***
Чёртова знать! Чёртов замок! Чёртовы ирландцы и корнуэльсцы! Он в дерьме. В самом настоящем. И по милости кого? Глупой девчонки и ее не менее глупой служанки, а также местного героя, в которого так неудачно влюбилась принцесса. Намедни, занимаясь одним из своих любимейших занятий, а именно невзначай подслушивая разговоры идиотов с голубой кровью (те настолько привыкли, что слуги — предмет мебели, что не всегда их замечали), Перинис узнал «занимательную» новость: прямо сейчас в замок Тинтажель на всех парах мчится загадочный чародей, вызвать которого короля надоумили сеньоры. Видите ли, они что-то заподозрили. Не так для них вела себя Изольда Белокурая да Тристан Великолепный. Да и чёрт бы с ними. Нет! Всё-то им неймётся. Всё нужно испоганить. Ублюдки. Собственно, по этой причине мужчина, стараясь быть предельно неподозрительным, спешил к своей госпоже, — сообщить «радостную» весть. А что она будет с этим делать — он, если честно, и представить не мог. Может, всё-таки сброситься с башни? Всяко лучше пыток… Нет. Спокойно. Надо сохранять рассудительность. Ведь кто-то же должен это делать, в конце-то концов. Однако же он не железный и попросту не мог удержаться от того, чтобы не поносить ни придурковатых влюблённых, практически не сдерживавших свои искромётные взгляды, направленные друг на друга, ни проклятую Бранжьену, которая не достаточно старалась, прикрывая идиотов. Да что уж там, себя он тоже не обошёл стороной. Каков! Насколько нужно быть дураком, чтобы доверить всё этим троим? Не иначе он выжил из ума. Передохнуть он решил, утомился. Теперь же все они на волоске от смерти. Великолепно. Уже практически подойдя к покоям Изольды, Перинис заметил околачивающуюся поблизости местную служаку. Ну точно выведывает какие-то подробности для баронов! Бесшумно подкравшись к ней, мужчина грубо схватил ее за руку и поволок подальше от двери. На удивление та и не сопротивлялась. Тут-то он почуял неладное. Слуга резко остановился и, развернув девушку лицом к себе, взял ее за плечи. Сильно. Наверняка останутся синяки. Он постарался не думать о совершённом насилии. — Ну-с? И что же ты там выведывала, плутовка? Дыхание служанки подозрительно сбилось, хотя шли они до этого не так уж и быстро. Перинис нахмурился. Да что она… Докончить мысль он не успел, — нахалка, приподнявшись на носках и взяв его лицо в ладони, поцеловала блондина в губы. Тот будто окаменел, мороз волнами распространился по коже. С минуту или две они так и стояли, не шелохнувшись, но наконец, взяв себя в руки, мужчина яростно оттолкнул от себя девушку да так, что она с шумом упала. Испуганные карие глаза уставились на буквально задыхающегося парня. Он же, что было сил, старался успокоиться. Выходило из рук вон плохо. — Пошла прочь… — Ч-что? — Я сказал: проваливай! — надломленный крик разнёсся по коридору. Смелая совсем недавно служанка вздрогнула и поспешила убраться куда подальше. Лишь отбежав на безопасное по ее мнению расстояние, она в сердцах выпалила: — Больной ублюдок! И, не дожидаясь ответной реакции, сбежала. Перинис даже не думал гнаться следом и спрашивать за нанесённое оскорбление. Ему было плохо. Крайне хреново, если быть точным. Подступила тошнота. Не долго думая, он понёсся вниз по лестнице, к выходу во двор, а оттуда желательно в ближайшие кусты. К счастью, на своем пути он никого не повстречал, благополучно выступив на солнечный двор. Постаравшись максимально объективно оценить возможности собственного тела, мужчина прикинул расстояние до ближайших кустарников и, смирившись, облокотился о каменную стену проклятого замка. Его тут же вывернуло. Он не знал, сколько провёл так времени, однако, за этот период успел плавно осесть на землю и — он надеялся на это — почувствовать себя немного лучше. — Чёртова девка, потаскуха… — Надеюсь, ты это не мне. От внезапного возгласа блондин резко подобрался всем телом. Слишком резко — его сразу же свернуло обратно, от макушки до кончиков пальцев пробежала судорога. Голова шла кругом, тошнота вернулась. — Господи, что с тобой? Бранжьена, — а это была именно она, — в мгновение подлетела к нему и опустилась рядом на колени. — Тебе плохо? Где-то болит? — Да что ж такое. Не одна, так вторая, — прохрипел слуга. — Я не понимаю, о чём ты говоришь, — по голосу он слышал, — она нахмурилась. — Но тебе срочно нужно к лекарю. — Не н-надо… — попытки отпихнуть девушку были слишком жалкими, ему банально не хватало сил. — Просто… уйди. — Ага, конечно! Ты тут умираешь сидишь, а мне спокойно после такого вида пойти прочь? Нет уж! Давай, обопрись на меня, пойдем к госпоже, она наверняка разрешит осмотреть тебя своему лекарю. Перинис сопротивлялся, как мог. Честно. Однако упрямая прохвостка, казалось, обрела в тот момент невиданную силу воина, что сражался не на одном поле битвы или многие годы руководил собственным судном в открытом море. В какой-то момент блондин поймал себя на мысли: а не ее ли он представлял в детстве, когда мечтал стать мореходом? Не ее ли взял за основу? Пожалуй, под руководством такого капитана он бы был не прочь стать юнгой. — Ну вот, теперь ты жутко смеёшься, неужто солнечный удар получил? — Просто заткнись. Бранжьена фыркнула, но ничего отвечать не стала, видимо, решив, что больному человеку лучше не перечить. Мужчина же, в очередной за день раз, смирившись с судьбой, отдал всего себя на растерзание, извините, на волю девушки. Подниматься обратно по лестнице было тяжело. Почти мучительно. Но под неусыпным контролем ясноглазой «спасительницы», вверх они практически взметнулись в рекордные сроки. Перинис помнил испуганный возглас Изольды, сбивчивые разъяснения служанки, а затем наступила темнота. Как он узнал позже, в мистической лихорадке его бренное тело пролежало половину дня. Обещанные Бранжьеной слова о лекаре оказались правдой, — новоявленная королева срочно истребовала к себе в покои целителя и после осмотра тот вынес вердикт: ведьминские проделки. Мужчина, когда услышал это, серьёзно кивнул, но сразу же усмехнулся. Действительно — ведьма, не иначе. Вскоре после пробуждения опомнившись и игнорируя встревоженные взгляды Бранжьены, Перинис наконец-то рассказал то, ради чего изначально спешил сюда. В миг побледневшее лицо Изольды походило на свежевыпавший снег. Это было поистине трогательное зрелище: наблюдать за тем, как кто-то осознаёт, насколько по-идиотски себя вёл, не думая о последствиях. Блондин одёрнул себя. Позлорадствует он, когда они будут в безопасности. — Боже, что же делать? — металась королева. — Господи, господи… — молилась служанка. Мужчина едва удержался от того, чтобы закатить глаза. — Для начала, — откашлялся он. — Нужно как-то сообщить об этом сеньору Тристану. Быть может, он что-нибудь придумает. Но и нам нельзя сидеть без дела. — Что ты предлагаешь? — Изольда с надеждой посмотрела на него. Перинис отвёл взгляд. — Я… я пока не знаю, — однако видя, как сникла госпожа добавил: — Но я обязательно что-нибудь придумаю! Он замер. С каких пор его волнует душевное состояние королевы? Мужчина решил обдумать это позже. — Будем действовать планомерно. Сначала я или Бранжьена отправимся к господину Тристану, начнём незаметно следить за баронами, а что делать с чародеем решим, когда он прибудет в Тинтажель. Обдумав какое-то время его слова, Изольда кивнула и направила ясный взгляд на него. — Спасибо, Перинис. Ты воистину тот самый верный слуга, о котором мечтает каждый господин. Парень неожиданно для себя зарделся. Его редко хвалили. Или же он этого никогда до сих пор не замечал? — Что ж, поступим пока так, как ты сказал. Бранжьена, немедленно отправляйся к моему возлюбленному, к Тристану, передай ему всё, о чём мы сейчас говорили и расскажи, как он ответил, что решил. Ступай же. Девушка с готовностью вскочила и, кинув на Периниса взгляд, который ему совершенно не понравился, — который сулил проблемы, — выбежала из комнаты.***
Чародей прибыл вскоре после их разговора в покоях королевы. Изольда места себе не находила, нервничала. Перинис внутренне умолял ее не быть столь открытой, как книга. Он уже заметил, как сеньоры, ухмыляясь, переглядывались между собой. Проклятье. В тот день, когда королева отправила Бранжьену к возлюбленному, та в скорости вернулась, запыхавшаяся, и сообщила страшную весть: король Марк отослал племянника подальше и велел, покуда он сам не прикажет обратного, не возвращаться. Изольда, где стояла, так там же и осела, в четыре руки слуги пытались привести ее в чувства, а, добившись этого, стали успокаивать госпожу, заверяя, что Тристан наверняка не мог покинуть любимую и что наверняка он затаился где-то поблизости. Королевскую дочь это мало успокоило, но в сознание привело. Теперь же, они вдвоём — он и Изольда — находились на пире в окружении неприятелей. Где шлялась Бранжьена, они не знали. Перинис всё больше ругался на нее, от девчонки одни напасти: то она застукает его в не самом благостном виде, то исчезнет без следа не пойми в какой дыре. Блондин глубоко вдохнул и так же протяжно выдохнул. Гнев и раздражение — плохие помощники, особенно сейчас. Одно опрометчивое действие или слово и всё — пиши пропало. Мужчина еще раз кинул взгляд голубых глаз на королеву. Пожалуй, она всё же справлялась неплохо. Так же весела и смехоохотлива, как в лучшие времена. Похоже, всё-таки взяла себя в руки. Он поблагодарил ее за это. И тут голову гвоздём впилась крамольная мысль, воспоминание: если Изольда вновь заподозрит в чём-то его или Бранжьену, не захочет ли избавиться от них, как чуть не сделала это со служанкой? Нет, никому доверять нельзя, тем более знати. Пообещав себе, что будет пристально следить за малейшими изменениями в поведении, взглядах королевы, Перинис пристально осмотрел зал. И наткнулся глазами на ту самую девушку, которая подарила ему поцелуй. Она тоже заметила мужчину и, покраснев, резко отвернулась. Блондин выдохнул. Так-то лучше. Презрение или ненависть гораздо легче пережить, нежели навязчивые и столь неприятные для него знаки внимания. — Кто она? — раздалось над самым ухом. Парень испуганно вздрогнул, будто его мысли только что могли прочесть. — У тебя абсолютно отвратительная привычка подкрадываться к людям со спины, — успокоившись, прошипел он Бранжьене и повернулся к ней. Девушка задумчиво провожала служанку взглядом. — Нам надо будет поговорить, ты же понимаешь это? Перинис про себя издал полувопль-полустон отчаяния. — Ты же понимаешь, что это не твое дело? Светловолосая перевела взгляд на него, заглядывая, кажется, в самую душу. — А мне плевать. С этими словами она удалилась. Дышать. Главное дышать.***
Как оказалось, Бранжьена в своё отсутствие занялась собственным расследованием. Выяснилось, Тристан и в самом деле не смог покинуть любимую, поэтому осел у своих сторонников в близлежащей деревне. И служанка — глупая служанка Бранжьена — предложила ему настоящее безумство. Хоть и достаточно находчивое (Перинису неохотно пришлось это признать). Через сад у замка протекал ручей, по которому племянник короля должен был пускать знаки — резные деревянные фигурки — знаменуя о своем приходе. Так любовники и стали видеться почти каждую ночь, любуясь друг другом и звездным небосводом, освещавшим их. Однако спокойствие не продлилось долго, — сеньоры (сучьи дети) вновь заподозрили неладное. Воззвали к чародею-карлику Фросину, моля о помощи. Тогда он надоумил их упросить короля Марка разогнать по всему саду ищеек и пустить слух о своём уезде, коль он хочет узнать правду о своей королеве и Тристане, в противном случае он может его повесить. Так и поступили. Сам король взобрался на высокую сосну и стал выжидать предателей. В это же время в своих покоях Изольда вышагивала из угла в угол, считая минуты до встречи с возлюбленным. Перинис и Бранжьена, словно собаки следили за каждым ее движением. У мужчины понемногу начинал дёргаться глаз. Эти стенания влюблённых выводили его из равновесия. Однако ему недолго еще пришлось терпеть припадочность госпожи (так он это называл) — по ручью проплыли стружки Тристана. — Ах! Он уже здесь, ждёт! — В добрый путь, госпожа! — ободрила служанка. За сим королева спешно выпорхнула не иначе как на крыльях любви (Перинис всё еще отказывался верить, что ко всему этому привел какой-то афродизиак) из покоев. — Ну что ж… Бранжьена хищником повернулась к блондину. У того табуном прошли мурашки по телу. — Я слушаю, Перинис. Прошло достаточно времени, чтобы всё обдумать, надеюсь, ты будешь честен, а иначе гореть тебе в Аду за ложь! Дышать. — Как я и говорил, это не твое дело, так что пошла бы ты прочь. Девушка чуть не задохнулась от его грубости, но смогла сдержать себя. Кажется, она тоже освоила дыхательные техники на его примере. — Если ты не объяснишься, я буду допытывать тебя до скончания дней, Перинис. Я знаю уже, каков ты на самом деле. Мужчина насмешливо приподнял бровь. — Да? Ну, просвети. — Для начала, ты невыносимый сноб, крайне раздражителен и, очевидно, проклинаешь каждый день своей жизни, который застал в окружении знати. Парень напрягся. Девчонка оказалась гораздо смышлёнее, чем он думал. Но это пустое. — И что с того? — пытаясь скрыть нервозность, он схватил первое, что попалось под руку, — это был кубок с вином, как же кстати. — Что, переволновался? Надеюсь, вино и впрямь развяжет тебе язык. Он поперхнулся напитком. Мразь. Как же она бесит. — Бранжьена… — Нет! От внезапного возгласа Перинис пролил немного вина на богатый ковёр. Чертыхнувшись, он попытался оттереть пятно, но только размазал его еще больше. — Ты всегда был замкнут, немногословен. Я поначалу думала, что ты просто покладистый слуга, но постепенно стала замечать то, что оказалось достаточно очевидным: ты — чёртов лицемер. Ты трус, который скрывается за притворным, лживым смирением. Змей — не человек! Ты… — Умолкни! На удивление она послушалась. Блондин вдохнул и выдохнул, прежде чем начать говорить. Следовало успокоиться. — Да, я — лицемер. Но кто, скажи мне, кто не такой же? Даже ты, строя из себя верную служанку, ищешь лишь выгоды. «Ах, быть может, найдется кто из знати, кому я приглянусь?», — последнюю фразу он практически пропищал, от такой пародии девушка поморщилась. — Тебе не кажется, что ты немного зарвалась? Спустись на землю. Ты не вправе судить и уж тем более осуждать других. Просто отвали от меня. Пытаясь успокоить сбившееся дыхание, парень присел на пол, прильнув спиной к ложу Изольды. Постояв немного в нерешительности, Бранжьена к нему присоединилась. Не будь мужчина таким уставшим от всей этой свистопляской с героями-любовниками, интригами, расследованиями и прочим, то поразился бы: насколько спокойно он отнёсся к контакту с женщиной. Сидели молча. Никто не осмеливался прервать тишину. Как было бы хорошо, если бы служанка просто взяла и ушла прямо сейчас. Но он хотел слишком многого. — Перинис, и всё-таки… Тяжёлый выдох не спугнул ее. Еще бы. — Я… боюсь контакта с женщинами. То есть… Чёрт, не знаю, как объяснить. — Говори, как чувствуешь. Погоди, неужели ты?.. Тон ужаснувшейся было Бранжьены подсказал ему, о чём она подумала. — Нет! Боже, нет! — А что тогда? Как можно бояться чего-то столь естественного?.. Неудачный опыт? — Как же ты достала… Нет. То есть отчасти. — Не понимаю… — Дьявол, да просто не могу я и всё. — У тебя что, не вст… — НЕТ! В смысле… Да. Но это наверно было не всегда. — А с каких пор ты… Ну, не был с женщиной? — Господи помилуй, ты заткнёшься?! Девушка действительно послушно заткнулась. Перинис взъерошил волосы в отчаянной попытке устаканить мысли. — Бранжьена, у меня никогда не было женщины. И не будет. Я способен лишь на любовь с дистанцией, потому что… потому… — он почувствовал, как снова накатывает странное пугающее чувство обречённости, пустоты, безумного животного страха. Он вспомнил огонь и дым. Мальчик вспомнил мать. Свою любимую строгую маму. И то, что с ней сделали. Он не мог так же поступать с другими женщинами. В его глазах это — ничто иное, как преступление. Кощунство. Пытка. Нет, Перинис не палач, он — человек. И совершить нечто подобное по отношению к другому — такому же человеку — было не в его силах. Иногда он представлял, мечтал: если бы Мирна любила его, если бы он был нормальным, в какой-то момент обязательно наступила бы их первая брачная ночь. В мыслях он доходил лишь до объятий — тёплых и нежных, безопасных. А от того, что должно было следовать дальше, его каждый раз выворачивало. Потом он плакал. Долго. Порой, ночь напролёт. И никто не мог его спасти. Даже Мирна — его любовь, его мир. Если бы была мама, может быть, она бы смогла его вытащить из болота? Если бы ее не уб… убили и не… Боже. Он не знал, он ничего не знал. Бранжьена была права: он самый настоящий трус. Ничтожество. Тряпка. Он… он… Внезапное касание будто пробудило его. Девушка нежно обнимала его, захлёбываясь слезами. Перинис на секунду испугался: что случилось? почему она плачет? это он сделал ей больно? Что? Скажи. — Ты не трус, — кое-как выдавила из себя служанка. — И не ничтожество. Прости, пожалуйста, умоляю. Мне так жаль… Ему не хотелось как-то реагировать, что-то отвечать. Мальчика обнимали такие добрые, тёплые руки. Такие были у мамы. У его мамы. Ухватившись за них, как за последнее возможное спасение своей души, он заплакал.***
Изольда ворвалась в комнаты подобно раненой птице. Двое к тому времени уже успокоились и лишь неловко отводили глаза, боясь пересечься взглядами. Королева вещала. Бароны снова принялись за старое. Встреча была испорчена, король застал их, но не выдал себя. К счастью, влюблённые смогли достойно отыграть свидание — не любовников, — а королевы и вассала, просящего о снисхождении. Стыдящийся проявленной недавно слабости Перинис мог слушать лишь вполуха. Сейчас его в кои-то веки заботила не насущная опасность, нависшая не только над ним, но и еще тремя людьми, а ошмётки гордости, какого-никакого самоуважения. Случайно заметившая необычную рассеянность парня Бранжьена, слегка пнула его ногой, приводя тем самым в чувства. — Госпожа, думается мне, король Марк, наш с вами повелитель, всё-таки сжалится над сеньором Тристаном и вернёт его на родину. Ежели не было бы так, он тот же час, как завидел вас с возлюбленным наедине, так и казнил бы. — Да, да… Ты абсолютно права, дорогая Бранжьена. Не настолько муж моего тела, — но только не души, — жесток. И правда: вскоре правитель и впрямь возвратил племянника. Тристан, как и до пережитых событий, мог отныне ходить, куда и когда захочет, — боле короля это не волновало. А зря, ведь все мы знаем, каковы цели юного героя. Влюблённые только что не целовались у всех на виду. По крайней мере, так казалось нервному Перинису, который чувствовал нутром, практически видел наяву, как эти двое так и подкидывают дров в пылающую печь. Ничему-то они не учатся. Отношения с Бранжьеной его волновали не меньше. Они будто бы стали не столько ближе друг к другу, сколько… породнились духовно. Этакая нежеланная братско-сестринская связь. Что-то ему это явно напоминало. Девушка больше не приставала к мужчине с всякими нелепицами, он, в свою очередь, перестал задирать ее и отпускать язвительные комментарии. Даже мысленно. Блондина эта мысль натурально ужаснула, поэтому он твёрдо решил исправиться к следующему разу. Но ни в следующий, ни во все последующие разы у него не получалось. Как будто что-то теперь сдерживало. Некая клятва или обещание. Хотелось завыть в голос. На что он себя подписал? Но, что важнее, еще до злосчастного разговора, до приезда в Тинтажель: почему он стал мало-помалу открывать служанке свою истинную личину? Что заставило? Ведь как-то же она заметила маску, а за ней — обезображенную гримасу. Нет, Перинис совершенно не понимал этого. Категорически отказывался верить, что тупица Бранжьена так давно и ненавязчиво впилась в его серые будни настолько, чтобы он позволил, даже не заметив того, увидеть себя. Таким его знала лишь Мирна, а до нее — семья. Осознание мучило. Может, кто-то еще сумел разглядеть его сущность? Кто-то, кто додумался бы воспользоваться этим. Мужчина шёл по тёмному коридору замка и царапал ногтями руку. Плохо. Очень плохо. Нужно продумать отходные пути. А вдруг проклятая девка разболтает кому не надо его секрет? Стоит ли от нее избавиться? Перинис остановился посреди прохода. Он что, только что в серьёз задумался об убийстве? Ноготь прорезал кожу, потекла кровь. Выродок. Ублюдок. Кулак врезался в стену прежде, чем он успел подумать. Боль стала практически спасением. Вдох-выдох. Собраться. Должны быть другие варианты. Обязаны. Сбежать? Куда? Чтобы сдохнуть в канаве или от меча разбойника? Этого еще не хватало. Наскрести денег и уплыть на первом попавшемся судне, стать моряком, в конце концов, как он и мечтал в далёком детстве? Его наверняка силком притащат обратно да еще и денег не вернут. Слуга королевы отличается от прочих слуг. Зная Изольду, она поднимет на уши весь замок и ближайшую округу — девочка она как-никак нервная, не далеко в этом от него самого ушла. Потирая носком сапога тусклый ковёр, Перинис невидяще глядел в одну точку. Он в заднице, однозначно. — Говорю тебе: надо уговорить Марка вернуть Фросина, пусть колдун и оплошал в прошлый раз, но коль уж милость короля захочет вернуть, научит, как вернее разоблачить Тристана. Мужчина притих и постарался слиться со стеной. Бароны, кто ж еще. Нет от них спасения. Блондин постарался сдержать стон отчаяния, — у него же и так забот мало, правда ведь? Сеньоры пошли вглубь соседнего коридора, оттого слуга не мог их больше слышать, но и того хватило, чтобы явственно осознать: спокойной жизни ему, очевидно, не увидеть вовек. Окно приглашающе дунуло свежим воздухом. Держаться. Вдохнув полной грудью запахи лета, Перинис крутанулся на пятках и отправился в обеденный зал — к Изольде. Разве ж он знал, что Провидение окажется более жестоко, чем ведал до сель? Мерзкий Фросин обхитрил их, облапошил как сопливых ребятишек. Не успел Перинис понять, что произошло, Тристана и Изольду уж повязали сеньоры, готовя к суду. Воин что-то кричал о честном поединке, о защите чести, помиловании для королевы, но тщетно. Слуг белокурой красавицы стащили с разных углов и, подобно их госпоже, так же опутали верёвками. Так, в ночи или, вернее, уже ближе к утру все четверо оказались в темнице. Влюблённые, обнявшись, плакали, Бранжьена от них не отставала, а Перинис, пытаясь пробить взглядом каменный свод камеры, проклинал себя за то, что так и не решился выйти в окно, когда представлялась такая возможность. — Что же теперь с нами будет, Перинис? — шептала служанка. Мужчина сменил объект наблюдения на пробегающую под ногами крысу и сухо ответил: — Очевидно, нас казнят. Девушка с новой силой захлебнулась рыданиями, будто обретя второе дыхание. Блондин никогда не умел успокаивать и разряжать атмосферу. Прошло несколько часов прежде, чем послышались шаги. По лестнице спускались рыцари короля. — Тристан, пришло время ответить за свои грехи! Затем последовала душераздирающая сцена разлуки любовников. Убивались они одинаково сильно. Аж дух захватывало. Перинис, как мог, старался отвлечься от их стенаний. Наконец Тристана увели, и в тёмной сырой темнице теперь слышался только плач обездоленной Изольды да редкие всхлипывания Бранжьены. А еще чувствовалось — хоть ножом режь — сначала густое отчаяние, потом слабо трепыхающаяся надежда и, наконец, опустошающее принятие Периниса. Так бы они и утонули все в своих тяжких думах, но спустя какое-то время — неведанным для мужчины образом — к ним спустился неизвестный бедняк. Он передал радостную весть: Тристан сбежал и смог укрыться. Изольда расцвела буквально на глазах. Парень не разделял ее чувств. Раз уж герою-любовнику удалось исчезнуть в ночи, вернее, в ближайших кустах, значит, король Марк наверняка пребывает в еще большей ярости, чем до этого. Не захочет ли он вдвойне отыграться на оставшихся пленниках? Наверняка да. И, если бывшую королеву такой исход устраивал, то конкретно его (мнение служанки он не учитывал — та немного не в себе уже какое-то время) — нет. — Скажи-ка, незнакомец, есть ли шанс, что наш правитель смилуется над своей — всё еще — супругой (и ее верными слугами)? Задавая этот вопрос, блондин ни на что не надеялся, но чем чёрт не шутит. — О, видит создатель, короля Марка не иначе окутала чёрная пелена, он не ведает, что творит, и ни ты, верный Перинис, ни прекрасная Бранжьена и, уж тем более, белокурая Изольда не сможете избежать его гнева! Мужчина закрыл глаза. Это конец. Действительно самый настоящий конец. Ну что ж, надо полагать, он прожил не такую уж и плохую жизнь. По крайней мере, он знавал людей с куда более печальным исходом, чем у него. Во всяком случае он повидал мир. Конечно, не таким способом, о котором грезил мальчишкой, но это уже никому не интересные детали. Вернулись конвойные. Благодарная за спасение любимого господу Изольда покорно ушла за ними. Слуги, окончательно покинутые хозяевами, «наслаждались» условной свободой. Перинис, во всю упиваясь своими страданиями и прокручиванием по, должно быть, десятому кругу своей жизни, не обратил внимание на подозрительное поведение Бранжьены. А та в свою очередь не мешкала. Подобрав небольшой сколок камня, она, убедившись, что никого из стражи нет, несколько раз постучала по железной решётке, как бы привлекая чьё-то внимание. Это всё же отвлекло белокурого от мыслей, — в конце концов, не каждый осмелился бы в такой момент столь нагло вторгнуться в голову человека, морально готовящегося к смерти. — Что ты по-твоему делаешь? Совсем из ума выжила? — О, просто заткнись! Девушка постучала еще. На сей раз ей ответили. И тут Перинис понял: это какой-то шифр, знак. Он в миг подскочил к служанке, высматривая во тьме… хоть что-то. И впрямь увидел: к ним украдкой, воровато оглядываясь, приближался неизвестный мужчине слуга. Каково было его удивление, когда тот вытащил из-за пазухи ключ от их камеры! — У тебя получилось! — радостно воскликнула Бранжбена. — Ради тебя, милая, хоть звезду с неба, — мужчина щербато оскалился, Перинис брезгливо сморщил нос. — Ну и скверный же у тебя вкус, — прошептал он на ухо девушки, та шикнула, отстраняясь. — Эй-эй, не так быстро, дорогая, — слуга ухватил ее за руку, когда она стрелой вылетела из-за решётки. — Уговор есть уговор. Бранжьена устало вздохнула. — Я помню, Хорк, но не может ли это подождать? Там мою госпожу убивают. — Нет, не может! — завизжал мужчина. Перинис испугался, что их могут услышать и перевёл умоляющий — и такой же встревоженный, как и у самой служанки — взгляд на дверь в темницу. Что он там хочет? Пожалуйста, выполни это. — Ладно, хорошо, только тише. Бранжьена приблизилась к предвкушающему что-то мужчине и поцеловала того в губы. Блондин опешил. Только сейчас до него дошло, чего мог хотеть от молодой симпатичной девушки жуткий слуга. Перинис сгруппировался, готовый защитить ее, но не успел, — та сама, усыпив бдительность этого ничего не подозревающего чудища, схватила его за самое сокровенное для каждого мужчины, сжала крепко в кулак и провернула. Готовый было вырваться из пасти вопль она заглушила своей, казалось доселе, совсем маленькой нежной ручкой. Слишком аккуратной для человека, который всю жизнь занимался работой. — Никто не смеет мной командовать, кроме моей госпожи, — она сильнее прижала слугу к стене. — Тебе ясно? Тот спешно кивнул, напуганный собачкой, внезапно оказавшейся волчицей. — Вот и отлично. И помни: вздумаешь ко мне лезть или пускать пакостные слухи о ни в чём не повинной девице — тебе в миг напомнят: у кого яйца, тот и главный. Мужчина весь в слезах кивнул еще несколько раз, соглашаясь на всё, что угодно. — Замечательно. Перинис! — он вздрогнул. — Не витай в облаках, бежим! Бранжьена так внезапно сорвалась с места, что парень не сразу смог сориентироваться. Оглянувшись на поруганного слугу, который и впрямь не осмеливался издать и звука, кинулся следом. Удача была на их стороне. По пути им не попался ни один стражник. — А как?.. — Ни слова, Перинис, иначе я сотворю с тобой то же самое. Он, практически трепеща, послушно умолк. — Вон оно — место казни! — она указала в сторону клубящихся облаков дыма от огромного костра. Девушка и парень побежали туда, скрываясь среди деревьев. Ветки хлестали их лица с остервенение, будто препятствуя. Но они были упорнее. Внезапное осознание осенило голову. Перинис остановился. Не слыша за собой шагов, Бранжьена хмуро глянула на него. — Чего встал?! Нам нельзя терять ни минуты! А вдруг госпожу уже бросают в костёр? — Зачем ты… зачем так стараешься? Мы же теперь по сути свободны, можем пойти, куда угодно, осесть, где понравится, и никто не сможет больше властвовать над нами. Почему ты так сильно хочешь спасти их? Почему не думаешь о себе? Девушка раздражённо одёрнула юбку, пожевала губу, размышляя над ответом, и наконец выдала: — Потому что я была отдана в услужение госпожи, я за нее ответственна. И до самого последнего вздоха — ее или моего собственного собственного — я буду пытаться защитить ее. Она моя первая подруга, разве не естественно желать спасти настолько близкого человека? — Она хотела тебя убить! — не сдержавшись, выкрикнул Перинис. — Как ты можешь так просто забыть такое? Неужели твоя собственная жизнь для тебя ничего не значит? Если так, то ты полная дура! — Перинис… — служанка потупила взор. — Я прекрасно всё понимаю, какой бы глупой ты меня ни считал. Да, я знаю, что ты так обо мне думаешь, не отнекивайся. Но пойми: рождённый собакой, живи верным хозяину. Так учили меня родители, на этих словах выросли все мои знакомые и их предки. Мы все созданы лишь для того, чтобы быть щитом для наших господ. — А если я не хочу? — не сказал — выплюнул. — Если мне не хочется быть козлом отпущения только по праву рождения? — Просто ты не такой, Перинис, ты из других, далёких мест, по тебе это видно. Ты вольный человек и, как бы тебя ни переучивали, свободный однажды, останется свободным всегда. Я пойму, если ты не пойдёшь со мной. Уходи, отправляйся, куда глаза глядят. Но мне нужно к хозяйке. И с этими — поистине собачьими — словами она ускользнула в глубину зелёного марева. Сердце гулко стучало о рёбра. В груди клокотала злоба. Дура. Какая же непроходимая дура. Жертвовать собой ради… ради… — Дьявол! Парень схватился за голову и растрепал и так уже всклокоченные волосы. Решительный взгляд голубых глаз устремился ровно туда, где совсем недавно стояла девушка, которую скорее всего с минуты на минуту убьют. Наверно он такой же круглый дурак, раз сорвался с места и галопом побежал вслед за Бранжьеной.***
Нагнал он ее быстро, за такой короткий срок она не успела уйти далеко. Девушка, увидев взъерошенного парня, ничего не сказала, продолжив свой путь, за что он был ей безумно благодарен. Удушающий запах дыма становился всё сильнее, они приближались к кострищу. А вскоре обнаружилась и Изольда. Она величественно стояла в окружении толпы. Крестьяне молили короля сменить гнев на милость. Марк, будто не слышал. Перинис вовремя успел удержать Бранжьену от опрометчивого решения выбежать прямо туда и собственным телом прикрыть королеву. — Не сейчас, давай подождём еще немного. Тристан всё еще на свободе, зачем напрасно рисковать собой, если это может сделать кто-то другой? Возмущённый взгляд служанки был красноречивее слов. Парень решил оставить попытки в убеждении, тем более девушка рассудила, что в его словах есть небольшая доля истины, и перестала сопротивляться. В это время, откуда ни возьмись, появилась группа прокажённых. Предводитель их — Ивен — предложил королю не казнить Изольду, а наказать так, что она пожалеет о том, что не успела сгореть заживо. Марк с интересом вслушался. «Конечно, слушать, кого не надо, это мы умеем, это мы запросто», — скрежетал зубами Перинис. В свою очередь Ивен озвучил свою идею: отдать ему и его людям белокурую Изольду, чтобы она, всю жизнь вкушавшая амброзию королевского быта, спала с ними в отвратительных лачугах, прислуживая им. Бранжьена задохнулась. Мужчина тоже. Как можно так поступить с собственной, хоть и предавшей, женой? с прекрасным цветком, выросшим среди терновника? Служанка взбрыкнула, намереваясь, очевидно, проломить череп юродивого его же костылём. К счастью, Перинис не спускал с нее глаз и вновь смог удержать. Король Марк глубоко задумался, потирая подбородок. Но наконец, решив для себя что-то, подступил к Изольде и, схватив за руку, повёл к Ивену. — Сжалься надо мной, государь! Сожгите, сожгите меня скорей! — воскликнула она. Правитель на это ничего не ответил. — Ну же, Тристан, где же ты? — Перинис нервно подёргивал ногой и, как мог, удерживал обезумевшую служанку. — Самое время, давай! Напрасно. Герой не появился. Толпа прокажённых увела несчастную девушку. — Так, Бранжьена, я тебя сейчас отпущу, и мы тихо последуем за ними. Еще не всё потеряно. Ты меня поняла? — дождавшись утвердительного кивка, он с опаской отступил. Вопреки его опасениям светловолосая не стала рубить с плеча и через кустарники отправилась за конвоем Изольды. Успокоенный, он зашагал следом. Какое-то время они шли, остерегаясь, как бы их не обнаружили рыцари, но уже ближе к главной дороге, им негде было скрываться, поэтому дальнейшее преследование вынуждены были продолжить в открытую. Кто-то из сонма юродивых всё же заметил их и поднял шум, но — о чудо! — Тристан и его последователи сидели тут же в засаде и, как только враги отвлеклись, напали. Горвенал — приёмный отец юного воина — убил Ивена, все остальные разогнали отвратительную шайку, а главный герой сего действа, подхватив возлюбленную, исчез в зелёном полотне леса Моруа. — Собственно, — Перинис неловко откашлялся. — А что нам теперь делать? — Немедленно испариться отсюда, идиот!***
Он только сейчас это понял, но ему в новинку было слушать указания, не то что не от знати, а от Бранжьены, к которой он долгое время — годы — относился, мягко говоря, пренебрежительно. Ощущения были… необычные. Сейчас же девушка уверенной походкой шла в неизвестном ему направлении, буквально держа его судьбу в своих руках. Перинис к собственному стыду не осмеливался подать голоса, покорно следуя за ней. Возможно, связано это было с тем, что, наконец оказавшись на свободе, он попросту не знал, что делать дальше, как распорядиться всем временем мира, которое снова принадлежало только ему. Какая ирония. Похоже статус прислужника настолько въелся в кожу, слился с костями, что иной судьбы мужчина больше и не ведал для себя. Его размышления прервал голос Бранжьены: — Почти пришли, — она обернулась. — Говорить буду я, тебе же лучше молчать. Ладно? Словно осознав, насколько сюрреалистично выглядела ситуация — помыкающая парнем служанка, — она запнулась и неуверенно, просяще взглянула на него. — Ладно. Чёрт с ним, будь, что будет. В конце концов, Перинис, так внезапно оказавшись в открытом море, слишком сильно растерялся, не зная, в какую сторону податься. Так, возложив бразды правления на Бранжьену, он с чистой совестью выдохнул. Всё-таки долгое время висящее над человеком верховенство, превращает личность в безвольное существо. Но парень устал. Устал достаточно, чтобы наплевать на всё и последовать за абсолютно любым человеком. Для этого он выбрал, как несложно догадаться, служанку. Они давно покинули черту города, в котором находились, и уже какое-то время двигались вдоль леса. Казалось, конца ему не будет никогда, разные оттенки зелёного начинали кружить голову. Однако, когда блондин собирался было ненавязчиво указать на нескончаемость однообразного пути, будто из ниоткуда вырос совсем уж обветшалый дом. Камень давно уже покрылся мхом, крыша поросла цветами и сорняками — хоть букет собирай. Деревянная дверь держалась только на честном слове. Корче, жилищем явно давно никто не занимался. Бранжьена уверенно постучала о рассыпающуюся древесину двери. Не успел Перинис подумать: «Зачем стучаться к призракам?», как к его вящему удивлению с другой стороны послышались шаги. — Кто? — вопрошал скрипучий недовольный голос. — Здравствуйте! Я девушка с ярмарки, помните? Воцарилось молчание. Очевидно, укрытие, на которое рассчитывала служанка, они тут не получат. Мужчина уже разочарованно повернулся уходить, однако, из-за двери проскрипели: — Та бестолковая девка? — Д-да… — Бранжьена попунцовела. Вход в обиталище открыла дряхлая старуха, они с домом отлично дополняли друг друга. — Что встала? Проходи, — бледные старческие глаза хищно стрельнули в сторону Периниса. — А этот с тобой? — Да, госпожа. Надеюсь, вы не против… — Как же! Развелось тут вас, что вшей! Ну, да ладно, не вышвыривать же. Не стой столбом, тупоголовый кретин, проблем не оберусь, если кто заметит. Блондин предпочёл не испытывать судьбу и добровольно отдался во власть еще одной сварливой женщины. Внутри оказалось чисто, аккуратно, почти уютно. Дом делился на две комнаты — прихожую, уставленную лавками, совсем крохотным столиком и круглым очагом; и, скорее всего, небольшую кладовую или спальню, скрытую в дальнем углу. — Спать будете у окон, к кладовке я вас и близко не подпущу! Сегодня, так уж и быть, отдыхайте, а завтра ты, — жуткий иссохший палец указал на Бранжьену. — пойдешь пасти это дьяволово отродье, а ты, — Перинис сжался. — Для начала соберёшь и наколешь дрова. Всё ясно? Они живо закивали. — Вот и замечательно, хоть кто-то поможет на старости лет.***
Во-первых, «дьяволовым отродьем» оказалась милейшего нрава корова, которую старуха (она назвалась Кенотой) кликала не иначе как «Ведьмой». Бранжьена уже ушла с несчастным животным на ближайший луг и к полудню вряд ли вернётся. Во-вторых, парень, большую часть жизни занимавшийся работой не тяжелее «принеси-подай» (перетаскивание кроватей-убийц не в счёт), готов был отдать ни много, ни мало душу господу, лишь бы больше не прикасаться к топору. Это оказалось безумно сложно. — И ты называешь себя мужчиной?! Жалкое зрелище! Да на тебя ни одна уважающая себя женщина не посмотрит! Кажется, еще немного и он откажется от своих принципов и совершит смертоубийство. С особой жестокостью. — Да разве так колют? Смех и только! Я в твои годы… Дыхание. Главное не забывать о дыхании. Старуха канючила еще долго. Умопомрачительно долго. Перинис всё чаще с заинтересованным видом стал посматривать на лезвие топора. — О, вернулась, непутёвая. А что с лицом? Али с голубкой моей не поладила? Так нет же, вроде вчера так хвалила ее! Девушка действительно была мрачнее тучи. Парень с интересом смотрел на нее. — Ладно уж, для первого дня… можно было и лучше, но вам будет поблажка, так как кроме того, что пыль вытирать, вы больше ни на что не годитесь. Можете пока погулять, я подготовлю стол. За сим Кенота изволила покинуть их общество. Оба облегчённо выдохнули. — Полное дерьмо. — Согласна. Они переглянулись. — Смотрю, с дровами ты не очень справляешься. — Отвянь, не тебе это говорить, только и знай, что за животиной следи, ничего не делай. — Чёрта с два! Эта тварь и вправду заслуживает своего имени. В загоне вся из себя: ласковая, добрая — загляденье! А выйдешь в чисто поле: ломанёт, не разбирая дороги, не знамо, куда, еще и тебя утащит за собой! Три раза она чуть не спрыгнула в овраг, четыре — пробежала галопом до самой главной дороги, четырнадцать — терялась в лесу! Бранжьена прервалась, чтобы отдышаться. Перинис и не сразу заметил, что она натурально взмылена, что ломовая лошадь. — А после обеда мне снова надо будет ее вести — или, вернее, ей меня! — девушка уже, не сдерживаясь, кричала. — Да будь она проклята! Будто издеваясь, корова подала полный счастья клич. Служанка отшатнулась. Похоже, животное теперь внушало ей суеверный ужас. — Откуда ты вообще знакома с этой бабкой? Неужели не было более нормального знакомого с более нормальным животным? Теперь же мы словно в рабство попали. Я — так вообще дважды. — Мы познакомились на ярмарке, — светловолосая оправила юбку. — Сначала она меня обругала, затем помогла, а потом и я ей подсобила, и в какой-то момент старуха предложила любую помощь, если та когда-нибудь понадобится. — То есть ты, — мужчина едва сдерживал ярость. — Серьёзно понадеялась на слова какой-то ополоумевшей бабки и привела нас сюда, не будучи уверенной, что нас вообще примут? Бранжьена постаралась слиться с окружающим пространством. Получалось из рук вон плохо. — Ну… Да? Господь, почему она не мужчина? Тогда хоть ударить можно было бы. — Проехали, теперь это неважно. Но что мы будем делать дальше? Вопрос остался открыт: Изольда с Тристаном счастливо сбежали в глубины Моруа, король разгневан настолько, насколько это в принципе возможно, и скорее всего ищет их, и, что важнее всего, — так же ищет нас. Я слушаю твой, надеюсь, существующий план. — В смысле «что делать»? Мы будем ждать возвращения госпожи или известия о том, где она находится, чтобы тут же присоединиться к ней. — Так, — Перинис сложил руки на гуди, чтобы не поддаться искушению и не прибегнуть к рукоприкладству. — Правильно ли я понимаю: мы получили свободу — и ты тоже, не смей перечить, — Изольда своим побегом намекнула, почти прямо сказала, что ей наплевать на нас, но ты всё равно хочешь к ней? — Я прекрасно помню, — он прервал ее, готовую что-то возразить. — Что ты мне сказала в тот раз в лесу. Но, извини, понять я такое не готов. Мне претит мысль, что человек добровольно может сравнивать себя с собакой. — Ты и не обязан, — девушка понурила голову. — Я также говорила, что для тебя всё еще открыты все пути. Уходи, когда пожелаешь. Я же останусь верной госпоже. На это ему нечего было ответить. Он закусил губу и, послушав умиротворяющий шум листвы, выдохнул: — Пошли. Я голоден. И, не оборачиваясь, поплёлся к дому.***
Неоспоримым достоинством Кеноты было ее равнодушие. Она совершенно не интересовалась ни их прошлым, ни причинами, почему они пришли к ней, ни тем, что пара собиралась делать дальше, — вообще ничем. Собственно, на этом плюсы заканчивались. Сварливая поганка никогда не упускала возможности отпустить шпильку в адрес молодых людей, вечно повторяла, что она-то была гораздо прозорливее в лучшие годы. Прерывалась старуха разве что во время сна. И то — не всегда. Перинис же с Бранжьеной не смели ей отвечать, — всё-таки женщина их приютила. Однако у них появился обычай: в конце каждого дня, после того, как девушка заканчивала пасти Ведьму, а парень заниматься домашними делами, собираться под сводом раскидистых ветвей и хаять и бабку, и ее проклятущую корову на чём свет стоит. В этих посиделках они многое узнали о друг друге, даже делились сплетнями, которые слышали, служа при дворе. Тогда же блондин впервые за долгое время громко, искренне расхохотался. Подруга, — так она теперь себя ощущала по отношению к нему (да и он — не без лёгкого сопротивления — тоже), — была рада. Кенота из города приносила им каждую неделю, помимо еды, еще и новости. Марк действительно пытался поначалу искать влюблённых, но в дремучих лесах погибало слишком много подданных, поэтому вскоре от этой идеи отказался. Однако бароны всё же не прекращали своих попыток, кои, к слову, так и не увенчались успехом и по сей день. В благодарность молодые люди продолжали всячески помогать ей. Спустя несколько недель выяснилось, что по отношению к Перинису своенравная корова была не в пример лояльнее: откликалась на голос, слушала команды, даже не убегала больше прочь, оказавшись на воле. Не иначе завидела мужчину — хотя и немного хилого — и на радостях стала вести себя, как покорная жена. Женщины из-за этого нашли повод объединиться и уже вместе дёргали мужчину едкими фразами. Бранжьена же, выросшая в городе у замка, отлично справлялась с работой по дому. Так, было решено, что целесообразней будет поменяться. Шло время. Пролетел второй месяц с того момента, как четвёрка — господ и слуг — разбежалась, кто куда. Дни тянулись медленно, словно мёд, ничего не происходило. В городе понемногу переставали вспоминать о сбежавших королеве и племяннике Марка. Жизнь… можно сказать устаканилась. И, несмотря на постоянно шебуршащую старуху, парень понял, что был бы не прочь оставить всё, как есть. Что уж там, ему нравилось так жить. Это так сильно напоминало прежние беззаботные годы. Однако не всё вечно под луной. В начале третьего месяца спокойный размеренный быт был нарушен птицей взвившимся в небо известием: один из баронов убит. Обезглавлен в лесу Моруа. Это означало лишь одно: любовники по-прежнему сидят там и готовы даже на убийство ради сохранения своего счастья. Бранжьена, которая, казалось, тоже свыклась с жизнью без услужения, вновь начала заводить разговоры о господах, была готова выйти их искать хоть сейчас. Перинису такой исход совершенно не нравился. Он тоже был готов биться за собственное долгожданное спокойствие. Но мог ли мужчина применить силу к подруге — уже практически сестре? Конечно же нет. Забытые было ссоры вновь стали вспыхивать между ними с новой силой. Новообртённое счастье ссыпалось сквозь пальцы, крошилось, словно прогнившая древесина. Удивительно, но Кенота молчала, предпочитая не вмешиваться. Перинис давно уже понял, что ей известно, кем они являлись, и кто был их хозяином, однако, старуху, судя по всему, это мало волновало. Она лишь отстранённо месила тесто, когда они затеяли очередной скандал. — Нет, ты никуда не пойдёшь, это слишком опасно, как ты не понимаешь?! — Да чёрт бы тебя побрал! Сколько еще раз мне нужно повторить одно и то же, чтобы до твоей тупой башки дошло? Я не могу оставить ее! И ты, — девушка окинула его взглядом. — Меня не остановишь! И вообще, с каких пор тебя волнует моё благополучие? Она усмехнулась. — А, или ты всё же поборол свою боязнь женщин и вознамерился сделать меня своей, так? Хочешь удержать при себе, как и все мужчины. Хочешь сделать рабой, да только не выйдет: я уже принадлежу моей госпоже, и она ждёт меня. Перинис отшатнулся, будто эти слова его ударили. Парня, как подкосило, он опёрся о печь, чтобы не осесть на пол. Бранжьена, осознав, что сказала, прикрыла рот рукой и виновато посмотрела на него. Но было уже поздно. Восстановив дыхание, блондин ощутил поднимающийся из глубин души гнев, затмевающий обиду. — Ну и прекрасно! — должно быть, он никогда так не кричал. — Проваливай! Катись к дьяволу! После каждого восклицания девушка испуганно пятилась к двери. — Чтоб ты и твоя ненаглядная Изольда провалились! И Тристана туда же, и короля! Весь проклятущий мир — всё к чёрту! Отдышавшись, он сказал уже спокойнее: — Знаешь, ты, вероятно, слишком самоуверенна, раз в какой-то момент могла подумать, что я посмотрю на такую замухрышку. Ты как-то сравнивала себя с собакой? Так вот собака ты и есть. Тупоголовая псина, не знающая, где ее место. Всегда презирал таких, как ты. Тот, кто не желает свободной жизни, жизни — не достоин, так что, надеюсь, по пути к принцессе тебя задерут волки. Бранжьена пыталась держаться, он это видел, но жалящие слова, которыми Перинис привык защищаться, ранили слишком сильно. Нижняя губа мелко задрожала, из глаз крупными каплями потекли слёзы. Чтобы не видеть этого, мужчина отвернулся. — Поди прочь, — уже прошептал он надломленно. Девушка всхлипнула, — болезненно, задушенно — и кинулась к двери. Еще несколько секунд он слышал отрывистые шлепки ее крохотных ног, ударяющихся о землю. Вот она и ушла. Снова у него отобрали то, что согревало душу. И в этот раз Перинис тоже оказался виноват в том. Парень потерял последние силы и осел прямо там, где и стоял. Обняв подтянутые к груди ноги, он заплакал.