Сильфур

      Утро началось на удивление… не так уж и плохо. Данте рано проснулся, даже слишком. Солнце только-только взошло. Жар стал значительно слабее, хоть и не спал до конца. Разве что горло ощутимо кололо и скребло, но это перетерпеть куда проще, чем горячку и невероятную ломоту в костях из-за неё. Ох… Руки всё ещё чесались, но влажные, прохладные повязки, наложенные, кажется, лишь пару часов назад, умаляли раздражение. Да и сил чесаться не было.       Молодой человек осмотрелся, устало прищурив глаза. Хотелось пить… Лежать на одном месте надоело и мышцы неприятно ныли, требуя хоть какой-то разминки. Ох, и не мудрено. Сколько он пролежал вот так? Хм… Много, пожалуй…       Он осторожно поднялся с кровати. Ноги дрожали, в глазах ощутимо потемнело. Юноша пошатнулся, оперевшись о высокий стол у кровати. Молодой человек был слишком слаб, но так давно не видел ничего, кроме небольшой мрачной спальни с наглухо закрытыми окнами. Душно, темно, словно в гробу. Нет, нет, в гробу он никогда не был, но почему-то думалось, что там он чувствовал бы себя точно так же. Так соскучился по солнцу. Плевать даже, что оно слишком ярко, как и всегда. Хм… Он всегда думал, что для всех людей свет солнечный был, порой, черезчур ярок. Это лишь он слишком долго к нему привыкает, верно?       Цепляясь за всё, что только попадётся он, вскоре, наконец оказался у окна, тут же сощурившись… Но, вскоре, глаза его немного привыкли… Так приятно, пожалуй. Прямо под окном — маленький садик с пёстрыми цветами, зимняя яблоня со спелыми яблоками — стоит лишь протянуть руку. Дорога, уползающая вдаль, в город… А вокруг — лес… Как давно он был в лесу? Воздух здесь удивительно чист. Голова закружилась, заныла. Слишком свежо после смрадной затхлости.       Видел юноша не так уж и хорошо, но даже немного мутноватой картине был безумно рад. Стоило бы купить новые очки… Старые сломал господин Джеремайя, юноша не желал вспоминать, почему. А жаль те очки… Их ещё папенька подарил на шестнадцатилетие. Такие красивые были…       Юноша дрогнул, сдавленно выдохнув и обернувшись тут же, стоило лишь скрипнуть старой половице за его спиной. Кресло мерно покачивалось… — Вы рано сегодня. Что-то встревожило? — мужчина лишь чуть повёл головой, не оборачиваясь. Словно нравилось ему забавиться с пугливым человеком. — Нет, прошу меня простить, Господин, — юноша потупил взгляд, переплетая меж собою дрожащие пальцы. Страшно. Мужчина не разрешал ему подниматься с кровати. — Я не желал бежать или своевольничать…       Данте солгал. Опять… Надоело врать себе и другим. Всё же, он слишком боялся оставаться здесь. Хотел убежать. Правда хотел. Однако, много ль у него сейчас вариантов? Ни денег, ни дома. Стыд. У него нет даже своего белья, какой побег… Да и… Сам Господин… Думалось, что в гневе он невероятно страшен.       Стоит поберечь себя и послушаться лишний раз… Он не станет ублажать его желанья и притворствовать, но… Стоило хотя бы поберечь своё тело. Вернее… То, что осталось цело. Может ли он звать его своим? Вся его суть словно раскололась пополам. Ещё давно. Это тело стало совершенно чужим ещё давно… Он отстранился от себя, чтобы пережить муки. Данте не думал, что вновь сможет стать един с собой. Одна лишь мысль — что шрамы эти и больпринадлежат ему, а не «какому-то глупому несчастному мальчику» заставляла бояться и страдать. — Что же, не лгите мне, юноша, — мужчина хмыкнул, прикрыв глаза. — Я чую Ваш страх, вижу трепет. Никто не желает оставаться в месте, что приносит страх, — исф приоткрыл глаза, вновь впившись в юношу взглядом. — Но у Вас нет выбора. — Хорошо… Господин Адольф? Как мне стоит звать Вас теперь? Мастер, хозяин? Что порадует Вас? — помолчав неловко с минуту спросил Данте. Тяжело встречаться с господином глазами. Так… Давяще… Странно. — Всё верно. Однако, не стоит столь пресмыкаться. Конечно, я потратил на Вас свои деньги и теперь Вы принадлежите мне полностью, но пользоваться этим я не стану, — спокойно пояснил мужчина, поднявшись наконец из кресла и выпрямившись во весь рост. — У меня нет желания развлекаться с Вами. Я не жалкое животное, чтобы не быть в силах сдержать своей похоти и жажды крови. Раздевайтесь, пора заняться Вашими ранами. Завтрак после.       Юноша кивнул, немного подумав. Несмотря на боль в горле и тошноту, в желудке урчало… Кажется понемногу он вновь начинал привыкать чувствовать себя… живым. Хоть немного.       Он разделся вновь, аккуратно сложив бельё рядом. Хотелось прикрыться. Теперь лёгкий стыд, понемногу, вновь начинал покалывать изнутри. Скорее от… Волнения. Не противно ли господину глядеть на него? С ним плохо обращались, он не смог уберечь своё красивое тело.       Горячие ладони, контрастирующие с холодными мазями, заставили дрогнуть. Даже через перчатки он чувствовал. Он стыдливо поджал губы. Господин касался его везде, даже внутри. Длинные пальцы смазывали раздражённые стенки. Совсем неглубоко, почти у самого входа. Должно быть, господин уже успел проверить раньше, нет ли ран глубже. Однако, хоть он и касался не пошло, лишь залечивая раны, но кожу от каждого касания словно жгло огнём, хотелось содрать, смыть чужие следы. Он злился на себя, закрывая глаза, чтобы не видеть разедённых колен и послушно терпел. Это действительно нужно ему. Он виноват во всём, так что… Радость, что хоть кто-то помог…       Стоило потерпеть, и вправду… Горячий хоть и простой, бульон очень манил. Стыдно, но юноша чувствовал себя щенком, которого угостили за хорошо проделанную работу. Словно господин дрессирует его, приручает. — Плохо видите? — исф присел на кровать рядом с человеком. Господин успел подметить, как щурится юноша, присматриваясь к деталям незнакомого дома. Не так уж сильно, но заметно. Данте кивнул, отпив ещё горячего бульона. Мутило… Юноша скривился, тяжело дыша, но продолжил есть. — Хм… Знаете, у меня было несколько пар очков… Не новые, от мастера, но, полагаю, сейчас Вам нет дела до их новизны.       Исф достал из-под стола ларец, в котором, как оказалось, были аккуратно разложены десятки пар очков, явно успевших уж повидать всякого. Ясное дело, будь все эти тонкие узорные очки новы — вряд-ли валялись бы где-то в ящике… — Пойдём в город через время, так уж и быть, если ничего не подойдёт, — снисходительно добавил мужчина, протирая последнюю пару-тройку очков с потемневшими дужками и оправами, раскладывая их на кровати. Данте осторожно коснулся нескольких пар, пододвигая их ближе, не зная, с которой начать.       Добрая половина совсем не подходила, в них было чуть ли не хуже… В некоторых картинка была немного чётче, потом, наконец, нашлось и несколько хороших пар. Может, даже лучше, чем его старые. Особенно юноше приглянулись милые очки с круглыми стёклышками и немного потёртой тонкой оправой из бронзы, кажется. Ничего вычурного…       Он перевёл взгляд на Господина Адольфа. Он и так видел его лицо раньше, почти ничего не изменилось, лишь стало чуть чётче. Такое же строгое и утончённое, необычно величественное, лишь сильнее подчёркнутое резкими прямыми морщинами в уголках глаз и губ. И глаза господина стали сейчас лишь чётче. Человек совершенно точно чувствовал, что… было в них что-то… странное… Конечно же, кроме блеска и чёрно-белого их цвета. Нечто… Совершенно иное, что будто бы затягивало внутрь, не отпускало… Ох, взгляд его так тяжел от того лишь, что глаза его многое успели увидеть?.. И лицо столь пусто… — Что Вы, смотрите на меня так, словно пред Вами бог, милый юноша, — отшутился Исф. Глаза его совершенно странно блеснули. Он сощурился, чуть отвернувшись, вновь наказывая, что делать, — Поднимайтесь, если поели. Я истопил Вам баню и приготовил мыло. Вам стоит вымыться, я не переношу грязи и неприятного запаха.       Юноша кивнул, осторожно промакнув чуть порозовевшие за эти несколько дней мягкие губы тыльной стороной ладони. Слышать о мыле было… радостью. Ох, он мог лишь мечтать о нём все эти дни, мечтать наконец смыть с себя грязь и впитавшийся словно в саму его суть терпкий запах секса.       Он с трудом поднялся с кровати. Желанья чем-то заняться в нём было много, да только сил в теле мало. Мужчина легко подхватил Данте на руки, подметив его слабость, словно тряпичную куклу, не обратив вниманья на испуг и недовольство человека. Он не желал позволять спускаться ему самостоятельно сейчас. Ступени здесь круты, а хрупкое тело юноши слабо. Если тот упадёт с лестницы, хорошим это точно не кончится.       Однако, Данте и сам не желал противиться господину сейчас. До сих пор Господин Адольф был строг, но благосклонен. Потерять его расположение было бы совершенной глупостью… Человек промолчал, опустив взгляд. — Сначала обмоем Вас, после можете отдохнуть на улице, — не глядя на человека, произнёс мужчина под мерный стук каблуков начищенных туфель о ступени. — Надеюсь, Вы не будете так глупы, чтобы уйти. Вам не нужно бежать от меня сейчас, — добавил он. Молодой человек давно оставил идею побега, каким бы ни был «хозяин», однако… Мог понять, пожалуй, почему господин, всё же, решил сказать о том вслух. Будь Данте глупее — совершенно точно попытался бы. Однако, разум в нём ещё остался.       Баня у господина была знатная. Светлая, хорошенько обструганная изнутри, тёплая, и не слишком душная. Господин, без лишних предисловий, раздел юношу, избавив от бинтов. Мочить раны не следовало, как и не следовало держать их под мокрыми горячими повязками.       Господин не стал тратить времени зря, усадив мальчишку на скамью, встав за его спиной. Длинные пальцы вплелись в остриженные каштановые локоны, смывая грязь. Запахло цветами. Чудное мыло… Приятный запах, пожалуй, несколько успокаивал.       Исф промыл волосы несколько раз чуть тёплой водой, стараясь лишний раз не греть ожоги человека. Воспаление спало, можно было бережно обмыть раны, но обжечь столь чувствительную сейчас кожу вновь было бы ужасно. — Могу я продолжить сам? — сдержанно спросил юноша, смущённо и беспокойно переплетя тонкие пальцы. Он привык быть нагим пред кем-то, странно было вновь чувствовать на себе одежду почти постоянно, но… Подобная забота смущала его намного сильнее. Слишком… странно и непредсказуемо. — Конечно, — снисходительно ответил мужчина, оставив мыло на скамье рядом с мальчишкой. Хм, пожалуй, сложно было сдерживаться рядом с таким сладким мальчиком. По крайней мере, он вряд-ли удержал бы себя раньше, что бы он не говорил. Сейчас секс уже не столь его радует, однако желанье поиграться с хрупким нежным телом никуда не исчезло, пока что. Изводить сладкими ласками, заставлять молить о дозволеньи излиться, забавляться, смущая откровенными речами — ох, определённо, это его развлекало.       Однако, человеку сейчас не до ласк. А в чём интерес, если зверёк лишь плачет и противится. Да и… Он действительно не привык к использованным и повреждённым вещам. Однако же… Грубо звать вещью своего гостя, юношу столь спокойного и приятного. Они не говорили толком, однако человек, кажется, был довольно культурен и не отличался агрессивностью и скудоумием, как многие прочие люди. Господин никогда не ошибался. Пожалуй, этот мальчишка будет чудным собеседником.       Странно, что он думает так сейчас. Должно быть, от того, что с продажными мальчиками он проводил время лишь в постели и за вином, не желая видеть иного. От того они были лишь вещью в его глазах. — Благодарю, Господин Адольф, — тихо ответил юноша, кивнув. Он, определённо, чувствовал, что взгляд господина не был столь уж безразличным, чувствовал, как тот с интересом наблюдает за мальчишкой, изучает, словно бы и не моргая. Не то чтобы это смущало сейчас… Однако… тревожило. Успокаивало лишь то, что за всё прошедшее время господин ни разу не воспользовался слабостью юноши. Он даже… не касался его, если это не требовалось для излеченья Данте. Однако, человек не знал, чего ожидать. До сих пор у него не столь уж хорошо выходило угадывать, как же поступит исф в следующий момент.

***

— Подождите обеда на улице, если желаете, — господин в последний раз окатил хрупкое тело из ковша, после кутая гостя в мягкое полотенце и яркий вышивной халат. Диво, но нашёлся один как раз под размер мальчишки… Пожалуй, в какое-то крошечное мгновенье, исф даже гордился собою. Он мог дать мальчишке, пожалуй, всё, что угодно. Словно в старые времена… Украшенья, шелка, роскошные одежды — этого у него и сейчас было в достатке. Мальчишка мог чувствовать себя королевской зверушкой. — Желаю, — человек кивнул, тяжело вздохнув. Большое влажное полотенце давило на шею и плечи, окутывая ослабевшее тело. Трудно вздохнуть… Но было что-то очень приятное и успокаивающее в том, как влажная тёплая ткань обхватывала его шею. Приятное ощущение давления… Словно под тяжёлым зимним одеялом у матушки… — Чудесно. Вам нужен свежий воздух, юноша, — господин удовлетворённо улыбнулся. Интерес в глазах Адольфа с каждым днём, казалось бы, становился всё менее безразличным. Исфу, словно, становилось всё интереснее. В первый день юноша… Действительно до ужаса испугался исфа. Высокого, рогатого. властного… Интересно, почему же уже сейчас он сомневается в своей тревоге? Совершенно точно видит он, что господин не так прост, но столь, казалось бы, обыденные ласки и забота, которой так не хватало, застилают глаза… Он понимал это. Понимал…       Стоило ли этому противиться? Он… Мог бы «отработать» свой комфорт в постели, однако… Наслажденье от полученных благ почувствует лишь его тело. А как же он сам? Нет, нет… Он не может позволить себе окунуться в то, от чего он так упорно берёг своё разбитое сердце. Он не может стать лишь домашним зверьком, согласным на что угодно ради хоть капли ласки и спокойствия, хоть минуты без страданий и истязаний. Он выжил, будучи послушным мальчиком, но не желал провести так всю жизнь.       Какова же цена за заботу господина? Что нужно ему за столь дорогую и желанную истерзанным сердцем услугу?..       Через некоторое время юношу вырвал из мыслей низкий бархатистый голос из настежь распахнутого окна. Господин закончил… Пора возвращаться в дом. В какое-то мгновенье это непривычное спокойствие показалось… столь обыденным. Словно сействительно стоит смириться. Словно действительно не стоит бежать… Он бросил взгляд на дорогу впереди, на море, на город где-то далеко. И отвернулся. Не сейчас…       На столе уже ждала тарелка нехитрого бульона с овощами. Снова без мяса… Мужчина совсем его не ест? Ох, и было что-то ещё… Очень ароматное, с сухими ягодами и цветками. Чай? Господин может позволить себе чай? Дом его казался большим, а одежды и украшенья — недешёвыми, но… Юноша привык, что чай — роскошь… — Ешьте. После посмотрим Ваши раны. Я нашёл кое-что из одежды, что подойдёт на первое время. Остальное придётся перешить… — Господин Адольф отпил из бокала немного вина, улыбнувшись человеку пред собой. Вино… Баловался он им, скорее, уж из привычки, чем из желанья насладиться. Красивый атрибут его дополняющий и ещё кое-что, что показалось Данте столь же дорогим. — Хорошо, — Юноша кивнул, с интересом отпив чай. Немного послащёный, с ярким привкусом ягод. Это было… Вкусно. — Я не знал, любите ли Вы сахар, юноша, поэтому положил лишь немного. Люди редко отказываются от сахара, — Мужчина кивнул, всё так же улыбаясь. Сахар… По первости юноша, честно говоря, не думал, что подобное может оказаться у господина, живущего в доме не столь уж и богатом…       Отобедав и позаботившись о теле мальчишки, исф не стал томить, положив пред ним стопку белья. То, что сразу нашлось у господина. Вещей у него, конечно, будет куда больше одной стопки, но и времени на их поиски уйдёт куда больше. А одежда мальчишке нужна сейчас.       Юноша неловко кивнул, поблагодарив господина. Срамно ходить пред Адольфом в одном исподнем, но хотя бы не нагим, уже куда лучше… Хоть смущенье и напоминало о себе, но в заботе о невинности и чистоте нужды уже не было.       Молодой человек выбрал для себя нехитрую ночную рубаху с цветочной вышивкой и панталоны поменьше. Завязки помогали им держаться на тощих острых бёдрах. Ох он и не замечал, насколько же сильно исхудал. Его ли это острые кости и бледные руки? Словно… Ещё вчера уснул он розовощёким весёлым юношей… Он забыл.

***

      К вечеру Данте совершенно выбился из сил. Давящая слабость и боль постоянно душили его. Привычное и столь обычное когда-то чувство голода понемногу возвращалось и начинало докучать.       Господина не было дома… Накормив и одев человека, исф отправился в город. Юноша не спрашивал, зачем, а сам Адольф о том не говорил. Господин лишь запер двери, сказав, что вернётся к ночи… Данте вновь оказался взаперти. Однако же чувствовал себя здесь иначе, чем раньше… Яблоня со спелыми сладкими плодами за окном, стоит лишь протянуть руку, книги, картинки с растениями и животными, что можно рассматривать и читать… Это позволяло почувствовать хоть немного свободы, почувствовать, что он всё ещё, кажется, жив. И сейчас этого хватало. Обычное яблоко было невероятной радостью, как радостью был и свежий вечерний воздух. Пряный и влажный. Пахло хвоей и мокрой травой… Он даже может любоваться лесом столько, сколько пожелает…       Однако же, господин не вернулся к темноте, как говорил… Юноша разжёг свет, присев на край широкой кровати господина. Темнота леса за окном пугала сильнее с каждой секундой, что мальчишка смотрел в неё. Данте не выдержал давящей тишины и густой черноты, в конце концов закрыв окно на латунную защёлку… Так стало немного спокойнее…       Заснул сегодня он с трудом. Тело разнылось, глаза, уставшие за день, неприятно зудели и устало слипались, но тревога не давала ему уснуть… Каждый шорох заставлял вздрагивать, а непривычная тишина, словно, готовила к чему-то ужасному. В прошлом господском доме никогда не было тихо. Никогда, если только хозяин Джереми не зол… Нет лучше способа выместить злобу, чем живое тело, что не в силах уйти от ударов и истязаний… Конечно, и тогда не было тихо, но он быстро впадал в забытие и мало что помнил.       Беспокойный сон Данте, через время, прервали уже знакомые шаги по деревянной скрипучей лестнице. Каблуки начищенных туфель глухо выстукивали по затёртому временем дереву.       Юноша не обернулся, вновь стараясь заснуть. Должно быть, господин будет спать в кресле, как и в предыдущие дни. Не хотелось тревожить и раздражать уставшего с дороги мужчину разговорами…       Но, господин, на удивленье, лёг рядом с мальчишкой… Странно, но мужчина ничего не сказал. Он был молчалив, лишь тяжёлое дыханье касалось слуха. Словно он не желал будить человека… Сердце забилось скорее от тревоги, когда господин обнял его, прижимая к себе. Ближе… Тяжёлые вздохи уже коснулись шеи, опаляя жаром.       Юноша явственно почувствовал, как пальцы, длинные цепкие пальцы исфа, раза в два длиннее человечьих, скользнули под ночную рубашку, задирая её так, что даже грудь мальчишки оказалась гола. Исф обнюхивал парня, сопя и фыркая, словно огромный хищный зверь. Узловатые пальцы скользнули по впалому животу, заставляя его задрожать и втянуться лишь сильнее, огладили пах, неприятно, болезненно сжав мягкий член и яички.       Мужчина не стал церемониться, лишь приспустив лёгкое бельё. Когти впились в ягодицы, чуть раздвигая их. Мгновенье и что-то горячее и влажное мучительно медленно потёрлось о сжавшееся колечко мышц. Член господина. Большой, невероятно большой, под стать его росту. Волосы на загривке встали дыбом. Юноша с трудом держал дыханье ровным, однако дрожащие плечи и бешено колотящееся сердце выдавали его. Он не спал… Давно не спал.       Яркая кроваво-красная вспышка боли.       Юноша судорожно хватает ртом воздух, взвыв от боли. Исф за спиной недовольно рычит, повернув бледное личико к себе. Лицо господина черно. Лишь два горящих, будто звезды, глаза. Яростный похотливый, взгляд. — Плохой мальчик, почему же ты не спишь?       Боль вновь разливается по телу, вызывая дрожь, затекая в каждый уголок. Невероятно грубые движенья рвут его. Неприятное мокрое тепло разливается по простыням… Стыд, стыд, стыд… Он… обмочился от страха и боли. Он не выдержал, не смог, он… испачкал господина. Кровь, пот, моча… Отвратительно. — Грязная неблагодарная тварь, плохих мальчиков следует наказывать…

      Он судорожно вздыхает, когда цепкие пальцы крепко сдавливают его шею. В глазах темнеет. Юноша закрывает глаза, и…

Просыпается.

      Просыпается в холодном поту, судорожно хватая ртом воздух. Ночная рубашка душит, вымокнув и прилипнув к телу. Острая боль разрывает изнутри. Данте скулит, свернувшись, дыхание его тяжело. Тонкие пальцы впиваются в плечи, он осознаёт это лишь почувствовав боль. Реальную боль… Сон… Всё это лишь сон. Мысли постепенно проясняются. Дыханье тяжело, липкая, густая от боли слюна вынуждает постоял сглатывать. Сердце колотится, словно бешеное. Сон… Никто не касался его. Никого нет…       Юноша обессиленно рухнул на подушки, спрятав лицо в ладони. Это не первый его подобный сон… Он… плакал бы сейчас, но слёз больше не осталось. Все они истрачены на ошибочную любовь. Мало что осталось от него самого.       Он вздрогнул, слыша уже знакомые шаги по деревянной скрипучей лестнице. Каблуки начищенных туфель глухо выстукивали по затёртому временем дереву.       Юноша не обернулся, кутаясь в одеяло и вновь стараясь заснуть. Нет, это… Случилось только что, разве нет? Эти шаги… Волосы на затылке встали дыбом. Он затаился, вслушиваясь. Словно во сне. Он всё ещё спит? Нет, он… Он проснулся. Но как же… Он не желал, чтобы сон сбывался, чтобы кошмар этот стал явью.       Шаги неизбежно приближались. Словно господин издевался над ним… «Топ-топ, мой милый мальчик, господин уже рядом». Сердце забилось сновой силой, затрепетало, словно птица, пойманная в силки. Человек дрожал, не в силах успокоиться сейчас.       Стук затих. Господин поднялся. Юноша чувствовал его взгляд, но… Исф, словно замер у лестницы, чего-то ожидая. Тихий вздох раздался в тишине. — Всё пропахло Вашим страхом. Что успело с Вами случиться без моего присутствия, юноша? — низкий, тягучий голос господина разорвал тишину на части. Украшенья мужчины тихо зазвенели. Адольф подошёл ближе. Заскрипела старая кровать и промялся матрас. Господин склонился над человеком, опираясь о постель. — Нет, господин, прошу прощения… Я в порядке, — Данте старался не смотреть на исфа. Неприятно. Юноша отвернулся к стенке. Видно, он больше не уснёт, вдруг тот кошмар продолжится… Слишком уж переволновался, слишком испугался… слишком… — Вы хотите чего-то взамен? От меня… Скажите. — Взамен? Разве Вы можете что-то мне дать? — мужчина мягко усмехнулся, словно вопрос, что услышал он задан был несмышлёным ребёнком. — У Вас нет даже своей одежды. — У меня есть это тело, — признать, подобная беспомощность и зависимость от первого встречного господина… уязвляла. Юноше не нравилось полностью зависеть от чужой благосклонности… Тем более — от благосклонности зверя больше, хитрее и сильнее. Зверя, о котором он не знал ничего. Ни его вкусов, ни его помыслов… — Плоть, кровь… Мой разум. Чем я должен заплатить за жизнь? — Тело… Какая готовность служить. Увы, Ваше тело не интересует меня. Меня не возбуждают затраханные до полусмерти тела, — мужчина покачал головой. Это… Звучало не слишком приятно, но… немного обнадёживало. — Ваше тело заинтересует меня, возможно, когда Вы, юноша, будете здоровы и полны сил. Но даже тогда я не стану касаться Вас без Вашего согласия. Я не тупое пустоголовое животное, чтобы мять под себя всё, что хотя бы дышит и имеет место, куда можно вставить. И плоть Ваша, боюсь, мне не интересна. Мясо сейчас не входит в список того, что я люблю. Если Вы предлагаете мне съесть Вас по частям, отрезая от вас кусок за куском, — казалось бы, совершенно непринуждённо произнёс мужчина, будто втолковывая банальную истину. — Но, как же… — юноша не успел закончить, господин тут же пресёк сомненья. — Если Вам нужна причина — интерес. Я делаю всё это из интереса. Делаю потому, что могу. Поверьте, если бы у меня было желание получить что-то от Вас — я сказал бы об этом сразу и отказов не принял бы. Я строг, если дело касается сделок. Полагаю, Вы сами не желаете служить, так к чему эта кротость? Не потеряйте себя, гонясь за желанием выторговать свою жизнь. Став вещью по своему желанью, променяв свой дух, Вы уже никогда не вернётесь обратно.       Юноша промолчал. Господин был… слишком прямолинеен и откровенен в своих словах. Это не было приятно, если говорить честно. Однако… Хотелось верить в эти слова. Хотелось верить, что ему не придётся играть в любовников, чтобы завтра иметь возможность есть и дышать.       Он заснул лишь под утро, когда забрезжил свет… Кошмар не продолжился, к счастью, однако размытые силуэты и тени закружились в новом отвратительном хороводе. Грязные речи, холодные влажные руки… Запах алкоголя и табака, словно наяву. Отвратительно длинный, липкий сон без смысла, начала и конца. Он не сможет отдохнуть сегодня…