Терминал аэропорта, несмотря на раннее время и будний день недели, пестрит множеством людей, терпеливо ждущих своих рейсов. За панорамными окнами аэропорта Инчхон готовятся ко взлёту или же к посадке самолёты, мечется из стороны в сторону персонал, гудят автомобили и рабочая техника, но Тэхён на весь этот шум внимания не обращает. Он, склонив голову к плечу, от чего уже затекла шея, дремлет, потому что ночь вновь выдалась бессонной, как бы он ни ворочался и не пытался заснуть хотя бы более, чем на три часа. После той вечерней встречи с Чонгуком два дня назад, он и не думал, что уже так скоро будет сидеть и ждать свой первый в жизни рейс на самолёт в Венецию, о которой ранее слышал лишь на уроках истории в школе и в политических новостных программах. Особого волнения перед полётом детектив не испытывал – спокойно воспринял звонок Чона, в котором ему кратко, но весьма понятно изложили, что за ним заедут и заберут, – но зато понервничал он знатно, когда на следующий день к нему заявился Чимин и всеми силами старался отговорить от столь безрассудного решения лететь с Чонгуком чуть ли не на тот конец света. К слову, Тэхён до сих пор не знает и не понимает, откуда Пак и Чон знакомы и почему Чимин так негативно настроен по отношению к нему, но на вопрос: «Что же такого произошло?», тот лишь отмахнулся, заключив в крепкие объятия и сказав, что будет переживать.
Чимин всегда о нём беспокоится, и это несомненно греет душу.
Они просидели в гостиной с парой бутылок пива несколько часов, которые Пак безустанно твердил о том, чтобы Ким был осторожен и внимателен к любому шороху и движению, а затем распрощались с обещаниями беречь себя. Особенно это касалось именно Тэхёна, который за себя постоять хоть и мог, но против вампира его силы были фактически ничтожны. В ту же ночь – собственно, поэтому он и не выспался, – в голове всплывали отрывки того самого последнего разговора с Чонгуком.
«Так просто согласишься полететь со мной на другой конец света, когда не доверяешь? Не боишься?».
«Ты не тронешь меня. Сам говорил».
Тэхён искренне хочет верить, что рядом с Чонгуком он в безопасности. Он ведь... обещал?
«Доверие порождает доверие».
«Доверься, чтобы тебе доверяли».
Страшно от непредсказуемости, но доверять придётся. Разве он не согласился делать это, когда добровольно дал согласие на это «путешествие» наедине с тем, кого знает всего ничего?
Чонгук ведь дал слово защищать...
«Ответственность за твою безопасность я беру на себя»
...но...
«Я могу уберечь тебя от кого угодно, но только не от себя»
...только не от себя самого.
Что это значило, он понятия не имеет, но и бросаться после такого заявления в чужие руки при малейшей опасности слишком рискованно.
«Ты хоть знаешь, как сильно я чувствую аромат твоей крови?».
«У меня лёгкие сводит».
Ещё один повод бежать как можно дальше. Неизвестно сколько придётся находиться с хищником, что в момент может растерзать и испить до последней капли крови с особой жестокостью, но Тэхён привык своим страхам смотреть в глаза. Он им бросает вызов и идёт до конца, как бы сложно не было.
Дважды умудрился ранить Чонгука.
Найдёт способ ранить и в третий.
Рядом раздаются шаги, и дремлющий детектив с трудом разлепляет глаза, поднимая голову с плеча. Шея ужасно ноет, принимать её вертикальное положение приходится через боль, но стоит рядом присесть Чону, он о боли забывает, сбрасывая всю сонливость за долю секунды.
— Ты в своём уме? — шипит он сквозь зубы.
В уголках губ явные кровоподтёки, а самого вампира не было в зале ожидания около двадцати минут.
— Устроил быстрый перекус, — совсем невинно пожимает плечами Чонгук, кончиком языка слизывая остатки своего раннего «завтрака». — Или ты бы предпочёл дать мне полакомиться тобой?
Усмешка. Тэхён сжимает челюсть, сдерживая секундный порыв поднять руку и дать вампиру сильный подзатыльник, но во избежание привлечения излишнего внимания, он пихает его локтём в бок.
Чонгук невозмутимо пожимает плечами.
— Я надеюсь, твой «завтрак» хотя бы жив? — с долей раздражения Тэхён растирает лицо ладонями.
— Если нет, посадишь меня за убийство? — язвит Чон. Уголки губ всё ещё приподняты (теперь уже без следов трапезы), являя усмешку.
Красивую усмешку.
— Воткну кол в плечо, — с той же интонацией отвечает Ким. Не одному ведь Чонгуку острить.
— И где же ты его найдёшь?
Тэхён хлопает ладонью по корпусу чемодана:
— Свои любимые орудия пыток для вампиров я вожу всегда с собой.
— А ты часом не Ван Хельсинг под прикрытием? — вампир прищуривается и двигается чуть ближе.
Хотел бы им быть, думает Тэхён. Он бы с превеликим удовольствием устроил охоту на вампиров. Особенно на одного из них в лице Чон Чонгука. Уж сильно тот напрашивается.
— По-моему, это весьма интересно, — продолжает Чон, несмотря на гневный взгляд детектива в его сторону. — Один из двойников – древний вампир, второй – охотник на них. Эдакий резонанс Вселенной.
Чонгук не шутит: он говорит это с наисерьёзнейшим выражением лица, видимо, в голове сопоставляя лишь ему известные теории (скорее, просто шестерёнки одну под другую подстраивает), но Тэхёну от этого нелегче вдвойне – он закатывает глаза и отворачивается в другую сторону, где расположены автоматы с кофе, тем самым показывая, что ему вовсе нет до этого никакого дела (разве что чуть-чуть: такое совпадение было бы забавным).
— Я вот иногда задумываюсь, — со вздохом начинает Ким ровно через минуту, чувствуя, что ему смотрят точно в затылок, прожигая там дыру, — ты древний вампир, а ведёшь себя порой так, словно ты застрял в том возврасте, в котором тебя обратили, — и всё-таки поворачивает голову обратно.
Чонгук ведёт бровью:
— И во сколько, по-твоему, меня обратили?
Вопрос, на самом деле, интересный. Если задуматься, то о Чонгуке Тэхён знает практически... ничего. Ввиду профессии он часто читает чьи-то досье или личные дела, но положи перед ним папку с жирным заглавием «Чон Чонгук» – там окажется один-единственный лист с короткой строчкой в самом верху с именем, фамилией и пометкой «бывший любовник Давиана – дитя тьмы». И раз уж ему предстоит, хоть и вынужденно, но провести с ним какое-то время наедине, то он действительно задумывается над этим вопросом, решая заполнить недостающие пробелы.
Только колкость непроизвольно срывается с языка:
— В пятнадцать?
Чонгук не сдерживает смешка, кончиком языка мажет по нижней губе, а отвечает тем не менее вполне спокойно без привычной ядовитой нотки в голосе:
— Двадцать пять.
— И сколько тебе лет... всего? — уточняет Ким.
— Пятьсот семь.
Тэхён тихо присвистывает. Конечно, он помнил о том, что Чонгук – древний, а таковыми называют вампиров, чей возраст достиг отметки в полтысячи, но до последнего хотелось думать, что он гораздо моложе. Чем это обоснованно, он даже не знает, и задумываться об этом нет ни малейшего желания, но с другой стороны, он наконец-то смело может отбросить все сомнения о тысячелетней тьме, что таится в хрупком кристаллике его семейной реликвии. Изначально ведь в голове плотно засела мысль, что эти силы, способные разрушить целый мир, принадлежат именно загадочному неизвестному вампиру, преследовавшему своим леденящим душу холодом.
Сомнения развеялись окончательно.
Но какое-то непонимание осталось до сих пор.
— То есть, — Тэхён прикидывает в голове, — ты родился в шестнадцатом веке?
Чонгук, не задумываясь, кивает. Его отчего-то привлекает то, что в данный момент всё внимание обращено в его сторону. Тем более внимание Тэхёна.
— В тысяча пятьсот четырнадцатом на юге Испанской Флориды, — и сразу поясняет: — Это была колония Испании на полуострове Флорида, существовавшая с начала шестнадцатого века. Углубляться в исторические сведения я не буду – они тебе ни к чему.
— Ты прав, в истории я не так уж и силён и уж точно в ней не заинтересован, — не отрицает Тэхён. — Но вот о тебе я бы ещё послушал.
Юлить нет никакого смысла, поэтому он признаётся честно в своих желаниях – они не несут в себе какого-то сокрытого подтекста, а простое любопытство законом не карается.
Только вот Чонгук думает иначе:
— С чего ты взял, что я тебе что-то о себе расскажу?
Это звучит без какого-либо возмущения, раздражения или же злости. Скорее, безразлично. Тэхён благодаря своей профессии проницательный и, когда он встречается с вампиром взглядами, видит, что в карих глазах, сейчас напоминающих бездушный океан, где и захлебнуться не составит никакого труда, абсолютная апатия. Снова колоссальная смена эмоций бывалого детектива, работающего с немыслимым количеством самых хитрых, проворных, а зачастую молчаливых и безучастных в диалоге людей, с толку не сбивает. Ким растягивает губы в совсем еле заметной ухмылке (кажется, что она заметна вообще ему одному) и ненавязчиво рассуждает вслух:
— Может, потому что я... хотел бы узнать, кто ты?
Припоминает Тэхён одну из значимых фраз во время их с Чоном знакомства.
«И что ты хочешь услышать в ответ?».
«Это повод узнать, кто ты, Ким Тэхён».
Если Чонгук так жаждет узнать, кто такой Ким Тэхён, то почему Ким Тэхён не может узнать, кто такой Чон Чонгук?
Чонгук же, ожидаемо, молчит.
— Я слепо доверился человеку, которого знаю около месяца, — продолжает Ким, не дожидаясь в ответ и слова от Чона. — И хоть что-то же я должен знать о тебе. Ты так не считаешь?
— Я считаю, что моей клятвы сохранить твою безопасность в этой поездке достаточно, чтобы ты не задавал лишних вопросов, — всё так же безразлично наконец-то отвечает вампир. — Имя и возраст тебе известны. Большего тебе знать не нужно.
И с одной стороны Чонгук действительно прав: как-то сближаться с таинственно явившимся и разрушившим любое личное пространство древним вампиром согласится только безумец – Тэхёну этого и не нужно, и не будь он заложником таких обстоятельств (да хоть при условии их вполне себе нормальной встречи и более-менее ясных мотивах по отношению друг к другу) он бы, может, и передумал, но Ким уже давно считает себя именно тем самым «безумцем», поэтому он просто пытается наладить какой-никакой дружеский контакт.
А стоит ли вообще задумываться об этой дружбе?
Только с другой стороны, Тэхён никак не хочет своему любопытству противостоять. Особенно, когда объект этого любопытства так к себе притягивает (словно невидимый магнит, всей своей мощью удерживающий рядом), что иногда голова идёт кругом – и Ким это на хроническую усталость и недосып не списывает, потому что
чувствует, что причина бесспорно в другом.
Тэхён задумчивым взглядом скользит по местами потрескавшейся на полу плитке, вытягивает ноги, меж бёдер складывая руки, и спрашивает скорее самого себя, чем кого-то конкретного:
— Ты сказал, что можешь уберечь меня от кого угодно, но только не от себя... — фраза эта вертится в голове будто волчок. — Что ты имел в виду?
Чонгук прекрасно слышит этот вопрос, произнесённый под нос (больше похоже на бубнёж), и тихо хмыкает, устремляя взор в панорамное окно, за которым белоснежный самолёт принимает пассажиров, взбирающихся по трапу. Чон смотрит на них поверхностно, совершенно не зацикливаясь на ком-то, хотя видит каждую морщинку на лицах с такого огромного расстояния, а в мыслях продумывает ответ. Он прямой, без увиливаний и каких-либо интриг, потому что произносит он ровно и без колебаний:
— То, что хотел, то и имел.
Теперь очередь хмыкать Тэхёна.
— Издеваешься?
— Похоже? — Чонгук поворачивает голову к нему и уголками губ усмехается, складывая руки на груди.
— Я всего лишь пытаюсь с тобой по-человечески поговорить...
— Я не человек, — припоминает вампир, перебивая.
Тэхён закатывает глаза:
— Я имел в виду не это...
— Ты имел в виду то, что имел в виду, — серьёзно заявляет Чон. Киму кажется, что над ним откровенно насмехаются, поэтому на это он морщится, мыском ботинка постукивая по колёсику чемодана, чтобы куда-то выместить своё раздражение. — Теперь ты осознаёшь, что я имел в виду.
— Ты невыносим, знаешь? — фыркает детектив. Весь настрой построить конструктивный диалог и хоть что-то узнать улетучился только от одного отношения Чонгука к беседе (оно откровенно наплевательское), и внутри остался неприятный осадок.
Чонгук лишь кивает в ответ:
— Я и не отрицаю.
— Почему ты просто не можешь адекватно поговорить? У тебя язык отсохнет?
— Не отсохнет, — Тэхён собирается снова возразить и продолжить настаивать на своём (и снова детективская жилка берёт своё), но Чон бросает взгляд на наручные часы, и поднимается с места, через плечо поглядывая на возмущённого Кима. — Пошли, посадка через двадцать минут.
Детектив расстроенно вздыхает, уже зная, что какого-либо вразумительного ответа он всё же не получит, поэтому поднимается и следует за Чонгуком молча.
Он ведь всё равно найдёт способ узнать хоть что-то.
Лететь первый раз в своей жизни Тэхён не боялся. К высоте он, как оказалось, был равнодушен, и всё волнение было вовсе не из-за предстоящего «квеста» в виде преодоления нескольких тысяч километров на примерно такой же высоте.
Он, всё ещё слегка раздражённый Чонгуком, просто прошёл за ним следом по аэропорту к местам посадки, поднялся по трапу в салон самолёта, а из-за скопившейся усталости и достаточно мягких кресел уснул сразу после взлёта. Он на грани сознания ещё смог уловить усмешку вампира, взявшегося за книгу, стоило только ему примоститься на сидении рядом, но уставший организм, видимо, решил накопить энергии перед новой страной и очевидными впечатлениями, поэтому дал сигнал в виде закрывающихся глаз и непрекращающейся зевоты, из-за которой в уголках глаз скапливались слёзы, ещё больше вынуждавшие всё же прикрыть веки. Проснулся он лишь тогда, когда сквозь дремоту услышал от командира корабля, что через десять минут самолёт совершит посадку в аэропорту Марко Поло. Чонгук сидел рядом, не спеша перелистывая последние страницы книги, словно он её не читал, а просто освежал память, пробегаясь взглядом по знакомым строкам. Сидел ли Чон всё время на одном месте или куда-то отходил и что-то делал – Тэхён не спрашивал. Ему не было так уж и интересно, потому что когда начали появляться очертания города, силуэты величественных венецианских Альп, о которых Ким давно в детстве читал в учебнике по географии и проявлял любознательность, изучая энциклопедии, всё своё внимание он сосредоточил исключительно на открывающихся пейзажах.
После посадки Тэхён с интересом рассматривал аэропорт, подмечая, что европейский стиль гораздо отличается от привычного родного – чувствовалась разность культур. Его снова взяло любопытство, и, пока они проходили по просторному светлому зданию, Ким совершенно забыл о том, что рядом с ним идёт Чонгук и что-то бубнит под нос, явно желая привлечь внимание, которое вампиру просто не доставалось, сосредоточенное на мельчайших деталях убранства.
Но стоило оказаться за пределами Марко Поло, Тэхёну на секунду показалось, что он словно попал в другое измерение: тёплая погода, варьирующаяся в ноябрьской Италии от пятнадцати до двадцати градусов, вынуждает снять с себя толстовку и накинуть её на плечи; всюду слышится совершенно незнакомая, но приятная слуху итальянская речь; гудят трамваи; а по бордюру снуют туда-сюда таксисты, зазывая прибывших туристов. Закатное солнце (время плавно близится к шести вечера) яркими рыжими лучами заливает улицу, и Тэхён действительно дивится этому, носом втягивая воздух – он уже здесь наполнен ароматами выпечки, ягод, цветов и горной свежестью.
Он ещё раз бегло осматривается, пропуская мимо пару итальянцев, что о чём-то без умолку спорят – по крайней мере, так кажется по интонации их голосов, – и сразу направляется к одному весьма упитанному мужчине, стоящему возле серого хэтчбека и размахивающего табличкой с рукописным крупным «TAXI», но Чонгук хватает его за локоть, притягивая к себе вместе с чемоданом, неприятно скрипнувшим маленькими колёсиками.
— Куда собрался? — интересуется он, выпуская руку детектива из своей хватки.
Тэхён смысла вопроса не совсем понимает, поэтому хмурится, выгибая одну бровь. Локоть от прикосновения покрывается мурашками.
— А до отеля мы на своих двоих добираться будем? — логично спрашивает Ким. — Или ты меня на ручках понесёшь?
— Во-первых, это тебе на будущее: к таксистам возле аэропорта садиться не стоит – они заламывают цену, от которой у тебя в кошельке через двадцать минут не останется ни воны, — серьёзно говорит Чон, кидая взгляд на того самого мужчину, что улыбается им широко, ожидая своих потенциальных клиентов. — Во-вторых, кто сказал, что мы едем в отель?
— В смысле? — всё ещё хмурится Тэхён.
— У меня небольшой домик в районе Сан-Поло, а доберёмся мы на моей машине.
Чонгук говорит ровно, ничуть не хвастаясь тем, что у него есть имущество в другой стране. Тэхён на это лишь тихо хмыкает. И чему тут удивляться? Наверное, ему со своей весьма небогатой жизнью, маленькой квартиркой в недорогом районе Сеула и почти что разваливающейся машиной сложно представить себе хотя бы то, что кто-то может жить роскошно и вычурно, кичиться загородной, а то и иностранной недвижимостью, рассекать по городу на дорогих автомобилях и ужинать лишь в ресторанах с элитной и чертовски вкусной кухней, а не портить желудок дешёвым рамёном и горьким кофе, обжигающим глотку. Может быть, где-то в своих мечтах Ким и видел себя с чёрной картой в кармане и уверенностью в счастливом и спокойном будущем, но он лишь в очередной раз убеждается, что вряд ли когда-то этого достигнет с тем, что имеет сейчас.
Пусть и амбиций действительно много.
Тэхён с тяжёлым вздохом прикрывает глаза, трёт их двумя пальцами, и смотрит на Чонгука. Тот терпеливо ждёт, выпрямив спину и открытой грудью, что виднеется в широкий разрез белой рубашки, ловит солнечные лучи.
— Ладно, — со вздохом спустя минуту отвечает Тэхён, хватаясь за ручку чемодана. — Пойдём, куда нужно.
Чонгук медленно кивает и направляется в противоположную веренице таксистов сторону сквозь выходящую из аэропорта толпу. Постепенно парковочная территория сменяется близлежащим маленьким проулком (судя по всему, первая в жизни Тэхёна одна из знаменитых веницианских маленьких улочек), и у одного из ларьков со свежей выпечкой появляется белая бмв. Снова ничего удивительного, но Ким в глубине души присвистывает, облизывая губы – в алых оттенках заката иномарка смотрится особенно красиво.
— Давай чемодан и садись, — остановившись у пассажирской двери, Чон протягивает руку, чтобы забрать багаж.
— Как здесь поместилась машина? — передавая чемодан, интересуется он.
Здесь действительно узко, и автомобиль занимает большую часть улочки, оставляя для прохода расстояние меньше метра.
— Спокойно, как видишь, — Чонгук пожимает плечами. — Садись, говорю. Нам нужно успеть до полного захода солнца добраться до дома.
Тэхён хочет задать вытекающий из этого вопрос: «Почему?», но, заметив на себе пристальный взгляд, молча аккуратно открывает дверь и садится в салон. В нём, как и в воздухе, пахнет сладкими ягодами и цветами – видимо, кожаный салон через маленькую щель в окне пропитался ароматами солнечной Венеции, – и это по-настоящему расслабляет. Чонгук хлопает багажником, в который убрал оба чемодана, а затем занимает водительское место, вынимая из кармана ключи.
— Почему машина здесь столько времени стояла не закрытая? — пристёгивая ремень безопасности, Тэхён краем глаза смотрит на вампира.
По салону проносится мягкий отзвук рычания заведённого мотора.
— В Венеции иной менталитет, — своим словам Чон кивает. — У нас уровень преступности достаточно высок, и оставлять автомобиль не закрытым без присмотра даже в спальном районе опасно. Здесь с этим всё гораздо строже, особенно в этой части города – она считается самой безопасной. Люди здесь законопослушные и порядочные, поэтому никто из них не посмеет даже посмотреть в сторону чужого имущества, и уж тем более попытаться его украсть. И это нетуристическая зона, поэтому и воровство иностранными гражданами исключено.
Чонгук объясняет спокойно и без лишней язвительности в голосе, как бывает обычно. Тэхён внимательно слушает. Он действительно этого не знал, и эта информация для него как маленькая дверь в большой мир – открывает что-то новое и неизведанное.
— Не думал, что тут и правда так, — честно отвечает Ким.
— Я же говорю, здесь другой менталитет. Удивляет, да?
— Да, — соглашается кивком. — Я ни разу не был за границей, знаешь ли, и... это весьма интересно, — Тэхён смотрит вперёд, рассматривая широкую проезжую часть, не понимая, как между собой сочетается та улочка, в которой они только что были, и почти что магистраль, и поворачивает голову к Чонгуку, спрашивая: — Сколько раз ты был в Венеции?
Чонгук на секунду задумывается.
— Достаточно много, чтобы знать город наизусть, — он поворачивает руль и они съезжают на узкую дорогу с односторонним движением, где совсем близко (в паре метров) находится знаменитый венецианский Гранд канал, по которому медленно плывут лодки и небольшие яхты. У Тэхёна дух захватывает. Чонгук его восторженный взгляд замечает и улыбается уголками губ, продолжая: — Венеция очаровывает по-своему. Для меня это её малолюдные улицы, где мало туристов и много тишины и смысла. Ночами здесь особенно красиво: кругом загораются фонари и кажется, будто ты с этими невероятными красотами один на один. Это действительно незабываемое чувство.
— Поэтому ты сказал, что нам нужно успеть добраться до дома до захода солнца? — догадывается Тэхён, неотрывно разглядывая каждую мелкую деталь, за которую только цепляется глаз.
— Да. Хочу прогуляться по знакомым местам.
— Оставишь меня одного и смоешься? — выгибает бровь дугой детектив, через лобовое зеркало поглядывая на Чона.
— Иногда такая мысль проскальзывает, — хмыкает вампир. Конечно, кто бы сомневался... А Тэхён уже подумал, что европейский воздух вытеснил из Чонгука его скверность характера. — Но, — продолжает он, — я не могу оставить тебя одного в незнакомой тебе стране, поэтому рассчитываю на твою компанию.
Чонгук переводит на Тэхёна взгляд в ответ и по-прежнему улыбается уголками губ.
Неужто его благородство?
Или показалось?
— Знаешь, я бы предпочёл прогуляться в одиночестве. Твоя компания сомнительна, — хмыкает Тэхён. — Постараюсь не заблудиться и не нарваться на неприятности.
— Я бы не советовал гулять здесь одному, — игнорируя колкость, Чонгук возвращает взгляд на дорогу. — Заблудиться в Венеции простое дело, и это несмотря на то, что в руках у тебя, возможно, будет карта. Местные жители утверждают, что нет ни одной верной карты города. Весь город, как будто лабиринт из улиц, мостов, каналов – ты потеряешься здесь, и глазом не успев моргнуть.
— Может, оно и к лучшему, — бубнит себе под нос Тэхён.
Здесь он бы с радостью потерялся и скрылся среди улочек от всего мира. Он действительно порой думает, что сходит с ума.
— Может, — отвечает спустя полминуты Чонгук. Он же его прекрасно слышит. — Заблудиться здесь истинное удовольствие.
Однажды Чонгук заблудился, отдал этому месту и своё сердце и душу, и выход из этого лабиринта уже найти не смог, навека оставшись с незабываемыми воспоминаниями в замершем навсегда сердце.
Более они не говорили: Чонгук молча вёл машину, предаваясь болезненно-приятной ностальгии от знакомых мест, а Тэхён не отрывал взгляда до самого конца, рассматривая милые разноцветные небольшие домики и восторгаясь тем, как Венеция – этот крошечный рай посреди всего мира, – отличается от привычного ему мегаполиса, где каждый день – день сурка, от которого не сбежать, как бы ни хотелось.
Через пятнадцать минут машина останавливается у одного из кафе. Тэхён не сразу это замечает, поглощённый впечатлениями, и только когда в тишине раздаётся звон вытащенных из зажигания ключей, он поворачивается к Чонгуку, хмурясь.
— Дальше придётся идти пешком – там нет проезда, — заметив лёгкое недоумение во взгляде Кима, поясняет Чонгук. — На этом дорога заканчивается.
— А нужно? — не то, чтобы перспектива передвигаться дальше на своих двоих была столь привлекательной, но Тэхён всё равно немного хмурится.
— К твоему сожалению, — Чонгук пожимает плечами и открывает дверь со своей стороны. — Здесь недалеко. Вещи отнесём, примем душ и пойдём на прогулку. Или ты уже устал?
На самом деле – да. Тэхён ужасно устал. Слабость копилась в нём не один десяток дней, и всё, чего хочется сейчас – действительно оказаться под тёплой водой, чтобы смыть с себя пыль и гомон, а затем завалиться в постель и проспать до самого утра, но впечатления от увиденного мимолётом по дороге не отпускают до сих пор. Наравне с крепким сном хочется вдоль и поперёк обойти всю Венецию, прокатиться на гондоле, насладиться той самой тишиной и
смыслом, о котором говорил Чонгук, поэтому детектив на его слабую усмешку вздыхает, забирая из его рук чемодан и поворачивается к вампиру спиной, бросая через плечо:
— Нет. Веди.
Сам домик находился вверх по небольшому холму. Взбираться по нему с ношей в руках обычному человеку было трудновато, потому Чон, заметив, как часто тот дышит и сглатывает слюну, добровольно забирает чемодан и несёт оба, позволяя Тэхёну неспешно идти по узкой каменистой улочке, разглядывая пейзаж.
Строения здесь значительно отличались от тех высоток, что Ким привык видеть в Сеуле: многоподъездные дома представляли собой невысокие двухэтажки с деревянными ставнями и дверьми, ведущими внутрь; слегка блёклая краска местами уже потрескалась и обвалилась; черепица крыш местами казалась достаточно старой, словно он за одну секунду переместился из двадцать первого века в девятнадцатый. От увиденного захватывало дух, и предвкушение от предстоящей прогулки по самому романтичному городу (не зря ведь Венецию считают одним из самых лучших мест Европы, популярных у молодожёнов для медового месяца) лишь усиливалось.
Только когда они наконец-то остановились у одного из подобных домов, окрашенных в горчичный, слегка выцветший оттенок, у единственной в этом узком проходе скамейки Тэхён заметил двух пожилых мужчин, о чём-то беседующих. Чонгук повернулся к ним лицом, бросив короткое «Salut!», а затем приоткрыл дверь, ведущую в светлый, простой, но очень ухоженный подъезд, пропуская внутрь Кима. Детектив, не споря, сразу прошёл внутрь и замер у лестницы.
— Ну и чего ты встал? — ожидаемо интересуется Чонгук. — Нам на второй этаж.
— Ты знаешь этих людей? — отмирает Ким. Он делает маленький шаг и становится на первую ступень, медленно поднимаясь вверх.
На Чонгука он не смотрит, но чувствует его дыхание, обжигающее затылок.
— Да. Около тридцати лет назад помогал им сюда переезжать.
— И они знают, что ты — вампир?
— Раз не удивились тому, что за три десятка я ничуть не постарел – значит, да, — спокойно отвечает Чон. — Я познакомился с ними, когда приезжал сюда, чтобы навестить старого знакомого, — продолжает он, аккуратно подталкивая ладонью Тэхёна вперёд. — Они как раз прилетели в Венецию из Лондона на медовый месяц и решили остаться здесь. Я просто помогал им с переездом, ничего о себе не рассказывал, потому что не видел в этом особого смысла – заводить дружбу с людьми чревато последствиями, — звучит с долей грусти, и Тэхён сам себе тихонько кивает. Когда-то с ним Чимин пытался поговорить об этом, намекал на обращение, но Ким тактично увиливал от темы, понимая, к чему Пак клонит – бессмертная дружба. Прощаться с жизнью детектив не планировал, и человеческий век менять вечностью не собирался и не собирается по сей день. — Но они сами заговорили об этом без доли страха и сомнения, поэтому я и отрицать не стал.
— Они знали о существовании «Той Стороны», так ведь? — Тэхён всё же оборачивается, останавливаясь на последней ступени перед вторым этажом.
— Скажу больше, они сюда приезжали на ежегодный бал вампиров.
Чонгук снова подталкивает Кима вперёд и, когда ему открывается место для прохода, подходит к чёрной неприметной матовой металлической двери. Снаружи все двери исключительно деревянные, чтобы не портить атмосферу города и не сбивать её излишним колоритом, но внутри жители позволяют себе ставить куда более современные модели. Именно такая и встречала их.
— Ежегодный бал вампиров? — Тэхён об этом слышит впервые. — Не думал, что такое существует.
— Мы послезавтра идём на него, — Чонгук проворачивает в замочной скважине ключ, и повисшая из-за небольшого замешательства Тэхёна тишина разрывается громким щелчком.
Серьёзно?
— Серьёзно? — наверное, не будь Тэхён так закалён характером, это бы прозвучало точно с истерическими нотками, но, скорее, проскальзывает лёгкий флёр сарказма, и смеяться или плакать – вопрос на засыпку.
Лучше просто сохранять самообладание.
Чонгук в ответ молча кивает, считая, что это более, чем очевидный и логичный исход событий, и спокойно проходит в квартиру. Ким движется за ним, переступая порог и закрывая за собой дверь.
Разговор ещё не окончен (ему чертовски теперь интересно узнать, что из себя представляет бал вампиров и почему они должны там присутствовать –
хотя, признаётся сам себе Тэхён,
он бы сходил туда с удовольствием), но всё внимание детектива переключается на небольшую по площади, но весьма уютную обстановку в светлых тонах: невысокие потолки с резными люстрами; на однотонных стенах множество картин (в основном пейзажи или натюрморты); мебели совсем немного – видимо, здесь бывают настолько редко, что она и вовсе не нужна, – но лёгкие потёртости на дубовых поверхностях, местами – глубокие царапины и вензеля создают особый антураж. Чувствуется атмосфера старой Италии, в которой словно переносишься в прошлое, чувствуешь его своей душой, словно когда-то здесь уже бывал.
Что-то неизвестно ностальгическое, заставляющее слабо улыбаться. Тэхён проходит в гостиную, где на полу лежит явно изношенный временем палас в полоску с плетёной каймой, у окна стоит небольшой такой же потёртый комод с металлическими бронзовыми круглыми ручками, в углу невысокий письменный стол, на котором телевизор годов девяностых, покрытый пылью (им явно никогда даже и не пользовались, он, скорее, просто как часть интерьера), на окнах бежевые, но удивительно чистые занавески, а ставни, как и кругом в этом будто городе прошлого, деревянные с засечками и слезшей краской.
Тэхёну здесь нравится. И он этого даже не скрывает: садится на мягкий серый диван, что стоит прямо посреди комнаты, и откидывает голову, прикрывая глаза. Находиться здесь – словно быть дома. Там, куда всегда стремилась душа.
Чонгук оставляет его одного, утаскивая оба чемодана в другую комнату – очевидно, спальню, – и возвращается через несколько минут с парой белых полотенец, вручая их Киму.
— Ванная прямо по коридору и направо. Не бойся, они чистые, — осведомляет он, кивая головой на полотенца на коленях детектива, а потом снова куда-то уходит без лишних слов.
Чонгук Тэхёну снова кажется каким-то удивительно отстранённым, словно не он буквально двадцать минут назад что-то с особым энтузиазмом рассказывал о своей жизни, пусть и столь незначительное, и уже под тёплыми расслабляющими струями воды в небольшой самой обычной ванной, Ким зачем-то думает именно о том, что Чон слишком непостоянен. Он просто его не понимает. Всё пытается хоть самую малость, но к нему то тянутся, неизвестными силами ведомые, а потом вновь отворачиваются, словно он враг, с которым находиться рядом – изощрённый вид самоуничтожения.
Мельком в голове проскальзывает мысль, что с ним так обходятся лишь потому, что Тэхён вызывает не самые приятные чувства – он ведь двойник, точная копия того, кого Чон когда-то всем сердцем любил, – и, быть может, с ним проводят параллели. Внимательный детектив давно заметил, как меняется чужой взгляд, как поджимаются губы, как от напряжения выделяются острые скулы. Чонгуку из-за Давиана нестерпимо больно, и это видно невооружённым глазом, стоит только приоткрыть губы и произнести имя дитя тьмы, преследующее теперь обоих.
Только Тэхён не он. Не Давиан. Он никогда им не был и не будет. И, если Чон пообещал, что не причинит ему вреда, то и он в ответ пообещает то же самое.
Для него совсем нетрудно сойтись с человеком и найти к нему подход.
Трудно, видимо, Чонгуку.
Или он это делает намеренно, чтобы не бередить раны прошлого.
Тогда зачем он нарочно рядом с ним?
***
Aaryan Shah - Renegade
На прогулку они выбираются ближе к девяти вечера. В это время город только начинает жить: толпы туристов неспешно гуляют по улочкам, фотографируя каждый уголок, чтобы запечатлеть красоты не только в памяти, но и на плёнке; между ними проходят влюблённые пары, компании друзей и пенсионеры, наслаждаясь ночным свежим воздухом и болтовнёй ни о чём; по каналам заинтересованных путешественников катают гондольеры, рассказывая им историю Венеции и интересные факты; на каждом шагу загораются фонари, освещая каменистые дорожки, мосты и здания, от архитектуры которых захватывает дух. Тэхён первым делом затащил Чонгука в ближайшее кафе, сославшись на голод и урчание в желудке, и с ним пошли без споров и возмущений, параллельно объясняя, что откуда взялось, в каком году и почему именно какое-то определённое блюдо стоит попробовать. Киму было действительно интересно его слушать, пока они сидели за столиком на веранде и вместе уплетали настоящую итальянскую пасту. Детектив, правда, удивился, что и Чонгук решил поужинать обычной пищей, но ответ в виде: «Соскучился по человеческим изыскам» вполне устроил. Только вместо вина в бокале плескалась свежая кровь, и это уже не удивляло ничуть.
Хотя бы его ужином не станет он сам.
Уже немного радует.
После трапезы они начали гулять по райончикам. Тэхён не упускал момента тоже что-то сфотографировать или снять на видео, но на предложение Чона прокатиться на гондоле ответил отказом. Этот город лабиринтов, как сказал сам Чонгук, хотелось исследовать пешком вдоль и поперёк, прочувствовать каждое мгновение, пропустить через себя то спокойствие, о котором он давно мечтал, и вампир и здесь не возражал. Только изредка ворчал, что Киму стоило надеть куртку или пальто, а не просто толстовку, потому что становилось изрядно прохладно, но на эти возмущения внимания не обращали. Совершенно не было желания, когда вместо чужого бормотания лучше всего были песни, льющиеся со стороны уличных музыкантов, гомон толпы, которая просто живёт в тишине и удовольствии, не задумываясь о тех проблемах, что тревожат пусть не весь мир, а конкретно одного Ким Тэхёна. На все проблемы сейчас было наплевать. Тэхён о них забыл, полностью погрузившись в атмосферу полуночной Италии.
В итоге, прогуляв часа четыре, они всё-таки останавливаются возле небольшой скамейки, с которой открывается прекрасный вид на Гранд канал, и Тэхён падает на неё без сил, вытягивая ноги.
— Я устал, — заявляет он и тянется, запрокидывая руки назад.
Чонгук садится рядом, усмехаясь, и склоняется вперёд, локтями упираясь в колени.
— Я не удивлён, — Чон смотрит вперёд и слабо улыбается. — Не удивлюсь, если скажешь, что ещё и спать хочешь.
Тэхён своего восторга в голосе не скрывает:
— Мне кажется, я вообще сегодня не усну.
Он ужасно впечатлён и думать о сне даже не хочет, задумчивым взором разглядывая блики фонарных огней в воде. Они золотом отражаются, и это придаёт виду ещё больше шарма и загадочности, притягивая всё внимание.
Невероятно красиво.
— Это ты сейчас так говоришь, — Чонгук поворачивает к нему голову. — Вернёмся домой, и ты распластаешься в кровати без задних ног.
— Хочешь со мной поспорить? — Тэхён смотрит на него в ответ, и, чёрт возьми, но Чонгук среди всего пейзажа самое яркое пятно, идеально вписывающееся во всю атмосферу.
Ким не знает от чего взгляда отвести теперь не может: то ли от красот Венеции, то ли от Чона.
Они идеально смотрятся вместе.
Идеально прекрасно.
— Может, и хочу, — Чонгук хмыкает и облизывает губы кончиком языка.
У Тэхёна что-то ёкает в груди.
Чёрт.
— Ты сейчас флиртуешь со мной? — видит, как в глазах напротив искры ярче звёзд на небе сверкают, поэтому противостоять себе не может – поддаётся чарам.
— И в мыслях не было.
На лице Чона нет ни капли издёвки, а вот голос всё равно елейный. Тэхён закатывает глаза, решая и не пытаться дальше развивать этот разговор – у него и так сердцебиение участилось, — и вновь устремляет взор на водную гладь.
Чонгук продолжает смотреть.
Необычайное сходство сводит прямо сейчас с ума. Точёный профиль, который теперь, очерченный золотым оттенком от рыжего света, уносит в воспоминания прошлого. В ту самую ночь, когда он потерялся и не смог больше найти выход из лабиринта собственных ошибок. Туда, где он был истинно счастлив.
Венеция. Венецианская республика.
1537 год.
Заблудиться в Венеции оказалось проще простого. Чонгук, впервые в жизни оказавшийся здесь по собственной воле и любопытству к теме балов и дворянства, затерялся среди узких улочек и уже битый час блуждает туда-сюда, не зная, где выход.
Отказавшись от проводника, он желал самостоятельно пройтись по огромному, новому для себя городу, а в итоге уже кое-как перебирает ногами – те ноют из-за забитых мышц. А ещё ужасно хочется есть.
Вновь свернув наугад, он натыкается на скамейку в одном из проходов, и решает присесть и самую малость передохнуть – идти уже действительно кажется невозможным. На улице давно стемнело, какой час – неизвестно, но погода радует теплом и окутывает им с ног до головы. В белой шёлковой рубахе совсем не жарко, но Чонгук расстёгивает ворот и трёт рукой шею, разминая. Волосы совсем короткие – его перед поездкой в Италию остригли, чтобы он не казался неухоженной деревенщиной среди знати заморских стран, – и это тоже спасает от капель пота, что часто любят скапливаться в чёрных кудрях, а после стекать по лицу.
Чонгуку это ужасно не нравится.
Он вдыхает носом свежий воздух, прикрывает глаза и старается просто расслабиться. От долгого бесцельного блуждания тело словно налилось свинцом.
Он сидит так пару минут, просто дышит глубоко, слушает тишину, и когда всё же поднимает веки, слегка пугается: перед ним стоит незнакомец и широко улыбается, нагло рассматривая.
— Вы меня напугали! — прикладывает руку к быстро бьющемуся в груди сердцу Чонгук. — Тоже заблудились?
— А Вы заблудились? — спрашивает в ответ молодой мужчина и чуть склоняет голову вбок, рассыпая по макушке копну кудрявых шоколадных волос.
У Чонгука перехватывает дыхание, потому что голос загадочного незнакомца чарующий. Нежный бархатный баритон ласкает слух, пропуская по телу лёгкую дрожь.
— А Вы нет? — так же склоняет голову к плечу Чон. — Я думал, Вы не местный.
— Отчего же? — на пухлых губах расцветает слабая улыбка.
И Чонгук не может не улыбнуться в ответ. Она столь притягательна.
— Вы ведь совсем не европеец, я прав?
У незнакомца очевидная азиатская внешность: тонкие черты лица с аккуратным подбородком, широкий лоб, узкий разрез глаз и брови густые и прямые. Только единственное из всего чертовски выделяется: голубые, словно небесная гладь солнечным днём, радужки.
Они гипнотизируют.
— Я из Румынии. Национальность для меня не важна. Валашские земли мне родные.
— Так, стало быть, Вы здесь бываете часто, раз сказали, что не заблудились, — складывает паззл в голове Чонгук.
— Я этого не говорил. Это сказали Вы, — растягивает уголки губ в лёгкой усмешке незнакомец. — Но Вы в каком-то роде правы – я здесь живу.
— Вышли прогуляться, значит? — Чон улыбается.
— И ничуть не прогадал, — мужчина расстёгивает пуговицу на сюртуке, являя под ним чёрную шёлковую блузу с высоким воротником и садится без разрешения рядом, элегантно перекидывая ногу на ногу. — Встретить такого симпатичного молодого человека именно сегодня точно проделки проказницы судьбы.
Чонгук прячет смущённый взгляд в собственных пальцах, переплетённых между собой на коленях, и совсем слабо улыбается комплименту.
Его голосом звучит словно самая лестная песнь.
— Давиан, — спустя недолгое молчание озвучивает своё имя и протягивает руку к Чону.
— Чонгук, — отвечает он, возвращая взгляд на нового знакомого.
Он протягивает свою руку в ответ и тут же удивлённо вздымает брови – ладонь Давиана сродни льду.
— Вы замёрзли? — вполголоса интересуется он, встречая непонимание в проницательном взоре напротив. — У Вас руки ужасно холодные.
— Ах, это... — Давиан вдруг заливисто смеётся, и звук этот столь умопомрачительный, что Чонгук и забывает то, что спрашивал. — У меня просто голубая кровь.
— Голубая кровь? — и вновь удивление. — Вы часом не граф?
Давиан задумчиво ведёт бровью, покручивая золотое кольцо на указательном пальце с гравировкой на латинском. Чонгук вымершего языка не знает, но шрифт аккуратный и ровный с вензелями. Точно дело рук опытного мастера.
— Скорее, лорд, — звучит ничуть не высокомерно. Наоборот – словно просто имя называет, как пару минут назад. — Лорд тьмы.
Лорд тьмы.
Чонгук тихо смеётся.
— Либо у Вас столь странная форма флирта, — настороженно начинает он. — Либо Вы просто шутник, — Давиан хмурится. — У Вас просто невероятно красивые глаза. Разве можно быть лордом тьмы и при этом иметь зеницы настоящего ангела?
Чонгук действительно не понимает. Он с самой первой секунды небесный цвет приметил и лишь потом обратил внимание на милую широкую улыбку, красивый ровный голос, дворянскую осанку, украшения, вероятно, ужасно дорогие, и одежду, что прекрасно сидит на стройной фигуре.
Давиан точно послан с небес, чтобы покорять своей красотой.
Неужто и правда лордом тьмы себя считает?
— Что ж... — улыбается самым что ни на есть обольстительным образом он, — пусть будет по Вашему, — и загадочно хмыкает. — Так... Вы заблудились, Чонгук?
— Верно, — соглашается Чон, кивая в подтверждение своих слов. — Целый день брожу по улочкам, а нужного пути найти не смог.
— Голодны?
— Чертовски.
Чонгук действительно хочет есть, да только ни одного места, где можно отужинать тоже не знает.
— Я тоже, — складывая руки на бёдрах, Давиан всё ещё улыбается. — Может, Вас проводить? Или... могу я пригласить Вас, заблудшего путника, к себе? Здесь совершенно недалеко. Обещаю не приставать, накормить вкусным ужином и напоить прекрасным вином от лучших виноделов Италии.
Он снова склоняет голову к плечу и поднимается с места.
Чонгук алеет щеками.
Ему ведь происходящее не снится?
— Вы уверены? — шепчет он. Отчего-то неловко. — Я не буду Вас смущать?
— Не беспокойтесь об этом, — снова прекрасная улыбка. И разве можно отказать? — У меня достаточно большой дом, и я уверен, что и для Вас найдётся ложе. Вы вообще надолго в Венеции?
— Пока не знаю. Я приехал только сегодня утром, — честно отвечает Чон.
— Тогда, может, останетесь у меня, чтобы не тратиться на ночлег? Я весьма гостеприимный хозяин и прекрасный гид. Моя компания Вам определённо понравится.
Чонгук самую малость сомневается, но угрозы в новом знакомом не видит: тот вежлив, учтив, выглядит опрятно и не вызывает каких-либо негативных чувств. У него наоборот от Давиана пульс учащается. За ним хочется идти. Следовать. Поэтому Чон кусает губу, недолго размышляя, а после поднимает на нового знакомого взгляд и совсем тихо говорит, всё ещё испытывая смущение:
— Только если Вам не сложно.
— Ни капли...
Чонгук сжимает челюсть и жмурится словно от сильного удара.
Тогда он и не подозревал, что случайный прохожий станет для него целым миром и искренней первой любовью.
И уж тем более не мог и представить, что ещё хоть раз сможет увидеть черты лица, широкую улыбку
и милую родинку на носу, тогда покорившую его когда-то живое, мечущееся каждый раз при виде
него в агонии сердце. И глядя сейчас на то, как искрится Тэхён, с восторгом продолжая рассматривать ночное небо над прекрасной Венецией, он готов поклясться, что снова начинает сходить с ума.
Сходить с ума от мыслей о том, что хочет найти Давиана спустя столько лет.
Ведь в ныне небьющемся сердце по-прежнему живёт мучительно-сладкая любовь.
