иногда крылья бабочки могут сломаться

Частная школа-интернат, которая находится где-то между Москвой и Санкт-Петербургом, предназначена специально для тех детей, чьим родителям по сути на них все равно. По крайней мере, Саша считает именно так. И, как бы мама не говорила, что это до тех пор, пока папа не решит все проблемы на работе, Саша была уверена, что останется здесь надолго. Как минимум, до окончания школы. Редко, когда дети в восемь лет так уверены в том, что не нужны своим родителям, но это был совершенно не тот случай. Саша все время была одна. Одна самостоятельно училась читать, писать, считать. Самостоятельно всегда делала уроки. Самостоятельно жила, если вообще можно так сказать, пока другие дети в 8 лет ещё не отходят от мамы ни на шаг, Саша же и на шаг не может подступить к ней: мама начнет говорить, что сильно занята и ей не до Саши. И даже сейчас, когда родители всё-таки решились избавиться от Сашки и везут её в эту тюрьму для детей, они не горят желанием даже парой слов с ней перекинуться. Даже между собой не переговариваются, просто молча смотрят то друг на друга, то на Сашку через зеркало заднего вида. За окном сплошные леса да поля, что означает, что они уже давно выехали за пределы Москвы. Мама много раз говорила, что там хорошо. Лес, чистый воздух, природа. И вроде даже озеро недалеко есть. — Сашенька, ты меня слышишь? — мамин голос эхом раздаётся в голове у Саши, которая находилась в своих мыслях. — Там правда хорошо, просто поверь мне. Я же не буду тебе врать. Мама всегда так говорит, но всегда врёт. Говорит, что придет вечером пораньше, а в итоге возвращается спустя пару дней. Говорит, что у них с папой много работы и они не могут погулять с ней, а в итоге отправляют Сашку к бабушке, вдвоём уезжая на море. Она знала, что взрослые часто врут. Но не думала, что для них это нормально. Себе она всегда обещала, что никогда не станет такой же. Хотя бы постарается. — Я уже поняла, мам, — Саша тяжко вздыхает, продолжая смотреть в окно. Это как-то помогает ей успокоиться и принять свою судьбу, в которой она никому не нужна. Ехать оказалось не так долго, как Сашка ожидала. Или же это она незаметно для себя заснула, из-за чего время пролетело незаметно. Сейчас она не хотела это решать, она лишь мечтала, чтобы это всё поскорее закончилось. Территория интерната была больше похожа на отдельный маленький город. Несколько больших высотных зданий спереди, где-то вдалеке красивые красно-голубые здания поменьше, а чуть правее будто маленькая улица с небольшими деревянными домиками. Вся территория была усажена деревьями и другими растениями, а к ногам ластились две белые кошки, от чего Сашка невольно улыбнулась. На её удивление, тут очень даже хорошо. Даже и не скажешь, что это своего рода детская тюрьма, в которую запихивают только из-за ненадобности собственных детей. Интересно, а много ли здесь таких же, как и она? Брошенных и ненужных? Много, понимает Сашка, когда, сидя в кабинете у директора, слышит количество учеников. Около тысячи! И все в какой-то момент стали не нужны своим родителям, все в какой-то момент сидели здесь, на месте Сашки с большим чемоданом, который раза в два больше их самих. Саша даже брови удивлённо вскинула, когда поняла, что эта школа работает больше тридцати лет. Тридцать лет! Это раз в пять больше, чем живёт сама Сашка, а сколько уж тут таких ненужных детей сменилось. Целые поколения! Пока родители подписывали у нудного директора какие-то бумаги, к Саше подошла на вид очень добрая женщина, которая присела на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с маленькой Сашкой, и слегка придерживала её за спину, будто обнимая. Объятия. Саша и знать не знала, что это. Родители были слишком заняты для этого. Они были слишком заняты для своего ребенка. — Меня зовут Ирина Владимировна, я буду временно заменять тебе родителей, — женщина мягко улыбается и поглаживает Сашу поддерживающе по голове. Но от этих действий становится как-то противно. Наверное, косы расплелись. Косы, которые ей впервые за долгое время наконец-то сплела мама. — Надеюсь, мы сможем найти с тобой общий язык. Пойдём, я покажу тебе наш домик. Ирина Владимировна встает и протягивает Сашке руку, чтобы та схватилась за неё. Но Сашка где-то минуту молча смотрит на неё, и только потом осмеливается протянуть руку в ответ. Так они и выходят из кабинета директора, оставляя родителей там. Так Саша и выходит из своей прошлой жизни, войдя в новую, наполненную ещё большими тайнами. — Знакомьтесь, это Сашенька, — Ирина Владимировна тепло поглаживает Сашу за плечи, стоя перед всеми детьми в общей комнате. В доме бы назвали это место гостиной или залом, но это помещение имеет совсем другое понимание. — Теперь она будет жить и учиться с нами Дети тоже были не из приветливых: кто-то одаривает Сашу равнодушным взглядом, кто-то из вежливости хлопает, а кто-то начинает перешептываться и косо смотреть на неё. Но ей почему-то абсолютно всё равно, ведь где-то в глубине души у Саши живет надежда, что она и в правду здесь ненадолго и что её скоро заберут. Надежда улетучилась навсегда, когда, изучая карту интерната, она отметила, что здание, в котором она живёт, называется домиком длительного проживания. — Длительное проживание — это сколько? — впервые за долгое время говорит Саша, сидя в комнате Ирины Владимировны и попивая чай с ромашкой. — Это больше года, солнышко, — спокойно отвечает Ирина Владимировна, лучезарно, как и всегда, улыбаясь Сашке, — но это не значит, что тебя не заберут. Это только значит, что весь этот учебный год ты проживёшь с нами. Саша пожимает плечами. Учебный год — это совсем немного. Да и может здесь и в правду не так уж и плохо, как она себе представляла? Так плохо, поняла Саша, когда её всё-таки поселили в комнату к двум девочкам. Лиза и Алина, вроде так их звали. Две очень маленькие, но очень противные девочки. И всё в общем-то начиналось даже неплохо, пока в первое же утро Саша не замечает на своём любимом платье большое красное пятно, предположительно оставленного при помощи краски. И она даже бы и не поняла, что это девочки, если бы Лиза, девочка с очень длинной и сложной фамилией, не начала тихо хихикать, смотря на бедное белое платье. Алина, отметила у себя в голове Сашка, была не такой противной. По крайней мере, она стояла где-то в стороне, когда Лиза «случайно» пролила сок Саше на белую рубашку посреди школьного коридора. — Ой, извини пожалуйста, — очень писклявым и наигранным голосом театрально охает Лиза, пока все находящиеся в коридоре задыхаются от смеха. Правда Саше было совсем не смешно. Она действительно не понимала, что такого плохого могла сделать двум девочкам с класса помладше, что те так начали своё знакомство. Но она не была супер эмоциональным ребенком, как раз-таки наоборот… Всё детство она провела у различных психологов, потому что родители не могли понять, почему их ребенок такой холодный и ни на что не реагирует толком. Вот и сейчас она стояла с оранжевым пятном на белой рубашке посреди школьного коридора, где половина учеников точно умирали со смеху, совершенно не изображая каких-либо эмоций. Совершенно никаких, будто ничего не произошло. И, кажется, этим она ещё сильнее выводит из себя Лизу, потому что та лишь фыркает и уходит. Не зря Саша себе пообещала, что никогда в жизни не даст людям увидеть то, что у неё на душе. И она пообещала себе, что будет всегда сдерживать свои обещания. Территория интерната и в правду была просто огромная. Примерно 16 домиков длительного проживания, три больших общежития для тех детей, которые действительно приехали сюда на время, две большие школы, старшая и младшая, и какие-то здания администрации, на которые Саше было абсолютно всё равно. Но самое главное — это озеро. Оно и в правду здесь было, хотя бы в этом мама не соврала. И пусть оно находится за территорией, но идти до него пять минут. С Ириной Владимировной они за прошедшую неделю ходили туда раз десять. Его даже видно из окна Сашиной комнаты. Да и вообще, из окна открывался прекрасный вид. Лес, озеро, за озером вдалеке размытые горы. Закатыи рассветы; единственное, что хоть немного радовало Сашу в этом месте. Она всегда просыпалась раньше будильника и бежала к окну: встречать рассвет. Но сегодня она, к своему же удивлению, встала позже всех. Вернее, как позже… Рассвета ещё не было, однако девочки из комнаты уже убежали по своим делам. — Ну и пусть, — подумала Сашка. Своей традиции она не будет изменять ни в коем случае и ни за что не пожалеет об этом, ведь только её маленькие привычки позволяют ей чувствовать себя хоть немного живой. Каждый новый день начинается по-разному. И пусть он практически не отличается от других, главное, что начинается и заканчивается он всегда по-новому. Как и сейчас, красно-розовые полосы расстелились по всему небу, играясь с отражением в озере. Природа влюбляла в себя каждого прохожего. Влюбляться в эту необыкновенность хотелось снова и снова. И Сашка влюбилась, повелась на её уловки и ни разу не пожалела об этом. Она уверена: природа — единственная, кто любит Сашку в ответ. И только ей она может доверить все свои секреты и переживания. Как только стоило дню занять свое законное место, а ночи отправиться на другую сторону земли, так сразу начинаются новые приключения. Саша дёргает ручку двери, чтобы выйти из комнаты, но та не поддается, словно прибитая к стене так, что больше никогда не двинется с места. Саша дëргает ещё, а потом ещё и ещё, но дверь так и не поддается. Из коридора слышится смех. Смеялось слишком много людей, но некоторых голоса она точно распознала: две клуши-соседки, её противный одноклассник Егор и Ваня, мальчик из средней школы. И с этого момента Саша поняла, что войне не миновать. Мама все детство говорила, что хорошо смеётся тот, кто смеётся последний. Тогда Саша будет смеяться настолько звонко, насколько хватит сил. Но только тогда, когда выиграет не битву, а войну. Холодную и глупую, но всё-таки войну. И она единственная сможет выйти из нее.