О ТОМ, ЧТО МЫ ХРАНИМ.

      О ТОМ, ЧТО МЫ ХРАНИМ.              ʻOkā mākou mea e paʻa ai       («За что мы держимся» – дословный перевод)                     Часть I.Nā mea pili ʻohana       («Семейные ценности» – дословный перевод)              Дом детектива Дэнни Уильямса.       24 декабря 2014 года.       Канун Рождества.       

      «Черт возьми тебя, Стив, с твоей елкой!!! Фантастика! Отличное завершение ночи чудес! И это в сочельник!»       Хорошо, что сержант Пуа согласился войти в дом, а не утащил ель, вручив Дэнни баснословный штраф. На трель звонка у входной двери, Уильямс поднялся так резко, что вылил себе на брюки большую часть содержимого стакана. И сейчас, чертыхаясь про себя, он пытался вытереть пятно.       «И эта зараза, у которой воды не выпросишь в дождливый день, не даст ни копейки!»       А ведь знал! Дэнни знал! Что вырубка деревьев в Manoa Falls всегда закончится неприятностью! Радует, что хоть не посадили! Уильямс был уверен, что если бы их притащили в полицейское отделение, то МакГарретт стал бы молчать. А Дэнни… достаточно, что бы за него взялся мало-мальски энергичный инспектор, и он точно расскажет всё…       Он пересекал гостиную, когда Макс Бергман, его большой друг, патологоанатом и просто классный парень, возник на его пути, заслонив собой и наряженную красивую ель, и веселящихся гостей, и дочурку, заставив Дэнни нервно поёжиться. Возможно, это и было кому-то смешно, но Дэнни сей факт отнюдь не радовал. Проще было перечислить тех, кого Макс не пугал. Список был так короток, что включал лишь одно имя, чей обладатель сейчас, наминал бутерброды на его, Дэнни, кухне. Стив МакГарретт.       – Детектив Уильямс, мне надо задать Вам вопрос.       Дэнни уныло протянул:       – Макс, сейчас Сочельник. Посмотри, все отдыхают. Твой вопрос не может подождать? … Ну, хотя бы до завтра?       – Нет.       Дэнни обреченно вздохнул:       – Ну, хорошо. Что ты хочешь спросить?       – Сколько Вы весите, детектив Уильямс?       В голове успели пронестись мысли от: А) я толстый, Б) надо худеть, В) какой теперь, нафиг, сёрфинг до Г) Стив, задолбает….       – Ээээ…а тебе зачем? Ты что, мне весы подарить хочешь?       Ведь вопрос был не то, что странным, он был оч-чень странным и никак не тем, что ожидаешь услышать в канун Рождества.       – Сейчас, вряд ли.       Фу-х. Спасибо и на этом.       – Фунтов сто сорок, я полагаю.       – Спасибо.       Дэнни проводил Макса взглядом, состроив страдальческую гримасу.                     Следующим был Камекона:       – Эй, бро. Классный вечер, бро. Я вот тут принес тебе.       Со всей аккуратностью, на которую он был способен, Камекона, развернув целлофановый кулёчек, торжественно извлёк под свет электрических ламп в гостиной Дэнни… горшок… из светлого пористого вулканического камня, украшенный сложной резьбой. Антропоморфное изображение человеческого лица.       Черты лица достаточно узнаваемы, с крупными округлыми глазами, окаймлёнными рельефно выступающим валиком, переходящим в брови и щеки, с миниатюрным носом с отчетливо различимой горбинкой. В уголках приоткрытого рта просверлены небольшие дырочки. Линиями условно показаны уши, рельефные округлые губы, на голове гребнем в три ряда располагаются шишечки, обозначающие прическу.       Дэнни опешил:       – Э-э… Извини, братан, это что?       – Подарок. – Камекона всунул горшок Уильямсу в руки. – Тебе от меня.       – Ну, спасибо, друг.       То, что это был горшок не для цветка, Дэнни догадался сразу. Цветов у него в принципе не было. Но куда деть такой подарок, и вообще, что с ним делать, он не понимал.       Уильямс вцепился в руку проходящего мимо МакГарретта.       – Смотри, вот это подарок, да? От Камеконы. – Он сунул горшок в ладони обалдевшему Стиву, мысленно посылая ему сигнал: «Помоги. Что это за дрянь?»       МакГарретт покрутил в руках горшок Камеконы:       – Хороший черепок. Где взял?       – Один Kūloko* привез.… Для Дэнни. У него же нет.       Дэнни не выдержал:       – Так, парни, может быть, мне всё же кто-то объяснит, что это такое? – он ткнул пальцем в горшок.       – Это большая ценность нашего народа – ipuʻuhane, – Камекона благоговейно дотронулся до горшка.       Подошедший Чин Хо Келли, улыбаясь, пояснил:       – Местная традиция. Чужаку, которого принимают в семью, дарят духовный сосуд, это как амулет для охраны жилища.       Дэнни просиял:       – Ой, это мне?! Кхм… Приятно. Mahalo, братан!       – Не за что, бро, – довольный, что угодил, Камекона расцвел.       – Ты не расслабляйся, это оригинальный сосуд, – Чин всё так же, и уж очень подозрительно, продолжал улыбаться.       – Хм.… А что это значит?       Пытаясь быть серьезным, Чин продолжил:       – Лет сто назад сосуд использовался для жертвоприношений, ну знаешь, туда складывали сердца убитых врагов, другие части тела, затем их палили и дымом окуривали жилище. Большая ценность, кстати.       Дэнни опешил. Так. Никаких сосудов в его доме не будет. Да вы в горшок, чёрт, в ипунахе этот, посмотрите. Там же еще пепел на стенках остался. Кто знает, чем они там сто лет назад на этих островах болели. Еще гадость подцепишь какую-нибудь.       – Слушай, – Дэнни пытался подобрать слова, потом выпалил первое, что пришло на ум, – э-э… я вот тут вспомнил. Я же католик. У нас как-то не принято держать…. э-э…. языческие предметы дома.       Стив заржал, а Чин прыснул в кулак.       Камекона вздохнул:       – В этом-то и проблема, бро. У Вас приезжих нет островного духа.       – Нет островного духа?       – Нет, честно.       – Да ладно.       – Ты не веришь в Аумакуэ.       Прокручивая знакомые гавайские слова в голове, Дэнни пытался вспомнить, кто или что это такое.       – Ама… Прости, я забыл, что такое Аку… Аумакуэ?       Парни продолжали ржать, а Камекона искренне расстроился:       – Как ты мог забыть, братан? Жители Гавайев верят, что души предков приходят к ним в Рождественскую ночь.       Ага, для полного счастья именно душ предков под елкой, это то, что сейчас так не хватало Дэнни.       Устало вздохнув, Камекона констатировал факт:       – Не… братан… Ты явно им не понравишься.       – Ну, чё ты, как маленький. – МакГарретт сунул Уильямсу горшок обратно в руки. – Хорошая же вещь.                     – Ты ничего не замечал за МакГарреттом? – Для Дэнни это было слишком. Сначала Макс со своим дурацким вопросом, потом Камекона, теперь вот и Келли.       – Вы что, сговорились? Это что, розыгрыш какой-то? – Видя недоумение в глазах Чина, Дэнни вынужден был пояснить:       – Макс только что спрашивал меня, сколько я вешу.       – Ясно. Он и меня спрашивал. Что ты хочешь, это же Макс!       – А причем тут Стив?       – Это странно, он спросил меня, почему я пришел без Малии.       – Да, это действительно странно. И что дальше?       – Я сказал, что Малия умерла, он очень удивился. Казалось, что не поверил мне.       – Да, это действительно, странно. Да, кстати, а сколько ты весишь?                     Дэнни любил Рождество. Вся семья собиралась вместе. Семейная традиция. У него даже был свой ритуал этой встречи: он обожал горячий чай и умел его заваривать. Обязательным дополнением к чаю были какие-нибудь изысканные сладости. Местные, правда, отдают предпочтение холодному чаю со льдом….       Вопрос Грейс оторвал его от блаженного мечтания.       – Пап?       – Да, обезьянка.       – С дядей Стивом, всё в порядке?       – Что-то случилось, солнышко? Почему ты спрашиваешь?       – Он спросил, как меня зовут, и где мои родители.       – Спросил?! Наверное, он пошутил, милая. Конечно, он помнит, как тебя зовут. Не бери в голову, солнышко, сегодня же Сочельник.                     Камекона поцеловал Дэнни, прощаясь на пороге. Коно поцеловала Камекону. Макс, Слава Богу, не целовал никого. До переезда на Гавайи Дэнни не знал, что здесь в привычке целовать каждого гостя. Старинный гавайский обычай, вызывающий у Дэнни внутреннюю истерику.       Стив стоял с утомленным, отсутствующим видом. Да ему, по правде, было все едино. Дэнни переминался с ноги на ногу, пока гости прощались, и внезапно поймал себя на мысли: «Стив, олух Царя небесного, убирайся в дом, уйди с освещенного места». Человеку, имеющего столько врагов, стоило быть умнее, и не торчать в светлом проеме двери неподалеку от темных, поросших, вдоль забора кустов, где мог залечь целый батальон снайперов. Мда… мысль выглядела мелодраматично…. Под стать сегодняшнему вечеру.       Дэнни подождал, пока все разъедутся, и повернулся к МакГарретту:       – Ты напугал Грейс.       – Прости.       – Я завтра заеду за тобой?       – Не стоит, доберусь сам.       – Знаешь, я, временами, не понимаю, кто этот человек рядом со мной?       – Ха?       – Что значит «Ха»? Почему ты всегда мне отвечаешь «Ха»?!       – А что я должен был сказать?       – Сказать??? Что ты должен был сказать? Я, конечно, слышишь, бесконечно благодарен! что ты, наконец, позволишь мне самому управлять СВОЕЙ, я повторяю СВОЕЙ машиной! Но знаешь, ты начинаешь меня пугать.       – Ха.       – Опять твое «Ха»! Ты можешь так не делать? Что смешного?       – В чем дело, Дэнно? Ты всё время ныл, что я не даю тебе водить. Теперь ты ноешь, что я езжу отдельно.       – Запомни!– Дэнни поднял вверх указательный палец, – я не ныл! Но, согласись, это действительно странно. Весь месяц ты практически ездишь сам. Сначала я думал, тебе нужно время.       – Скажи лучше, что тебе меня не хватает, – Стив улыбнулся во весь рот.       – Так, знаешь, что. Вали-ка ты домой! Увидимся завтра!       – И я люблю тебя, Дэнно. Поехали, уже. Отвези меня домой.       Уже в машине, подвозя Стива к дому, Дэнни не удержался, этот вопрос не давал ему покоя весь вечер.       – А как Чин понял, что ипухане не сувенир?       – Видел там две маленькие дырочки, у рта туземца? Через них протягивали человеческие жилы для крепления дополнительных керамических деталей.       – Твою мать! Горшок забери, а?                     Автомобиль Дэнни приветливо-прощально мигнул желтыми фарами и растворился в темноте гавайской ночи, скрывшись из вида.       Улыбка, как будто приклеенная к его губам и веселье в глазах померкли, как только за Стивом закрылись двери собственной ванны. Вода обжигающими струями прошлась по коротко остриженным волосам, по обнажённой коже, прочерчивая дорожки из мелких невесомых капель.       Оказалось, что притворяться, что всё в порядке, ни так уж сложно. Физически ему действительно стало лучше. Последствия пыток Во Фата, вызывавшие поначалу столь дикие боли в паху и животе, прошли сами собой. Он мог уже спокойно сидеть.       Рана на виске почти зарубцевалась, сломанные ребра потихоньку заживали, но он всё также чувствовал клеймо-ожоги по всему телу, оставленные ему названным братом. Иррациональное чувство грязи на собственном теле, заставило его долго-долго, до боли, тереть себя мочалкой.       Оно возвращалось это чувство, забытое с войны. Он был вне себя от ярости и бессилия. Да, еще и голоса. Что-то нынче неладно с мозгами. Забыл, в какую школу ходил в начальных классах. Не идет на ум. Вот чепуха. Надо припомнить, может удастся вызвать зрительный образ.       Я ребенок. Мне пять лет. Или шесть? Я обычный мальчишка, который всюду сует свой нос.       На лбу выступили капельки пота. Пульс яростно бьётся в висках.       Невысокое кирпичное здание. Дети вбегают, распахнув стеклянные двери. Белесые лучи пробиваются в окна. Нет. Никакой связи.       Померещилось какое-то движение. МакГарретт замер, но тут же догадался, что видит тень собственного отражения в зеркале на дальней стене. Взглядом аккуратно обшарил ванну. Больше никого, никаких теней.       Прикрыл глаза. Почувствовал, как успокаивается дыхание.       Как только он выспится, он снова вернется на работу. Потолкует с кем-нибудь из знакомых. С тем, кто способен выслушать. Нужно же убедиться, что он не совсем спятил. И никаких голосов. Разумеется, никаких голосов! Не стоит тревожиться. Как там, Гровер говорит, всё будет «тип-топ».       Но ночью во сне МакГарретт снова видел людей, рывших ему могилу.                     Дэнни проснулся от того, что солнце било прямо в окна.       Полночи его мутило. Скорее всего, был жар и высокая температура.       Уснул он на рассвете, укрывшись пуховым одеялом, чувствуя знобящий утренний холодок Оаху. Увы, те несколько выстраданных часов сна принесли ужасные картины, где Грейс и МакГарретт погибали в аварии, а он, старый разбитый старик, кончал жизнь самоубийством, пустив пулю себе в рот. Спешить больше было некуда. Ему хватило мужества схватить наградной автоматический кольт сорок пятого калибра, вставить его дуло себе в рот, снять оружие с предохранителя и нажать на спусковой крючок. Разрывная пуля, проделав шестидюймовое по диаметру отверстие в затылке, превратила опрятную спальню в безобразное зрелище забрызганных мозгами стен. Увиденное было настолько реальным, что проснувшись, он был опустошен в полном смысле этого слова. Измотан до предела. Он прикрыл глаза.       «Господи, – без особой надежды взмолился он,– Господи, сделай сегодня выходной! Сейчас, я проснусь, и окажется, что нынче суббота. А? И мы с Грейси идем в зоопарк. О’кей? Господи, хоть раз, сделай, по-моему, ты же всё можешь! Раз, два, три!»       Дэнни помассировал виски и распахнул ресницы. Увы. Уж этот Бог. Стоит потом спросить с него как следует.       Отупевший от бессонной ночи, все еще не придя в себя, он кое-как доковылял до кухни. Приготовленный наскоро завтрак из яиц и крепкого кофе утихомирил желудок, даже помог проснуться.       Заглянул в комнату Грейс. Его обезьянка безмятежно спала, раскидав поверх одеяла ручки и ножки. Судя по куче разорванных оберток, – все Рождественские подарки уже были вскрыты.       Уильямс нежно поцеловал спящую малышку и, дождавшись прихода няни, отправился за напарником, как было договорено вчера. По дороге он вспомнил всё, что пил или ел за последний вечер, и твердо решил, что как только вернется домой, выкинет, нафиг, все продукты из холодильника.       – О, да! – Свежий океанский бриз – это замечательно.       Дэнни всасывал его в себя, ожидая, пока моргнет красный свет.       Зеленый свет.       Машины тронулись, пофыркивая от нетерпения.       – Привет, болезненный! – Одетый с иголочки, гладко выбритый МакГарретт, небрежно сияющий свежестью и чистотой, ждал его на крыльце своего дома. – Только не говори мне, что всю ночь просидел над унитазом! Ты выглядишь… просто ужасно! Жду тебя битый час! Почему опаздываешь?       Дэнни бросил на него сердитый взгляд.       – Хм.… Ну, знаешь, джентльмены такие вещи не обсуждают. Ну да, тебе этого не понять, неотесанная ты военщина. Мы с тобой получили разное воспитание, ты дитя природы, дурно воспитан…а, кроме того….       – Ну, началось! И солнышко не проснулось, а у нас наставления и поучения, – откровенно зевая, что бы позлить, улыбнулся Стив. – Заканчивай, а? У нас убийство, Punahele*. Вперед, займемся делом. Я за рулем.       – Я не собираюсь портить тебе фиесту, Haole*, – пробурчал Дэнни, по привычке забираясь через любезно распахнутую Стивом дверцу своего черного «Chevrolet Camaro» на место пассажира.       Ладони Стивена легли на плавный изгиб руля, тонкие пальцы погладили швы. Вибрация мотора прокатилась по телу Дэнни. Четырёхцилиндровый двухлитровый двигатель агрессивно рявкнул и, через пару минут, понёс их на всех парах в круизный терминал  Aloha Tower, порт Гонолулу. В душе Дэнни всегда признавал, что МакГарретт был отличным водителем.       – Эй! Эй! Не мчись как угорелый! Тоже мне, Гарри Хог*! Стив, мать твою! Не обгоняй!       Стрелка спидометра сползла с 130 на 120.       – Ты хочешь, что бы он прижал нас к обочине? Это чертовски опасная штука, Дэнни.       Уильямс чертыхнулся.       – Я хочу выдать дочь замуж! – Дэнни не знал, какую максимальную скорость Стив мог выжать из его … их «Camaro», но был уверен в их первенстве в заезде NASCAR*.       – Ты о чем-то думаешь? – Стив улыбался как Чеширский кот, разгадавший очередную тайну. – Надеюсь, о хорошем?       Уильямс вздохнул:       – Я вот всегда удивляюсь, как ты умудряешься думать, когда мчишь под 120?       – Не знаю, дружище. Мне это не мешает.       Дэнни нервно поерзал на сиденье: «И ведь не отстанет зараза. Ей-Богу! У кого-то наверху странное чувство юмора, раз дали ему в напарники это неандертальское чудо. Боже, как же трудно жить с таким типом!».       – Ну, и? Я слушаю. – Довольная физиономия МакГарретта сияла как надраенный таз.       – А-а, долгая история.       – Если интересная, то очень хорошо, что долгая. Лишь бы не страшная.       Дэнни фыркнул:       – Угомонись.       Потом глубоко вздохнул:       – Тебе снятся сны?       – Когда-то снились, и довольно часто, – ухмыльнулся Стив.       – Кошмары?       – И этого было достаточно, – Стив облизнул губы. – Тебе приснился кошмар, Дэнно?       Уильямс вздрогнул.       – Может быть. Прошлой ночью у меня был как раз такой сон. Приснилось, что я потерял тебя и Грейси.       Стивен молчал, уставившись в лобовое окно.       – Ну, глупый я, кивни, – не выдержал затянувшегося молчания Дэнни.       В ответ Стив лишь глубокомысленно улыбнулся:       – Насколько я понимаю, этот сон типичен… для мужчин за тридцать…. в нём как–то выражается сексуальная неуверенность в себе!       – Ну, ты, и ПРИДУРОК!       Стив расплылся в дурацкой улыбке:       – Правда, Дэнни, это очень трогательно!       – Спасибо!       – Всегда, пожалуйста!       Стив одарил Дэнни теплой усмешкой и нажал на тормоза с такой силой, что машину развернуло поперёк дороги, а затем она, визжа шинами, въехала на территорию порта. Запахло горящей резиной. Раздался глухой удар. Пуля пробила стекло слева от МакГарретта, прошипела над его головой.       И Дэнни услышал:       – Пригнись!       МакГарретт остановил «Camaro» и выскочил на тротуар с пистолетом в руке....