«Дар быть всюду, как у себя дома, присущ лишь королям, девкам и ворам».
Оноре де Бальзак
— У короля сука в наследниках, а его собственная шлюха не родит ему более и дерьма кусок. Темперамент у него с придурью, так и погубят весь восток к чертям. Лорд, с заплывшим жиром лицом, с маленькими бегающими глазками, поджатыми в стойком отвращении, с тонкими вытянутыми губами, коими он обхватил край медного бокала с едва теплым вином, восседал на стуле с высокой спинкой. Мужчина с брезгливостью плюнул куда-то в сторону, но его слюна испачкала ткань на пухлой потной груди и даже попала в вино. Сделав короткий сиплый выдох, лорд взглянул на своего собеседника. — Муж короля пока не так стар. В силах будет родить ему еще сыновей… — у мужчины помоложе, обладателя весьма тонкого стана, узких плеч и местами крысиной внешности с криво-блаженными чертами, голос был высокий, мирный. Он временами будто попискивал на конце своей речи, смотрел на всех исподтишка, снизу, и зачастую предпочитал молчать. — Да король еще больший пьяница, чем все мои мальчики, — крупный лорд говорил про своих молодых слуг. Любил он засматриваться не столько на омег, сколько на альф, желательно юношеского возраста, когда их волосы наливаются пышным цветом, а лица обретают смазливые черты, — поди и присунуть ему не может, как глотнет вина. Вот и сидим мы здесь, как при пожаре! И так уже погорели все! — лорд Тириэл, убежденный во властности своего мнения, с силой ударил тяжелым кулаком по столу и тотчас покачнулся в сторону: стены в его глазах поплыли, сам альфа запыхтел и закряхтел, усаживаясь широким заплывшим задом на стуле с резной спинкой. — Эта земля восходящего солнца разве что кусок кости с разлагающимся мясом, который в скором времени у нас отнимут, а после южные и западные собаки его поделят… Недолго нам ждать осталось, — Тириэл снова скривил губы, показав свои маленькие белые зубки и влажный круглый язык, — умрут, может, и не все, за исключением тех, кто не умеет быстро бегать, и тех, кто не возжелает сдаться в плен. Лорд Лицций, маленькими глотками попивая вино, при этом придерживая бокал на детский манер двумя руками, мог бы и оспорить пьянство короля со страстью Тириэла к алкоголю, но не стал. Он поглядывал на лорда, мастера над монетой, своими большими выпяченными серо-голубыми глазами и, тихо выдохнув, отвернул взор куда-то в сторону. Его худое лицо с резкими скулами и вытянутым подбородком стало вмиг симпатичнее и моложе, менее бешеным. Лицций приоткрыл рот и негромко произнес с осуждающей манерой: — Так смело говорить подобные вещи в замке, у стен которого есть уши…⚔⚔⚔
Воздух Рамзделя был свежим. Пахло землей, цветами и сладкими лимонами. В особенности в богороще — одном из самых красивых, по мнению Тэхена, мест на Востоке. Эти узкие дорожки единственные, кто помнят каждый шаг омеги, начиная с того момента, как он встал на ноги и как сейчас в благом настроении гуляет вместе с мужем короля солнечных земель. Тэхену нравилось наблюдать за природой, в особенности за птицами: он медленно прошел мимо белого изваяния в виде чаши на резной ножке, откуда голуби пьют воду, коснулся пальцами пышных кустов с цветами, ощущая влагу еще не иссохшей утренней росы. В богороще, чем ближе приближаешься к центру, где стоит молитвенник Владыки, тем насыщеннее, краше становится картина. — Мне уже в тягость ждать, — молодой омега с кожей цвета меда и улыбкой цвета розовых пионов повернул голову в сторону папы. — Лорд успеет тебе надоесть до тошноты, — Тэгин породил на этот свет пасынка*, сильно на себя похожего: у обоих взгляд был лисий, обрамленный маленькой родинкой под глазом; пухлые губы и точеные черты. Их волосы цвета густого темного вина с медом были короткими, крупными прядями ниспадавшими на лоб и виски. Будто щедро поцелованные солнцем там, где солнца на самом деле было мало, омеги сливались с природой воедино. Тэгин шел медленно, забрав руки в замок за прямой спиной, его подбородок был высоко вздернут, а взгляд всегда смотрел прямо. Тэхену казалось, что папа никогда не смотрел себе под ноги, он будто ощущал каждый камешек, мог обойти любую ветку или торчащий из-под земли корень. Юный пасынок земель Рамзделя умел равняться. Его руки так же были сцеплены за спиной, шаг был чуть более шустрым, ведь юнцу буквально не терпелось поделиться бьющим внутри него шквалом нахлынувших эмоций. Молодой лорд Долины, помолвка с которым была назначена через два месяца, совсем скоро обязывался прибыть в столицу. Тэхену уже удавалось видеться с наследником равнин и холмов Долины два года тому назад, когда принцу было четырнадцать, а лорду только семнадцать. Сейчас же младому альфе девятнадцать, и он станет полноправным лордом Долины сразу, как только заключит брак с домом Кимов. Тэхен помнит его лицо: то было красивым. Острые скулы, округлый подбородок, маленький рот и большие карие глаза. Волосы юного лорда вились, а на подбородке виднелся маленький шрам. Ким, узнав, что тот заполучил его во время уроков битвы на мечах, был воодушевлен мужеством этого юноши. Однако это была не любовь и даже не влюбленность: Тэхен не вспоминал об альфе ни разу с момента их разлуки, но сейчас одна лишь мысль о будущей помолвке, к которой он был не готов, будоражила кровь. — Брак — это не только… — Тэгин хотел было развеять слащавые мечты и сомнительные грезы пасынка о будущем браке, ведь он еще так молод… Даже Тэгин, не готовый к своей собственной свадьбе в свои семнадцать, приложил множество усилий, чтобы вынести эту тяжесть статуса супруга короля, это бремя заключенного в оковы и тиски нежеланного брака омеги. Больше всего на свете он не желал, чтобы его пасынок испытал похожее, но у Тэхена не было выбора. Ему не посчастливилось родиться в семье знати. Речь омеге пришлось прервать, когда стиснутой, слегка пошатывающейся походкой евнуха к ним навстречу вышагнул тучный мужчина. Это был лорд Болтон — мастер над шептунами. Его тонкогубая улыбка всегда предвещала для омег Короны нечто неприятное, противное до мелкой дрожи. Тэгин остановился. Из вежливости он слабо кивнул альфе, но на его серьезном лице не дрогнула и доля дружелюбия или радости от встречи. Лорд Болтон жил подле башни десницы короля — старого ворчливого лорда Кэррела или, как его здесь называли, «Кэрри» на насмешливый манер, — поэтому часто посещал богорощу и ошивался в коридорах замка Рамздель. — До чего же приятная встреча! Тэхен стоял рядом с папой, косо поглядывая на мужчину, а в особенности на его лысину, прикрытую редкими масляными волосами. У лорда Болтона были очень крупные щеки и выдающийся второй подбородок — омега иногда сравнивал его с кротом из-за его маленькой головки и мелких слезливых глазок. Их цвет разглядеть было тяжело — то ли они были светлыми, то ли настолько маленькими, что были и без цвета вовсе. Приближаться к лорду Тэхену не хотелось ни капли — от него всегда неприятно пахло потом, забродившим вином из каких-то красно-бурых ягод и еще чем-то соленым: от этого запаха воротило. — Приятная, — Тэгин коротко согласился и, выдержав небольшую паузу, продолжил: — отдыхаете от дел? Верно, в нашей стране все спокойно, раз казна не нуждается в надзоре? Тучный лорд пошатнулся, его глазки забегали, но он быстро встрепенулся и широко заулыбался, демонстрируя поблескивающий среди других бело-желтых зубов один золотой. — Вам не о чем переживать, милорд, в стране все спокойно. Мы ни в чем не нуждаемся. Тэгин усмехнулся. От этой ледяной резкой усмешки даже Тэхену стало не по себе. Тэгин презирал всех лордов Рамзделя, включая короля, своего мужа, он не питал любви ни к одному человеческому созданию в стенах любого замка на этой прогнившей от плевков знати земле. Он не выносил этого места, ненавидел мужчин, презирал шлюх, коими кишили улицы прекрасного белокаменного Рамзделя, и его пасынок, юный Ким, искренне сочувствовал ему. Мысли о будущей свадьбе вмиг стали Тэхену противны настолько, что он невольно скривил губы и отвернулся: ему придется оставить столицу, оставить папу, а самому уехать в красивую, цветущую Долину… Омега готов был поменяться с мужем короля местами, лишь бы он, наконец, научился любить земли Востока. — Скоро и цветок распустится… — тонкие губы мужчины скривились в отвратной улыбке, он не намерен был затыкаться, — там и яркое солнце встанет. «Солнце встанет на Востоке» — согласно местному наречию, эта фраза имела лишь одно значение: «ждите перемен». Неважно, благих или же плохих. С этой фразой войска шли на войну, посвящали в религию детей, благословляли молодоженов. Молодой омега тотчас прислонил руку к припухшей груди. Плотная голубо-белая ткань его платья стягивалась на животе с юбкой и подолом, скрывая стройные ноги, однако ключицы, шея и плечи были открыты на восточный манер. Он знает, что начинает созревать. Знает, что скоро станет полноценно зрелым, готовым родить сына омегой; знает, что папенька, а в особенности отец, ждет его течку. Знает и видит, все замечает. Тэхен осмотрел мужчину с презрением. Кое-что еще связывало Тэхена с его папенькой — каким бы сладким, невинным и нежным не казался юный омега с кожей цвета меда и губами, будто нежные лепестки пионов, взгляд его был тяжелым, пронизывающим, диким. Тэхен поджал плотно губы, и лорд, скользящий по точеной фигурке зреющего омеги липким взглядом, отшатнулся. — Солнце каждый день встает на Мертвой горе, а цветы лучами солнца того сжигаются. — Это, безусловно… — Вам стоит посетить это место. Тэхен сделал шаг вперед, вынуждая Болтона попятиться назад с наклоном в сторону. Короткая улыбка тронула губы Тэгина, он не просто безумно любил своего пасынка, как любят омеги своих детей, но и гордился им. Он воспитывал, давал ему лучшее и уверялся, что Тэхена будет не сломать. Ни один мужчина не позволит себе встать на горло его ребенка, и Тэгин позаботится об этом. Тэхен не познает его судьбы. Мертвая гора на самом деле была утесом на зеленом холме, в землях которого в маленьких домах жили сосланные из королевства монахи, старики-мейстеры и готовые хоть завтра покинуть этот мир и продолжить гнить уже в земле лорды. Мертвой она называлась по двум причинам: первая из которых была религиозной, подпитанной легендами и сказаниями. Утес был одним из редких мест, где густо росли алые маки. Цветы облипали эту землю так сильно, что издалека сливались воедино и напоминали кровавый ковер, а когда цветы умирали со сменой сезона и ветер разносил в сторону степей красные лепестки, старцы называли это «плачем Мертвой горы». В это время было принято поминать умерших или хоронить с почестями великих королей. Вторая, уже бытовая причина, и не любимая Тэхеном трактовка имени горы была проста: жили здесь лишь старики, те, кто в дворцах уже не помещались, те, кому жизни не было ни в церкви, ни в деревне, ни в стенах столицы. Молодых здесь не бывало, разве что дети, породившие детей, которые скоро покинут мелкие деревеньки и уедут в средние земли искать любовь и золото. Жизнь здесь не начиналась, не бушевала, а только кончалась. Маки были одним из символов на знамени востока. На щите королевского герба золотом с желто-карим мехом по краям была изображена бегущая куница — символ гордости, богатства и достоинства; задними лапами та упиралась в алую землю, а алой она была благодаря макам. Нигде более не росли маки: ни на севере, ни на юге, и безумная редкость была увидеть их и на западе — и кроме красоты и макового молока у Рамзделя истинно не было ничего: ни гордости, ни богатства, ни достоинства. Достоинство пропил их нынешний король, богатства разворотили с юга, а гордость, те самые ее отростки, капли, горящие в сердцах омег из знати, питалась и взращивалась тяжким трудом. Тэгин не гордился своей родиной, а лишь короной: могучими и великими ее предками, при которых жизнь в Рамзделе процветала, земель было много, и не ходили по ней одни лишь самодуры, а Тэхен же родину любил. Когда Болтонский стан остался позади, уже достаточно далеко, чтобы не чувствовать его запаха или же присутствия, Тэхен свел плечи и ослабил спину. Взгляд его стал жалким, лицо исказилось. Ладонь, прижатая к груди, продолжала придерживать и без того плотно сидящее на нем платье. Каждая подобная встреча, каждое новое слово что-то в Тэхене ломали, били в спину, залезали под одежду. Тэгин все замечал. — Ты начал созревать, Тэхен, и зреешь ты не только для молодого лорда, которому ты обещан, но и для других мужчин. Тэхен скривил губы, зажмурился и только сильнее повел плечами, желая сбросить с себя невидимый груз, ощущая табун противных холодных мурашек, пробежавшихся по спине. — Папа… — Идем, — Тэгин ускорил шаг. Тэхен побитой собакой взглянул ему вслед и выпрямился, подбирая подол длинного платья. Тэгин уверен — Тэхену пора взрослеть. И как можно скорее. Некогда его жалеть и некогда закрывать руками от всего этого гадкого, прогнившего до земли, заплеванного и пропахшего вонью в воздухе мира. Последние несколько месяцев муж короля носил в груди неприятное, липкое и гадкое предчувствие. Ему недолго осталось быть рядом с пасынком.⚔⚔⚔
Через три дня Тэхену сообщили дату приезда лорда Долины: она была назначена через неделю. Ворон прилетел еще вчера ночью и принес благие вести. Это был прекрасный шанс сблизиться друг с другом до церемонии бракосочетания. По новостям, переданным Киму его слугой, лорд Долины пробудет в столице до самой свадьбы, а после отбудет вместе с младым мужем обратно. Казалось, волнение охватило всех, кроме самого Кима — он желал не думать о браке до тех пор, пока этот момент не наступит. С папой они пересекались редко: в основном Тэгин занимался внутренними делами замка, а с новостью о прибытии лорда Ресли Грэйя, старшего сына дома Грэйев и будущего лорда Долины, встречи Советов при дворце участились. С отцом Тэхен пересекался еще реже: по словам слуг, он отбыл и пребывал где-то в черте столицы. Благодаря чему Ким сразу после утомительного занятия шитьем у старого Хисса — его няньки — ускользнул в свои покои, убедив Хи в неудержной усталости. Хоть лорд Грей и должен был приехать совсем скоро, но не сегодня, а значит, до момента вступления в брак Тэхен имеет право пожить для себя. Он наотрез отказывался слушать старика Хисса, с трудом выносил его россказни о тягостях брака, а о его обязанностях и вовсе умолил пожилого бету ему ничего не говорить: с этим прекрасно справлялся папа. Уже с самого утра, как письмо прошлось по рукам папы и его отца, с шеи Тэхена омеги дворца предпочли не слезать. Он не успел умыть свое лицо, как к нему нагрянул лекарь, и даже папа почтил его своим присутствием. Они в один голос пели о регулах и их приближении, лекарь наказал омеге пить настойку на травах и маке, которая даже пахла отвратительно, но, к счастью, папа предпочел уйти из комнаты пасынка молча. В свои шестнадцать Тэхен не познал ни мужчин, ни течки. Папа был убежден, что регулы должны были прийти раньше, но к странному всеобщему счастью лекарь уверял, что ждать осталось недолго. Однако Тэгин, заводящий об этом речь чаще всех остальных, почему-то не выглядел счастливым. Тэхен уверен: папа еще скажет ему свое слово, но сейчас у него были иные заботы. Омега вытащил припрятанную под простынями поношенную нищенскую одежду — одна из причин, по которой Тэгин выходил из себя каждый раз, когда его пасынок вытворял нечто подобное. Тэхен любил природу, но еще любил наблюдать за людьми, в особенности — за крестьянами, рабами его рабов, торговцами и помещиками. Знать он знал от кончиков пальцев до смолистой макушки — всех и каждого. От знати Тэхена уже тошнило. «Свобода» ощущалась редко, но каждый раз, когда выпадал такой шанс, он запоминался омеге лучше любого другого торжества. Сбегать из замка он стал рано: играл сначала подле центральных ворот с крестьянскими детьми, но про их существование Киму вскоре пришлось забыть. «Водиться со сбродом — последнее, что должен делать член королевского рода», — утверждал Тэгин, но оспорить его слова не осмелился никто, включая Тэхена. В десять омега стал вести дружбу с сыном мясника при дворе и сыном кузнеца, кующего оружие для солдат восточной армии. Мальчишки учили Тэхена драться на деревянных мечах, и муж Джинхо — короля Рамзделя — на удивление не противился этому. Его злило лишь то, что Тэхен ошивается где-то вне стен замка, и посылал с ним минимум одного стража, который одним своим видом отпугивал любого. Сын мясника, крупнотелый альфа двенадцати лет, смеялся, что телохранитель принца даже его отца немного пугает. Тэгин не имел ничего против учебы бою на мечах: однажды даже присутствовал на таком своеобразном «занятии», дабы убедиться, что молодые юнцы не переусердствуют с силой. Более того — омега хотел было подыскать пасынку достойного учителя при дворе из королевской стражи, но Джинхо навсегда поставил точку в данном вопросе. «Лучше бы мужиков ублажать научился, а то точно сгинем к чертям, когда неудачно выдадим его замуж!» — пьяно заверил король и ударил бокалом по столу. Дружбу с добродушным и вечно веселым сыном мясника и с мужественным, на взгляд Кима, высоким и поистине заботливым сыном кузнеца, которому на момент их расставания исполнилось шестнадцать пришлось прекратить. Как только Тэхен вступил в возраст двенадцати, отец поднял до смеху и слез бурный скандал: грозился перебить обоих мальчишек и сбросить в реку там, где поглубже; к счастью, этого не случилось — по крайней мере, Тэхен об этом не узнал, но этот момент жизни запомнился омеге несколько иначе. Боль была сумасшедшая. Отец, Ким Джинхо, был человеком зрелым — ему уже перевалило за сорокапятилетний возраст — крупным, обладал выдающимся животом и боками, высоким ростом и, на взгляд Тэхена, нечеловеческой силой. Со стороны из-за своего веса он выглядел даже более устрашающе, чем его немногословный телохранитель. Он таким и являлся бы по истине, если бы лицо рыцаря, приставленного к принцу, не обрамлял уродливый шрам и вечно недовольное, сморщенное от гнева лицо. Тэхен звал его Рудольфом, хотя настоящего имени рыцаря он не знал. Даже его молодой неказистый оруженосец не называл его по фамилии. Еще Тэхен не любил своего отца. Он чувствовал к нему что-то, но это была совсем не любовь, хоть в нее и хотелось верить. После того, как король схватил пасынка за худое запястье и вывернул его с такой страшной силой, что у Кима мгновенно пробились слезы и громкий крик испугал тогда Тэгина, подоспевшего невовремя, до тряски, а затем в стенах дворца оклеветал пасынка подрастающей шлюхой, Тэхен разучился любить своего отца. Молодой принц дома Кимов, лорд замка Рамздель, в двенадцать лет понял, что настала пора взрослеть. Различия между альфами и омегами Тэхен осознавал и раньше, но глядел на это под другим, более приятным безболезненным углом — возраст вынудил его смотреть на это иначе. Нянька начала безустанно говорить о родах, но упоминала она это так часто, чуть ли не ежедневно, что одним днем Киму приснился сон, в котором его живот округлился, он лежал на спине, а рядом с его кроватью стояли все его близкие: папа, отец, старик Хисс, любимый слуга и около дюжины людей, чьи лица были размыты. В ушах зазвенел пронзительный детский крик, и Тэхен проснулся в поту. С тех пор разговоры о детях стал вести с ним только папа. Он был не нежен и говорил обо всем так, как есть, а правда казалась Киму страшной. Лиц слуг и их жалкой жизни Тэхену было недостаточно: он желал наблюдать то, что происходило за стеной. За пределами красивых садов, белокаменного замка с резными тяжелыми острыми куполами, выглядящими как наконечники стрел, он желал видеть мир. Крестьянские дети, резвящиеся около рыночных лавок; отроки, что таскали тяжести, не под стать их тощим телам, будь то мешки с зерном или же тазы с водой; омеги, замужние и нет; альфы разных возрастов, что ютились со скотом в ближайшей деревеньке; или те, кто громко кричали за прилавком — они интересовали Тэхена больше всего. — Куда ж вы? — обеспокоенный слуга, названный Лукой еще при церкви, где служил до семнадцати, комкая в руках подол рабочего платья, нервно носился вокруг молодого принца, стягивающего с себя атласные одежды. — А если король узнает? Ох, не сдобровать вам будет! Бросьте! Бросьте эту затею! — умолял омега, то и дело пытаясь аккуратно отнять у принца грязные потрепанные тряпки. Лука — один из личных слуг Тэхена, несущий ответственность за покои молодого господина, был приставлен к Киму два года назад и с тех пор беспокоился о юном лорде сильнее, чем старик Хисс. — И что с того, если отец узнает? Главное, чтоб папенька не узнал до того, как я домой не ворочусь, иначе головы лишимся оба! — шутливо произнес омега, надевая на себя платье, черно-коричневое, местами сшитое из легкой ситцевой ткани, а где-то из грубого колющегося обрубка валяной шерсти. Лука осел на пол, продолжая вздыхать с таким ноющим скулежом, что Тэхен начал раздражаться. — Не вздыхай! Я уже давно не был в городе, да и вернусь я скоро, папенька даже и не заметит. Имею право посмотреть на столицу! — фыркнул Ким и, набросив на голову капюшон от хлипкого платья, если таковому имело под стать дать имя, тихой поступью двинулся близ стен по узким коридорам замка. Петлять по Рамзделю, зная каждый его угол, долго не пришлось: омега скользнул вниз по короткой лестнице к темным прачечным, где все пропахло грязным бельем и мылом, и в полумраке, щупая стены, мелкими шагами проступил к «грязному входу». Королевская семья по нему не проходила, зато рабы шныряли через такие входы, используя их для сокращения пути во дворец через огромную богорощу с разбитым рамздельским садом. Лазеек в Рамзделе было так много, что временами замок напоминал муравейник. Выйдя на свет через невысокие двери прямиком в кусты цветущих пионов, что закрывали проход от чужих глаз, он двинулся по протоптанной узкой дорожке к малым воротам. Малые ворота были кратчайшим путем к рынку, облепившему западное крыло дворца, и дорога торговцев возрастала прямиком до равнины, где крестьяне пасли мелкий скот: в основном баранов и овец, и чем ближе тянулась степь к плотно заселенным деревенькам, тем больше живности выводили на пастбища. Из окон рамздельского дворца можно было разглядеть и рынок, и степь, и даже виднеющуюся вдалеке реку, чье течение вело прямиком к водам Хироса. По реке и малому морю Хироса переправляли только легкие судна для перевозки зерна, рыбы и золота — огромные величественные корабли запада не прошли бы здесь и мили. Тэхен прижался к белокаменной стене около малых железных ворот, которые были не заперты в это время: совсем скоро сюда прибудут повозки с мясом и вином, ведь необходимо пополнять запасы еды замка до прибытия лорда Грея со своим отцом и его мужем из Долины, что вело за собой ни одно празднество, включая свадьбу, да и прокормить одно только походное войско чего стоит! Ким осмотрел дорогу — и та была чиста: видимо, стражник, обязанный держать пост, в одночасье уединился с каким-нибудь юным слугой около прогалин в стенах, окружающих замок, и до момента, как он притащит сюда свою тушу, это был шанс для Кима сбежать на рынок. Последний раз вне стен дворца Тэхен был четыре месяца назад — еще весной, когда распускались первые крупные бутоны розовых цветов. Зима в Рамзделе короткая, но длиннее зимы на юге и суровее холода на западе. Тэхен шел между прилавков, на которых сверкали золотые украшения, медные монеты с изображением лица короля, серебро и редкие цветные камни. Свежее мясо на веревках было подвешено над вырезанными кусками сала и внутренностями животных. Торговцы свежевали пойманную тушу сразу на месте, сдирали с них бурые шкурки и складывали в отдельные кучки. Перед глазами выставлялись ряды с расписанной вручную на восточный манер посудой, здесь были и золотые кувшины с запада, и хрусталь с севера, неизвестно каким образом добытый, ведь север — одичалые земли, огромная территория, превышающая земли всех трех королевств по размеру, и их король не вел торговлю с Востоком и даже с пограничным городом на севере от Рамзделя — Реймире. Тэхен щурился, пытаясь разглядеть лица торговцев, замотанных в тряпки и скрывающих свои головы, но это было безуспешно — он либо не видел ничего, кроме грубой грязной ткани, либо натыкался на сморщенные злобные лица стариков, заляпывающих свой товар в дрожащих бледных пальцах. Вероятнее всего, они торговцы с запада, продающие перекупленные товары за повышенную цену — такого беспредела допускать было нельзя, но королю нет дела до того, что творится на вонючих улочках и дорогах столицы. Ким поморщился, сгорбив спину, и, натянув капюшон пониже на лицо, быстрым шагом двинулся дальше: со стороны он напоминал бедное крестьянское отродье, которое носилось по рынку в поиске гнилых плодов подешевле или того хуже, но так омега сливался с толпой. Рынок был забит настолько, что помимо ароматов пряностей, сала, вина и хлеба воняло мочой и дерьмом — чем ближе он двигался к центру торговых настилов, тем сильнее. Тэхен петлял меж богатых помещиков и обогнул бока крупного лорда с двумя рыцарями за спиной, замедляя шаг. Он добрался до цитадели, до души восточного рынка, где выкладывали на прилавок все самое дорогое, свежее и лучшее. Здесь было мало крестьян, по крайней мере, они не ютились толпами около товара, а скользили прямиком на другую часть, вновь к узким дорожкам и вонючим торгашам, где можно было приобрести все и за сущую мелочь. Сердце рамздельской площади имело форму круга, пуская концы в сторону деревень и равнин, а также обратно, в сторону дворца. Легкая улыбка тронула губы омеги: он медленно, с жадностью рассматривал предлагаемый товар: у него все это было, а даже если и не было, то он мог заполучить не одну интересную вещицу отсюда. — Будешь брать? — гаркнул тучный мужик с сальными короткими волосами, скрытыми под замудренно накрученной тряпкой от жары, хоть он и стоял в тени — весь измок и дурно пах, но, завидев худосочного юнца в дешевых тряпках, явно посчитал, что у того недостаточно денег, чтобы торгаш ему хотя бы харкнул в руку. — Нет, — тотчас ответил Ким, не подняв головы. Его не интересовало лицо этого мужчины, и он абсолютно не дрожал перед его жирным телом — да, денег в карманах у Тэхена не имелось ни медяка, но в одной только его спальне простынь имела цену с дюжину разрисованной посуды на узком прилавке. — Сгинь тогда, — хрипло, со свистящим тяжелым вздохом рыкнул мужчина, утирая шелковым платком с вышитыми узорами на концах свой мокрый лоб: ему было тяжело дышать от своего жира и спертого воздуха в столице, — вынюхиваешь тут, поди припрятал чего у себя в титьках! — короткими толстыми пальцами с потрескавшимися грязными ногтями и кончиками торгаш дернул омегу за край намотанного на груди платья, что было подвязано кожаным поясом, чтобы не распасться. Омега дернулся, отбросив от себя тяжелую руку, и поднял глаза на гниющего изнутри смельчака, запоминая его лицо: такие же блевотные черты, как и у большинства здесь из тех, кто позажиточнее. Урод. Зрелый альфа оглядел омегу, его точеное гладкое лицо, прохрипел что-то сипло на выдохе и заткнулся. Тэхен запахнул обратно платье и быстрым шагом двинулся прочь от рядов с посудой. Он осознавал, что находится сейчас не то что без своего телохранителя, но даже без слуги. Кричать о своем статусе, пока он в грязных ошметках, не стоит, тем более перед такими вот зазнавшимися задолизами, что начнут щебетать при виде лорда или помещика с кольцами на руках и с золотом во рту, в ушах и шее. Злоба сошла, когда омега почуял запах сладких десертов, конфет и пряностей. Торговцы сладостями всегда были чересчур приятными людьми: у них были милые лица, приятные звонкие или же, наоборот, по-отцовски мягкие голоса. Щербет, любимые у Тэхена орехи в меду, изюм, сухофрукты и шоколад, а также великолепно пахнущие сладкие лимоны. Сами лимонные деревья на востоке не росли; привозились сюда с земель запада, а именно из Асабада. Асабад — пограничный портовый городок на юго-западе от Эмулана — столицы западных земель. Лимоны не растут на востоке, где бывают резкие перепады температур, предпочитают земли юга, где тепло и солнечно, а лучше всего растут там, где есть еще и достаточно влаги — в земле Асабада и Хироса, но дороги в Хирос — город на юго-востоке — людям Рамзделя не было. Хирос — город на равнине, пал во времена первой южно-восточной войны, больше тридцати лет назад, когда король третьей страны, Икара, завоевал Хирос. Столица Рамзделя смогла выстоять во время южного ополчения, но целый натиск армии выдержать не смогла. Рамздель сдал пограничный город и подписал договор о мире. Войну, в ходе которой народ земель восходящего солнца потерял Хирос, окрестили «Подарком Лилии». Тэхен родился свыше десятка лет позже произошедшего, в день осады столицы, в конец второй войны с югом. Король Икара возжелал земли столицы и разорвал договор, хранившийся на Хиросе, послав в ящичке с драгоценностями клочки бумаги с вырванной и сломанной печатью. Омега не возжелал дольше находиться на торговой точке и двинулся в сторону степей, куда вела узкая дорога из рыночного кольца. За жизнью простолюдинов наблюдать Киму доводилось совсем мало — в прошлые сезоны, стоило ему выбраться за пределы дворца, как погода или же люди противились его любопытству. Папа не любил покидать город и тем более выезжать за пределы столицы, да и на рынке он уже много лет не был, говорит, что нечего ему там смотреть и приобретать — все самые известные торговцы приезжают к ним прямо во дворец, а носиться за безделушками в это вонючее марево у него нет никакого желания, и Тэхену он не советует. Знать только и делала, что пила вино, посещала сводников, купалась в золоте и никак не могла этим насытиться. Тэхену вовсе не претила богатая жизнь: он любил получать все самое лучшее и считал, что всего этого достоин. Он бы отказался лишиться всего этого по щелчку пальцев и навсегда натянуть на себя грязные шмотки, но свое юношеское любопытство забить вглубь себя не смог. Чем дальше он отходил от площади, тем свежее становился воздух: на поле, покрытом желтой горькой травой, пахло землей, несло чем-то сладким, будто ароматом яблок, и редкий теплый ветер бил ему в лицо, задувая под капюшон. Тэхен замедлил шаг. Трава достигала высоты его бедер, но как только он вышел на равнину, она заметно позеленела, покрылась влагой, заросла мелкими сорняками. В этот час, на удивление Кима, крестьян здесь не было видно, разве что кучковался мелкий скот, а недалеко от них валялись в траве длинноногие собаки с длинной шерстью. Издалека они напоминали гончих, которых отец использовал для охоты, но, судя по их грязному неравномерному окрасу и коротким мордам, это была лишь помесь — дворняги, коих шныряет за пределами дворца беспредельное множество. — Потерялся? Тэхен дернулся, оборачиваясь на голос, раздавшийся за спиной. Около него прошел худой юноша, выше омеги на полголовы. На нем была одежда пастуха, притом достаточно новая, да и от самого парнишки пахло лишь сеном и яблоками, которые тот нес в мешке на своем плече. — Нет… Я не потерялся, — Тэхен вздернул подбородок и вышагнул за юношей, который опустил свои вещи на землю. — Тогда садись, — приветливо отозвался альфа и усмехнулся. Усмешки Тэхен не любил: люди усмехались нагло, злобно, надменно, но почему-то этот юноша не был таким. Молодому альфе на вид было около восемнадцати. Хоть он и был худой, но крепкий: плечи широкие, а спина ровная. Волосы у него были темные, но местами выгорели на солнце и лились светом как густо-медовый янтарь. Незнакомец поднял на принца глаза и, завидев, что тот не садится, потянулся к ремню, к которому крепилась фляжка и небольшая пастушья сумка. Он вынул оттуда кофту из грубой плотной ткани, на вид чистую, и разместил на траве. Тэхен заметил этот жест и тотчас опустился на землю, вытянув ноги и сведя их вместе. — Я тебя раньше здесь не видел, — альфа вынул из мешка сочное наливное яблоко и, сплеснув его водой из фляги, начал чистить маленьким охотничьим ножом, — ты из соседней деревни? — Я живу в замке, — отозвался Тэхен и мягко улыбнулся. Почему-то этому альфе он мог доверять и готов был признаться даже в принадлежности к королевской семье. — Неужто слуга при дворе? — А может быть, я принц! — возмущенно отозвался омега и нахмурил брови. Слугой его еще не называли и с таковыми не путали. — Тогда я сын лорда Долины. Альфа улыбался, разрезая яблоко пополам, а затем на мелкие дольки. Одну, ту, что побольше, он протянул омеге. Тэхен тихо фыркнул, но от яблока не отказался. В замке, в его комнате, стоит огромная ваза с фруктами, но ему никогда их не хотелось. Кажется, яблоки оттуда даже пахнут не так сладко, как те, что лежат у незнакомца в мешке. — Благодарю. И ты не лорд Долины, — Тэхен откусил немного яблока на пробу — сладкое, свежее и рыхлое, рассыпается прямо на языке. — Я знаю, как выглядит его наследник. — И ты не принц. — Да как ты! — зашипел Тэхен, сжимая руки в кулаки. Вот же ж, наглый простолюдин! — Посмотри, — омега затянул рукав платья, обнажая юноше вид на тонкое запястье, на котором поблескивал золотой браслет. — Я пасынок Джинхо и его мужа Тэгина из замка Рамзделя. — Верю-верю. Я сын пастуха, — беззлобно ответил альфа и лишь коротко взглянул на украшение на чужом запястье. — Меня зовут Евклид, — юноша протянул принцу еще одну дольку красного яблока. Юноша не стал верить словам юного омеги в его принадлежность к королевскому роду, но и опровергать эти слова не стал: омеги, чудесные, красивые и веселые создания, любят иметь и в своих, и в глазах представителей сильного пола немалую важность. Альфа не осуждал и даже любил омег за это. Его младший брат еще совсем юн, но уже через несколько лет будет пытаться привлекать внимание юношей и довольствоваться им, смущаться и, может быть, даже влюбится. Евклид искренне надеялся, что в хорошего человека. Незнакомец выглядел прекрасно: его аккуратные ровные брови, лощеная кожа цвета свежего золотого меда и губы, розовые и ухоженные, не потрескавшиеся. Поношенные вещи были ему не к лицу — он не был из тех, кто много работает, об этом говорят не только истинно восточные черты, но и ухоженные гладкие руки, которые не нужно трогать, чтобы удостовериться в их мягкости. Возможно, омега был пасынком богатого торговца или помещика, или же просто воровкой. Более того, какой принц шастал бы по улице в таком платье и вел дружеские беседы с сыном пастуха? — Ким Тэхен, — улыбнулся омега, возгордившись своей убедительностью. Однако лицо его омрачилось, он опустил плечи и произнес на выдохе: — ужасно… жить вот так, — Ким оглянулся на пасущееся стадо, завидел подошедших зрелых мужчин на поле, один из которых вел за собой коня, на чьем седле крепились мешки с зерном. Торговец возвращался с рынка. — Скажешь тоже! — захохотал юноша. Улыбка у этого альфы правда была чудесная — открытая, добрая. Глаза же были серые, неприметные, но, казалось, могли отражать насыщенную зелень травы или же блестеть янтарем при свете солнца. — Вон, — юноша выпрямился, указывая на стадо, которое дробилось мелкими кучками по всей небольшой степи, — все это нашей семьи. Живем, поди, не дурно! Я вот не жалуюсь, — альфа подмигнул омеге, а затем резко обернулся на громкий псиный лай. — А это Бей. Бей! — крикнул альфа, хлопая себя по бедру. Невысокий пес с белым брюхом и черными пятнами по всей своей длинной шкуре отлаялся на скот, согнав двух отбившихся овец в общую кучку, и бросился к своему хозяину. — Бей умный пес. Да, Бей? — парень потрепал пса за его треугольные уши и за мокрый бок. Шерсть у того на животе и лапах была грязная, видно, успел сначала поваляться в сырой траве, а затем извозился в земле. Тэхен не осмелился тронуть эту псину, еле заметно скривив губы. — Отец есть, папенька есть, и брат младшенький, чего еще желать? Я же не принц, королевских забав не знаю, — хмыкнул альфа, а Тэхен вновь скривил лицо. Нищенские запросы человека, который жизни никогда не видел и благ не знал. Ким хотел было возмутиться, что для счастья необходимо много чего еще, но громкий лай пса прервал его. Пес ощетинился, залаял так, что слюна брызнула, а сам бросился куда-то в поле. — Бей! Бей! Чего ж ты… — рыкнул парень и вскочил на ноги, замирая. Позади него, со стороны деревень, оттуда, где простирается широкая равнина, неслись всадники. Они приближались, а количество их бралось будто из воздуха. Перед лошадьми неслись люди. Тэхен поднялся с земли и раскрыл рот в немом вскрике: всадники одеты были в красное. «Нечего тебе делать за стенами. Сколько раз я должен тебе говорить, что это небезопасно? Южан уже замечали на границе при Хиросе. Без стражи ты и шагу не сделаешь из дворца. Хватит дуростью этой заниматься». Разбойники с Икара без знамен брали деревню полукольцом, вынуждая всю плоть скопиться в одной точке. Они шли на рынок, прямо по мясу, животине, кишкам и головам, бросались напролом к сердцу столицы. Хирос — пограничный городок, который не отстояли еще при войне с Лилией на знаменах земель Икара, — был кратчайшим путем для нападения на столицу. Хирос населен тысячами голов южан, и туда свыше десяти лет не ступала нога людей с востока. Ополчением, армией Икар мог бы напасть на столицу, двигаясь напрямую к родовому замку Кимов, но они пошли через центр. По равнине, увеличив время в дороге целого войска на дни, недели; армии было велено добраться до Рамзделя с «голой» стороны. Разбойники грабили и вырезали деревни без огня, быстро, не задерживаясь на целые ночи. Они вели войско без знамени через равнинные земли между Эмуланом и Рамзделем, при этом устроив беспокойства на Хиросе, куда стекались все войска королевской армии. Они брали Рамздель грязным боем, погромом и подпитывали буйность армии глупостью чужого короля. Они наступали. Приближались так быстро, что кроме ржания коней, чьи раздутые ноздри виднелись вблизи все четче и четче, и криков простолюдинов Тэхен не замечал ничего. Может, и он кричал, но не слышал этого. Омега видел армию, готовую отдать за короля и его семью жизни, но никто не видел армию, что намерена эту жизнь у него отнять. Пастух бросается к перепуганному коню, чей хозяин с криком кинулся прочь, отстегивает и валит мешки с зерном, освобождая седло. — Быстро! На коня! — гаркнул альфа, больно хватая застывшего перед резней принца за локоть, подталкивая к коню. — Садись! Тэхен оживает, когда Евклид тащит его с места живой мишени, и дрожащими, ничего не чувствующими руками пытается ухватиться за седло. Омега был обучен верховой езде, но сейчас, когда перед глазами плывут картины, когда уши закладывает от истошных визгов, а тело не слушается, не выходит даже взобраться в седло. Евклид подсаживает омегу за бедро, сует ему в руки поводья и тараторит: — Не смей сворачивать на голую землю! Езжай на рынок! Спрячься. Пошел! — альфа с размаху бьет коня по крупу, и тот бросается прочь. Евклид мгновение глядит в спину омеги, вцепившегося в коня мертвой хваткой, а затем хватает охотничий нож и поворачивается лицом к разбою. Пес бросается под ноги лошадям. Альфа тотчас вонзает нож одному из сброшенных конем с седла южан, отнимая у него меч. Слева от него раздается визжащий скулеж. Молодой альфа с рыком бросается на спешившегося воина, который одним ударом выбивает из его рук меч. Сын пастуха бросается с ножом, зажатым в двух руках, на грудь гниющей твари.⚔⚔⚔
— А если он откажется? Его пасынок обещан лорду Долины. Может начаться война. — Что нам лорд Долины? Да если бы у Рамзделя был Хирос и Долина вместе взятые, что с этого? Восток так или иначе падет, мы можем днями сидеть и разговаривать. Проку не будет, — Джекейрис Горрен, нынешний король Эмулана, чьи грязно-седые на висках, длинные волосы струились по плечам, сохраняя остатки былой густой черноты, махнул тяжелой рукой и откинулся на высокую резную спинку стула. — У Джинхо пасынок уже зреет, заключим брак и поставим над этим клочком земли наши знамена. Мы станем границей между севером и югом. — Не слишком ли рано ты хочешь женить его? — зрелый омега с длинными, ниспадающими на плечи темно-русыми волосами настойчиво противился мнению короля. Женить своего сына на отродье пьяницы и зазнавшейся сволочи он был не намерен. — Он еще ребенок. Мы успеем подобрать ему в мужья омегу получше и поумнее. — Может, он еще слишком молод, чтобы править страной, но уже достаточно зрелый, чтобы спать с омегами. Да и где мы возьмем ему мужа? С юга? — король вступил в спор со своим мужем, напрочь игнорируя весь Малый совет и пытающегося влезть в разговор одного из мейстеров. Старику пришлось заткнуться, только раскрыв рот. — У них нет резона вступать с нами в союз, если они завладеют Востоком. Их территория будет простираться до самого севера. Этот жадный червь ни одного пасынка из своего гарема нашему сыну не отдаст. По какой такой нужде нам брак с теми землями, которые и так принадлежат нам? Что же, Реймир и Хирос — пока ты держишь сына под своей юбкой — и вовсе зубами вырвут южане. — Верно сказано, нет омег с земель более широких, чем Рамздель! — седоволосый мейстер с дрожащими руками и маленькими, боязливо бегающими глазами все же оставил за собой слово о севере. — Гроттер и того… — Мы осведомлены, великий мейстер, — пробасил Горрен. Глубокий взгляд его черных глаз пробирал до органов. Старик закрыл беззубый рот и затих. — На севере омег всех перебили уже без нас, а за мальчишку нашего сына не выдашь, — король поджал губы, всматриваясь в изменчивое выражение лица своего мужа. Он звучал весьма убедительно. Либо они сейчас выдвигают войска на Восток и отбивают столицу, после чего ставят перед Джинхо выбор между деньгами и пасынком вместе с его страной, либо позволяют южанам заполнить своими задницами и ублюдскими выродками всю восточную часть четырех королевств.⚔⚔⚔
Тэхен не умел ездить верхом по-мужски, но сейчас, вцепившись в поводья и ногами вжавшись в плотные бока коня, омега несся вдоль пестрых прилавков. Под копыта бросались пьяные мужчины, неслись с громкими визгами дети. Тэхена сильно тряхнуло верхом, когда конь проскакал прямо по чьей-то тучной туше, пробив завалившемуся наземь альфе ребра. Тэхен не оборачивался. В глаза и рот лезла грива, он лишь телом чувствовал, куда несется животное. Люди мешались воедино со своим битым товаром, позади вырвавшиеся вперед южане громили прилавки, резали горла мужчинам и тащили из-за укрытий за волосы омег. — Где Тэхен?! — муж лорда Рамзделя пробегал мимо окон, пытаясь выглядеть вдали, среди лошадей, неверных и ревущей толпы своего пасынка, но крестьянские отродья мешались, сливались в одну грязную нишу, Тэгин не отличал взрослых от детей. Трое слуг вертелись подле омеги, и даже им троим не хватало сил умолить королеву спуститься в подземелье замка: они с трудом оторвали Тэгина от окна, скулили в один голос и тащили, тащили. Сердце омеги билось так громко, что он не слышал себя, не чувствовал, как рвали слуги рукава его одежды, не обратил внимания на громкий стон раба, коему вывихнул руку. Тэхен с трудом отлип от шеи коня и взглянул вперед, куда неслось животное. Людей становилось все меньше и меньше, а белые стены замка стремительно надвигались на него. Они двигались прямиком к малым воротам. Дорога опустела, крики затихли. Они все были далеко, где-то там, за спиной, здесь же была тишина. Ким с трудом остановил коня, с силой натянув на себя поводья. Мешком с мясом омега грохнулся с седла на землю. Перед глазами цвета мешались: и лазурь неба, и зелень деревьев, и желтый свет солнца. Глухая боль в спине, а в особенности лопатках, пронзила его до самой груди, схваченной колючими тисками. Боль утихла так же резко, как и началась. С тихим, ноющим стоном принц перевернулся на бок, царапая пальцы о мелкие рубленные камни на земле. Локти саднили, грудь была тяжелой, но Ким бездумно нашел в себе силы подняться на ноги. Впереди были малые ворота — по-прежнему отворенные, как и тогда, когда принц покидал стены замка во время обеда. Тэхен навалился всем своим тощим телом на дверь, отворяя ее так широко, чтобы завести туда коня. Почему-то в этот час, когда голова была пуста и один лишь гул стоял в черепной коробке, он вспомнил об этой парнокопытной твари. Конь со спокойствием вошел следом за омегой, но здесь Тэхен был вынужден его бросить. Он хотел было затворить ворота, как в его руку впились, казалось, намертво. Ким от страха не смог и крикнуть — обернулся, с трудом узнавая в теле перед ним Луку. Глаза у слуги были красные, лицо бледное, а самого его трясло так, будто он при смерти от переполняющего его ужаса. Лука с нечеловеческой силой потянул принца за собой, хотя, вероятно, у Тэхена всего лишь иссякли силы. Он двигался, не чувствуя коленей, тяжесть собственного тела тянула его к земле, но Лука бежал легко и быстро, хотя Киму виделись его движения замедленными. Лука скулил и тихо подвывал что-то принцу, молил и ругался, но Тэхен ничего не смог разобрать, будто бы тот говорил на чужом языке. Когда перед ним возникла та самая низкая дверца меж кустов розовых пионов, омега наконец-то ожил. Встрепенулся и метнулся вовнутрь, болезненно ноющими ладонями прощупывая стены. Здесь было темно, как и прежде, и почему-то принц забыл о последней ступеньке. С глухим стуком он пал коленом на камень, но тут же поднялся, когда почувствовал сильный толчок в спину. Принц остановился в узком коридоре. Тот был тихим, как всегда, но тишина эта была глухая, подозрительная, Тэхен словно окунулся с головой в толщу воды и слышал ее колебания. Луку было не слышно. Принц медленно, делая еле слышимые шаги, двинулся к свету, к центру замка. Рамздель и правда напоминал муравейник, посреди которого было сердце, а от него, наверх и вниз, вились узкие и, наоборот, широкие дорожки. Тэхен старался прислушаться к тишине, следил за дрожащими тенями свечей, но вмиг сердце его пропустило удар. Чья-то рука сжала его рот, а безумный голос зашептал еле разборчиво: — Тише, это я. Это я, — Ким попятился туда, куда потащил его папа. Они скользнули недалеко, но в самую тьму, за угол в узком коридоре. — Лезь. Это была самая тяжелая ночь за все четырнадцать лет. Свечи не жгли, дабы ни одна капля света не просачивалась через щели. Омеги молчали, никто не смел издать и звука, кажется, слуги даже не дышали. Все они знали, чем это кончится, если они завоют, заскулят или заплачут. Рука Тэгина по-прежнему сжимала рот Тэхена. Принц смотрел в темноту, слабо различая серые очертания подземной комнатушки. Здесь пахло сыростью и потом, но сильнее всего несло кровью: прямо над дверцей рыцарь зарубил прорвавшегося вовнутрь замка южного ублюдка, но его мёртвое тело оставил гнить рядом, вынув меч. Глухую, мучительную тишину нарушали капли крови, бьющиеся об пол. Омега на знает, как долго продолжался этот стук, был ли он на самом деле, или он — лишь плоть его истощенного воображения, но совсем скоро мутная картина перед глазами угасла и принц провалился в тяжелый, беспокойный сон.⚔⚔⚔
— Отец сказал, что восточных воинов численностью меньше тысячи. Как король собирался самостоятельно оборонять замок с таким-то войском? Я не слышал, чтобы прибыли люди из Долины. Лорд же выдвинулся со своими людьми? — юноша, чьи короткие волосы цвета вороньего крыла, ниспадающие на уши и лоб, раздувал ветер, а на его плаще со стороны сердца поблескивала золотая брошь с щитом. Это был герб Эмулана, королевского рода, и на этом знамени была вылита голова волка. — Джинхо сбросил все на лорда-командующего, а там пусть будет с замком то, что будет. Главное, что король жив, — у мужчины, несущего клятву за защиту наследного сына дома Горренов, на груди имелось такое же знамя. — Что касается лорда Долины — этот старик, узнав о разгроме столицы, велел войскам повернуть назад. — Чем думают эти чертовы старые ублюдки? — Если бы король хотя бы пребывал в своем замке, чтобы думать, — старший Горрен ухмыльнулся, глянув на принца и тем самым крайне удивив его: — Джинхо отбыл в Реймир еще до того, как южане дошли до границ Рамзделя. Там и остался, узнав о нападении на столицу. Лорд Долины — пока еще этот старый пердун, а не его отпрыск, так что юнец никак не мог повлиять на решение своего отца, у него нет такой власти, как и ты не можешь, пока не женишься. — А то, что у него там муж и пасынок его вообще не волнует?! — юноша дернулся, его глубокие черные глаза широко раскрыты, а губы искривлены. Его вспыхнувший гнев почувствовал и конь, что тут же зафырчал и затоптался на месте, качаясь. Принц приструнил его, похлопав по мощной шее. — Всегда можно найти себе нового мужа, который родит еще не одного сына, да еще и наследника. Что с пасынка взять? Один прок — что он есть, что его нет. — Этого ублюдка не спасать нужно, а казнить. — Твоя правда, ваша милость, — кивнул мужчина и взглянул вдаль, откуда прекрасно виднелись белокаменные стены рамздельского замка и его знаменитые стрелообразные пики. Если бы замок стоял не посреди люда, а где-нибудь на одинокой возвышенности, окруженный мелколесьем, то выглядел бы поистине величественным и прекрасным. Лучше всего он смотрелся бы с огромным рвом, где-нибудь на западном приморье. — Вам в будущем и выпадет эта возможность, сейчас же нужно немного подождать. Для начала ваши войска отобьют для вас столицу, а затем отец сделает подарок. Вы женитесь на сердце, душе земель восходящего солнца. Принц молчал. Юноша смотрел вдаль, но такого далекого обрыва было не разглядеть в бойне за белокаменную столицу. Он тихо вздохнул и добавил уже еле слышно: — А если не удержат замок? — Тогда на церемонии бракосочетания вы увидите лишь бездыханное тело своего юного мужа. — Я его не видел, но уже желаю, чтобы он жил. Он не заслуживает такой смерти из-за этой мерзкой тупой скотины, от которой понес его муж. Хосок чувствовал злость в голосе принца, понимал ее и не осуждал. Наследник земель Эмулана был еще достаточно юн для таких вещей, кои ему предстоит постигнуть, но брата короля несказанно радовали проблески человечности в душе юного принца. Его задача — помочь принцу стать достойным королем, а не палачом для своего народа. — Люди с Эмулана и войско, посланное лордом Асабада, уже давно прибыли. Они должны отстоять столицу: держат оборону уже пятый день, — мужчина замолк. Он думал о чем-то постороннем, ведь речь его лилась будто мимо него самого, словно он хотел сказать иное, но остерегался этого. — Однако, если оборона Рамзделя падет — Тэгин сам убьет его. — Кого? Короля? — живо отозвался юноша, вынуждая дядю закончить мысль. — Своего пасынка, — Горрен глядел на принца с холодной уверенностью в сказанном. Его губы были плотно поджаты. — Ты сам понимаешь, что будет с омегами, если ворота замка откроются для этих ублюдков. Он не позволит ему умереть в муках. Однажды я уже был здесь и видел его: у этого омеги рука не дрогнет перерезать пасынку глотку. Принцу показалось это дикостью, но не ему оспаривать чувства родителя, желающего защитить свое дитя. Представить зверство, тем более над омегами, будущий лорд мог уже в своем юном возрасте и искренне желал бы это забыть. — По словам моего папы, Тэхен обещан лорду Долины, почему ты так уверен, что король даст согласие на брак? Может быть, он и согласился бы, но не тогда, когда отец намерен забрать себе его земли. — Рамздель и Реймир станут твоими через пару лет, — подметил Хосок и усмехнулся. — Джинхо не дурак, чтобы отказываться, но если же слухи об этом пьянице правда — он откажет нам в браке с его пасынком. Но в этом случае этому идиоту придется заплатить нам за все понесенные Эмуланом и Асабадом потери, а казна Рамзделя не способна покрыть и четверти этой суммы. Пускай продает своего пасынка и свою страну вместе с ним, так и людям, и его отпрыску будет лучше. Тебе нужно поскорее забрать своего мужа из этой дерьмовой столицы. Идем, нужно вернуться в каструм до заката, — мужчина дернул поводья, разворачивая своего коня в сторону спуска. — Стой! — юный лорд обернулся назад, в сторону равнины и мирно раскрывающегося перед ними белокаменного Рамзделя. К ним по голостепи несся гонец. Узнать его было легко по стройному быстрому коню и кожаным латам с длинным теплым плащом без знамени, закрывающим спину. — Прибыл гонец. Хосок останавливает коня и дожидается, пока скакун и его ловкий всадник доберутся к ним с донесением. Альфа лет двадцати пяти на вид, худой и полный сил, с горящими глазами и возбужденным дыханием спешился и протянул брату короля бумагу с алой печатью, на которой различались очертания головы волка. Мужчина сломал печать и развернул бумагу. Читал он недолго, но его хмурые черты вдруг разгладились, а ухмылка тронула губы. — Мы едем в Реймир. Восток наш. — А как же принц и муж короля? — удивленный новостью, пусть и благой, принц заметно растерялся, но, на его удивление, мужчина ответил лишь широкой улыбкой. — Сначала нам нужно растянуть язык королю, а уже после мы посетим столицу. Дайте омегам привести себя в порядок. Неужто ваша милость желает увидеть принца в неглиже вместо пышного платья? Дайте принцу шанс произвести на своего муженька впечатление, — альфа захохотал, а принц фыркнул и выбился вперед, погнав своего коня на северо-восток, в Реймир.⚔⚔⚔
Деревянная дверца со скрипом отворяется, пропуская лучи света вовнутрь. Тэгин дергается, прижимая к горлу пасынка заточенный клинок, как знакомый бархатный голос вынуждает остатки сил в руках покинуть омегу. — Это Джорах, лорд командующий, мы отбили столицу, — мужчина протягивает руку, дабы помочь омегам подняться наверх. — Как? — Тэгин с трудом поднимается с пола, не чувствуя замерших и затекших конечностей. Тэхена всего трясет. Он трет руками соленые щеки и трется около папы, не решаясь выйти, однако слуги подсаживают принца, помогают дотянуться до края, после чего альфа с легкостью вытягивает ребенка наверх под руки. Тэгин выходит последним, морщась от света. Здесь его немного, но он все же льется через одинокие окна напротив. — Король Горрен отправил нам свое войско и войско с Асабада. Все будет хорошо, — мягко добавил воин, смотря на измученное лицо мужа короля. Тэгин слабо кивает, еще не в силах принять эту победу, которая пришла к ним так быстро, но, казалось, будто они прождали ее вечность. Сил в ногах, как и во всем теле, нет. Омега опадает наземь, и с грохотом уронить свои кости ему мешают только крепкие руки лорда Джораха. Кинжал выпадает и бьется о каменный пол, а омега, уткнувшись лбом в железо на груди мужчины, затихает. Южане двинулись на Восток еще задолго до назначенного дня осады столицы. Они выбрали более длинный, изнуряющий путь по центральной степи, двигаясь близ границ земель Рамзделя. Ни для кого не секрет, что пограничные земли, заселенные людьми из низин, никто не охраняет. По дурости короля контроль войска держали со стороны моря и на границе с Хиросом. Джинхо, когда произошли искусственно созданные волнения на Хиросе с целью отвлечь короля от идущего на него войска, зацепился за удочку. Всех людей он сослал к пограничному городу и на границы с ним, а сам трусливо отбыл в Реймир. Держаться от юга лучше там, куда им тяжелее будет добраться — на пограничном северо-восточном городке. Король намеревался пробыть в Реймире до того момента, пока лорд Долины не прибудет в Рамздель. В отличие от востока, земли Эмулана, в особенности его границы, постоянно охраняют, и, более того, когда до них дошли вести о непорядках на юго-востоке, разведчики запада тотчас были отправлены к югу со стороны центра, дабы разузнать о ситуации. Не прошло и дня, как к вечеру всадники вернулись, объявив о войске южан, идущему на восток. Король Джекейрис Горрен знал прекрасно, как и знали южане, что западные границы Рамзделя — самая слабая их часть — и достаточно небольшого войска, чтобы разгромить все земли вплоть до самого города. Запад послал ворона с вестями о предстоящей войне. Вернувшиеся через три дня разведчики принесли с собой лишь известия о не донесенном письме и неосведомленном востоке. По пути к месту движения войск южан они наткнулись на мертвого, подбитого стрелой ворона. Письма уже не было: вместо него на земле лежала лишь сломанная печать.⚔⚔⚔
Тэхен сидел на кровати, опустив плечи. Он почти не покидал своих покоев, передвигался по замку боязливо, хотя с момента конца осады Рамзделя прошло больше недели. Папа пришел в себя достаточно скоро и, разузнав все подробности у лорда Джораха, посетил комнату пасынка. Конечно, поначалу Тэгин сдерживал накопленную злость на Тэхена, осведомил его о ходе стремительно прошедшей войны — еще ни одна война среди четырех королевств не заканчивалась так быстро. Принцу сообщили, что лорд Долины не прибыл, и вестей более никаких не было. Армия Эмулана остановила раздробленные на две части войска южан и полностью подавила большую часть войска еще до того, как те добрались до границ Рамзделя, а остальных южан добили уже на востоке. Все эти мучительные дни они держали замок в кольце, отбрасывая нападавших все дальше и дальше, пока и вовсе не избавились от последних в степи. Тэхен был крайне удивлен, ведь король Эмулана практически сразу же вступил в чужую войну без соглашения о союзе. Он знал, что все это время отец пробыл в Реймире, который и вовсе не был задет натиском войны. Этим днем он должен был вернуться. За окнами дворца ярко светило солнце, город был спокоен, и даже шум с рынка понемногу добирался до его покоев, и казалось, что день даже чересчур безмятежный, уже ничего не превратит в тот самый ад, который Тэхену еще снился, но надеяться на лучшее там, где тебе желают только худшего, было одной из самых глупых и опрометчивых ошибок омеги. Отец прибыл в Рамздель, и замок было ожил, но вместо своих покоев король с дороги возжелал навестить пасынка. Мужчина вошел в комнату без стука, сложив руки на своем огромном животе. Лицо его частично залило краской, глаза слезились, а от тела дурно пахло, хотя омега не припомнит отца в лучшем обличии. Он был пьян по своему обычаю, с прохода несло вином, но король, казалось, был раздосадован. Он оглядел покои пасынка, после чего впился взглядом в его худое тело. — Собирайся, на свадьбу свою поедешь. Дождался принца своего, — мужчина слюняво проговорил слова о принце и сморщился. — Уже? — Ким удивленно подскочил с кровати, но замер, завидев стоящего за спиной отца папу. Лицо Тэгина было покрыто тенью, уголки его губ были опущены вниз. Он был несчастлив. — Греи уже прибыли во дворец? — Забудь о Греях, тебе другой сосунок достанется. Тэхен замолк, заглядывая за спину отца, пытаясь разобрать на лице папы ответы на свои вопросы, но Тэгин смотрел на него с таким холодным расчетом, с той отрешенностью, с которой сожалеют. — Но… Ведь я обещан лорду Долины… — Отныне ты будешь принадлежать отпрыску дома Горренов — Чонгуку, мелкому лорду Эмулана.