если бы ты видела этих людей... С ними ты никогда не чувствуешь себя лишней! Я так хочу родить ему! Но я отказываюсь передать ребёнку возможный недуг. Врачи убеждали меня, что выкидыш произошёл совсем не из-за этого, но ребёнок был болен, их анализы это показали, они не могут отрицать. Что толку, если бы он родился и с ним случилось то, что случилось с моим братом, через несколько лет после рождения? Я бы этого не вынесла! Марио предлагал усыновить ребёнка, или даже сразу двоих, но только не первенца... Первенца я хочу подарить ему сама, мне нужно это сделать, просто чтобы знать что я могу, чтобы избавиться от этого жуткого ощущения собственной неполноценности, которое не оставляет меня после того выкидыша... Потому мы всё обсудили и решили, что наиболее правильным вариантом будет донорская яйцеклетка. Я смогу выносить, родить и воспитать ребёнка, и он всё ещё будет ребёнком моего мужа биологически, меня не заботит, что формально я не буду биологической матерью ребёнка. Но выбор оказался слишком сложным... Трудно выбирать мать своего ребёнка, пусть только биологическую, только по внешним и медицинским показателям. Я хочу знать, что она за человек, какие у неё мечты, увлечения... Это глупо? – Нет, это совсем не глупо. Я не знаю, смогла бы я добровольно согласиться, чтобы у моего мужа был ребёнок не от меня, вероятно, я была бы в ярости... Но ты делаешь это добровольно. Ради своего мужа, ради здоровья будущего ребёнка. Естественно, что ты не хочешь, чтобы твой ребёнок родился от неизвестной женщины. Ты одна из самых сильных женщин, каких я только встречала! – Сильная женщина, а? Это потому я намочила твою рубашку своими слезами?– рассмеялась Сибилла. Она крепко обняла подругу, тихо шепча:– Спасибо... Мне действительно нужно было кому-то рассказать. – Пока не за что...— Жади молчала некоторое время, обдумывая возможные последствия своего решения, но потом решительно произнесла:— Если хочешь, я буду донором. – Что? — в шоке прошептала психолог, не поверив своим ушам.– Что ты говоришь, Жади? — Ты говорила, что не хочешь, чтобы твой ребёнок родился от женщины, которую ты не знаешь, правильно? — дождавшись кивка, марокканка уже более уверенно продолжила:— Ну, ты ведь меня знаешь? Если ты согласна, наблюдая все мои недостатки, однажды встречать их в своей дочери, я готова пожертвовать свои яйцеклетки. Как только я рожу ребёнка и приду в себя после родов! – Ты действительно...– Сибилла покачала головой.– Но, Жади, каково тебе будет видеть своего ребёнка и знать, что не имеешь на него никаких прав, что он зовёт мамой другую женщину? А Лукас? Что он скажет, если узнает, что у тебя есть ребёнок от моего мужа? – Он не узнает! Никто не узнает, Сибилла! Этот ребёнок не будет моим, яйцеклетка будет принадлежать тебе, как только я её отдам. Ты будешь рожать и воспитывать ребёнка! И ещё, если уж говорить о материнских качествах, у тебя их в достатке, ты будешь замечательной матерью для любого малыша! Жади говорила уверенно, всё больше убеждаясь, что именно это увидела в своём гадании Зорайде. Она увидела, что Жади захочет помочь подруге и отдаст свои клетки, но не смогла объяснить самой себе увиденное, ведь марокканская женщина была очень далека от науки. Что до того, что сама Жади ничего не будет знать про ребёнка, возможно она просто захочет убедить себя, что он принадлежит Сибилле, а со временем и вовсе почти забудет про этот момент, наблюдая, какая чудесная мать её подруга! Так и должно быть написано на кофейной гуще! Или она просто хотела себя в этом убедить, чтобы успокоить свой разум? — Если бы ты сделала для меня нечто подобное, я не знаю, как могла бы тебя когда-нибудь отблагодарить! – Сибилла смотрела на девушку с очевидной надеждой.— Ты правда готова пожертвовать свой генетический материал, чтобы я родила ребёнка? – она предупредила:— Подумай хорошо, это не лёгкое решение, Жади! — Наоборот, ни одно решение в своей жизни я не считала настолько правильным!— страстно ответила Жади, отчаянно желая помочь столь чудесной семейной паре, как Сибилла и Марио.– У тебя непременно будет ребёнок, Сибилла!