***
Во сне Хардин съёживается, натягивает на себя одеяло плотнее, когда чувствует прикосновение к прилипшим ко лбу волосам. Он не открывает глаза, жмурится сильнее, но касания так и не прекращаются, отчего он с деланным негодованием фырчит. — Тесс, ложись спать, — не открывая очей, улыбчиво шепчет Хардин, ожидая услышать в ответ на его шутливое замечание её тихо-заливистый смех. Но ответом не служит ничего, что заставляет его резко распахнуть глаза и удивлённо оглянуться. Тессы не оказывается рядом, но вместо этого от него отлетает в другую сторону откуда-то появившаяся в комнате божья коровка. Хардин вновь оглядывается, не понимая, что происходит, как вдруг голову пронзает и вышибает мощнейшим молотом понимание всей ситуации. Ах да… Чёртов спор, который он придумывает и ломает жизнь дорогому человеку, Молли, не умеющая держать свой язык за зубами, и Джейс, отдавший полученные деньги, чтобы правда всплыла наружу, а ещё Зед, которым так легко заменяют его. Список всевозможных фиаско за последнее время грандиозно подходит к концу. Хардин, сев на краю и притянув к себе колени, ещё раз оглядывает пустующую постель. «Я никогда не оставлю тебя» — гулким эхом отражается в уме, как по закону подлости голосом Тессы, да так, что бьёт по самому слабому. Хардин сжимает зубы от досады: она обещала. И он обещал в своё время, что сделает её самой счастливой на свете, однако так не вовремя забывает о сделке и нарушает это обещание. Скотт так некстати вспоминает своего отца. Вспоминает, как ещё молодой Кен напивается в хлам, как рушит всю их семью необдуманностью, подравшись с теми солдатами, и то, как он после этого ненавидит его. Не просто за то, что глава семьи просто берёт и оставляет его, нет. За то, что он так отвратно поступает с его матерью. Но Хардин, словно по насмешке безжалостной вселенной, поступает точно так же, повторяет старые ошибки отца и ранит дорогого ему человека. «Ты — единственное неизменное, что есть в моей жизни, знаешь? Не знаю, что бы я делал, если бы ты ушла». Он говорит это Тессе давно, всего за пару дней до того момента, когда его бытие превращается в одно сплошное «после» без всякого будущего, тогда, когда он напрочь забывает о том, что однажды им придётся разойтись по его же вине. Отныне Тесса думает, что эти слова — часть его глупой игры, не понимая, — и уже вряд ли когда-нибудь поймёт — что тогда он был как никогда искренним. Хардин думает, что успокоительные находятся чертовски далеко в такой нужный миг, и за этим отнюдь не сразу замечает, что на глаза вновь наворачиваются слёзы — ему срочно нужен родной человек. Но Тесса далеко, у неё есть — как же отвратительно это звучит — Зед, и уже от этой мысли Хардин сжимает руки до белеющих и исполосованных в кровавых рубцах костяшек. Зеду веселее, Тесса ведь у него. Он пытается остановить слёзы, дышит с трудом и скалится. Зед наверняка сейчас целует её так, как целовал только он. Зед трогает её там, где трогал только он. Зед наверняка… он… он… Хардин вздыхает, вынужденный признать одну простую истину. Он, увы, не мистер Дарси, о котором она так грезит, и ему так эгоистично-неправильно не хочется думать, что им станет для неё кто-то другой.***
Сегодня утром Тесса чувствует себя так, словно её раз так пять проезжает грузовик, а по голове несколько раз стучат молотком. Она, как по старинке, — или по давней традиции, чего уж там — хватает по пути к офису заветный кофе с пончиком, и думает, что сегодня ей понадобится как минимум две чашки, чтобы окончательно очнуться. Плюхнувшись на стол, Тесса осоловело смотрит на аккуратно разложенные на столе рукописи. Идеально ровная линия предложений расплывается, превращая в прорву чёрных полос, хаотично перебегающих с одной стороны в другую, и Тесса то думает, что ей в кофе налили чего-то крепкого, то вспоминает, не пила она вчера часом. Но нет, то оказывается обычный недосып, что вызывает у неё моментальное изумление: она всегда была жаворонком, из-за чего ранний подъём ей никогда не казался чем-то устрашающим. Вдох-выдох. Глоток спасительного напитка. Тесса чувствует, как обжигающий кофе медленно льётся по гортани, но тут же морщится, когда ощущает осевшую талым снегом горечь на языке. Кажется, она заливает туда тонну сахара, да так, что даже ребёнок поморщится от такой сласти, но он всё равно оседает где-то на дне чашки. «Символично» — внезапно раздаётся в голове Тессы самым саркастичным баритоном. Со знакомым британским акцентом. Любую ассоциацию она отгоняет прочь, лишь тянется нервно дрожащей рукой к ложке и медленно, будто в бреду, помешивает кофе, пытаясь размешать сахар. Всё равно горький. В какой-то момент Тесса думает, что сейчас не то время, чтобы концентрироваться на таких мелочах, и тянется к новой книге. Предыдущие ещё-не-писатели в последний миг отказываются от публикации своих работ, и ей кажется, что очень зря: произведения многих из них в их веке могут стать настоящими бестселлерами. Она надеется прочитать что-то успокаивающее. Весёлую романтику, рассказ о животных, да даже что-нибудь о Второй мировой войне — всё, только бы отвлечься от своих переживаний. Но вселенная оказывается жестока и подсовывает ей книгу о несчастливой любви двух совершенно разных людей, которые в итоге расстаются на долгие годы. Тесса на выдохе кладёт эту шедевральную — нет — писанину в сторону, раздражённо отмечая, что это как раз то, что ей меньше всего хочется прочитать. Уж сравнивать себя с бедняжкой Салли Мартес, которую ранит бесчувственный грубиян Дрейк Пул, ей не хочется. Хватает и постоянных сравнений с Кэтрин Эрншо, которая на её месте наверняка бы спилась и повесилась от горя с такой-то историей, как у неё. Проходит час. Два. Со временем и больше. Некогда забрезжившее на небе багровое зарево раннего утра сменяется на почти дневную лазурь, и Тесса оглядывается через плечо, чтобы запечатлеть белёсые облачка. Хочется податься воспоминаниям, тому, как она сидит кое с кем в парке и смотрит на небо, разглядывает облачные фигуры, но не позволяет себе такого наслаждения. Воспоминания об этом человеке отныне для неё подобно табу. — Тесса, всё в порядке? Обеспокоенный голос Кимберли, раздавшийся в полнейшей глуши рабочего офиса, тут же заставляет её дрогнуть и сонно оглянуться. Тесса опускает взгляд на всё то же устройство и мельком радуется, услышав её: она, быть может, отвлечёт от всех переживаний, которые накатывают на неё только сильнее с каждым днём, расскажет что-то, отчего все мысли о парнях пойдут даже не на второе, а на пятидесятое место. — Да, Ким, я слушаю, — отзывается она, удивившись тому, что в словах будущей миссис Вэнс отчётливо раздаётся некая взволнованность. — К тебе тут молодой человек хочет зайти, — выдаёт Кимберли, как вдруг, охнув, исправляется: — Вернее, уже идёт. Удачи тебе там, милая. Хорошо? — Неужели опять какой-то сварливый якобы-писатель, возомнивший себя новым мэтром? — не без слабой усмешки выдаёт Тесса, откинув давно остывший пончик, и отметив, что пекарю надо бы платить побольше за такую шикарную выпечку. — Ох… нет, — нервно усмехается собеседница, хотя Янг готова поспорить, что сейчас она ломит бровь в лёгком испуге. — Дела немножечко похуже каких-то там самовлюблённых индюков. Тесса издаёт смешок, наконец-то опустошив свою чашку и в который раз за день сморщившись: к горчинке теперь добавляется и то, что кофе напрочь холодный. — Не думаю, что всё так плохо, — угрюмо добавляет она, в ответ на что слышит ещё несколько предостережений о том, что ей стоит быть поосторожней. Тесса приблизительно догадывается, кто это может быть, и первым делом думает, что это, скорее всего, Зед, которому срочно нужно что-то обсудить ей. Что-то настолько важное, что это ну никак не подождёт до окончания её рабочего дня, и эта мысль почти что заставляет её слабо улыбнуться. Встав с кресла, Тесса, взяв в руку цветастую чашку, подходит к шкафу и поворачивается спиной к двери, за которой уже отчётливо раздаются чьи-то тяжёлые шаги. Что ж… Может, она недостаточно серьёзно относится к их недолгим отношениям, или же он замечает в какое-то мгновение, что они так же, как и её предыдущие, строятся на одной сплошной лжи. — Входи, Зед, — невозмутимо изрекает Тесса, когда слышит, как открывается за её спиной дверь. Но то, что она слышит в ответ, заставляет её оцепенеть и уронить чашку: — Это не Зед.***
Тессе хочется пару раз побить себя по щекам, отогнать прочь всякие галлюцинации, потому что не может это быть правдой. Не спустя стольких раз, не спустя бесчисленных неудачных попыток. Всё потому, что такие как он, как правило, должны появляться всего раз в тысячу лет. И если исчезать, то навечно. Но это всё-таки он — настроенный как никогда серьёзно, с багрово-красными от полной решимости глазами и со вспухающими на шее венами, выступившими на нём сизыми червями. Вот он — её деспот и мученик, дьявол, явившийся в облике прекрасного. Хардин нервно выдыхает и малость горбится, крепко охватывая спинку стула пальцами, и Тесса не может не окинуть взглядом его руки. Не сказать, что она удивляется, лишь отмечает, что даже после их разрыва он не перестаёт драться со всеми подряд или крушить всё в доме, раз уж костяшки снова избиты к чертям, а на тыльной стороне ладони вновь красуются высохшие корки от недавно открытых рубцов. — Ты… Это всё, что Тесса может произнести, и тут же замолкает. Не потому, что Хардин тут же поднимает голову на её голос и смотрит так, будто это начало дружеского разговора или ему не тонко намекают о том, что у их отношений есть шанс. Амбивалентное ощущение ударяет под дых: ей хочется накричать на него, сказать, чтобы проваливал, и напомнить, как он испортил ей жизнь, но в то же время Тесса несправедливо для себя хочет его остановить. Сделать всё, лишь Хардин остался и прикончил этот ад. — Привет. Хардин старается улыбнуться и тут же судорожно теребит мелкие кудри на затылке — явный показатель того, что сейчас он нервничает. Но Тесса на это внимания на обращает, делает всё, лишь бы не разразиться истерическим хохотом и не послать его куда подальше на его же манер. — Привет, — повторяет она за ним, сначала так, просто, будто хочет попробовать это слово на вкус, но ей достаточно нескольких секунд, чтобы взорваться. — Привет? Ты серьёзно?! Это всё, что ты хочешь сказать? Хардин качает головой. — Нет, — честно говорит он. — Не всё. Ещё я хотел с тобой поговорить. «Поговорить» — отзывается в разуме Тессы чьим-то множащимся холодным возгласом, звучащим так, словно выстрел. — Поговорить, — снова повторяет Янг, на сей раз не упуская возможности вложить в это слово всё презрение. — Спустя столько времени. Спустя столько ненужных попыток, Хардин… — Ты знаешь меня, — грустно усмехается парень, и Тессе приходится признать самой себе, что, да, знает. К сожалению, она его знает. — Неужели ты так и не поняла, что я не остановлюсь? Тессу это бьёт по живому месту. Не потому, что её, возможно, трогает за душу его нежелание отпускать их отношения, а из-за мысли, что она в самом деле когда-то посвятила свою жизнь бессердечному тирану. Он, кажется, в самом деле не понимает, что сотворил с ней. — После всего, что ты сделал… — цедит она, но Хардин на её слова ни дёргается, ни шевелит ни единым мускулом, хоть и понимает: провинился, — после того, как я тебе до этого всё высказала по сто раз… Но на этот раз Скотт всё же не смог сдержать дрожь. Он, не скрыть, помнит абсолютно всё, что говорила ему Тесса после его энных попыток сгладить всю вину и вернуть её обратно. Его, конечно, не просто удивляет, а хватает за больное от понимания, как быстро нежно-трепетные «я люблю тебя» от неё сменяются ядовитыми «ненавижу» в приступе ража. — …после всего этого, — Тесса показывает рукой на всё пространство вокруг них, — ты ещё и смеешь говорить, что не остановишься и будешь дальше добиваться меня? Хардин кивает. Его лицо вспыхивает болью на мгновение ока, но он делает всё возможное, чтобы скрыть это. — Да, — он смотрит на то, как девушка перед ним омрачается, как хватает спёртый воздух, и опускает взор в самый неподходящий момент. Он винит себя за это: сейчас он должен быть как никогда уверенным в себе и своих словах. — Я облажался, знаю. Я серьёзно облажался, и понимаю, что ты не хочешь меня видеть, но я всё равно буду бороться за тебя. Я люблю тебя, Тесс. Я думал, ты знаешь эт… — Хватит, Хардин! — вспыхивает она, не в силах продолжать слушать его реплики. — Ты играл со мной, ты говорил все эти свои «я люблю тебя» и каждый раз потешался, что я могла верить твоим словам. Ты затащил меня в постель, чтобы просто доказать своим друзьям, что ты можешь, что какая-то там девчонка позволила себе лечь под тебя. Ты… ты… Её голос ломается. Кажется, будто скажи она сейчас хоть одно лишнее слово, и слёзы сами выплеснут, а предложения спутаются в один единый ком и застрянут по пути ко рту. Хардин смотрит на неё и скорбно признаёт: маска равнодушия трещит по швам и опадает наземь. Он роняет голову, прежде чем его плечи дрогнут, и жмурит глаза до вовсю пестрящих в кромешной черноте цветастых прогалин. — Я скучаю, Тесса, — произносит Хардин, и он вообще без понятия, как звучит его голос, ибо ему кажется, будто раздаётся он где-то за стенкой. — Я так по тебе скучаю. Но Тесса только сцепляет руки на груди и скрючивается так, будто то ли от боли, то ли от холода, и смотрит на него так гневно-болезненно, что внутри всё замирает. Хардин её взгляда не видит, но чувствует. И это в разы хуже. — Перестань, — чуть было не рычит Тесса на его признания. — Просто перестань. Я верила тебе, Хардин. Верила! Понимаешь ты это, или нет? Я всю душу отдала тебе, доверяя всему, что ты говоришь. Я полагалась на тебя, чувствовала, что вопреки нашим ссорам я в безопасности, будучи с тобой. Я любила тебя! Всё это грёбаное время я любила тебя больше, чем кого-то ещё, и всегда считала, что больше тебя меня никто и никогда в этой жизни не любил, даже моя мать. Но… ох, как же я ошибалась! Она бегло проводит рукавом синей рубашки по глазам, дабы стереть с них всё, что хоть отдалённо может напоминать ему слёзы. Хардин смотрит на неё и пытается запечатлеть каждую секунду до той, когда Тесса снова прогонит его и завопит напоследок, что больше не хочет его видеть. И Хардину снова будет больно, как всегда оно было и есть. Он снова будет сидеть в душной квартире с подушкой в руках, — обязательно той самой, которую она когда-то так любила — лить слёзы обиды и гнева на себя, время от времени отвлекаясь на мысленные жалобы, что не может найти упаковку успокоительных. Тесса наконец-то поднимает на него взгляд. — З-зачем ты пришёл? Её вопрос, которому имеется и без того известный ответ, нависает в воздухе и валится на него тяжёлым грузом, словно его давят чем-то тяжёлым к полу. — Что тебе нужно, Хардин? Ты выиграл спор, ты лишил меня девственности, получил свои деньги и Молли теперь от тебя вообще не отлипнет. Тесса говорит это с нарочито подчёркнутым омерзением в фальцете, но тут же жалеет, что упоминает в своей реплике о Молли: слишком явный знак того, что она ревнует даже после всего, что он натворил. Но Хардин на это не обращает внимания, будто не слышит это имя. К счастью. — Кажется, я уже дал понять, почему я это делаю, — прямо отвечает он. — Я хочу стать тем, кто тебя достоин. Я знаю, что эти три месяца не был парнем, которого ты заслуживаешь, но я правда хочу измениться. Ради тебя. Дай мне только шанс. Тесса поворачивает лицо и шумно выдыхает от напряжения. — У меня есть парень, который достоин меня, и это Зед. На долю секунды Хардину кажется, что он теряет воздух, кажется, будто лезвие ножа вонзается глубоко внутрь и ржавым металлом рвёт всё там в мясо и кровь. Ему кажется, что он слышит за спиной смех Зеда, самодовольный и едкий, и это действует на него красной тряпкой. Этот Зед успевает уничтожить в ней его. Он целует её в губы, в шею, за ушами и стирает напрочь всё то, что остаётся от него, от её предыдущей любви. Уже за это Хардин хочет ненавидеть его. За то, что одним своим существованием он забирает у него единственную девушку, которую он так любит и нет, его нисколько не волнует мысль, что не будь в этом мире Зеда, то это обязательно сделал бы кто-то другой. — Ты ведь… — Хардин запинается, когда голос дрожит, и Тесса смотрит на него почти как победитель. — Ты ведь несерьёзно, Тесс. Ты ведь шутишь, да? Скажи, что ты просто играешь с ним. — Играть с чувствами человека? — Янг горько усмехается, глядя на него так, словно он — истинный предатель, хотя Хардин не станет перечить этому. — Я не ты, чтобы так поступать. — Ты знаешь его меньше, чем меня. Намного меньше, — напоминает он. — Зед тоже знал о споре, забыла? Он знал всё, улыбался тебе и был милым, зная о пари точно так же, как и Стеф, и Джейс, и остальные. — Да? Странно, что именно Зед в последнее время заставлял тебя признаться мне, что это всё было игрой. Хардин чувствует себя ещё более угнетённым, чем прежде. Она выгораживает его, защищает, становится перед Зедом так, словно он ни в чём не виновен. Но он верит до последнего: сколько бы ни целовал её этот Эванс, сколько ночей они не делили, Тесса всё ещё чувствует к нему хоть каплю той любви, которую она испытывала к нему раньше. Однако здравый смысл напоминает, что эта капля — ничто по сравнению с тем, как он с ней поступил, и она никогда не спасёт его от одиночества. — Тесса. Она вздрагивает, но старается не смотреть на него. То, как звучит её имя из его уст — опасно, и потому она предпочитает молчать и не думать о том, как ей хочется наплевать на гордость и побыть дурой для собственного счастья. — Посмотри на меня. Хардин подходит ближе, и Тесса тут же чувствует, как на её подбородок ложатся его пальцы, так, что эти мимолётные касания обжигают кожу. Но она вновь отодвигает голову, поначалу изо всех сил сопротивляясь желанию прильнуть к руке, за которую когда-то так держалась, и чувствует: это ранит его. Ранит так, что это никак не скроешь. — Тесс, прошу, послушай меня, — надломленно произносит Хардин. — Я поступил как кретин, знаю, и мне бесконечно жаль за то, что ты сейчас чувствуешь. Да, я отчасти жалею за то, как поступил с тобой… — Отчасти?! Тесса ахает от того, что ей приходится услышать: он не просто пользуется её невинностью, не просто поступает с ней самым мерзким образом, а ещё и смеет заявлять, будто не чувствует всей вины за содеянное. — Ты… — шипит она, пытаясь подобрать подходящие слова. — Чёртов садист! Ты ещё и не жалеешь о своём поступке?! — Жалею, Тесса. Клянусь, я так жалею, что не могу описать, но, чёрт возьми, если бы я не сделал этого, если бы я не пошёл на такую аферу, я бы никогда не понял, что на этой чёртовой планете есть человек, которого я могу любить! — Хардин, сколько можно? — Тесса устало прикрывает лицо руками. — Я устала слышать эту фразу. Ты выиграл спор, что тебе ещё от меня нужно? Или вы заключили ещё одно пари, где ты должен доказать всем, какой ты крутой, — она многозначительно показывает пальцами кавычки, — и какая я дура, что после твоих нескольких извинений брошу всё и снова повторю старую ошибку? — её палец вдруг указывает на дверь. — У тебя есть девушка. Не думай, что до меня ничего не доходит. Ты ведь и во время наших отношений спал с ней, я права? Хардин резко хмурится от подобного заявления. — Ты правда считаешь, что я способен такое сделать? — Конечно, считаю! Или хочешь сказать, что на отношения с ней ты тоже поставил пари, Скотт? Он кривится, словно от боли, — хотя «словно» здесь явно лишнее предложение — и сжимает кулаки. Тесса всё ещё не хочет на него смотреть. Она хочет, чтобы он ушёл. Она хочет, чтобы он остался. И от своей неопределённости ей становится дурно, так дурно, что снова чувствуется на душе невыразимая горечь от предательства. Так, будто и она предаёт кого-то близкого, и предают в то же время её саму. — Я буду говорить это всегда, — изрекает Хардин спустя минуту безмолвия. Тесса неверяще смотрит на него. Смотрит и не верит, что этот человек настолько бессовестный. — Я буду говорить это до тех пор, пока ты не поймёшь и не примешь это, как самый обычный факт: я люблю тебя. Он говорит так честно, так вкрадчиво, что у Тессы на мгновение сердце ударяет до боли сильно и ей хочется растаять на его руках. Но она сразу же вспоминает, из-за чего они доходят до всего… этого. — Почему ты не веришь мне? — на удивление, отнюдь не яростно, а скорее жалостливо спрашивает он, попытавшись взять её за руку. — Я устала верить тебе. Каждый раз, как я делаю это, как я начинаю тебе доверять, оказывается, что ты выставлял меня в ужасном свете перед всеми. Что ещё меня ожидает, мм? Какие унижения ты мне придумал? — Никаких, Тесс. Больше никаких. Почему ты просто не можешь поверить, что я полюбил тебя за то время, пока узнавал? Я не знал, что всё так будет. Я думал, что выполню условия спора и на этом всё закончится, но я правда влюбился в тебя! Я никому этого не говорил, ни разу. Ты хоть понимаешь, что это означает для меня? — Даже если это и правда, Хардин, — Тесса жмурится и снова отворачивается от него, — то между нами всё равно ничего не меняется. Я простила тебе все твои оскорбления. Я простила тебе то, что ты постоянно лгал мне. Простила то, что из-за тебя я поругалась с матерью, но этого я тебе никогда не прощу. Она, не выдержав, отворачивается от него, стоит к своему собеседнику спиной и хочет досчитать до десяти, чтобы успокоиться. Думает до последнего, что это просто кошмар, что маячащий призрак Хардина перед ней вот-вот исчезнет, но… нет. Она всё ещё чувствует, как он дышит ей в шею. Тесса вместе с тем чувствует, что ему больно. Так же, наверное, как и ей. Тесса внезапно вздрагивает, когда чувствует касание: её рука, которая лежит доселе на рабочем столе, накрывается большой рукой Хардина. Это её заставляет обернуться к нему, а вместе с тем и увидеть промелькнувшую в его глазах боль. Увидеть, как сливается воедино с горечью всепоглощающее отчаяние. Так, будто они — одно целое, и Тесса думает, что, возможно, так оно и есть. — Я не прошу, чтобы ты приняла меня обратно, — произносит Хардин, взять её ладонь в свою. Тесса упускает момент, когда уверенность в ней могла позволить грубо высвободить руку из его хватки. — Я не прошу, чтобы ты снова любила меня, как раньше, хоть я бы и отдал всё на свете, чтобы ты смогла это сделать. Я лишь прошу не быть твоим врагом. Я не хочу, чтобы ты сторонилась меня, Тесса. Признаю, мне будет мало этого, мне будет не хватать наших отношений, но, прошу, давай попытаемся хотя бы стать друзьями. — Ты сказал, что мы никогда не сможем стать друзьями, — угрюмо напоминает она. — Помнишь, тогда? Когда между нами ещё не было особых чувств. — Я помню, но сейчас я не смею просить большего. Тесса сжимается, как от сквозняка. Её рвёт на части от чёртовой туманности их оказии, когда одно желание никак не выходит сопоставить с другим. Ей хочется плюнуть на всё, забыть все обиды и ринуться ему в объятия, почувствовать, как знакомые сильные руки прижимают её к себе. Ей хочется бросить всё на свете и, переплюнув себя, сказать, как она его любит, чтобы в ответ от него услышать ту же самую фразу, которую она слышала уже не раз. Но Тесса вспоминает, как содрогается её тело от долгих рыданий, вспоминает, как она льёт несколько дней слёзы и слушает от матери изнурённые «я говорила, что он идиот!». В конце концов, Тесса, как по дежавю, вспоминает, что она испытывала, когда правда всплыла наружу, а она только могла стоять и просить его сказать, что это всё шутка. Её внимание внезапно привлекают помехи в устройстве. — Тесса? Тесса, как там всё? Она поворачивает голову на шум, на секунду забыв о том, что в это время её за руку держит Хардину. Всего на секунду. Он сжимает её ладонь и заставляет посмотреть на него. — Тесс, пожалуйста, просто не отталкивай меня. Янг пытается дышать и не терять сознания, — хотя сейчас это звучит как очень даже оптимальный вариант — и потому снова смотрит на устройство. — Ким, — зовёт она подругу так тихо, будто из последних сил, но в то же время достаточно громко, что та сможет услышать её щебет. — Тесса, что случилось? — слышится обеспокоенный голос Кимберли. На миг она снова смотрит на Хардина, на то, каким взглядом он на неё смотрит, и в тот час же догадывается: он всё равно не отпустит её. — Боже, ответь уже мне, прошу! — не выдерживает Кимберли. — Тесса… — голос Хардина заглушает все звуки вокруг. Тесса смотрит на свою руку, которую он всё ещё держит в своих ладонях, пытаясь переплести их пальцы, и хочет прогнать любые видения или, того хуже, воспоминания. Она смотрит ещё раз на Хардина, будто пытается развидеть в его внешности каждую деталь. И снова на устройство. — Ким, — повторяет она имя подруги. Тесса тут же слышит, как стоящий за ней Хардин снова зовёт её по имени, как просит о чём-то и как выжидающе смотрит. — Пожалуйста, вызови охрану. Она бросает беглый взор на Скотта и замечает, как белеет его лицо от услышанного, а в глазах отображается испуг раненного зверя. — Нашему гостю пора уходить, — добавляет Тесса, слыша, как в нескольких метрах от неё стремится охрана. И, чтобы не пасть в слезах перед ним окончательно, она резко вырывает свою ладонь из его рук и отворачивается. Хардин дышит с трудом — в такой глуши услышать это вовсе не сложно. — Тесс, прошу тебя, не надо! — Прости, Хардин, но так будет лучше. Двери с грохотом распахиваются, так, что почти слетают с петель, и впускают в офис трёх коренастых мужчин, одетых в мутно-синюю униформу. За ними, чуть ли не спотыкаясь на высоких каблуках, бежит Кимберли и в сию минуту оказывается рядом с Тессой, чтобы узнать, что да как и не «обидел ли её этот чурбан». Охранники что-то говорят, пока Хардин, выкрикивая ругательства, пытаясь заломить одному из них руку за спину, чтобы выиграть время. Естественно, это не заканчивается успехом в его пользу, и двое мужчин, схватив его под подмышки, уволакивают его к выходу. — Чёрт побери, отпустите меня! Вы не имеете на это права! Тесса! Те-е-есса-а-а! Но Тесса не смотрит, как они уносят Хардина куда подальше, стоит спиной к происходящему и слушает Кимберли, которая, будто мать, пытается успокоить её. Вскоре голос Хардина, секунду назад бывший эхом, более не слышен. Он лишь остаётся гулом в её сознании и бьёт по барабанным перепонкам, так, будто тот всё ещё где-то рядом и так и продолжает отбиваться от охраны. — Господи, детка, мне так жаль, — виновато причитает Кимберли. — Он сказал, что ты его сама позвала для разговора, вот я и поверила. Милая, скажи, Хардин кричал на тебя? Он тебя ударил? Он… Но Тесса молчит, сжимаясь сильнее и желая, чтобы этот кошмар прошёл как можно скорее. В ушах застывает крик Хардина, в памяти — все его слова, которые она зачем-то хранит в себе подобно какому-нибудь дорогому подарку. — Если бы у тебя была возможность стереть себе память и забыть всё, что было между нами, ты бы воспользовалась ею? Тесса помнит этот вопрос отчётливо, точно она услышала его вчера: он задает его, кажется, на своей восьмой попытке заговорить с ней. И она помнит его всё ещё. — Я бы стёрла и тебя с этих воспоминаний. Свой ответ она тоже запоминает, как нечто важное. Спроси Хардин об этом сейчас, то ответ, возможно, не изменится.