Улыбка лорда Димитреску

Кричаще. Грязно. Пошло. Кроваво и немного безумно. Он любит, когда так. Когда даже Гейзенберг удивлённо и обескураженно смотрит на лорда Димитреску, не понимая, как за внешностью и манерами аристократа скрывается такое чудовище. Развратное и чертовски горячее. Его строгий костюм, накрахмаленная рубашка, платок, что так шикарно подчёркивает мощную бледную шею, сидят на нём безупречно. Тонкая и безумно дорогая ткань изысканно подчёркивает сильные мышцы Димитреску, и Карл не совсем понимает, откуда у этой богемы может быть такая прекрасная форма. Он не Гейзенберг, он не проводит часы за работой, почти не трудится физически — инженер в принципе не уверен, что он хоть когда-нибудь работал в своей жизни — но факт остаётся фактом — его мышцы на руках перекатываются под черной тканью, когда мужчина отводит руку в сторону, чтобы стряхнуть пепел с сигареты. Тонкой, элегантной, как сами пальцы, что удерживают сигарету на этом чёртовом мундштуке. Карл никогда не понимал этих приблуд. Бред, да и только. И выглядит по-бабски. Гейзенберг готов был поставить свою драгоценную банку с остатками кофе, молот и оставшиеся 20 сигар на то, что аристократ вызубрил все книги по этикету, что занимали отдельное место в его огромной библиотеке. И он просто блистал своими знаниями и манерами, то и дело указывая немцу на недостаток его образования в культурной сфере. — Тише, дитя. Димитреску разговаривал с ним, как с ребёнком — надменно-снисходительно, словно Карл действительно ничего не понимал в этой жизни. И его это бесило. От злости сводило скулы, и все металлические предметы в радиусе десяти метров начинали вибрировать и подрагивать. Хотя, если быть достаточно откровенным, не только металлические предметы. Инженер грубил, хамил, делал всё, чтобы чёртов лорд сорвался, чтобы понять, увидеть, прочувствовать его эмоции, но ответом были лишь очередные нравоучения, с мученическим выражением лица, словно он объяснял простую истину полуторагодовалому ребёнку. Мерзко и отвратительно. Унизительно. А ещё унизительнее это угрожающе нависнуть над наглецом, а потом вынужденно отпрыгнуть в сторону, когда этот гигант распрямлялся в полный рост, и лицо Карла оказывалось где-то на уровне пряжки ремня из очередного металла, что стоит дороже, чем половина фабрики. Позор. Приходилось возвращаться назад на свою скамью, недовольно переживая то унижение, с которым только что столкнулся. Они виделись довольно редко. Лорд Димитреску постоянно находился в своём замке, в который Гейзенберг обычно не совался. Да и помимо самого аристократа, там находились три его дочери, которые, мягко говоря, раздражали не меньше, чем их властный отец. Слишком властный. Может поэтому они так и лезли из кожи вон, дабы угодить ему. Хотя сам Гейзенберг очень сомневался, что этому избалованному засранцу можно было угодить. Три ведьмы были такими же чокнутыми, как и их папаша, однако говорить при нём что-либо плохое про его девочек было опасно для жизни. Карл до сих пор помнит эту хватку на собственном горле, которую он с огромным трудом сумел разжать, пухлые губы, ярость в глазах и когти, которые блеснули в свете факелов. Ещё мгновение — и немцу пришлось бы активно заживлять раны от этих гигантских лезвий, которые были едва ли меньше полноценных сабель. Коктейль эмоций был настолько противоречивым, что инженер до конца собрания не проронил ни слова, обдумывая свои чувства. Он до сих пор не признал некоторые из них. При всех своих придирках к мужчине, Карл не мог больше отрицать его харизмы. Бешеной, властной, притягивающей к себе, словно магнит. Ему нравились словесные перепалки с этим трёхметровым румыном, и те моменты, когда немец всё же одерживал победу, были самыми сладкими моментами его жизни. Настоящих побед было мало. Лорд Димитреску был остр на язык и очень умён, однако сам Гейзенберг ему не уступал. Чаще всего матерь Миранда затыкала их обоих, обрывая грандиозный скандал ничьей, но те моменты, когда инженер побеждал, становились настоящими праздниками. Однажды он даже распаковал новую упаковку чертовски дорогих сигар, привезённых черт знает откуда. Хороших, с чертовски качественным крепким табаком, раритетных. Особенно для такой глуши. Карл до сих пор помнит тот вкус и аромат. Абсолютно несравнимые с теми, что он курит обычно. Сигареты, которые курил Димитреску, явно были такого же класса, как и те сигары, что так сводили с ума Гейзенберга. В принципе, как и дорогой алкоголь. Конечно, за один только камушек, коих у румына было несчетное количество, Герцог готов был отдать половину собственной палатки. А Гейзенбергу приходилось экономить. И это бесило. У инженера же в столе находилось всего пара бутылок дорогого, элитного виски, однако они лежали там до лучших времён. И немец обещал себе, что когда-нибудь обязательно насладится вкусом алкоголя, а не просто нажрётся в хлам. Для этого хватит и дешёвого пойла. Но это было лишь в далёком будущем. — Смотрите! Смотрите! — Бэла заливисто засмеялась, открывая двери замка. — Смотрите, кто пожаловал! С разных сторон послышалось жужжание, и через мгновение к девушке подоспели остальные сёстры, что вызвало в мужчине волну негодования. Не хватало ему ещё этих вздорных девиц. — Лорд Гейзенберг, — Кассандра опасно блеснула глазами, растянув губы в полубезумной улыбке, — вы пришли поиграть с нами? А знаете, что папа сделает с вами? Даниэла не сказала ничего, лишь приблизилась к лицу мужчины, заливисто смеясь, и обнажила острые клыки, намереваясь вцепиться в глотку. — Пошли нахер, ведьмы, — рявкнул Гейзенберг, угрожающе рыча. Он взмахнул молотом, отгоняя сестёр, словно назойливых мух, и, толкнув дверь ногой так, что та с грохотом ударилась о стену замка, прошёл внутрь замка. Девушки зашипели, обнажив клыки, однако отдалились на безопасное расстояние. Агрессивные, с горящими глазами и лицами, испачканными кровью, они больше походили на зверей, что готовы в любой момент вцепиться в противника, если он допустит ошибку. Их спутанные, испачканные волосы дополняли образ, и мужчина на мгновение задумался, как сильно они отличаются от самого лорда Димитреску. Они кружили рядом с ним и шипели. Будь здесь хоть до зубов вооружённый человек — сёстры разодрали бы его в клочья, потому что отражать атаки с трёх сторон достаточно проблематично. Гейзенберг прекрасно знал, что рисковать так они не станут. Хотя по их виду он понял, что пускать в замок его не намерены. — Пошли вон, — он оттянул металлическую цепь на шее Даниэлы, заставив ту сначала схватиться руками за горло, однако она с заливистым смехом рассыпалась роем мух и украшение повисло в воздухе. В то время как сама девушка оказалась рядом с ним. Мужчина не хотел применять оружие по-настоящему, поэтому лишь замахнулся им, отпугивая юных бестий, как откуда-то сверху донёсся грозный голос: — Гейзенберг! — звучало предупредительно и чертовски властно. Девушки тут же оказались за спиной у отца, который к тому моменту, как инженер закинул молот на плечи, спустился на первый этаж, оказавшись примерно в двух метрах от немца. — Осади своих девок, — грозно прорычал Карл, чей голос эхом отразился от стен фамильного замка. — Пусть на чужих бросаются. — Хам. Ты и есть чужой, — с полным пренебрежением произнёс Димитреску, надменно вскинув одну бровь. Его низкий грудной голос звучал презрительно, слегка лениво и, конечно, полностью уверенно в собственном превосходстве. — Зачем пожаловал? — Дело есть. Гейзенберг сделал шаг вперёд, однако путь ему преградила шипящая Кассандра. Аристократ же, улыбнувшись, положил свою ладонь на плечо дочери, остановив её. — Подожди, Кассандра, — голос звучал тише обычного, а ещё гораздо мягче. Девушка тут же вернулась назад, прильнув к отцу, подобно остальным сёстрам. Он каждую из них погладил по голове и, слегка нагнувшись, поцеловал каждую в висок, — Девочки, погуляйте где-нибудь. Нам надо поговорить. Карл слегка склонил голову набок, внимательно изучая каждое движение лорда. Он вообще не помнит, видел ли он румына таким хоть когда-нибудь. Нет, он совсем не выглядел как любящая мамочка, которая на руках носит своих детей, его любовь была своеобразной и немного странной, однако чего можно было ожидать от монстра — даже от такого интеллектуально развитого. Лорд Димитреску выглядел более человечно, нежели обычно, и это удивляло и… очаровывало? Гейзенберг сам не знал, как назвать это чувство, но то, что оно относилось скорее к разряду приятных, немец был уверен. — Идём. К тому моменту, как низкий голос всё же вырвал Карла из размышлений, его обладатель уже отошёл на приличное расстояние, а затем и вовсе скрылся в темноте коридора, заставляя инженера поспешить, дабы не потерять самого Димитреску в стенах этого огромного замка. — Мистер гигантская сука, — прошипел Гейзенберг, направившись вслед за лордом.