Весь мир в твоих глазах

      Суй Чжоу спешил туда, где раздавались звон клинков и крики сражающихся. Ему удалось собрать отряд из опытных воинов князя Уань, и сейчас он почти бегом направлялся к месту неравной битвы, очень надеясь, что успеет вовремя. Успеет, чтобы защитить его величество и своих друзей, оставшихся с императором. Второе было даже важнее, хотя Суй Чжоу вряд ли кому-нибудь в этом сознался бы, даже самому себе.       Ворвавшись в гущу сражения, он невольно окинул взглядом дерущуюся толпу, пытаясь выхватить из этого скопления вооружённых людей — мужчин и женщин, стрелков и мечников, своих и чужих — только одного. Высокого стройного юношу в ослепительно белом платье. И он его увидел.       На белых одеждах Тан Фаня расплывалось ярко-алое кровавое пятно. Нет, не может быть, чтобы он всё-таки опоздал!..       — Жуньцин!!! — заорал Суй Чжоу, прорываясь сквозь строй врагов, уже порядком потрёпанный и поредевший, и разя мечом направо и налево.       Он видел, как Ван Чжи, стоя на коленях, бережно поддерживает Тан Фаня, что-то шепча ему и с упрямой безнадёжностью пытаясь заткнуть платком рану в правом боку. Он понимал, насколько тщетны были эти усилия, и как мало оставалось времени, чтобы попытаться его спасти. Он больше не замечал ничего вокруг, кроме двух беззащитных молодых людей, которые были его друзьями и сейчас отчаянно ждали его помощи.       Он встретился взглядом с Ван Чжи, увидел в его глазах страдание и надежду, и усилил натиск на осаждавших его со всех сторон приспешников Ли Цзылуна.       Когда Суй Чжоу уже почти достиг своей цели, отбившись от очередного заговорщика, бросившегося на него с длинным кинжалом, откуда-то справа перед глазами сверкнул вражеский меч, направленный на Ван Чжи. Он не успевал его отбить…       Императорский евнух без стона рухнул на землю рядом с Тан Фанем, когда острый клинок полоснул его от плеча до левого бока. Суй Чжоу, почти не задумываясь, сразил врага и резко остановился.       — Ван Чжи!.. Тан Фань!!!..       Он, будто со стороны, услышал свой отчаянный крик, падая на колени возле поверженных друзей и понимая, что его мир больше никогда не будет прежним.       Они оба были в белом, и на этом фоне особенно ярко и безнадёжно растекались кровавые разводы, вместе с которыми их покидала жизнь…       Единственные друзья, которых подарила ему судьба после стольких испытаний. Те, ради кого он сам, не раздумывая, подставился бы под острие меча. Два человека, которые были смыслом его жизни, его опорой, его надеждой… Как же он не успел?!..       Суй Чжоу больше не видел мелькавших вокруг клинков и стремительных стрел, не слышал криков и лязга оружия. Время для него остановилось, и весь мир сосредоточился в двух распластавшихся на каменной мостовой телах. Но может ли он попытаться спасти?..       Пронзившее его отчаяние длилось всего несколько мгновений. Как человек дела, Суй Чжоу не мог просто упасть с ними рядом и смириться с тем, что их жизнь — как, собственно, и его — на этом закончена.       Он подхватил завалившегося на левый бок Тан Фаня, стараясь поднять его на руки, и почувствовал, как чья-то сильная ладонь легла ему на плечо.       — Байху Суй!       Рядом с ним, с бледным, но как всегда непроницаемым лицом, стоял на коленях Цзя Куй. Лишь в глубине его глаз застыла немая боль.       — Что с командующим? Жив?       Не дожидаясь ответа, он склонился к Ван Чжи, разорвал шёлковую ткань у него на плече, чтобы оценить последствия удара.       — Суй Чжоу, скорее! Мы ещё можем успеть. За воротами стоит повозка, тащите туда магистрата!..       Могучий Цзя Куй поднял безжизненное тело своего господина и поспешил к воротам, успевая по пути уворачиваться от ещё продолжавших сражаться противников. Суй Чжоу понял, что если он хочет получить хоть один шанс — надо действовать быстро и не поддаваться эмоциям.       Сам удивляясь, откуда взялись силы, он дотащил потерявшего сознание Тан Фаня до повозки, стоявшей за воротами у мощной каменной стены. Цзя Куй помог ему забраться в кузов и уложить Тан Фаня на лавку, подложив ему под голову попавшую под руку стопку старых документов. Быстро перетянув рану Ван Чжи обрывками шёлкового халата, Цзя Куй велел Суй Чжоу сделать то же самое с Тан Фанем и уже на ходу спросил:       — К доктору Пэю?       — Да… к Лао Пэю!.. — кивнул байху, благодарный ему, что он позаботился не только о своём командующем. Хотя мог бы не тратить время и силы на его друзей, ведь его долг ограничивался защитой Ван Чжи, а не спасением всех, кто в этом нуждался.       Повозка помчалась по пустым улицам столицы, умело управляемая твёрдой рукой Цзя Куя.       Суй Чжоу по очереди вглядывался в бледные лица друзей, надеясь уловить хоть какой-то знак, лёгкое движение ресниц, болезненную гримасу, свидетельствующую о том, что они ещё не покинули этот мир. Кровавое пятно на халате Тан Фаня становилось всё шире, и Суй Чжоу всеми фибрами души чувствовал, как уходят шансы на спасение с каждой каплей крови…       Что же ему делать, каким богам молиться, чтобы они спасли Жунцина?..       И Ван Чжи… Смертельно бледный, он лежал без движения на другой лавке, одна рука безжизненно свисала вниз, и только хриплое дыхание говорило Суй Чжоу, что в нём ещё теплится жизнь…       Будь проклята эта служба его величеству, из-за которой он снова теряет близких друзей и ничего не может сделать, бессильно наблюдая, как они уходят… Будь проклят тот день, когда мерзавец Ли Цзылун появился в Пекине, строя свои коварные планы, а Императорская стража ему это позволяла и не отправила за решётку… Хотя, насчёт Императорской стражи, и особенно её главы, Суй Чжоу больше не заблуждался.       Святые небеса, как же вы могли допустить такое и почему ни одна проклятая стрела не прилетела в спину самому Суй Чжоу, оставив его молча страдать и проклинать свою судьбу?..       — Приехали! — голос Цзя Куя сменился решительным стуком в ворота дома Лао Пэя. Суровый стражник Западной Ограды не терял времени на лишние рассуждения и разговоры, когда от быстроты его действий зависели чьи-то жизни.       Ворота открылись на этот требовательный стук, и за ними возникло встревоженное лицо хозяина.       — Доктор Пэй, прошу вас, быстрее! Там магистрат Тан, ему нужна ваша помощь.       Суй Чжоу утёр рукавом катившуюся по щеке слезу и с помощью доктора Пэя потащил Жунцина в дом. Тан Фань даже не застонал и вообще никак не отреагировал на то, что его тащат два не самых ловких и аккуратных санитара. Цзя Куй коротко кивнул им и вернулся к повозке.       — А как же?.. — не понял Суй Чжоу. Ван Чжи ведь тоже нужен был врач…       — Я отвезу командующего в Западную Ограду, — уже трогаясь с места, сказал Цзя Куй. — Если понадобится, все императорские лекари будут там через полчаса. Ну, это если Дин Жун сам не справится.       Он ни на мгновение не усомнился в том, что императорские лекари, как и сам император, благополучно переживут попытку свержения власти и будут делать своё дело, какие бы страсти не разгорались вокруг.                     Доктор Пэй выгнал Суй Чжоу, который примчался в надежде хоть чем-то ему помочь, и вместо него позвал жену. В другое время Суй Чжоу бы непременно обиделся, но сейчас ему было совершенно не важно, кто будет помогать врачу, если это даст нужный результат.       Он обменялся взглядом с встревоженными глазами Тан Юй, которая поспешила к мужу и брату, и устало прислонился к дверному косяку. Двор и каменные стены дома плыли у него перед глазами, в висках стучала только одна мысль: «Только бы он остался жив!.. Только бы остался жив… Только бы остался…».       Суй Чжоу медленно сполз вдоль стены и, уронив голову в ладони, беззвучно разрыдался…              Он не знал, сколько прошло времени с того момента, когда он уложил Жуньцина на стол в просторной комнате дома Пэй Хуая. Небо уже стало из розовато-серого тёмно-лиловым, и в поздних холодных сумерках зажглись первые звёзды, когда ему на плечо легла ладонь доктора.       — Лао Пэй, что?.. — хриплый голос Суй Чжоу сорвался от волнения.       — Я сделал всё, что мог, — устало вздохнул врач. — Остальное зависит от самого Тан Фаня.       — Но он… выживет?..       — Рана очень серьёзная, и он потерял много крови. Не могу сейчас ничего обещать. Он всё ещё в забытьи, и пролежит так несколько дней. Хотя, так даже лучше, ведь сейчас он не чувствует боли.       Суй Чжоу стиснул зубы, чтобы не застонать. Он согласился бы без раздумий заменить Тан Фаня на больничной койке и терпеть любую боль, если бы только судьба позволила спасти его друга. Но что он мог сейчас сделать? Только молиться и верить… верить в доктора Пэя, в самого Жуньцина, в то, что небеса не могут быть так жестоки…       — Что я могу сделать, Лао Пэй? Если я буду так сидеть, то свихнусь раньше, чем Жуньцин очнётся.       — Пока ничего, — пожал плечами доктор Пэй. — С ним посидит Тан Юй, а потом можешь сменить её, ближе к полуночи. Она устала, но не хочет бросать брата в таком состоянии. Я уговорю её поспать, а ты покараулишь у постели Жуньцина… хотя он вряд ли придёт в себя так скоро.       Пэй Хуай и Суй Чжоу вздохнули одновременно, и доктор потащил императорского стражника в дом.       — Гуанчуань, ты сегодня ничего не ел. Свалишься ведь, а кто будет ухаживать?..       — Не могу! Даже думать об этом не могу, — отмахнулся Суй Чжоу. — Как можно думать о еде, когда Жуньцин там…       Он едва удержался от нового вздоха и усилием воли взял себя в руки. Конечно, доктор был прав, и ему нужно было оставаться сильным, чтобы помочь Тан Фаню. Нельзя раскисать, ведь пока жизнь не оставила его друга, оставалась и надежда.       — Я выпью чаю, если позволишь, Лао Пэй.       — Да, и мне тоже не помешает.       Пэй Хуай усадил Суй Чжоу за стол, налил ему чаю, всучил почти против его воли сладкое печенье и повернулся к шкафу, где хранились лечебные травы, стараясь, чтобы Суй Чжоу не видел глубокой озабоченности на его лице. В его практике, конечно, бывали случаи и посложнее. Но ни в одном из этих случаев он не был настолько заинтересован лично.        …       Уже близился рассвет, когда доктор Пэй, успевший немного подремать, положив голову на стол рядом со своими мазями и примочками, подошёл к Суй Чжоу.       — Ты неважно выглядишь, Гуанчуань. Я думаю, тебе надо поспать.       — Неважно выгляжу? — Суй Чжоу с трудом нашёл в себе силы иронически хмыкнуть. — Я понимаю, ты к такому привычный, Лао Пэй. С точки зрения медицины — ничего особенного. Но я не могу смотреть, как мой лучший друг…       Его голос сорвался. Нет, он не мог сказать «умирает». Он не хотел даже на минуту допустить такой мысли… Хотя эти мысли лезли помимо его воли, когда он смотрел на бледное до синевы лицо Жуньцина с заострившимися чертами и сжимал его холодную ладонь, понимая, что не получит ответа.       — Гуанчуань, он не умрёт, — раздался сзади слегка охрипший голос Тан Юй. — Я знаю брата. Он сильнее, чем кажется. Но мы должны ему помочь.       — Как?.. — с усталой обречённостью спросил Суй Чжоу.       Он мог не спать, не есть, не ходить на службу… делать всё, что велит ему доктор… но что ему делать? Больше всего его убивало бездействие. Просто сидеть и ждать было выше его сил.       — Быть рядом, — вздохнула жена доктора. — Он обязательно почувствует, как он нам нужен, и откроет глаза. Я хочу в это верить.       Она погладила лоб младшего брата своей лёгкой ладонью, склонилась к нему и уткнулась губами ему в висок.       — Жуньцин… Жуньцин, слышишь меня?.. Открой глаза, брат! Смотри — вот твой друг Лао Пэй стоит и мучается, думает, что он плохой врач… А вот твой друг Суй Чжоу страдает, что не успел тебя защитить… Жуньцин, не бросай нас, ты так нам нужен!..       Тан Юй не замечала, как по её щекам текут прозрачные горькие слёзы. Лао Пэй подошёл к ней и бережно обнял.       Суй Чжоу показалось, что веки Жуньцина дрогнули… но всего лишь показалось.       Он отдал бы всё на свете, включая собственную жизнь, чтобы глаза друга открылись. В этих глазах для него заключался теперь целый мир… Но Тан Фань по-прежнему не открывал глаз и был неподвижен.       Суй Чжоу понимал, что ничего не может сделать для него, и только молча вздыхал и немного завидовал Тан Юй, которая могла лить слёзы. В его собственной душе слёз уже не осталось.        …       В Западной Ограде тоже не спали до рассвета.       Дин Жун сидел у постели командующего и сосредоточенно менял компрессы на лбу Ван Чжи, горевшем от лихорадки. К утру жар почти удалось сбить, но пациент так и не пришёл в себя, и это начинало всерьёз тревожить лекаря.       Ван Чжи очнулся лишь однажды за эту бесконечную ночь. Всего на несколько секунд. Не открывая глаз, он позвал помощника, почувствовав, как тот бережно прикладывает к его лбу холодный компресс.       — Дин Жун…       — Я здесь, командующий. Прошу вас, держитесь. Всё будет в порядке.       — Что… с императором?..       — Он вернулся во дворец. Вместе с супругой Ван. Заговор провалился.       — Отлично…       Ван Чжи снова отключился, будто это известие было главным и единственным, ради чего он ещё продолжал бороться. ...       Дин Жун горестно вздохнул и осторожно сжал своими ладонями горячую ладонь Ван Чжи, уже почти не надеясь на какую-то реакцию. С такой потерей крови, измотанный болью и лихорадкой, хорошо бы он очнулся хотя бы через пару дней. Хорошо бы, он вообще очнулся…       Вариант, что этого не случится, Дин Жун всё же отказывался принимать. Он просто не мог сдаться и позволить смерти забрать единственного человека, за которого он бы и сам согласился умереть. Но он же не зря всю жизнь изучал медицину…       Дин Жун не заметил, как за его спиной возникла крепкая фигура Цзя Куя.       — Ну как?       — Я делаю всё, что могу. Ему крепко досталось, но думаю, он справится. Хорошо, что ты успел вытащить его с поля боя. Ещё полчаса — и я бы не поручился за последствия…       Цзя Куй посмотрел в его глаза, покрасневшие от усталости, а возможно, и от пролитых тайком слёз.       — Дин Жун, тебе надо поспать, пока сам не свалился.       — Нет, — решительно возразил лекарь. — Мне надо менять компрессы и следить, чтобы жар снова не поднялся. Если хочешь помочь — лучше завари мне чаю покрепче и принеси ещё воды.       Цзя Куй чуть было не ответил «слушаюсь», но только молча кивнул и отправился исполнять указания. Он понял, что совершенно зря подозревал Дин Жуна в коварстве и измене.