***
Джин старался облегчить жизнь Хосоку, как мог. Сам корректировал графики сотрудников, сам решал организационные и правовые вопросы, пару раз даже подменял коллег и выходил на обслуживание. Отчётные периоды всегда были одинаковыми, однако именно сегодня всему просто жизненно необходимо было смешаться в одну большую противную кучу. — Сокджин-хён, там просто критический пиздец, — выпаливает один сотрудников, чуть спотыкаясь в проёме, — клиент отказывается платить, а Субин чуть ли не тряпкой его придушить готов! — Брови съезжаются в переносице, Джин тут же подрывается с места, уточняя, у какой колонки проблемный клиент. Проблема на лицо: Субин, шумно сопя, выслушивает крики неизвестного альфы, размахивающего руками прямо перед чужим лицом. Несвязный поток ругательств и оскорблений Джин пытается прервать спокойно, однако, когда слышит оскорбления непосредственно в адрес младшего, плюёт на ранее построенный план действий. Он своих малышей в обиду не даст, даже если после сам будет вынужден выслушивать нелестную грязь. — Попрошу успокоиться. Что здесь произошло? — Сокджин придаёт голосу максимальную строгость, прикрывает собой надувшегося и покрасневшего (определённо от накипевшей злости, Джин этого мальчика хорошо знает) бету и смотрит на клиента немного снизу вверх. — А ты ещё кто? Старший? — Клиент разносится пуще прежнего, кажется, совершенно не собираясь сбавлять обороты. — Его начальник. И я хочу выяснить причину, по которой мало того, что вы отказываетесь произвести, — Джин осматривает кислотно-зелёный спорткар, — оплату за предоставленную услугу, — омега делает акцент на предпоследнем слове, — но и кричите на весь район, обвиняя моего сотрудника непонятно в чём. — Джин спиной чувствует, как в рубашку вцепляются чужие пальчики. Клиент, кажется, заводится пуще прежнего. За несвязным потоком продолжающихся обвинений, омега совершенно не замечает, как к колонке еле слышно подкатывает ауди, а её владелец, быстро покинув автомобиль, уже уверенно движется в их сторону. -… Да и как ты смеешь так обращаться к клиенту?! К тебе больше ни один человек не приедет, я тебе гарантирую! — Внутри что-то вдруг перемыкает. В нос бьёт мокрая древесина, а руку клиента, уже замахнувшегося явно для пощёчины, вдруг останавливает… Кто-то. Кто-то, кто стоит прямо за спиной омеги, но даже так держит чужую руку и на даёт раскричавшемуся альфе пошевелится. — Советую немедленно извиниться перед этим омегой и его сотрудником. — Доза чужого феромона, и альфа склоняет голову, бурча извинения, после чего стремительно ретируется с места «происшествия». Запаха разом становится так много, что Джину впору задохнуться. Глаза неприятно пощипывают, потому что нахрен ему этот «спаситель» не сдался, но организм уже сам по себе реагирует, и тянется, тянется, тянется. Омега понимает, что попал под купол феромона, когда боковым зрением замечает, что даже беты морщатся, отходя подальше. — Возвращайтесь к работе, — вдруг разносится строгий голос Хосока сбоку, но Ким даже сейчас не может заставить себя повернуться. Намджун стоит за ним стеной, кое-как удерживаемый от нестерпимого желания разнести тут всё к хренам. Внутренний волк хорошо чувствует, что запах омеги становится всё насыщеннее и желаннее, и альфа даже не замечает, как склоняет голову и утыкается носом в загривок, предварительно широко лизнув от выпирающего позвонка до начала роста волос. — Намджун, покинь территорию. — Чон говорит максимально спокойно, насколько вообще может. Только дурак не заметит, что доминантный альфа в предгонном состоянии. И видя, как резко руки сжимаются на омежьей талии, становится несколько не по себе. — Джин, он послушает тебя. Его нужно увезти. Ты, возможно, чувствуешь сейчас всё даже хуже бет, но вонь феромонов скоро разнесётся на километры. Джин слышит его, кажется, словно через слой воды. Метровый такой. Потому что рокотание пронизывается туда, прямо к Луне, моля позволить стать единым целом. Как полагалось с самого начала. — Назад, — выдавливает из себя Джин и удивлённо моргает, когда альфу буквально относит от него на несколько шагов. Намджун выглядит ошарашенным и возмущённым, но беспрекословно слушается, еле слышно рыча. — Тебе нужно домой. — Намджун впервые чувствует, как его сознание разрывается: волк хочет к своей Луне, но затуманенный разум требует выполнить приказ пары. Потому что такова природа. Таков альфий удел. — Джин, — Хосок пытается подойти к омеге, но Намджун рычит, заметно выпускает клыки и готовится перейти в атаку. — Стою. Я стою, — Хосок вытягивает руки, делает шаг назад и чуть горбится, боясь огрести от альфы. Во время гона они мало того, что превращаются в до смерти ревнивых собственников, так ещё и плохо себя контролируют, считая даже близких и знакомых потенциальной преградой или соперниками. У бет запах слабее, но гон усиливает обоняние в разы, так что малейшее касание до Джина, и Хосок будет себя собирать по частям, он в этом даже не сомневается. — Поезжай, — продолжает уже шёпотом бета, кивая Сокджину головой. — Он без тебя не уйдёт. Сам ведь это знаешь. А Джин прекрасно знает. Потому что альфа перед ним одним голову склоняет, куполом феромона от всех защищает и следит так пристально, считывает каждое изменение. Кажется, альфа даже дыхание его слышит, напрягаясь от неровных выдохов. Джин Хосоку в ответ головой лишь кивает, делает шаг вперёд, а альфа сразу чуть ли не скулит, просится позволить подойти поближе и коснуться. — Ты меня не тронешь, — предупреждающе скалится омега, оголяя омежьи клыки и демонстрируя своё верховенство над доминантным альфой. Джину такого «счастья» сейчас не надо. Да и внутри такие резкие перестановки, что самому плохо становится. В голове, пока омега заводит чужой автомобиль, проскакивает мысль, что если он выйдет из квартиры Намджуна живым, то непременно сразу же посетит врача и начнёт лечение. Потому что мутит вдруг со страшной силой, живот сводит спазмами, а боль такая, что впору застрелиться и больше не мучаться. Альфу запах только распаляет. Он на короткое мгновение приходит в себя, потому что Джин открывает все окна, наплевав на всех жителей разом. Ну а что, ему теперь задохнуться? До квартиры они добираются за ну очень долгие, как кажется Джину, пятнадцать минут. Альфа во всю рычит, чувствует, что омега впитывает в себя его запах и ступает на его территорию. И хочется, и колется. Омега и на метр не даёт приблизиться, приказывая держаться на расстоянии. Всё, чего он хочет — скинуть гонный груз и свалить в туман, потому что ещё пару минут и омега задохнётся от концентрации запаха и феромонов на один омежьий нос. Альфа хочет в вязку. Это видно по виднеющимся острым клыкам и янтарным глазам, что не перестают сиять ни на секунду. Джин ему такого удовольствия не предоставит, даже не смотря на вдруг откуда-то взявшееся внутреннее согласие с таким положением вещей. Вот ещё. Он три года мучался не для того, чтобы в первую же встречу под него лечь. Да и… Разве он сможет? За мыслями омега не замечает, что запах его начинает горчить отчаянием, из-за чего альфа останавливается уже у входной двери, со страхом поглядывая на чуть сгорбившегося омегу. Он губы сухие лижет, чуть втягивает клыки и снова облизывается, потому что во рту от горечи Сахара. — Останься, — хрипит альфа уже не своим голосом, когда дверь за омегой захлопывается. — Я тебя не трону, сам знаешь. Я без твоего запаха тут и загнусь. — Слова вводят Джина в ступор. Он конечно понял, что что-то этот гон в нём определённо меняет, но запах… У него синдром «усопшей Луны», как он вообще может пахнуть? — Ты… Ты слышишь мой запах? — Джин растерянно моргает, тянет носом у запястья, но кроме мокрой древесины совершенно ничего не чувствует. — Ты пахнешь прекрасно, — шепчет Намджун, позволяя себе вольность и, не встречая сопротивления, носом зарывается в чужие волосы. Руки не распускает, хотя очень хочет. Терпит и ждёт согласие. — Ты можешь расположиться через стену от меня. Я в эту комнату и шага не сделаю. — Альфа в последний раз ведёт носом, дёргается и вдруг пулей влетает в свою комнату, громко хлопая дверью, бросая ошарашенного омегу наедине с возникшей проблемой. Джин чувствует свой запах.***
Истекать смазкой и хотеть альфий узел — это одно. Чувствовать доминантного и, самое главное, желанного альфу в гоне буквально через стенку — совсем другое. Джин до боли сводит зубы, с силой водит по вставшему члену рукой и молит свой глупый организм о разрядке. Причины произошедшего для омеги отходят на второй план, он поставил галочку напротив необходимости в дальнейшем разобраться в этой ситуации. Но когда он слышит громкий альфий стон через стену, все мысли покидают голову моментально. Он грубее сжимает пальцы и ведет чуть быстрее, громко отзываясь на чужие хрипы. По началу это было похоже на стоны, однако чем сильнее омегу окутывал феромон, тем более это было похоже на всхлипывания в перемешку с бормотанием. — Джин, — на выдохе произносит альфа, пачкая спермой постель, даже после разрядки не находя желанное облегчение, однако нос ловит насыщенный запах течной омеги и немного приходит в себя. Самое главное ведь, что они оба здесь. Джин в безопасности, а Намджун, не смотря на весь ужас ситуации, чувствует его и о большем просить не смеет. За стеной слышится шуршание, слабый топот ног по паркету и звук открывающейся двери. Намджун приказывает себе не шевелится, во избежание ненужных проблем. Спугнуть омегу совсем не хочется. Джин гремит бокалами, догадывается альфа, после чего на недолгое время воцаряется тишина. Намджун заинтересованно поднимает голову, напрягая слух, но улавливает лишь слабое бурчание, а потом вдруг его резко накрывает волной возбуждения: бубнеж сменяется на всхлипы, а чуть позже и на совсем красноречивые стоны. Непонятно, зачем омеге захотелось сменить дислокацию, но кто Намджун такой, чтобы сметь этому мешать? В омеге все так и шепчет «зайди в запретную комнату, сядь на его член и не выделывайся», но Джин все еще слишком гордый для этого. Поэтому он решает поступить чуть иначе — выползи самому и выманить альфу. Конечно, хотелось бы, чтобы он нежно прижался к нему и всё объяснил перед тем, как трахнуть, но конкретно сейчас Сокджин со скрипом готов сменить действия местами. У него три года течки не было, а секса так и вообще ни разу! Как ему терпеть, когда тут такое? Альфа, к сожалению омеги, думает как-то долго. До Джина доходит догадка, что альфа просто придерживается выданного сквозь зубы «я тебя не трону», но омега уже как-то и не против. Почему он должен мучаться? Взгляд падает на панорамное окно, из которого отрывается красивый вид на добрую часть города, а в голову закрадывается просто блестящая, как кажется Сокджину, идея. Вот вам доводилось представлять, как вы доводите себя чуть ли не до судорог от возбуждения, облюбовывая взглядом половину Сеула? А Джину и представлять не надо. Он совсем тихонечко пристроился к окну, усевшись коленями на пушистый серый ковер, пальчиками скользя к дырочке, выталкивающей смазку уже на протяжении нескольких часов. Джин прекрасно понимает — течным он отсюда не выйдет, а это значит, что прошедшие несколько часов — лишь начало. И три дня «через стенку» они все равно не продержатся. Незачем устраивать цирк, не маленькие, ей-богу. Пальцы скользят глубже, но на заветный комочек нервов не натыкаются. Сокджин как-то даже обиженно сопит, бубнит себе под нос «ну же, выходи» и выгибается, позволяя густой вязкой субстанции метить альфью территорию. Он притирается задницей плотнее и удовлетворенно кивает своему еле заметному отражению, носом чувствуя, что его запах плотно вплетается в аромат жилья. — Какой хороший, — наконец разносится за спиной. — Метишь территорию своего альфы. — У Сокджина мурашки по спине и ток, а мутный взор наконец-то ловит отражение разгоряченного тела альфы в стекле. — Тебе нужно только попросить, — шепчет Намджун, задевая своими губами чужое ухо и легонько его облизывая. — Ты же прекрасно знаешь, я выполню любой твой приказ. Сокджина подбрасывает и штормит, от голоса альфы где-то внизу живота завязывается тугой узел возбуждения, взор застилает пеленой, когда он одними губами шепчет робкое, но с нотками приказа: «Покажи мне, как сильно ты скучал». Намджун поднимает его с оглушающим рычанием, таким утробным, что Сокджин невольно начинает скулить, цепляясь за чужие плечи. Контраст горячей кожи и ледяного стекла рождает внутри омеги какие-то сверхновые ощущения, а заинтересованная Луна только кивает, словно игрушка-болванчик в машине, когда та несется по ямам на скорости двести двадцать. Намджуна дважды просить не надо: он вжимает омегу в стекло, удерживая его одной рукой, а вторую заводя к истекающей смазкой заднице, в голове уже во всю представляя, что именно он будет делать с Джином эти три дня. В перерывах он обязательно все с ним обсудит, и он даже хотел было начать прямо сейчас, но омега возмущенно скулит, требуя не отвлекаться на мыслительные процессы, а когда он самостоятельно направляет чужой колом стоящий член к своей раскрытой дырочке, то альфа самую малость давится слюной. Они правда могут это сделать? Не будет ли Джин после этого избегать его? Он сможет все ему объяснить? Вопросов так много, а в мутных глазах напротив сейчас совсем нет ответов. Однако стоит альфе скользнуть внутрь, как все мысли разом вылетают из головы, заставляя сильнее сжать зубы. Джин, не успев сесть до конца, взвывает, пытаясь соскочить. Джин ни с кем так и не спал, доходит до альфы, и он понимает, что прямо сейчас, даже не смотря на всю имеющуюся смазку, делает ему больно. — Рано нам у стекла такое практиковать, — нежно шепчет Намджун, беря себя в руки. У него нет права на ошибку. Плевать на гон и на течку, он должен позаботиться о своей омеге. Он аккуратно подхватывает Джина под попой, помогая слезть с члена и, поудобнее расположив его на руках, несет в свою комнату. У Джина в голове взрыв вселенной, там разум врубает все красные лампочки и сирены, а Луна машет тысячью белых флагов. Но когда альфа вдруг нежно касается его щеки и улыбается так, что сердце щемит, Сокджин понимает — он в надежных руках. Он хотел забыться и потеряться в ощущениях, вызванных первой за три с лишим года течкой, а в итоге чувствует лишь тепло от окутывающей его заботы и нежное чувство истинной защищенности. Намджун с ним, как с хрупким хрусталем — бережно укладывает на разворошенные черные простыни, пропитанные альфой, целует нежно-нежно, и так пылко, что бабочки, что за эти годы должны были превратиться обратно в гусениц и сожрать Сокджина изнутри, расправили свои крылья и резко расплодились так, что становится даже чуточку щекотно. Губы альфы все выше, он уже скользит от колена к внутренней стороне бедра, все ближе подбираясь к эпицентру всех омежьих бед. Хотя сейчас он уже не считает это проблемой, особенно когда Намджун останавливается, поднимая голову и смотря на омегу совершенно ясным и трезвым взглядом. — Лучше убей меня после этого, но больше не отворачивайся, — серьезно произносит он, кажется, все же решившись сказать все до того, как они потеряются в удовольствии, — я не выдержу еще хоть дня без тебя. Я три года, как цепной пес, ходил за тобой по пятам. Я столько должен был тебе сказать, объяснить и извиниться. Но чтобы не происходило между нами, знай, что я не имею права тобой пользоваться. Я делаю это, потому что считаю лишь тебя своей омегой. Я клянусь, — Намджун слышит чужой всхлип и хмурится, — я ни к кому не прикасался с того дня, как чуть не прибил того мудака на мойке три с лишим года назад. А её я чуть не придушил своими же руками. — Последнее Намджун произносит каким-то нечеловеческим голосом, и омега ощущает, как запах сгущается от злости и отчаяния. Слезы наворачиваются с новой силой: он же все уже решил, что никаких разговоров до окончания течки, а альфа… Видимо, он действительно видит и чувствует то, что омеге необходимо прямо сейчас. Сокджин уверен — он готов дать не меньше в ответ. — Ты принадлежишь только мне, — рычит он, смотря альфе прямо в глаза и срывая все тормоза.***
Три дня проходят, как в тумане. Джин хорошо помнит, что они много разговаривали и очень, очень много трахались. Своим телом он облюбовал все поверхности чужой квартиры, а запах в ней стал настолько смешанным, что голова кружилась. Джин боялся, когда засыпал ночью, ведь утром все могло поменяться. Но альфа держал его крепче прежнего, тихо сопя в изгиб шеи и не давая пошевелиться. Стоило Джину неровно выдохнуть, выпуская тут же появившуюся тревожность, как альфа завозился, кажется, чутко улавливая чужой настрой свалить под шумок из квартиры. — Надеюсь, ты просто хочешь вылезти, чтобы искупаться, а не чтобы усверкать от меня пятками. — Охрипший голос бьет высоковольтным разрядом по омежьему сознанию, заставляя смутиться. — Мне правда нужно искупаться, — еле слышно бучит Джин, отворачиваясь от альфы в попытке скрыть воспламенившееся лицо. Альфа с азартом поднимается, вытягивая шею и пытаясь рассмотреть чужие красные щеки, попутно пальцами пробегаясь и чужому голому боку. Омега мгновенно заливается смехом, еще сильнее удивляя альфу. А он и не знал, что Джин боится щекотки. — Будешь прятаться, защекочу до смерти, — нарочито грозно произносит альфа, важно кивая самому себе. — Лучше приготовь мне кофе. Помнится, ты пил его литрами, не так ли? Альфа прижимается к чужой щеке, звонко целуя и подрываясь с места. Джин со смущением наблюдает за довольно пританцовывающим альфой, чья спина еще долго будет напоминать Сокджину, что он здоровая и довольно-таки сильная омега. Губы невольно расплываются в улыбке. Он мучался три года, но может, они стоили того?