Я тебя никогда не забуду

      События развивались быстро. Через три дня Ричард поднялся и стал медленно передвигаться по комнате, а ещё через пару дней они с Женевьев посетили портретную галерею. И Женевьев, затаив дыхание, наблюдала, как Ричард цепко вглядывается в лица потомков, окончивших свой жизненный путь. Задерживался он дважды: около портретов Джеральда Горика и своего тезки, долго и внимательно рассматривая их. А единственные женщины, что его заинтересовали, были Мария Горик, урожденная Тристрам, и жена бывшего герцога Окделла, Инес. Задержался он и около Эдварда Горика, с каким-то удивлением рассматривая изображение седого маршала с жестко сжатым ртом. — Он был очень жизнерадостным мальчиком, — негромко прошептал он сам себе и повернулся к портрету Фредерики, беззвучно шевельнув губами. Женевьев торопливо отвела взгляд. Долгое время было очень тихо, наконец, Ричард вздохнул и посмотрел на свою спутницу. — Никому бы не пожелал такого, — пробормотал он и приказал: — Пошли! И лишь переступив порог библиотеки, куда Ричард попросил его отвести, она осмелилась спросить, почему его портрет так отличается от остальных. Ричард пожал плечами и объяснил, что этот портрет был написан в Кэналлоа, по настоянию Рамиро Алвы, и, по-видимому, позже передан в Горик, так как других изображений у него не было. Женевьев было очень любопытно, почему именно его кровник захотел запечатлеть сына убийцы своего отца, и как сам Ричард оказался в Кэналлоа, но она не осмелилась спросить. — Что вы хотели посмотреть, эр Ричард? — поинтересовалась она. Ричард нахмурил брови, размышляя, потом, медленно подбирая слова, изложил, что именно ему нужно. С первым запросом Женевьев справилась легко: три года назад ее сын Ричард собрал все планы и чертежи замка, которые сохранились. Именно эту толстую папку она и вручила своему гостю, вернее, истинному хозяину замка. И просто сидела в кресле, не шевелясь, наблюдая, как тот, хмурясь, изучает древние чертежи. Когда, наконец, тот отложил последний листок и, по-прежнему хмурясь, медленно сцепил пальцы рук в замок и уставился в какую-то точку за ее спиной, она вздрогнула. Именно так вел себя ее старший сын, когда его что-то тревожило или он обдумывал сложную проблему. — Значит, Джералд и Ричард, — пробормотал Ричард Горик и вновь нахмурился. — Хотя… — Эр Ричард, — окликнула Женевьев, и тот перевел на нее рассеянный взгляд. Несколько мгновений он непонимающе смотрел на женщину, потом тряхнул головой и улыбнулся, чуть склонив голову набок. Когда ее сын так улыбался, она прощала ему все. — Эр Ричард, — мягко повторила она. — Нельзя так долго работать. Не забывайте, вы ранены, вам надо беречься. — Конечно, эрэа, — Ричард отодвинул от себя листы. — Я утомил вас, простите… Он встал из-за стола и с любопытством огляделся. — Никогда не видел такой огромной библиотеки! Он медленно прошелся вдоль ряда шкафов, разглядывая их содержимое. — Здесь хранятся книги за несколько столетий! — с гордостью произнесла Женевьев. — Все хозяева замка пополняли библиотеку. — Но раньше библиотека была в другом месте: в центральной башне, наверху. Там было можно смотреть на лес. — Она там и находилась долгое время. Ричард Окделл перенес ее сюда, в северное крыло. А в центральной башне с тех пор находятся документы рода. Ричард кивнул, и Женевьев поняла — он одобряет такое решение. Помещение библиотеки и вправду было просторным и удобным по сравнению с небольшой комнатой в башне. — Семейные скелеты надо хранить подальше от чужих глаз, моя эрэа, иначе они могут ненароком вывалиться из сундуков, а это вряд ли кого порадует. — Какие секреты! — Женевьев засмеялась. — За прошедшие столетия жизнь нашей семьи изучали под увеличительным стеклом! Вы не представляете, сколько научных трудов, пьес и романов написано о Гориках и Окделлах, а последние несколько лет их количество растет, словно снежный ком! Вот, смотрите! Она вскочила с места и подвела Ричарда к книжному шкафу, расположенному у окна, рядом со столиком с компьютером и небольшим диванчиком. — Смотрите! Это все о вас, о Джеральде и Льюисе, о восстании Эгмонта и, конечно же, о Ричарде Окделле и о многом другом. Ричард молча разглядывал ряды корешков, не делая попытки открыть шкаф. — Люди суетны и любопытны, — процедил он. — О семье снято достаточно большое количество фильмов, — продолжила Женевьев. — Два из них удостоены премий Талигского кинофестиваля, а вот новый, посвященный истории Марии Горик и Раймонда Ларака, претендует на Хрустальную розу киноакадемии Золотых земель. Она посмотрела на каменное лицо графа Ричарда Горика и пробормотала: — Извините, я сейчас все объясню… Пьесы, они пишутся для театра. Это… — Я знаю, что такое театр, эрэа, — Ричард произнес это негромко, но так, что Женевьев невольно поежилась. — Я не понимаю, как объяснить: я хирург, а не инженер. Словом, актеры играют пьесу, и она при помощи определенных механизмов записывается и потом ее можно смотреть не в театре, а дома или в кинотеатре — таком строении, где показывают фильмы. — Актеры приходят в дом по приглашению? Зимой в замки часто звали жонглеров. Они рассказывали легенды и баллады, пели, показывали фокусы. А весной шли дальше. Уже было тепло и можно было выступать на площадях больших городов. — Нет. Они не могут прийти в тысячу домов. Приходит их изображение. Женевьев горестно вздохнула, признавая свою полную неспособность объяснить самые простые вещи. Она беспомощно оглянулась, словно в поисках поддержки и радостно улыбнулась, увидев компьютер. — Создатель! У меня же есть диск. Я покажу. Она быстро открыла ящик стола, где хранились записи, и достала пластмассовую коробочку с темноволосой красавицей на обложке. — Вот! «Вино графини Тристрам». Именно этот фильм претендует на Хрустальную розу. Сейчас вы все увидите. На экране появятся говорящие картинки, только не пугайтесь, пожалуйста. Просто прошло много времени, наука ушла далеко вперед… — Успокойтесь, эрэа, я обещаю не кричать и не падать в обморок. Все-таки я воин. Наконец они уселись на диванчик, и Женевьев включила компьютер. Ричард слегка побледнел, когда на экране после титров появились актеры и зазвучала речь. Казалось, ему действительно хочется броситься прочь, но он переборол себя, стиснув кулаки, и уставился на экран. Граф Горик смотрел на экран монитора, а Женевьев на него. Почти священный ужас, растерянность, изумление и недоверие, недоумение и… насмешка. За все время просмотра он не произнес ни слова, а когда экран погас, откинул голову на спинку дивана и хмыкнул. — Вам не понравилось? — виновато спросила Женевьев. Она слишком поздно сообразила, что в ленте упоминаются сам Ричард Горик: герой находит записи о его незаконнорожденном сыне от некой племянницы священника. — Простите, я как-то не подумала. Но ведь это просто авторский вымысел. О той эпохе и о вас самом осталось слишком мало свидетельств, вот и выдумывают невесть что. — Мою постель, эрэа, пытались перетряхнуть многие, правда, потом раскаивались. Одной вымышленной любовницей больше, одной меньше Дело не в этом. — Вам не понравились актеры? Марию играет Катарина Ариго, сестра моего однокурсника Ги. Она — одна из наших ведущих актрис и пользуется огромной популярностью. Ей всегда достаются такие роли за изящество и аристократические манеры. Она ведь из знатной семьи. — Кто такие Ариго — мне известно, — бросил Ричард. — Как они допустили, что она стала комедианткой и общедоступной женщиной? — Актриса — не общедоступная женщина! — рассердилась Женевьев. — Она человек искусства, она несет людям радость, наслаждение, заставляет их любить, ненавидеть, думать о жизни и своем месте в ней! — Насчет наслаждения — не сомневаюсь! — Ричард усмехнулся. — Вы станете утверждать, что сия женщина добродетельна, живет с мужем, растит детей, а показывается всем в обнаженном виде с чужими мужчинами исключительно для того, чтобы доставить всем радость и заставить подумать о сущности бытия? Женевьев прикусила губку. Катарина, сменившая третьего мужа и, если верить сплетням, сейчас являвшаяся любовницей Марселя Валме, одного из разработчиков и основателей социальной сети Taligbook, на добродетельную женщину, особенно в понимании Первого маршала Талига начала Круга Скал, явно не тянула. — Дело не в ней самой, а в том образе, что она создает! — наконец проговорила она. — Мария Горик — сложный персонаж и неоднозначный. — Не смею с вами спорить, эрэа, — неожида нно учтиво произнес Ричард. — Я не хотел вас обидеть. Ни вас, ни эрэа Ариго. В конце концов, ее поведение касается лишь ее близких. — Вам не понравился фильм, — вздохнула Женевьев. — Возможно, просто непривычно. — Непривычно, — Ричард согласно кивнул головой. — Но я всегда любил старинные легенды и баллады. Хотя это и баллада о моем потомке. Сочинитель придумал красивую историю. — Сюжет основан на реальных событиях, — резко отозвалась Женевьев. — Раймонд Ларак не хотел, чтобы его будущую жену упрекнули в корысти. — Как трогательно! Не маршал, пиит. — Прошение маршала Ларака о передаче титула малолетнему графу Горику хранится в Королевском архиве государственных актов. Вряд ли маршала могли принудить к этому. Да и кто? Такая любовь встречается редко, и мы в нее не верим, как правило. Но это исторический факт, нравится вам это или нет! — Эрэа, я мало понимаю в механизмах, окружающих вас, но это лишь механизмы, которых я не знаю. Это не значит, что я не умею думать. И странно, что вы верите в эту сказку. — Эта сказка существует более шестисот лет. Они прожили вместе длинную и счастливую жизнь, вырастили детей. Конечно, Марию и Раймонда подозревают в смерти Артура, но это не доказано. Хотя мне кажется, что они могли. Любовь жестока, как и жизнь. — Браки заключались, как правило, исходя из интересов семьи. На возраст редко обращали внимание, если женщина находилась в той поре, когда была способна подарить мужу наследника. И столь незначительная разница в летах никогда не имела решающего значения. Их могли обручить, и Мария бы ждала, когда жених отслужит оруженосцем и поведет ее к алтарю, ведь родить она могла и в двадцать пять лет. Значит, или семьи были против, или любовь мимолетной. А может, ее и вовсе не было, придумали потом. К тому же я сильно сомневаюсь, что, если такое было возможно, Тристрамы отказались бы сделать свою дочь герцогиней. А тут… Десять лет мучительного чувства, о котором никто не знал. И о котором объявляют, как только погибает муж эрэа. Или чувство возникло, как только Мария овдовела? Или она очень вовремя и удачно овдовела, сразу после очередного землетрясения, чтобы Раймонд смог дать волю своим чувствам? В свое время легенда о Беатрисе Борраска казалась мне необыкновенной, и я даже сочувствовал гордой и отважной эории. Годы придают любой истории правдоподобие. — Перестаньте говорить загадками, граф Ричард Горик! Что здесь не так? Ричард кивнул и медленно заговорил, подбирая слова: — Надор — богатейший край, как вам известно. Лес, камень, руда, серебро —немного, правда, но есть. Лен, да много чего ещё. К тому же воины. Надорцы всегда ценились за храбрость. Владетельные герцоги очень богаты и могущественны. И все это за женщину не первой молодости, мать троих детей? — Они получили Ларак. — Вересковые пустоши, немного лесов, озера с рыбой, пашни. Слишком дешево за Надор. Правда, одно преимущество — там нет гор. Женевьев подняла брови. — Ларак, получив герцогство, первые годы успешно с ним справлялся. Люди, если и не приняли нового сюзерена, открыто не сопротивлялись, ведь мой отец погиб, а я был мал, да и лишен всего. Но когда мне исполнилось шестнадцать, я услышал зов камней. Скалы приняли нового Повелителя. И началось… Несколько раз Ларак чуть не погиб под обвалами. Из сыновей моей матери от Ларака выжил только Люсьен. Он увлекался легендами и землеописанием и очень скоро все понял. Брат предложил мне взять мое по праву, но я отказался. — Почему? — У меня были очень серьезные причины, поверьте. Женевьев хотелось обидеться, но она сдержалась: Ричард не обязан доверять настолько, чтобы делиться потаенным. — Ведь Лараки владели Надором до 158 года Круга Скал. — Да, владели. Но, думаю, Скалы не давали им жить спокойно. Женевьев потянулась к компьютеру под любопытно-настороженным взглядом Ричарда, явно опасавшегося столь странного для него «механизма». Так, Лараки, герцоги, с 158 г. Круга Скал графы, родословная… А потом они вместе рассматривали генеалогическое древо семьи. Роджер Ларак, погиб в семнадцать лет, в Надоре. Лайонел Ларак, не дожил до двадцати пяти, умер в родовом замке. Питер, умер младенцем, Раймонд Ларак, маршал, выжил — один из шести своих братьев. Лишь двое из них успели окончить Лаик, погибли в родном герцогстве, приехав навестить мать после выпуска. Согласно родословной, из трех мужчин выживал один. И еще одна любопытная особенность: выживали и долго жили те, кто покидал Надор в детстве и почти не появлялся в нем. Женевьев прикусила губку и вновь взялась за клавиатуру. «…согласно исследованиям мэтра Шрекли, в период с 6 по 158 гг. Круга Скал в Надоре каждый год происходили землетрясения, особо крупные из них пришлись на 7, 41, 147 и 157 годы. Два последних, помимо ушедшего под землю Холодного леса, обрушили часть дороги, ведущей в замок, изменили русла двух небольших рек, что вызвало наводнения. При каждом из них гибли несколько членов герцогской семьи. Из шести братьев последнего герцога Раймонда не выжил никто». — Землетрясение 7 года Круга Скал. Именно тогда Скалы впервые позвали меня и передо мной открылась Дорога Повелителей. Чужак Надору стал без надобности. Думаю, семья не раз пыталась избавиться от наследства, но — увы, — продолжил рассуждения Ричард. — Могу предположить, что землетрясения 147 и 157 годов сыграли решающую роль. Возможно, Лараки обращались к Артуру Горику, но тот ответил отказом. А вот его сын был мал и принимать решения не мог. В противном случае все выглядит очень странно. Маршал влюбляется в мать троих детей и в пылу страсти отдает будущему пасынку достояние семьи. А ее члены не пытаются противиться. У него погибли братья, но, наверное, были мать, сестры, тетушки, дяди, кузены? И никто не попытался его образумить, а король согласился со столь необычным решением? После этого они долго молчали, а Женевьев бездумно щелкала мышкой, перемещаясь с одной записи на другую. Ричард серьезно следил за ее действиями, мелькающими лицами, звуками музыки и речи, как вдруг тронул женщину за руку. — Подождите! Что это? — Это? — Женевьев посмотрела на монитор. — Это рок-опера. Ну, произведение, где актеры говорят, поют и немного танцуют. — Красиво. «Я тебя никогда не увижу, я тебя никогда не забуду…» Женевьев переключила сначала, и Ричард глуховато подпел первую фразу. — Вы поете? — Нет, конечно. — Голос у вас красивый, очень. — Я маршал, а не жонглер. Женевьев кивнула, соглашаясь. *** Следующий день Женевьев и Ричард начали с прогулки по замку. Он с интересом рассматривал уютные комнаты южного крыла, просторный спортивный зал с тренажерами, переделанный из оружейной, кабинет, гостиную, курительную. — В начале этого века замок обветшал и Эдмунд Горик начал реконструкцию… восстановление. Тогда были перестроены южное и северное крыло, фасад, сделана оранжерея. Неизменной в основном осталась центральная часть, — давала пояснения Женевьев. — Здесь собрали все, что сохранилось от прежних времен. Она подвела его к небольшой галерее, стены которой были увешаны старинными щитами, мечами, шпагами. В углу стоял рыцарь в темных доспехах, украшенных золотыми насечками. — Вот! Ваши парадные доспехи сохранились. Ричард с интересом глянул на них и расхохотался. — Эти? Ну, в некотором роде мои, конечно. Я их получил от Штефана фок Варзова после битвы при Херке. У нас не было шанса не только выиграть, но просто уцелеть. Но мы победили. Когда я решил все-таки дать бой, Штефан кричал, что я безумец или предатель. И он клянется своей честью, что мы все тут и поляжем. А если нет — он отдаст мне родовое кольцо. После победы он попросил меня обменять кольцо на новые доспехи. Кольцо мне было ни к чему, доспехи, впрочем, тоже, но проучить не мешало. Женевьев фыркнула. — Их иногда дают на выставки, как доспехи графа Горика. А пять лет назад они даже в киносъемках участвовали. Фильм назывался «Маршальский жезл». Вас играл сам Герард Арамона. Все признавали, что это одна из лучших его ролей. Фильм у нас есть. Ричард лишь покачал головой. — Мне бы хотелось прогуляться. Вы не возражаете? Они выбрались из замка через старую калитку в стене и спустились к лесу. В Горике лето было в разгаре. Пахло нагретой на солнце смолой и полевыми травами, прямо из-под их ног прыснул в сторону маленький зайчишка. Ричард расхохотался и рухнул в траву, широко раскинув руки. Женевьев опустилась рядом, сорвала травинку и пушистой метелочкой провела по его лицу. Тот зажмурился на секунду, чихнул, а потом посмотрел на нее широко распахнутыми глазами. — Ты даже не можешь себе представить, девочка, каково это, вернуться в свой дом. Даже когда там нет никого, кто знал тебя когда-то. А дом стоит. И жизнь идет. Женевьев молчала, чувствуя, что ей просто не хватит слов, чтобы сказать все, что накопилось на душе за эти дни. Ричард Горик шагнул из небытия и словно разорвал серую пелену, окутывающую ее эти три года. Сильный, умный, не пугающийся реалий того мира, куда его завел Путь, он словно и ей всем своим видом и поведением говорил: «Надо жить!» Ричард приподнялся на локтях, огляделся, но уже без улыбки, цепким, жестким взглядом охватывая и поляну, и бегущую рядом тропинку, и покачивающиеся на легком ветерке колокольчики. — Хотел бы я знать, почему Путь привел меня… — начал он, но оборвал себя, неожиданно крепко взяв ее за запястье и разглядывая тонкий шрам у локтя. — Откуда? — Я же была на войне. Это память о первой, когда работала в полевом госпитале. Нас обстреляли. — Сколько лет прошло, а дриксенцы все не успокоятся? Или это Агарис? — Дриксен — наш союзник. Последние лет пятьдесят мы воюем с Кэналлоа. Ричард судорожно вздохнул, сжал в кулак пучок травы, чуть не выдирая ее из земли и незнакомым, хриплым голосом произнес: — Почему они бунтуют? Хотят отделиться от Талига? Но зачем? — Нет. Они отделились давно, ещё при внуке Диего Салины. Вопрос границ: они не нравятся ни соберано Кэналлоа, ни королю и парламенту. И мы, и они претендуем на полный контроль над перевалами. — И кто же побеждает? Женевьев посмотрела на его вмиг осунувшееся лицо и медленно заговорила, подбирая слова: — Первую войну мы проиграли, вчистую. Пришлось даже убирать наши посты с перевалов. Перешеек целиком и полностью перешел под их контроль. И через несколько лет все началось сначала. На этот раз нам повезло. — Вы перестроили армию? Или поставили другого командующего? — Нет. Но в разгар военной кампании погиб Карлос Салина. Первый маршал Кэналлоа. Очень нелепая и странная смерть. На несколько дней командование растерялось, и штаб талигойской армии этим воспользовался. Теперь перевалы наши. — Значит, — очень тихо, как бы про себя, произнес Ричард, — скоро все начнется сначала. — Начнется, — тоже очень тихо ответила Женевьев. — Только более нет ни Карлоса, ни моего мужа. — При чем тут твой муж? — Алан был награжден орденом Талигойской Розы. Я не знаю, как вы называли таких, как он. Он руководил разведкой, и скорее всего именно он разработал ту операцию по ликвидации Салины. Недаром погиб от руки кэналлийских террористов.Конечно, доказать причастность правительства Кэналлоа не удалось, но всем и так было все ясно Она посмотрела на застывшее лицо Ричарда. — Ты осуждаешь? — Солдата, исполнявшего свой долг? О чем ты, Женни? Женевьев улыбнулась: они так естественно перешли на «ты». — Идем? Или ты хочешь навестить их? — Кого — «их»? — Твою жену, детей. Усыпальница недалеко, рядом с церковью. Ее построили ещё при жизни Фредерики. Ричард отрицательно покачал головой. Он помнил их живыми, полными сил и веселья, и не хотел смотреть на холодные надгробия. Обед им подали в малой гостиной, где они встретились впервые. Первое время они молчали, думая каждый о своем, но потом Ричард кивнул на экран телевизора. — Ты говорила, он рассказывает обо всем, что происходит в стране? Женевьев кивнула. — Сейчас очень много говорят об Изломе. Журналисты — люди, которые собирают новости, — часто не проверяют их, или просто используют сплетни. — Я переживу. Женевьев нажала кнопку, и белокурая ведущая, модная градуированная стрижка которой вызвала искреннее недоумение графа Горика, хорошо поставленным голосом произнесла: — До Излома, как вам известно, осталось менее года. Сегодня мы не можем не спрашивать себя, что нас ждет? Когда Круг Молний сменялся Кругом Скал, перестала существовать Великая Талигойя и возник, волей Франциска Оллара, Талиг, чья жизнеспособность была поставлена под сомнение четыреста лет спустя. И, конечно, мы не можем не спрашивать себя, что принесет нам Круг Волн? Последние десятилетия не были спокойными. Войны, эпидемии коронавируса, с которым удалось справиться с большим трудом, унесшие тысячи жизней, неурожай прошлого года, заставивший правительство взять кредиты у гоганов, чтобы обеспечить страну зерном. Но, как сообщает наш корреспондент из Надора, к нам пришла новая беда. Скалы, которые молчали почти триста лет, снова заговорили. Сотрясается Большой Северный хребет, а это грозит перекрыть федеральную трассу, связывающую нас с Гаунау. А если к нему присоединится малый Надорский хребет, могут пострадать и наши внутренние дороги. Что хотят от нас Скалы на этот раз? Наш корреспондент попытался связаться с семейством Горик, потомками герцогов Окделлов, некогда владевших Надором, но их особняк оказался пуст. По непроверенным данным, графиня находится в Горике, а ее сыновья — у своих друзей в Сэ. К сожалению, это семейство отличается крайней необщительностью и консервативностью. Они никогда не дают интервью и решительно отказываются не только показать те артефакты, что хранятся у них в семье не одно столетие, но и открыть доступ к своим бесценным архивам. Между тем, материалы, собранные там, могут раскрыть не только тайны прошлого, но и дать нить к загадкам настоящего. Ведущая драматично закатила глаза, показывая всем, как она оценивает подобное поведение, но тут же снова защебетала. — А сейчас мы покажем вам только что полученные кадры из Надора. Съемка сделана при помощи дронов, так как находиться на территории бывшего герцогства крайне опасно. Женевьев и Ричард приникли к экрану. Дрон то поднимался ввысь, то спускался прямо к сотрясающимся скалам, показывая, как дороги превращаются в завалы, а могучие деревья с хриплым прощальным стоном ломаются пополам или с корнем выворачиваются из земли. Но самое страшное было впереди. Воды озера, образовавшегося на месте Надорского замка, серым столбом взметнулись ввысь, и изображение исчезло. — Дрон! — растеряно всплеснула руками ведущая, вновь появляясь на экране. — Вы были свидетелями катастрофы, которая происходит в Надоре. Сейчас мы связываемся с мэтром Понси, ведущим специалистом-сейсмологом, чтобы он поделился с нами… — Достаточно! — прорычал Ричард. — Выключи это! *** Экран погас, и в комнате повисла мертвая тишина. Наконец Ричард невесело усмехнулся и, взяв бутылку, разлил вино по бокалам. В тонком алатском хрустале оно отливало красноватым, кровавым отблеском. Ричард выпил залпом, как пьют тюрегвизе, и Женевьев последовала его примеру. «Черная кровь» показалась водой. — Когда говорят Скалы, людям следует их слушать, они не любят пренебрежения. Женевьев ничего не ответила: серый столб воды, достающий до свинцовых облаков, все еще стоял перед глазами. Хорошо, что это был дрон. Смерть летчика была бы, конечно, мгновенной, но от этого не менее страшной. Земля предков ее мужа и сыновей билась в судорогах, хрипела, словно смертельно раненый, но все еще опасный зверь. — Ты считаешь это голосом Камней? — тихо спросила она. — Но такие природные явления происходят повсеместно. — А ты все еще считаешь, что магии не существует? — Надоры — сейсмоопасный регион, это я помню ещё со школы, — упрямо возразила Женевьев. — Их часто трясло. — Как еще Скалам достучаться до людей? — пожал плечами Ричард. — Когда те не хотят слышать их шепота, они кричат. — Понять бы, что их так разгневало. Тогда, возможно, станет ясно, почему я оказался здесь. — Но ты сам говорил, что решил проститься. — Решил. Женни, я бы никогда в жизни не доставил семье такого горя — хоронить меня дважды, и, зная все, ждать известия о смерти. Я слишком любил детей и уважал и ценил жену. — Но тогда… Я что-то неправильно поняла? — Все верно, я хотел проститься. С Рамиро Алвой. Женевьев замерла. — Вы настолько дружили? Или предположения о том, что вас связывало нечто большее, соответствует действительности? — Мы прошли вместе войны и заговоры, становление империи Оллара, гибель и предательство друзей и близких. Для меня нет более дорогого человека. Надеюсь, для него — тоже. Он усмехнулся. — Абвении и их первые потомки считали такие отношения нормой. Но потом пришел эсператизм, все поменялось. И хотя мужская привязанность была довольнораспространена, особенно на севере и юге, о ней старались не упоминать или говорили шепотом. Да и церковь старалась, объявив такие отношения противоестественными и противными Создателю. В ваше время это тоже осуждается, я понимаю. Но я не могу отказаться от самого себя, да и лгать тебе мне тоже не хочется. — Наше время более гуманно, мы признаем даже однополые браки. И не мне указывать графу Горику, кого ему любить. Ричард слабо улыбнулся и кивнул. — Оставим наши чувства на потом. Сейчас надо понять, что происходит, а главное — что делать. Твой знающий все механизм может нам помочь? В просторном зале библиотеки Женевьев снова включила компьютер и вопросительно посмотрела на Ричарда. — Землетрясения. Если он может нам сказать, когда были самые сильные из них, начиная со 157 года Круга Скал. Найденные данные свидетельствовали, что Скалы прекратили трястись после перехода титула и земель к Джеральду Окделлу. Мелкие землетрясения случались часто, как это и бывает в горах, но они ограничивались небольшими осыпями, сходами мелких лавин, перекрывающих дороги и тропы, и, главное, не губили людей. До 399 года, когда рухнул Надор, унеся с собой жизни обитателей замка. Потом почти два года Скалы молчали и заговорили лишь в начале 1 года Круга Ветра, погребя под камнями отряд королевских гвардейцев, приехавших с указом Карла IV о передаче надорских земель графу Манрику, до этого времени управлявшего краем от имени короля. Регент Талига, герцог Алва, вернувшийся в это время в столицу, принял решение оставить край под королевским управлением. Ричард взял лист бумаги и стал сосредоточено что-то чертить, покусывая карандаш. Наконец он оторвался от листа и протянул его Женевьев. Та с любопытством посмотрела на ломанную линию с непонятными значками сверху. — Смотри. Скалы карали, когда Повелитель был повинен в преступлениях. И в то же время не терпели чужого владычества, требуя, чтобы истинный хозяин земель вернулся. Это и показывает история землетрясений. Скалы отняли жизнь у моего младшего брата, видно сочтя, что смерти отца недостаточно за совершенное им убийство. И затихли, пока мне не исполнилось шестнадцать лет. В седьмой год Круга Скал я посетил Надор: матушка плохо перенесла очередные роды, тяжко болела и просила меня приехать. Ехать я не желал, слишком тяжело было вновь увидеть родные места, связанные с отцом. Меня уговаривал Шарль Эпинэ, но я уперся. Именно тогда он и поведал мне о том, что Рамиро не убивал Эрнани Ракана, что тот тайно передал власть Оллару и удалился в Лаик. Шарль поклялся мне в этом кровью, ведь он сам проводил короля в монастырь. После этого я впервые в жизни напился в какой-то харчевне, попал под дождь со снегом по дороге домой и слег в лихорадке: от боли, отчаяния и невозможности что-либо изменить мне хотелось умереть. И вот в одну из ночей, что я метался в беспамятстве, послышался гул. Камни, огромные валуны, из которых был сложен Надор, заговорили со мной. Их низкие, хриплые голоса звали ступить на какой-то Путь. «Повелитель, — звенело у меня в голове, — пора! Мы ждем… Ждем… Не медли, пора!» Видно, я был очень плох, так как, очнувшись, увидел у постели не лекаря, а Шарля, бледного, с покрасневшими глазами. — Слава Абвениям! — вырвалось у него. — Лабиринт выпустил! Дядя не отличался религиозностью, и вряд ли был в церкви хоть пару раз на моей памяти, но древних наших предков не поминал никогда. — Меня зовут камни! — сообщил я ему. — Камни Надора! Шарль побледнел, судорожно вздохнул и непонятно произнес. — Если бы они выбрали Алана, ничего бы не случилось. А затем подал мне чашку с какой-то тинктурой и жестко произнес: — Как только встанешь на ноги — отправишься к матери! Спорить с ним было бесполезно, и через три недели я тронулся в путь. Именно в доме моих предков и открылся мне Путь. Ричард мягко улыбнулся, видно вспоминая что-то необыкновенно приятное. Женевьев молчала, не желая ему мешать. Через пару минут лицо Ричарда приняло прежнее выражение, и он продолжил. — С тех пор Скалы открывали мне дорогу, где бы я ни находился… А в Горике появился этот коридор, как бы олицетворение Пути. Я сам не захотел вернуться в Надор. Но, видно, Скалы не могли с этим смириться и выживали Лараков, пока не добились своего. Как я понимаю, ни моим детям, ни правнукам Путь не открылся. Лишь Джеральд был удостоен этой чести. Но он вернулся в Надор. — И закрыл коридор злесь, в Горике — Думаю, Путь исчез сам, ведь он существует только рядом с Повелителем. А Джеральд заложил стену, так, на всякий случай. — И никто до Ричарда Окделла не обладал этим даром? Почему так долго? —Трудно сказать. Повелители вернулись в Надор, а его больше нет. Был ли там Путь и кто им пользовался, мы никогда не узнаем. — Почему именно Ричард? Скалам были безразличны его деяния? — Они обрушили Надор и лишили его семьи, разве это не наказание? — А потом простили? Но почему? — У меня лишь одно предположение, Женни. Рокэ Алва. Только он мог даровать ему прощение или попросить за него. Женевьев смотрела на него широко открытыми глазами. Все, что он говорил, казалось ей чем-то нереальным, но в то же время имевшим место быть. Путь, Повелители, в существование которых давно никто не верил, низведя ранее грозное и гордое звание до пустых красивых слов, прилагавшихся к титулу и свидетельствовавших о древности рода. Скалы, грозно напоминавшие людям о том, что Законы надо чтить, люди, платившие за их нарушение жизнью. Этого быть не могло, но это было. Ей очень хотелось, чтобы это происходило не с ней или оказалось мороком и развеялось как дым. Но легендарный предок ее мужа преспокойно сидел перед ней, нахмурив брови, а в нескольких сотнях хорн бушевал Надор, и она чувствовала, что это только начало. Горы опоясывают большую часть страны, и из Надора нити разлома могут потянуться дальше в Придду, Ноймариен, их тихий Горик. Она сжала виски пальцами и постаралась взять себя в руки. Мысли метались в голове испуганными птицами, не давая сосредоточиться. Скалы недовольны. Но почему Ричард ищет ответ в прошлом? Ведь Камни вели себя много лет тихо? И почему герцог Алва смог остановить Скалы? Видно последнее она произнесла вслух, так как Ричард неохотно пояснил: — Ракан может все. В том числе защитить своего вассала от гнева его стихии. — Ракан? Как Ракан? Ведь… Раканы жили в изгнании в Агарисе! А последний из них, Альдо, погиб в Олларии. Я разве не говорила? Наверное, не сказала, или ты не запомнил, столько всего! — У меня хорошая память, Женни. Но я сказал правду. Альдо не был Раканом, как и его отец, и дед. Раканами были герцоги Алва, потомки Альбина Борраска, сына Беатрисы и Эридани. — Но как? — Женневьев забыла, как дышать. — Подробностей не знаю. Но могу поклясться кровью, что это правда. Он помолчал мгновение, то ли размышляя, говорить ли дальше, то ли подбирая слова, а потом медленно проговорил: — Видишь ли, свидетельство этому я получил в зале Мечей, в Лабиринте. Четыре луча образовали корону над головой Рамиро. А Лабиринт не шутит, как и силы, властвующие в нем. Женевьев зябко повела плечами, словно на нее дохнуло холодом каменных стен. Магия, утраченная за пролетевшие века, поражала ее не меньше, чем механизмы конца Круга Ветра — Ричарда. Весь оставшийся день они так и провели в библиотеке, раз за разом перелистывая историю рода Окделлов и историю Талига, но никаких умных мыслей им в голову, увы, не пришло. На следующий день Женевьев разбудил звонок стационарного телефона. Аппарат был старый, без определителя, им обычно пользовался Алан для каких-то своих переговоров. После его смерти он так и остался стоять в спальне, у Женевьев не поднялась рука его убрать. Звонил он крайне редко, так как людей, знавших номер, можно было пересчитать по пальцам. Мэтр Рокслей относился к их числу. Рассыпавшись в извинениях, он напомнил Женевьев, что заказ ждет ее. Мэтр считался одним из лучших ювелиров Талига. Ему много раз предлагали перебраться в Олларию, но он не хотел отрываться от родных мест и могил близких. Когда-то многочисленный и знатный род почти угас. Единственная дочь Джорджа Рокслея жила с семьей в Эпинэ, навещая отца дважды в год. И граф, махнув рукой на титул, сдал в аренду родовые земли и замок, где предприимчивые операторы организовали исторические игры, приносящие немалый доход. Это позволяло Джорджу Рокслею жить в свое удовольствие, занимаясь любимым делом, весьма придирчиво выбирая себе клиентов. С отцом Алана он дружил с детства и был всегда рад видеть всех членов его семьи. Она весьма дорожила вниманием старика, который не только умел делать великолепные украшения, но и рассказывать о весьма любопытных исторических фактах и показывать различные диковинки и артефакты, до которых был большой охотник. Женевьев иногда поражалась, почему он не стал сьентификом: по ее мнению, он был знаком с историей Золотых земель куда лучше многих именитых мэтров. Словом, эра Джорджа следовало навестить, не откладывая дело в долгий ящик. Ричард внимательно выслушал ее и неожиданно высказал желание тоже побывать в городке Ольбре, который он помнил ещё деревней, где проводилась овечья ярмарка и состязания стригалей. Женевьев сначала испугалась, но потом, заметив озорной огонек в глазах почтенного предка, весело улыбнулась в ответ. По-видимому, тяга к приключениям все ещё не выветрилась у нее из головы, несмотря на войны. Ну а Первому маршалу сам Леворукий велел не бояться опасности. Ехать решили все вчетвером — Женевьев с Ричардом и Фабио с Иньес. С последними Ричард познакомился сам, спустившись на первый этаж, где изначально располагалась кухня, и где уже несколько дней подряд хозяйничали управитель и его дочка. Графиня Горик застала троицу мирно беседующими за чашечкой шадди и свежеиспеченными булочками. Говорили Фабио и Ричард, а Иньес не сводила глаз с их необычного гостя. Ее глаза сияли так восторженно, что Женевьев невольно нахмурилась. Ричард был ее родственником, к тому же намного старше девушки, и не след ей было посылать ему столь откровенные взгляды. Правда, Ричард не обращал на это внимания, расспрашивая Фабио о его предках, управлявших замком не первое столетие. Увидев Женевьев, он кивнул ей и продолжил разговор о доре Бенито, прибывшем сюда вместе с Инес Салина. — Оказывается, он был племянником Хуана Суавеса, домоправителя герцога Рокэ Алва. Женевьев недоумевающе пожала плечами. Имя ничего ей не говорило. — Дор Фабио утверждает, что рей Суавес был доверенным лицом регента Талига и переехал в Олларию ещё при жизни его отца, соберано Алваро. После его смерти он долгие годы вел дом герцога, а когда тот покинул столицу, последовал за ним в Алвасете. Женевьев нахмурилась. — Вот, значит, кто следил за графом Ричардом! — Вы не правы, эрэа, — с достоинством ответил дор Фабио. — Он не следил, а помогал. Согласно нашей семейной хронике, он получил хорошее образование, был сведущ в минералах и горном деле. Именно он наладил добычу известняка, разыскал в горах Горика медь, а через несколько лет — месторождение изумрудов. Ей стало неудобно. Именно медь и горная руда заложили основу благосостояния Гориков. — Простите, дор Фабио, — пробормотала она. — Ну что вы, эрэа. Это дела давно минувших лет. Даже я узнал об этом не так давно, когда перебирал и приводил в порядок хозяйственные книги. Женевьев заметила, как блеснули при этих словах у Ричарда глаза. Одежду Ричарду подобрали из гардероба Алана, который она так и не смогла разобрать за эти годы: не поднялась рука. В легкой льняной рубашке под цвет глаз и светлых брюках, с русыми, чуть посеребренными сединой волосами, жестким, цепким взглядом, он смотрелся военным в отпуске. Впрочем, именно им он и был. Фабио волновался, что фамильное сходство не может не броситься в глаза, но ответ Женевьев уже продумала. Она решила выдать Ричарда за сына бастарда Роджера Горика, деда Алана. Томас еще в молодые годы покинул страну, уехав сначала в Кадану, а потом — в Кир-Риак, где и обосновался. Пока была жива его мать, письма хоть редко, но приходили. Из них было известно, что Том занимался своим любимым горным делом, женился, родился сын Ивен. Но после смерти эрэа Маргиты переписка оборвалась. Женевьев написала родственнику, когда погиб Алан, и получила в ответ сухие соболезнования и извинения за то, что никто не может приехать на похороны. Сначала ей стало обидно за столь явное пренебрежение, но потом она подумала, что Томас, должно быть, ещё более обижен на отца за то, что тот так и не женился на матери, а его хоть и признал, но не сделал законным наследником. Но, так или иначе, Ричарда вполне теперь можно было выдать за Ивена, решившего навестить землю предков. Пока она излагала все это Ричарду, тот смотрел, как Фабио выгоняет из гаража машину. Фабио сел за руль, все остальные разместились сзади, посадив Ричарда в центре. Тот лишь усмехнулся такой невинной хитрости, пообещав милым эрэа вести себя не слишком буйно. Когда машина тронулась с места, Инес и Женевьев дружно отвернулись к окнам, давая возможность спутнику прийти в себя, и повернулись к нему лишь тогда, когда он произнес хриплым голосом: — А она может быстрее коня? Фабио, державший скорость почти на нуле, кивнул и нажал на акселератор. Машина рванула с места, эрэа дружно вскрикнули, а Ричард неожиданно рассмеялся. — Все стоило того, — тихо произнес он и с интересом принялся рассматривать проносящиеся мимо картины. До городка доехали быстро. Ричард жадно рассматривал провинциальные улочки с небольшими домами, утопающими в цветущей зелени. — Здесь раньше был овечий рынок, — тихо произнес он. — На въезде в деревню. — Его перенесли, — ответил Фабио. — На северную окраину города, когда построили там новые загоны для скота и сделали специальную площадку для стригалей. — Все меняется, — губы у Ричарда дрогнули. — Столько веков. А церковь, церковь святой Женевьев? Что-то от нее уцелело? — Да вся уцелела, эр Ричард! — Фабио широко улыбнулся. — Вон же она, просто ее дубами обсадили, а они вымахали за почти триста лет, вот и не видно сразу. Смотрите, вот она! Ричард шагнул вперед и замер, разглядывая сквозь стволы деревьев небольшую стройную церквушку. — Мы можем подойти ближе? — тихо спросил он. — Мне очень хочется… посмотреть. В этот час отец Эмиль обычно навещал прихожан и внутри оставался лишь Пьер, подслеповатый дьячок. Можно было рискнуть. Женевьев кивнула, и вся компания дружно направилась к строению. На пороге Ричард задержался на мгновение, рассматривая «розу» на фасаде. Витражи с изображением кинжала, перевитого золотым плющом, чередовались с теми, где переплетались нежная роза и яркий чертополох, все вместе образуя круг, разделенный на ровные сегменты потемневшими от времени свинцовыми полосами. А ведь это, наверное, что-нибудь должно значить, — пронеслось в голове у Женевьев. Странно, почему это не приходило ей в голову раньше, когда она любовалась изяществом изображения. Внутри церквушки солнечный свет, проходя через витражи окон, цветными полосами ложился на пол из потертых временем окрашенных плиток. Черный, багряный, желтый, — вновь отметила про себя Женевьев. — У нас в гербе только черный и багряный… А почему желтый? Странно, что сегодня она обращает внимание на вещи, которые всегда воспринимала как должное. — Это цвета Окделлов, — произнес Ричард не оборачиваясь, и Женевьев поняла, что произнесла свой вопрос вслух. Она остановилась за спиной Ричарда, внимательно разглядывавшего изображения жития святой Женевьев на окнах. Юная девочка собирает травы, лечит безбоязненно приходящих к ней диких животных, помогает священнику из приюта выхаживать недужных и калек, излечивает от проказы рыцаря, отчаявшегося найти исцеление. Вот рыцарь становится ее верным спутником в странствиях по Золотым землям, оберегая и помогая облегчать муки страждущих. Вот чудовища, которым не по нраву пришлись благочестивые дела рыцаря, обманом заманивают его в пещеру и убивают. Женевьев, оплакивающая своего верного друга, лежащего в гробу. Женевьев перед алтарем, дающая обет молчания в память о рыцаре. Священник, накидывающий на ее голову длинное покрывало, напоминающее одновременно и фату невесты, и вуаль вдовы. Ричард с грустью смотрел на последние витражи: рыдающая девушка у гроба, где лежит укрытый багряным плащом рыцарь, она же, застывшая каменной статуей у алтаря под длинным покрывалом. Женевьев поежилась. Спаситель, как же слепы они все были! Или не слепы, просто никогда не давали себе труда задуматься, почему не показана дальнейшая жизнь святой, дожившей до глубокой старости и прославившейся по всем Золотым землям. Благочестивые деяния касались именно святой, а жизнь Женевьев Окделл оборвалась у алтаря, когда она стала герцогиней Ларак. Она повернулась к Ричарду с безмолвным вопросом и он, поняв его, кивнул. — Ей не дали оплакать его, как положено, и она всю жизнь мучилась этим, вот я и попросил нарисовать их прощание. — А это покрывало… — Если бы я был в Надоре, она бы не позволила королю так поступить с собой. До Надора надо было дойти и взять его, а надорцы — прирожденные воины, своего малолетнего герцога они бы защищали до конца. Но я был в двух шагах от дворца, в особняке. И она подчинилась. — Ты очень любил свою мать? — Сначала презирал и даже ненавидел, и лишь когда подрос и осознал все, что произошло, понял всю глубину ее жертвы. Эту церковь я построил для нее. Она была в Горике несколько раз, когда Фредерика разрешалась от бремени. И жалела, что ей не придется упокоиться здесь. — Изображения похожи? — Да. Церковь строил Этен Каливари, придворный архитектор и художник Эрнани Ракана. Он бы уже глубоким стариком, но его талант остался при нем. Мастер завещал похоронить себя здесь же, в западном притворе. Более Женевьев не тревожила его расспросами, не мешая вспоминать былое. Они довольно долго стояли в тишине, а потом Ричард, словно решившись, двинулся к северному притвору. Там, в глубокой нише, находилась икона святой Женевьев. Перед старинным изображением в тяжелых серебряных шандалах стояли витые свечи. Но Женевьев никогда не видела, чтобы их зажигали, словно не решались нарушить покой святой. Она молча смотрела, как Ричард застыл, склонив голову перед иконой, пока тишину церкви не прервало деликатное покашливание. — Прошу прощения, моя эрэа! Джордж Рокслей вежливо поклонился. — Вот, пришел помолиться о матушке, да пребывает она спокойно в Рассветных Садах! Именины у нее сегодня. Я рад нашей встрече, эрэа Женевьев! — Я тоже, эр Джордж. Как раз собиралась навестить вас. Рокслей улыбнулся и собрался ответить какой-то любезностью, как вдруг заметил Ричарда и замер на несколько мгновений, разглядывая его почти в упор. Глаза его расширились, а ноздри задрожали, как у гончей, учуявшей добычу. — Простите, эрэа, не ведал, что у вас гости! — наконец выговорил эр Джордж. — Я бы не посмел вас тревожить! В присутствии Рокслея, порой изъяснявшегося как в начале прошлого столетия, Женевьев невольно начинала и сама говорить как на светском приеме. — Это наследник сводного брата моего свекра. Решил навестить родину предков, затосковав на чужбине. — Похвально, похвально, — взгляд старика сверлил спину Ричарда, все так же безмолвно стоявшего со склоненной головой. — Моего родственника зовут, — начала Женевьев и вдруг едва не вскрикнула, прижав руки к груди: свечи перед изображением вспыхнули ярким светом, освещая немолодую женщину в черном платье с уложенными в тяжелый узел волосами и грустным взглядом. Ричард медленно опустился на колени, не сводя с иконы взгляда. И Женевьев показалось, что он хрипло произнес: «Матушка!» Огонь свечей взвился к потолку и погас. Граф Горик поднялся с колен и повернулся к ним. — Тан Ричард! — Джордж Рокслей склонил голову. — Позвольте праправнуку Джона Рокслея приветствовать вас! *** Мягкий свет встроенных в стену ламп освещал небольшую, заставленную шкафами комнату… Граф Рокслей и его гости удобно расположились в креслах, расставленных вокруг заваленного рукописями и книгами стола. — Знаете, тан Ричард, меня совсем не изумляет ваша история! — изрек хозяин, обводя собравшуюся компанию торжественным взглядом. — В записках моего предка, графа Джона Рокслея, есть намеки на то, что Повелители могли ходить своими тропами. Вот! Он бережно извлек из ящика стола старинную тетрадь в местами потрескавшемся тисненом кожаном переплете. — Это записи графа Рокслея. Он один из немногих, кто поддерживал отношения с Ричардом Окделлом, когда его сослали в Горик, гостил у него, и даже был на его свадьбе. Послушайте. «Невеста прибыла утром, и ее сразу проводили в отведенные покои готовиться к торжеству. Очаровательная девочка, только очень усталая и немного растерянная. Но держится хорошо. Впрочем, чему удивляться…. В тоненькой кэналлийке чувствуется порода. Ричарду суженная как будто пришлась по душе. Хотя кто знает. Это когда-то его можно было читать как открытую книгу, и хотя с тех пор прошло всего ничего, все изменилось. Ричард нынешний напоминает прежнего, как осень — лето. Черты стали жестче, утратили юношескую округлость, у рта пролегли морщины, а глаза… У сына Эгмонта они были любопытны и доверчивы. Этого явно не скажешь о двух стальных клинках, застывших в глазницах графа Горика. Ранее мне казалось, что этот надменный прищур, холодный жесткий взгляд и усмешка, порой кривящая его рот, и которую, видимо, следует считать улыбкой — лишь маска, за которой прячется тот, прежний Дикон. Сейчас мне это кажется все меньше. Но я не могу не навещать его, ведь я — единственный, кто приезжает в Горик после всего случившегося. Все остальные прокляли и отреклись. А я ощущаю себя почему-то безмерно виноватым. И хотя Ричард сам не зовет, я чувствую — он рад, просто не может в этом признаться. Впрочем, на свадьбу он меня пригласил. Написал, что женится и просит быть посаженным отцом. И я не мог не поехать. Хотя, следует сразу признаться, что любопытство тут сыграло не последнюю роль. Кто решился отдать дочь за опального Повелителя? Ричард откровенно мне обрадовался, и даже на мгновение по его лицу скользнула прежняя, задорная мальчишеская улыбка. Скользнула и погасла. — Невеста будет с минуту на минуту, ее кортеж уже на подъезде, — объявил он. — Часовня готова, так что долго ждать не придется. Я был поражен, но смолчал. Почему такая спешка: с корабля на бал? Он что, ее выкрал? — Кто твоя суженная? Ты не написал! Ричард пожал плечами. — Извини. Ее зовут Инес. Инес Салина. Она дочь младшего, умершего брата кузена герцога Алва, маркиза Салины. Я потерял дар речи. Племянница регента? В жены опальному герцогу, вернее графу, чудом избежавшему эшафота? Так мы и молчали, до тех пор, пока на пороге не появился слуга, объявивший, что отряд подъезжает к замку. Ричард помог невесте спешиться и склонился в почтительном поклоне. Та присела в церемонном реверансе. —Tesaludo, dora, ene statierray mea trevo aesperar que Ame satu nueva patria ya todos noso tros listos para servirte! — южный говор звучал в его устах жестковато. — Благодарью вас, граф Ришардо! Я верью в то, что новая родина прьимет меня и моих людей, — а вот талиг у южанки звучал излишне мягко и тягуче. Но откуда? Откуда Ричард владеет кэналли, а она — талиг? Размышляя об этом, я пропустил момент, когда Инес начала представлять жениху своих людей и опомнился лишь тогда, когда услышал вопрос, заданный излишне резко: — Суавес? Кем вы приходитесь домоправителю господина регента? — Я его младший племянник, господин граф, — с легким поклоном ответил молодой худой мужчина с роскошными усами. — Господин Бартольомео окончиль академью в Агирнэ, — отметила Инес. — Он работаль в Алвасете, но его всегда привлекаль север и его богатства. Ричард коротко кивнул и принялся, в свою очередь, представлять невесте обитателей замка. По окончании церемонии Инес отвели в ее покои готовиться к торжественному ритуалу. — Ты видишь ее впервые и готов жениться? — вырвалось у меня. — Она тоже видела лишь мой портрет, однако… — Ричард пожал плечами, и на его губах появилась кривая усмешка. — Или у моих ворот ты видел вереницу невест, жаждущих стать женой человека, по которому Занха плачет? Более мы не разговаривали: молча пили вино, пока вошедший слуга не доложил, что все готово. Ричард кивнул мне, и мы двинулись к домашней часовне. Древнее сооружение было украшено роскошными букетами из белых роз, куда искусно вплели пурпурные цветки чертополоха. Мы вежливо поздоровались с уже ожидавшим нас священником, и Ричард статуей застыл у алтаря, устремив взгляд на тяжелые резные двери, расположенные в левом углу. Именно оттуда, по-видимому, должна была появиться невеста. Лицо у него стало жестким, и я не стал спрашивать, кто стал посаженным отцом его суженой. Негромко заиграла лютня, двери распахнулись, и будущая графиня Горик переступила порог, опираясь на руку стройного черноволосого мужчины в черном камзоле, отделанном пеной синих кружев. Мне показалось, что я схожу с ума. Весь обряд прошел для меня как в тумане, и опомнился я лишь за праздничным столом, где сидели молодые и мы с герцогом Алва. После нескольких торжественных тостов с пожеланиями счастья, долголетия и многочисленного потомства, регент поднялся из-за стола. — Увы, я должен спешить, — мягко произнес он. — Прошу простить, но дела государства не ждут. Молодые склонили головы, и Ричард встал вслед за регентом. На пороге Алва обернулся и посмотрел на меня в упор. — Спасибо, Рокслей. Я не забуду вашей услуги. Когда они вышли, я приблизился к окну и посмотрел во двор. Ни сопровождения, ни его личной охраны. Что это могло значить? Через несколько часов я тоже откланялся, оставив молодоженов начинать семейную жизнь. Провожая меня, Ричард негромко произнес: — Я знаю твое умение хранить тайны, Джон. И заранее благодарю тебя за это». Эр Джордж замолк и за столом долгое время царила тишина. — Более ничего? — вырвалось у Женевьев. — Намеки… Вот, — старый ювелир осторожно перелистнул несколько страниц. — И еще одна… «Я прибыл в Горик на рассвете, меня встретила графиня Инес. Ричарда не было, и я не стал задавать лишних вопросов. В Кэналлоа умирал Рокэ Алва. — На Королевском Совете снова был поднят вопрос о графе Горике и его преступлениях, которые не могут остаться безнаказанными. Инес, вам надо обратиться к родственникам! Никто не станет ссориться с человеком, который через несколько дней или даже часов станет соберано Кэналлоа. Инес кивнула, нервно сжав пальцы. — Но, — тихо и нерешительно ответила она, — соберано ведь… — Эреа, мертвый лев есть мертвый лев, простите мою жестокость. Инес вновь кивнула. На ее лице, казалось, жили только глаза. Мне было ее безумно жаль, но действовать надо было немедленно. Ричард был мне другом, а Юлия через несколько лет станет графиней Горик-младшей, женой Рогге. Я должен был сделать для них все, что можно. Я буквально силой усадил ее за письменный стол и подвинул чистый лист. Но только она взяла перо в руки, дверь распахнулась. Ричард напоминал приведение. В руке он судорожно сжимал шкатулку с летящим против ветра вороном и белый шелковый клочок ткани в красных разводах. — Герцог Алва мертв! — бесцветным голосом произнес он и положил шкатулку на стол. Испачканный кусочек шелка скользнул на пол. Я наклонился, поднимая его, и вздрогнул: свежая кровь испятнала носовой платок с монограммой Р.А.». *** Кривая усмешка исказила правильные черты Ричарда. — Твари закатные! — вырвалось у него. — Эр Джордж, вы никогда не рассказывали нам об этой тетради, — с укором обратилась Женевьев к старику. — Почему? Тот примирительно поднял руки. — Не сочтите меня неблагодарным, моя эрэа, — произнес он. — Вы можете мне не верить, но тетрадь нашлась две недели назад. Дженифер написала, что приедет сама наблюдать за ремонтом на чердаке, — вы же знаете, она помешана на том, что древние дома нужно обеззараживать от плесени, грибка и прочих микробов, а наш чердак, заваленный всякой всячиной не первое столетие, вызывает у нее зубовный скрежет. В этот раз отвертеться не удастся, вот я и хожу туда потихоньку, разбираю сундуки. В одном из них она и лежала, среди хозяйственных бумаг. Женевьев и Ричард переглянулись. Ровно две недели назад он оказался в малой гостиной собственного замка. — Вы говорили, там что-то еще? Рокслей кивнул и медленно, чуть хрипловатым голосом прочел: «… Ричарду Горику и не были нужны утешения от кого-либо. Он хотел успеть. Пока Инес торопливо складывала в камин шкатулки для писем и бумаг под внимательным взглядом замкового священника, Ричард, приподняв голову с кровати, сделал мне знак склониться к нему и торопливо зашептал последние наставления. Я кивал, не смея попросить его беречь силы, которых осталось совсем немного, ведь я и так сделаю все, что смогу. Наконец Инес устало отвела со лба тяжелую прядь, положила на лежащие в камине коробочки пачку бумаг и подожгла. — Засвидетельствуйте, граф, и вы, святой отец, что мой архив уничтожен до последнего листа, — прохрипел Ричард. — Свидетельствую перед Создателем! — громко произнес я, мысленно молясь о прощении». *** Домой возвращались молча. Женевьев включила радио, чтобы как-то разрядить тяжелое молчание, но диктор с нотками торжества в голосе поведала о землетрясении, потрясшим на этот раз земли Кэналлоа. — Белые Скалы заговорили впервые с 16 года Круга Ветра, — вещала она. — Это говорит о многом… Женевьев, не говоря ни слова, нажала кнопку. Уж лучше тишина. В холле все торопливо распрощались. Отец и дочь Суавесы отправились к себе, Женевьев и Ричард поднялись на второй этаж, в библиотеку. Спать не хотелось, беседовать — тоже. Первым заговорил Ричард. Не глядя на нее, он сцепил пальцы в замок и глухо спросил: — Как жила без меня семья? Женевьев вздрогнула: сначала она удивлялась его равнодушию к судьбе родных, а потом решила, что, по-видимому, душой первого графа Горика слишком владели война и Рамиро Алва, не оставляя другим места. Но смотря на стиснутые руки Ричарда и его побледневшее лицо, вдруг поняла: это не равнодушие — страх. Страх узнать, как прошли свой жизненный путь те, которых он оставил когда-то в этом замке. — Фредерика замуж не вышла, хотя сватались многие. Когда дети выросли, более не выезжала из Горика, занималась замком и садами. Начало нашим знаменитым садам положила именно она. — Она очень любила свой лекарственный огород, — бледно улыбнулся Ричард. — А в замке везде были цветы. Даже зимой. Женевьев кивнула. — Твой сын стал оруженосцем графа фок Варзова, своего опекуна. Женился по любви, на дочери Фридриха Гогенлое, Филиппе. И через два года потерял ее, она умерла родами. Девочку назвали Женевьев. Второй раз женился уже в зрелом возрасте, по настоянию престарелой матери. Та хотела перед смертью увидеть наследника рода. Эрвина Дарзье была ровесницей его дочери, но жили они счастливо. Женевьев задумалась на мгновение. Эдит… Она долго искала свою судьбу, но родные ее не торопили. Вышла замуж за марикьяре. Детей у них не было. Умирая, завещала похоронить себя рядом с мужем, а родным передать парюру из розового и черного жемчуга, вещь абсолютно бесценную. Многие графини Горик венчались именно в ней. Ричард кивнул и очень долго рассматривал дверцу одно из шкафов, где хранились труды по истории рода. Когда он вновь заговорил, она поразилась, как холодно и четко звучит его голос. — Итак. До Излома меньше года. Конец круга отмечен войнами, которые так и не решили проблему, и на пороге еще одна война. В ходе войны погибли Алан Горик и Карлос Салина, дальние родичи, оказавшиеся по разные стороны, начались страшные землетрясения, я неожиданно оказался здесь, и так же неожиданно нашлась тетрадь с записями графа Рокслея, где упоминается Путь Повелителей, и дается намек, что уничтожения архива Ричарда Окделла не было, или он был уничтожен не весь. И все это взаимосвязано. Мне кажется, что все условия задачи нам даны, только вот мы не знаем, как подступиться. — Не знаем, — согласилась Женевьев. — Но, может, нам следует найти нечто общее? Ричард кивнул и взял бумагу со стола. Несколько минут он что-то набрасывал карандашом, а потом показал исчерканный лист. Женевьев пару минут смотрела на стрелки и линии. Войны? — В конце Круга Молний — начале Круга Скал это марагонец, Агарис, Дриксен. Круг Скал — Круг Ветра: Дриксен, Гаунау, Гайифа, Бордон, Кадана… Круг Ветра — Круг Волн: Кэналлоа. Ричард молча забрал лист и вновь стал что-то чертить. Это заняло у него больше времени, изредка он отрывался от листка и уточнял даты. Женевьев снова включила компьютер, чтобы не ошибиться. Наконец он закончил и устало откинулся на спинку кресла. Женевьев вновь взяла лист, испещренный линиями и датами. 7, 41, 147… — Вот, — вырвалось у нее, — Еще одно. Здесь: 16 год, уже после смерти Рокэ Алва — И сегодня… Значит, в Кэналлоа их было два… Ричард буквально вырвал у нее листок. — А что еще известно об этом землетрясении? — хрипло спросил он. — Что-то должно быть еще! Женевьев долго копалась на полке, пока в ее руках не оказалась старинная книга в тисненом переплете. «История Дома Ветра». Лихорадочно листая ее страницы, она добралась до событий начала первого столетия Круга Ветра. «…начало 15 года — соберано Рокэ Алва навсегда покидает Талиг из-за пошатнувшегося здоровья. В Алвасете по его приказу были собраны кортесы, где он лично зачитал свое завещание, передавая власть кузену по матери Диего Салине. …10 дня месяца Летних Скал — смерть соберано Рокэ. Во главе герцогства становится маркиз Салина. …15 дня месяца Осенних Ветров началось землетрясение. Часть Белых Скал обрушилась в море». — Это все? — Да. Нет, подожди… Вот… В Белых Скалах погиб Альберто Салина, сын и наследник Диего. — Ты раньше не говорила об этом! Женевьев виновато улыбнулась. — Кэналлоа с 40 года Круга Ветра является самостоятельным государством со своей историей. Ричард кивнул и снова уткнулся в свой расчерченный листок. — Должно быть что-то еще…. Женевьев через его плечо снова посмотрела на линии, черточки и цифры… Какая-то мысль крутилась в голове, как кошка вокруг своего хвоста. Историю Кэналлоа она знала плохо. Что еще? Когда сын Альберто, Раймон, объявил об отделении герцогства от Талига, Скалы молчали. Если она не ошибается, они вообще молчали до сегодняшнего дня. Так что? Озарение пришло внезапно. — Подожди, — вырвалось у нее. — Как мы забыли эту смерть! В конце Летних Волн умер Ричард Окделл!