***
Днем город мало отличался от своей вечерней версии, если избегать вопроса об освещении. Улицы, где по выходным в это же время мельтешили толпы людей, пустовали – вполне предсказуемо, ведь сейчас народ отсиживает задницы в офисах, не смея выйти на улицу минимум до обеденного перерыва, а вечером, по крайней мере когда Шлатт выдвигается в сторону дома, люди уже мирно посапывают в своих квартирках. Тем не менее опустевший посреди бела дня город выглядит угнетающе, словно бы все жители разом вымерли, оставив здания на волю времени и матушки-природы. Очередной постапокалиптический фильм, ей-богу… - Ты выглядишь как сбежавший из офиса секретарь, - внезапно подметил мужчина, мельком глянув на идущего рядом Квакити. Тот даже не удосужился сменить белую рубашку и брюки на что-то более подходящее для уличной прогулки, а потому и впрямь выглядел так, словно только вышел из какого-нибудь стеклянного здания с деловой вывеской у раздвижных дверей. Рядом с фавном он смотрелся еще нелепее, ибо тот догадался-таки надеть гавайку наряду с полупоходными бриджами, и от этого смахивал на какого-то туриста. - Я бы, конечно, мог заскочить домой за чем-то более подходящим, но тогда мы бы просто потеряли время, - парень развел руками и, вдруг завидев лавку с мороженым, ринулся к ней, - о, хочешь? - Я на сегодня сладкого уже наелся, да так, что блевать охота, - бросил в ответ президент, останавливаясь неподалеку, - сколько сахара ты вбахал в те вафли? - Пару стаканов, кажется, - как ни в чем не бывало ответил Квакити, с задумчивой миной выбирая сироп. - И потом еще медом все полил. Дважды. Это ж еще додуматься нужно… - мужчина провел рукой по лицу, вздыхая, - не думал я, что слягу от ебучего диабета. - Я не заставлял тебя их есть. - Ты сделал это косвенно, так что заткни рот измельченным льдом в сиропе!- повышать тон не стоило, но, кажется, мексиканца ничуть не задело такое отношение, поэтому Шлатт просто фыркнул и отвернулся. В лицо тут же ударил отраженный от соседнего здания солнечный свет, фавн чертыхнулся и невольно зажмурился, чувствуя, как ноют не до конца проснувшиеся глаза. Черт бы побрал этот город. Куда ни глянь, что не сделай – все обернется тебе же в минус, словно каждая стена в округе смеется над твоими попытками существовать здесь, взять даже центральную дорогу – удобно, красиво, но, сука, никто не предупреждал Шлатта о том, что в ней есть гребаные дыры, в которые охренительно легко навернуться. Проклятье. - Уверен, что не хочешь охладиться в солнечный денек?... – вернувшийся к собеседнику вице-президент не обнаружил того на месте. И только эхо стучащих по асфальту копыт дало понять, куда делся фавн. Последовав за звуком, парень вышел на мощеную улочку, оканчивающуюся пышными зелеными зарослями нескошенной травы – слегка примятой от чужих ног, недавно прошедших сквозь нее по направлению к темнеющему вдалеке перелеску. Город имел некоторую «привычку» внезапно обрываться на границе с непокоренными человеком землями, относительно безопасными, но, пожалуй, слишком уж дикими с виду, и сейчас, зная навыки Шлатта относительно определения своего местоположения, Квакити не на шутку разволновался. Желание президента уйти из города в леса он, пожалуй, мог понять – городские стены заметно давили на него, но вот опрометчивость этого решения не предвещала ничего хорошего, к тому же мужчина не был хорошим бойцом, а как известно, лишенная ночного освещения лесная чаща является излюбленным местом многих тварей, часть из которых, к сожалению, представляет опасность даже днем. - Эй погоди! – циановая гавайка мелькнула на границе леса, и мексиканец тут же ринулся за ней. Ветки, хлещущие по лицу, на секунду позволили упустить рогатую фигуру из виду, выскочив на залитую солнцем поляну, Квакити заозирался по сторонам, пытаясь поймать глазами дурацкую рубашку с нарисованными пальмовыми листьями. К его величайшему облегчению, что для мексиканца оказалось сюрпризом, ибо с какой стати ему приспичило так сильно волноваться о ком-либо, та обнаружилась на другом конце поляны, там, где лес внезапно обрывался, сменяясь весьма впечатляющим видом на город. - Вроде выглядит не так уж и плохо отсюда, а? – стоило парню подойти ближе, как Шлатт подал голос, не оборачиваясь и продолжая как-то пусто глядеть на сверкающие стекла задний, положив руки на поджатые колени, - но как ни старайся – внутри все тот же сраный городишко, что был раньше… - Ты слишком депрессивен, - вице-президент плюхнулся на траву рядом, - по-моему выглядит красиво и внутри, и снаружи. Мужчина дернул ушком и слегка повернул голову к собеседнику, словно желая воочию удостовериться в его словах – тот и впрямь смотрел на открывшийся вид с заметным восторгом. Хмыкнув каким-то своим мыслям, мексиканец сложил ноги по-турецки и зажмурился, приподнимая голову и подставляя лицо солнечным лучам, очевидно наслаждаясь уютной тишиной, которую фавн не очень-то хотел нарушать, а потому не стал утруждать себя ответом. Как, впрочем, и соблюдением моральных норм человечества, так что сейчас и его напрочь вымершая совесть услужливо молчала, позволяя хозяину откровенно пялиться на того, кто сейчас сидел рядом. Иногда Шлатт позволял себе забыть, на сколько тот был ниже и внешне меньше него, а ведь разница была весьма заметна. Взять даже утреннюю ситуацию с бутылкой виски – мужчина до сих пор помнил, как чужая рука безрезультатно пыталась обхватить его запястье полностью…Карие глаза, блуждающие по предплечьям парня, незаметно сползли ниже, ненадолго застывая на темнеющем поясе брюк. Но этого хватило, чтобы фавн допустил мысль о том, что кличка «плоский пирожок» Квакити не очень-то подходит. Остатки совести настойчиво пискнули где-то внутри, и мужчина наконец заставил себя отвернуться, сосредоточив внимание на возвышающемся вдалеке Сером Доме. При всем своем величии это здание сильно портило вид, что не могло не раздражать его внутреннего перфекциониста, впрочем, находящегося в запое большую часть времени. За это президент его не винил, наоборот – агрессивно поддерживал и не отказался бы присоединиться, будь такая возможность. Да он бы и просто так не отказался выпить, но именно выпить, не напиться, как это случалось с ним обычно. Правда было бы с кем… - А-ах~ммм… - пришлось болезненно прикусить губу, чтобы заставить себя замолчать. С силой потерев глаза, Шлатт медленно и рвано вздыхает, но руку от лица не убирает. Чужая ладонь, лежащая на хвосте, не двигается, но он чувствует, как тепло от нее рябью расходится по всей спине, заставляя каждый сантиметр тела тихо дрожать. - Ты мог бы не делать это так неожиданно? – почти жалобно просит он, уповая на то, что Квакити не станет совершать лишних движений. - Почему нет? – опять этот игривый тон, от которого мужчина начинает жалеть, что на нем сейчас нет шелковой удавки, на которой можно было бы повеситься. Отвечать не хочется. Отвечать на этот вопрос было бы глупо и опрометчиво. Но фавн все равно делает это, понимая, что прямо сейчас абсолютно беспомощен и что этот факт его, черт возьми, полностью устраивает. - Porque me estoy volviendo loco por eso*, - срывающимся на хрип голосом выдает он, затылком чувствуя проявляющуюся на чужих губах улыбку.* - с исп. «Потому что я схожу с ума от этого.»
С тихим смешком пальцы исчезают с его хвоста, позволяя спокойно вздохнуть, но не убрать ладонь от лица – глаза, быстро привыкшие к возникшей темноте, отказываются открываться, да и уже рефлекторно появившаяся сонливость не дает это сделать, поэтому президент только слегка хмурится и опирается локтем на колено, ощущая, как вдруг тяжелеет голова. Он слишком привык к этим «вечерним сеансам», чтобы не хотеть спать после прикосновения к хвосту. Оно и понятно – то, что он чувствовал в такие моменты, не сравнится даже с самым хорошим массажем, потому что тело расслаблялось пугающе мгновенно и без многочасового повторения одних и тех же движений с сопровождением витающего в воздухе аромата цветочных масел. - Я вот чего понять не могу, - голос Квакити осторожно разрывает повисшую тишину, - почему, несмотря на все мои усилия, ты все еще выглядишь так, будто спишь по два часа в сутки? - Я не хочу спать, если ты… - горло предательски свело, и фавн сместил ладонь ко рту, широко зевая, - …об этом. Со стороны вице-президента раздаётся задумчивое мычание, а затем шорох, на которое мужчина рефлекторно поворачивает ухо, а за ним и голову. Глаза все-таки приоткрываются, отдаваясь неприятным жжением век, но Шлатту резко становится поебать на это. - Ложись, а то того и гляди – поцелуешь носом землю, - Квакити сидит в полоборота к нему, разведя ноги в стороны и слегка лыбясь, чем вызывает у мужчины немой шок. - Какого х… - он хочет выругаться, но колкие слова упрямо отказываются слетать с языка, - ты, блять, издеваешься?! - Да нет вроде бы, - парень как ни в чем не бывало пожимает плечами и в подтверждение своих слов похлопывает себя по бедрам. - Я не собираюсь чесать затылком твой хер! – фраза выходит слишком быстрой, а голос от чего-то принимается ломаться, - это пиздец как странно, не думаешь? - Но ты не против, когда я чешу твой хвост, что, знаешь ли, тоже можно назвать «странным», - напомнил мексиканец, довольно наблюдая проявляющийся стыд на лице фавна, - так что мешает? - Ты--! - тот вдруг понял, что, в общем-то, возразить ему на это нечего, поэтому все, что сейчас мог делать Шлатт – возмущенно прижимать уши к голове и изо всех сил пытаться контролировать оттенок лица. - Да ладно тебе… - парень в шапке закатил глаза, - здесь же больше никого нет. На последних словах его голос неожиданно затих и просел, превратившись в шепот, а пристальный взгляд темно-карих глаз заставил президента резко отвернуться, дивясь собственным действиям. Вокруг, на сколько он мог слышать, лишь изредка шумела от пробегающего по ней ветра трава, что не могло исключать теоретическую возможность присутствия здесь кого-либо под эффектом зелья невидимости, решившего последить за фактическим правителем страны и его заместителем… Но этой мысли не суждено было завершиться, ибо весьма настойчивое «ну?» не оставило фавну выбора – и через пару секунд тот все-таки осторожно опустился на траву меж чужих ног, старательно игнорируя касающуюся загривка выпуклость брюк. И все же, как решает мужчина, лежать на ком-то куда удобнее, чем упираться рогами в траву в том же положении. Как минимум, это еще и тепло, а как максимум – настолько комфортно, что глаза закрываются сами собой через пару секунд, выбивая желание огрызнуться на глумящуюся похвалу со стороны Квакити напрочь. К черту, все просто слишком хорошо, чтобы беспокоиться о таких незначительных вещах. - Я могу потрогать твои уши? – вопрос оказался на удивление предсказуемым, Шлатт ни капли не удивился, стоило мексиканцу заявить такое. - Нахера ты спрашиваешь, если в любом случае сделаешь это? – зная Квакити, в его дальнейших действиях президент ни капли не сомневался, что вот-вот почувствует тепло чужих рук. Получив косвенное разрешение, парень ухмыльнулся, предвкушая грядущий момент и отнимая руки от земли. В целом, его ожидания оказались верны – ушки фавна и правда были пушистыми, но не такими, как хвост. Здесь шерсть была куда короче и тоньше, от чего слуховые отростки казались чрезвычайно гладкими, словно сделанными из шелка – вот только в отличии от этого материала они не холодили, а наоборот буквально излучали тепло. Если бы не это – от плюшевой игрушки было бы не отличить…Стоило Квакити запустить пальцы дальше, к самому основанию ушей – те немедленно задрожали, а их хозяин сжал губы в тонкую полоску, давая мексиканцу понять, что к чему. И в следующий момент он почти полностью зарылся ладонью в каштановые волосы Шлатта, нарочно скребя по коже у затылка большими пальцами и выбивая тем самым у мужчины рваный выдох. Интереса ради, вице-президент будто бы случайно касается границ лица фавна, чувствуя, как кожу слегка покалывают бакенбарды, а затем вновь возвращает руки тому на затылок, взъерошивая едва волнистые волосы, что попадаются на пути – но вместо замечания об испорченной прическе получает внезапно запрокинутую голову с выражением абсолютного кайфа на лице. Дернув подбородком, Шлатт вжимается в чужие руки явно требуя большего, и парень понимает, что тот откровенно ластится, чем в сотый раз напоминает ему домашнего кота – но на этот раз он может сделать данный вывод не только по схожему поведению, но и исходя из эмоции, которую он может видеть. Согласитесь, сложно понять, что там на самом деле чувствует кто-либо не смотрящий прямо на вас, а уткнувшийся лицом в подушку и лишь изредка мычащий что-то нецензурное, что вы, впрочем, все равно не можете расслышать. Все, что остается – гадать. А Квакити устал гадать - он хотел видеть реакцию на свои старания. Он гадал каждый вечер, рисуя в сознании разнообразные картины, но ни одна из них не смогла сравниться с тем, что он видел сейчас. Он видел лицо Шлатта и отлично мог прочитать все, что было на нем написано. Это потрясающе. Настолько спокойного, расслабленного, такого умоляющего выражения он не видел никогда, и от этого текущие секунды стали казаться какими-то нереальными. - Чего ты от меня хочешь? –в слегка приоткрывшихся глазах фавна стояло уж слишком явное желание чего-то, чему Квакити не мог дать названия. - Quiero que dure para siempre…* - одними губами прошептал тот, явно не отдавая себе отчет в действиях.* - с исп. «Я хочу, чтобы это длилось вечно…»
Да и зачем, черт побери? Он и так контролировал себя большую часть времени – будь то работа, этикет или банальное общение с людьми, вот только у всего есть свой предел. У президента он проявился уже при первых признаках недосыпа, ведь сил на самоконтроль не хватало, а потому мужчина срывался, матерился так, что все сапожники мира нервно курили в сторонке, швырялся вещами в офисе, лип к казавшейся спасением бутылке в любой подходящий и не очень, момент… Он действительно пытался выглядеть достойно. Раньше. А сейчас он просто устал от этого. Откровенно заебался и просто хотел наконец выдохнуть свободно, без необходимости следить за тем, чтобы случайно не закашляться или не издать какой-либо другой раздражающий звук. Он искренне хотел сейчас просто лежать между чужих бедер и совершенно не беспокоиться о слегка смуглом лице, что нависало сверху и, очевидно, приближалось. Ему не стоило думать об этом как минимум потому, что он не имел ничего против происходящего. Думать не хотелось. Пустота в голове оказалось весьма приятным соседом, который настойчиво советовал спокойно отдаться моменту – что Шлатт и сделал, прикрыв расфокусированные глаза и разомкнув губы. В конце концов, что он теряет? Этот вопрос остался без ответа еще в тот раз, когда он позволил чужим рукам коснуться его хвоста, в душе отлично понимая, что не просто не возражает против этого, а хочет, чтобы это случилось. Ровно, как и сейчас. Но все ожидания вдруг разбились вдребезги, столкнувшись с тихим смешком и коснувшимся губ чужим дыханием. Не более. Почувствовав, как источник звука отдаляется, мужчина распахнул глаза, ошарашенно глядя на перевернутое лицо Квакити – тот как-то снисходительно коснулся его взглядом, а затем убрал руки от рогатой головы, перемещая их на свою слегка сползшую шапку. - Что-то я засиделся тут с тобой, - он согнул ноги, вынуждая фавна сесть, - у тебя-то выходной, а я вот вроде как сегодня на работе. Шлатт молча наблюдал за тем, как вице-президент встает с земли и отряхивается, не в силах произнести ни слова. Пустота, оккупировавшая голову, все еще не отступила, заставляя его выглядеть полнейшим идиотом. В то время как мексиканец, потянувшись, отсалютировал ему на прощание и…ушел, кинув в качестве оправдания своим действиям пару слов о работе, сверхурочных и необходимости присутствия в офисе, а так же пожелав приятного отдыха. Когда фавн все же пришел в себя – поляна уже пустовала, а он сам по-прежнему смотрел в ту сторону, где еще недавно маячила чужая снежно-белая рубашка, ощущая, как в груди неприятно растекается мессиво из целой гаммы эмоций. - Твою мать… - только и смог выплюнуть он, болезненно зарываясь руками в волосы.***
Отдохнуть он не смог. Голова гудела, вновь и вновь переживая так и не наступивший момент, лишая президента возможности банально успокоиться, и как результат - все выливалось в абсолютную несобранность как на следующий рабочий день, так и в последующие. Только-только пришедший в себя режим сна скорчил гадкую рожицу и слетел с катушек, больше вообще не давая уснуть, поэтому Шлатту пришлось довольствоваться редкими моментами дремы, которая, впрочем, все равно выливалась в очередную прокрутку минувших событий. Раз за разом он видел лицо мексиканца перед собой, а затем распахивал глаза, просыпаюсь под чужой фантомный смешок с воющим вихрем чего-то за ребрами и понимая, что сегодня глаз больше не сомкнет. Да и как он мог, если после того дня Квакити словно принялся бежать от него? Никаких больше саркастичных бесед на обеденном перерыве, никаких обсуждений внешнего вида кого-то из офисных работников на испанском, никаких пошлых шуточек между делом, никаких откровений, никаких вечерних визитов и касаний. Ничего. Только беглый, виноватый взгляд, а затем – уходящая на другой конец помещения фигура вице-президента. Если же им и удавалось поговорить, то и на разговор это взаимодействие не очень-то тянуло, так, пара-тройка слов по работе. Стоило мужчине лишь попробовать перевести тему на что-то более отвлеченное, как Квакити поспешно ретировался, внезапно вспоминая про какие-то там неподписанные документы. Каждый. Чертов. Раз. Это, откровенно говоря, бесило, да так, что выкинуть поведение парня из головы не удавалось ни на секунду. Уже на третий подобный день фавн выглядел так, словно был готов убить взглядом любого, кто хоть слово скажет в его сторону без разрешения говорить. Хотя, возможно тут так же имел место быть вернувшийся недосып–вполне ожидаемо, ведь теперь по вечерам Шлатт скрашивал одиночество с бутылкой в руке, лишенный успевших стать необходимыми прикосновений. Он был на взводе, и только алкоголь мог хоть немного ослабить затянувшуюся вокруг шеи раздражающую удавку. Ключевое слово – немного. Этого недостаточно. Это не то. Потому что даже дорогая бутылка огненной воды, выпитая ночью, не смогла сдержать вскипевшую внутри ярость, когда Шлатт увидел мексиканца в чужой компании где-то у кафетерия. Он ничего не имел против, ведь у Квакити тоже есть работа, пускай подобные его разговоры с кем-то кроме президента несколько раздражали последнего…Но это определенно не было деловым обменом информацией. Вторя игривому оскалу лиса, парень смеялся – громко и заливисто. Искренне. - Какого хера? – по буквам произнес фавн, достаточно громко, чтобы на него обратили внимание. Фанди повернулся к нему, почти виновато прижимая уши к голове – либо ему показалось, либо в комнате потемнело от туч, скопившихся вокруг президента. - О, Шлатт! – нервно смеясь, рыжехвостый поднял руку в знак приветствия, - а мы тут просто— - Ты даже представить себе не можешь, на сколько мне насрать на то, чем вы тут занимались, - от яда в голосе шагнувшего вперед мужчины Фанди нервно сглотнул, затыкаясь, - но знаешь, на что мне не насрать? - На…что? – осторожно уточнил он. - На то, что ты, очевидно, пинал хуи посреди рабочего дня, - мужчина сделал еще один шаг, окончательно вставая между лисом и Квакити, угрожающе сверкая глазами, - и что-то мне подсказывает, что обеденный перерыв закончился часа два назад. - Да ладно тебе, мы ведь даже— - Захлопни пасть, Фанди, - процедил сквозь зубы фавн, чуть ли не рыча, - и пиздуй работать. Живо. Он злобно глядит ему в лицо, с довольством наблюдая, как оно искажается в неком подобии страха, и как рыжехвостый послушно делает шаг в противоположном направлении от вице-президента, отступая, а затем и вовсе разворачиваясь, чтобы уйти. Шлатт смотрит ему вслед до тех пор, пока фигура лиса не скрывается за углом, и при этом не замечает, как уголок губ на секунду дёргается вверх. Подобие радости, мрачно разлившееся внутри, буквально кричит, и мужчина не может не признать, что такая победа ему приятна. - Ты... - он разворачивается к Квакити, испарив былую злобу с лица, но совершенно не зная, с чего начать разговор. Но тот, будто предугадав его действие, уже поспешно направляется к выходу из кафетерия, попутно извиняясь перед боссом за отлынивание от работы. А мужчина только и может что молча наблюдать, открывая и закрывая рот словно рыба, выброшенная на сушу, в жалких попытках подобрать слова. И лишь когда в помещении становится тихо, он наконец понимает, что опять не смог сделать ровно нихера - и с силой бьёт кулаком по стене, выругиваясь. Былая радость в момент сменилась на нечто темное и кипящее, а стоило еще раз обдумать произошедшее, как Шлатт понял, что еще немного, и он пойдет искать лиса чтобы затем лично придушить его – ибо нехер совать свою морду к…Квакити? А ведь на деле, всю ту злобу, которую вылил на Фанди президент, заслуживал именно мексиканец, откровенно избегающий фавна уже с неделю. Он говорил мужчине, что занят, сбегал при любом удобном случае, почти не разговаривал, перестал проводить вечера в его компании…а сам болтал с лисом как ни в чем не бывало. Словно у него не было той работы, ради которой он оставлял Шлатта пить виски в одиночестве, когда на часах было уже за полночь. Словно чужая компания была ему более интересна. Словно бы ему нет до мужчины дела. Президент остановился посреди коридора, упираясь взглядом в пол и резко понимая кое-что, отчего хотелось отмахнуться как от навязчивой мухи, а затем рассмеяться, но при всем желании, он этого сделать не мог. Фавн всегда считал себя выше чего-либо вроде этого чувства, но сейчас буквально все твердило ему о том, что он попал. По уши влип. И что это пиздец. Потому что он никогда не стал бы ревновать. Но это именно то, что он сделал.***
Жалкие крохи терпения лопаются вскоре после того, как поздно вечером в квартире Шлатта хлопает дверь. Лежа на кровати и навострив уши, тот слышит шлепок нескольких бумажных папок по столу – видимо, кое-кто решил занести ему отчеты, которые президент благополучно забыл забрать у секретарши. В любом случае, до бумажек ему дело нет, а вот до звука чужих шагов, которые, как он ожидал, сейчас должны направиться к нему, еще какое, поэтому мужчина просто ждет, не издавая ни звука. Быть может, он слишком сгустил краски, и Квакити в самом деле был занят все дни до этого, но раз сейчас он здесь – все вернется на круги своя. Вот-вот он войдет в комнату со своей заезженной фразой, сядет на край кровати и наконец сделает это… Но шаги поспешно удаляются обратно к выходу. Никогда в своей жизни фавн не вскакивал с кровати так быстро. Кажется, он преодолел расстояние до двери за пару секунд – была ли виной тому вскипевшая кровь или же теоретическая возможность активации где-то рядом эффекта скорости от маяка, Шлатт не знал, да и не задумывался особо. Все, что сейчас имело значение – маячащая впереди фигура в белой рубашке, тянущая ручку двери на себя. Ну уж нет, он не сможет сбежать еще раз…Фавн ему не позволит. Достигнув чужой спины, он что есть силы толкает рукой приоткрывшуюся дверь, и та немедленно захлопывается, оглашая комнату громким хлопком. Но Шлатту плевать на шум, плевать, что на часах уже слишком поздно для таких громких звуков – он не мигая сверлит глазами затылок, прикрытый шапкой, до тех пор, пока тот не сменяется на знакомое, слегка загорелое лицо, выдающее неловкую улыбку. -Так ты все-таки не спишь, - фраза прозвучала почти разочарованно, и президент раздраженно дернул бровью. - Я не могу, нахер, уснуть, - он поднимает вторую руку, отрезая мексиканцу пути для побега. - Оу… - кажется, Квакити не было дела ни до усталого вида мужчины, ни до его явного раздражения, ведь в голосе не было ни капли заинтересованности разговором. - Мне казалось, мы условились, что твоя помощь будет кстати, - президент нависает сверху, пытаясь поймать то и дело ускользающий взгляд парня. - Да, но в последние дни я, как видишь, занят, - тот как ни в чем не бывало пожимает плечами, избегая зрительного контакта, - дел по горло, совсем не остается времени… - Что-то раньше у тебя такого рвения к работе не наблюдалось, - напоминание не производит на вице-президента никакого эффекта, ибо тот вновь натягивает на губы безразличную улыбку. - Nunca es demasiado tarde para cambiar,* - мексиканец, очевидно, пытается разрядить искрящуюся от напряжения обстановку, выдавая очередную испанскую фразу.* - с исп. «Никогда не поздно измениться.»
Но на этот раз у него ничего не выходит. - Да неужели? – раздражения в голосе Шлатта становится куда больше, - и что же заставило тебя это сделать? Парень сдается, вздыхая, и по-страдальчески закатывая глаза. Непреклонность президента давила на больное, а копошить собственных тараканов в голове не особо-то хотелось. Он прекрасно понимал, что сделал глупость, но сталкиваться с последствиями не хотелось ни последние несколько дней, ни сейчас, а поэтому все, о чем он мог думать – как-бы побыстрее свалить восвояси, избежав любых серьезных разговоров. По крайней мере нужно попытаться. Быть может еще одной шуткой..? - Какое тяжелое у тебя настроение, никак не под… - о решении рискнуть и поднять глаза Квакити пожалел мгновенно, потому что все тело мгновенно немеет, - …нять. Буквально горящие красным глаза с животными, горизонтальными зрачками смотрят прямо в душу, сжимая каждую косточку невидимыми тисками и веля немедленно заткнуться, что он и делает, не смея даже пытаться противиться. Вице-президент уже видел этот взгляд однажды – в тот день, когда Шлатт вступил на пост президента и первым указом лишил гражданства двоих юнцов. В тот день он смотрел на них с подиума именно такими глазами, а мексиканец, стоя в стороне, мог лишь гадать, от чего фигура Томми так сжалась в какой-то момент. Не мог же фавн выбить такую реакцию из парнишки, который уже повидал слишком много для своего возраста? Не мог ведь..? Но сейчас Квакити был более чем уверен, что мог. - Для тебя это все что, сраная игра? – голос мужчины выводит его из транса пускай и не полностью, но достаточно для того, чтобы парень вновь научился говорить. - Что ты… - но ему не дают толком вставить ни слова. - Вытворяешь со мной то, что никому не позволено, и думаешь, что из-за этого тебе все сойдет с рук? – голос президента становится каким-то вкрадчивым, от чего вдоль спины бьет мелкая дрожь, - думаешь, что можешь заставить меня сойти с ума своими проклятыми руками, а потом просто сбежать? - Я не… - слова подбираются с трудом, увязая в глубине слишком красных глаз, - послушай, Шлатт, я просто— Но стоило парню произнести это имя, как названный дергается вперед, заставляя Квакити задрать голову, следуя за властным взглядом. - Что? – по буквам произносит президент, - наскучило играться с моим хвостом, и ты решил повторить все то же самое с Фанди? Мексиканец удивленно распахивает глаза. При чем здесь лис? И почему, вашу мать, лицо фавна искажается в презрении от его имени? Что вообще здесь происходит? - Н-нет! – маленькая заминка позволяет частично вырваться из оцепенения, и Квакити отрицательно мотает головой, наконец моргая, - черт возьми, да что с тобой не так?! - Нет, это с тобой что не так? –мужчина грубо хватает его за подбородок, заставляя вновь посмотреть на себя, - ты, блять, реально думал, что выйдешь сухим из воды, а? Когда глаза напротив сощуриваются, Квакити понимает, что попал, а еще – что не в силах пошевелиться. И что в целом, ничего плохого не происходит. - Кажется ты задолжал мне кое-что, - тихо напоминает Шлатт. И прежде, чем парень успевает подумать над ответом – рывком впивается ему в губы, выбивая удивленный вздох, тут же превращающийся в побежденный стон. Прикусив чужую губу, он сходу проникает языком дальше, позволяя себе свободно исследовать рот мексиканца, не давая тому ни секунды на то, чтобы прийти в себя, вновь и вновь вытворяя такое, от чего у Квакити подкашиваются ноги – и уже через пару мгновений стена позади становится необходимой опорой, на которую вице-президент кладет обе руки, попросту не зная, куда их деть. Слишком властный поцелуй, от которого перед глазами пляшут искры, длится, кажется, целую вечность, о такой незначительной вещи, как кислород, парень вспоминает только когда чужие губы наконец отстраняются, давая сделать рефлекторный вдох. Не сползти на пол в ту же секунду помогает чудо, ощущая, как дрожат ноги, Квакити совсем не обращает внимания на собственное рваное дыхание, целиком поглощенный взглядом фавна, по-прежнему стоящего слишком рядом. Он чувствует, как горят определенно стертые губы, как плавится от глубины этих глаз буквально каждый сантиметр тела, и как весь остальной мир плывет вокруг, превращаясь в размытую воронку из неясных цветов. В какой-то момент дыхание Шлатта обжигает висок, и Квакити позволяет себе испустить неосторожный выдох, ощущая, как от хриплого голоса президента нутро делает нехилый такой кульбит. - Никогда больше не играй со мной. Помутневшим сознанием мексиканец понимает, что хочет спросить, почему, но и сам тут же находит ответ. Потому что он не сможет выиграть.