***
Зима сменяла лето, а весна — осень и так по кругу, пока не минуло добрых десять лет. Многое изменилось за это время, но многое же осталось неизменно. Сменялись короли, появлялись новые династии, начинались и оканчивались войны. Жизнь текла и приобретала новые формы. Читатель спросит: «Так где же то неизменное?», что ж, автор сходу может назвать по крайней мере одну вещь, что на протяжении даже не лет — веков! — оставалась неизменной, стойким камнем давя на плечи человечества. Это ненависть. Шутка ли: ненависть порождает ненависть, насилие, соответственно, такое же насилие. А учитывая наличие неограниченного доступа у рода человеческого к бескрайнему руднику жестокости, такой вывод становится более чем очевидным. Сюзерены презирали вассалов, вассалы проклинали сюзеренов; добрые христиане желали смерти неверным, язычники разоряли всё, на что были направлены перста их вождей. Однако на одной лишь ненависти сыт не будешь. Существует также и то, что ее дополняет, а иногда, если угодно, осаждает при необходимости. Если бы не «это», человечество так и осталось бы кучкой дикарей, только и знающих, что сеять смерть и разрушения. Лицемерие. Перинис — не совсем небезосновательно, надо заметить, — был твердо убежден, что только просветлённые умы могут в полной мере оценить всю прелесть «лицемерного образ жизни», как он сам это называл. Более того, в данной стезе он нередко превозносил себя над некоторыми своими господами. Откуда столько чуть ли не раболепия к данному качеству? Лицемерие помогло Перинису выжить. Годы назад, когда завоеватели-ирландцы напали на его деревню, а затем его самого и ещё нескольких детей отправили к королю в услужение, природная сметливость помогла восьмилетнему ребенку понять, что в чужой стране будут хвалить лишь за лучезарные улыбки да льстивые речи в отношении тех, кто лишил буквально всего. Только лишь втираясь в доверие к одним и разглашая их тайны врагам; шагая по головам других — только так и можно выжить. Грустная правда жизни — ничего не скажешь. Так был устроен Перинис, на этом фундаменте строилось его существование. А на фундамент замка, в котором он находился, явно сел кто-то из свиноподобной свиты их солнцеликого короля (пусть он правит вечно) потому что относительно молодое строение (каких-то двести пятнадцать лет) неумолимо клонилось в сторону близлежащей реки, будто пытаясь утопиться в бурных водах, не смирившись с таким позором. Перинису приходилось применять хоть и не значительные, но все-таки усилия, чтобы сохранять тело в строго вертикальном положении. Что уж там — практически все кровати и прочую мебель слугам было приказано передвинуть в кренящуюся сторону комнат, дабы господа по ночам не скатывались верхом на утвари к ближайшей стене — скрип душераздирающий. Одно время считалось, что не иначе призрак неизвестной старухи бродит меж стен. Впрочем, так считалось и поныне, но с оговоркой: личность старухи стала известна — мадам Бланш, которую убила собственная кровать. Видите ли, тетка короля к ее чести дожила до столь преклонных лет, ни разу при этом не заслужив покушения на свою особу, — настолько кротким и миролюбивым человеком она была. Более того, все окружающие стремились ей лишний раз помочь, умаслить. Так это случилось и в один из дней, когда она обнаружила, что не в силах встать и залезть на кровать — больно высоки были у той ножки. Тогда король приказал смастерить для горячо любимой тетки роскошную, богато украшенную, поистине королевскую кровать из самого дорогого дерева с низкими ножками. Подарок безумно понравился, но кто же знал, что бестолковой древесине предстоит вскоре носить титул душегуба? В одну из ночей мадам Бланш очевидно имела удовольствие наблюдать сон о своей сладкой девичьей юности, когда она, рассекая залитые солнцем поля, бежала навстречу неизвестному, но наверняка счастливому будущему. В реальности же старуха случайно сползла с блистательной кровати, даже не заметив этого, а та, будучи не придвинутой слугами к стене достаточно плотно, продолжала медленно стискивать в своих тяжелых объятьях хозяйку. Наутро бедную мадам Бланш нашли служанки, страшным образом удушенную, но, будем надеяться, до последнего счастливую в своих снах. Светлая память. Однако мы отвлеклись. Аккумулируя все вышесказанное, приходим к выводу, что наш герой не понаслышке знает, насколько сильно болят чресла после активного перетаскивания тяжелой господской мебели. Тем не менее, будучи человеком, нервным и мнительным, он всегда делал работу добросовестно (выше качество — меньше предвзятости). Тем более, находясь в услужении у Изольды — дочери короля (пусть слава о нем не угасает) Перинис, можно сказать, находился под постоянным наблюдением и просто так отлынивать не мог. — Ах, чёрт… Вода из кувшина все-таки пролилась и Перинис, едва не поскользнувшись, чуть было не вылетел в окно (дьявол побери этот проклятущий замок!). Позади послышался смешок и мужчина подобрался. Нужно держать лицо. — Осторожней, Перинис, мне бы не хотелось оплакивать тебя в ближайшем будущем, — прочирикал нежный голос. Сердце замерло, затем пропустило удар, сделало кульбит, ушло в пятки и это — за одно мгновение. Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, он обернулся. — И тебе привет, Мирна. Девушка нежно улыбалась ему, лучась добротой. Перинис чувствовал, как стремительно плавится маска безразличия под ее взглядом, а потому стал смотреть на кирпичную кладь стен. Мирна. Это солнце. Нет не так. Это сам Свет, что рассеивает свои лучи над бренным человеческим миром, разгоняя первозданную тьму, а иначе, как объяснить существование такой безумно доброй, великодушной, щедрой, веселой, сердобольной и, конечно же, красивой женщины? Ее нахождение на земле есть благословение господне, не иначе. Перинис мысленно дал себе пощечину. Кажется, она что-то спросила. — Что-что, прости? — Ты меня вообще не слушаешь, да что с тобой? — девушка выглядела обиженной. Идиот. — Нет, извини, просто… неважно себя чувствую. Наглый лжец, никому не можешь сказать правду, ни с кем не можешь быть искренним. Даже с ней. Жалок. Мирна моментально изменилась в лице, побледнела. Прекрасно, ты ее довел. — Ох, может тогда зайдешь к Аэрну в конюшню? Он недавно собрал свежих трав. Уверена, если хорошо попросишь, поделится. Губ коснулась легкая улыбка — единственное, что Перинис позволил себе. — Не стоит, не настолько мне и плохо, да и госпожа уже давно ждет, — он слегка потряс кувшин. — Мне нужно идти, до встречи. Не сказав больше ни слова, мужчина направился по своему прежнему пути, Изольда в самом деле давно его отправила. — Перинис? Не оборачиваться, только не оборачиваться. — Да? — он повернулся. Женщина стояла на прежнем месте будто в нерешительности. — Можем ли мы, ну… Перинис затаил дыхание. На улице раздался громогласный смех, спугнувший волшебство момента. Мирна пару раз моргнула и, потупившись, как набедокурившая девчонка, попрощалась и стремительно покинула коридор, скрывшись за ближайшим поворотом. — Блять, — в сердцах выдохнул Перинис.***
— Что-то ты долго, ничего не случилось? Изольда даже не подняла глаза от гобелена, который умиротворенно вышивала, когда Перинис вошел в ее покои. Свет из окна падал на ее белесые волосы, шелком струящимся по плечам. У ног хозяйки, словно верная собака, сидела Бранжьена и перебирала драгоценности из шкатулки госпожи. — Приношу свои извинения, принцесса, мне нет прощения, — сказал мужчина, низко поклонившись. В ответ на это Изольда лишь слегка поморщилась, на мгновение исказив идеальные черты. — Брось, хватит твоей услужливости. Принес воду? Поставив кувшин у камина, Перинис выжидающе посмотрел на госпожу. Та, казалось, забыла о его существовании. Но через какое-то время, наконец не выдержав, она тяжело вздохнула. — Всё-то ты как пчёлка трудишься. Вовсе необязательно из кожи вон лезть, лишь бы услужить мне. Присядь, отдохни. За это тебя никто наказывать не будет. Мои нужды не так уж многочисленны и велики, чтобы гнать слуг, словно лошадей на турнире. Прошу, можешь присоединиться к нам с Бранжьеной, можешь заняться тем, что нравится, я даю на это свое позволение. Мужчина сглотнул ком в горле. Его не покидала навязчивая тревога. Изольда, видя его замешательство, лишь погрустнела. — Ладно, как знаешь, — с этими словами она поднялась с кресла и направилась к камину, перелила воду из сосуда в небольшую плошку (на попытки Периниса помочь, она только шикнула). — Если так хочешь подсобить, принеси чистых тряпок да побольше, они в сундуке у дальней стены. Девушка откинула полог своей кровати и комнату моментально наполнил запах крови. Перинис поморщился. Незнакомец, которого они нашли намедни, умирал, это было очевидно. Но все же он являлся единственной надеждой для госпожи. Изольда была готова достать чужака из пучин ада, лишь бы только тот подтвердил, что убил дракона (хотя наш герой сомневался в полноправности существа носить такое имя — в книгах писали, что драконы во сто крат больше любого из замков, стоящих на земле, что у них есть крылья и что дышат они пламенем, а то нечто, которое неизвестно, как попало к ним в края, было приземистым, без крыльев и несло от него разве что болоной тиной). Так, под наставлениями королевы (пусть глаза ее сияют всегда ярко), они втроем выхаживали незнакомца уже второй день. И он, как будто бы, потихоньку становился больше живым, чем мертвым. Бранжьена снимала старые бинты, в то время как Изольда протирала засохшую кровь. Перинис стоял в нерешительности, не зная, куда себя деть. Очевидно его помощь и правда тут не требовалась. Поэтому в итоге деть себя, а точнее свой взгляд, он решил в окно. Зелень деревьев рассеивала лучи солнца, в результате те падали красивыми узорами на витражи. С улицы слышались гулкие голоса людей и животных — рыцари вернулись с охоты. Также доносились споры о том, когда же состоится свадьба белокурой Изольды и сенешаля. Со стороны кровати раздался вымученный стон больного. Похоже, вышеупомянутая тоже это услышала и случайно надавила сильнее, чем нужно. Честно признаться Перинис слабо верил в положительный исход данной аферы. Даже с учетом врачевательных способностей королевы (освети, создатель, ее путь), ему казалось маловероятным выходить настолько израненного человека в каких-то три дня. Это безумство. В противном случае Перинис будет называть королеву (пусть ее великодушие охватит мир) не иначе, как Господом Богом.***
Господь Бог (освети, созд… нет, не так, освети сама себе путь) свое обещание, данное дочери, выполнила, поэтому сейчас Перинис ломал голову над тем, почему никто из всего дворца, и в первую очередь само всевидящее божество (пусть величие твое останется в веках), не узнал в таинственном незнакомце прославленного Тристана из Лоонуа, убийцы Морольда — брата вышеназванной повелительницы знахарства? Как бы барды ни видоизменяли басни, во всех них описание выдающегося воина оставалось неизменным до мельчайших деталей. — Да какого чёрта?.. — Перинис с силой надавил ладонями на глаза. Надо полагать так он пытался затолкать в глубины разума тот факт, что им правят и повелевают люди, не способные обнаружить врага, находящегося у них буквально под носом. Что ж, зато смогли спасти его госпожу от похотливого сенешаля. Вот только, что с ней будет во владениях неприятеля, куда повезет ее без пяти минут новый муж — неизвестно. Надо полагать, об этом они рассуждают в тронном зале прямо сейчас. Но самое главное: что будет с ним — с Перинисом? Изольда явно намеревалась взять своих верных слуг с собой на чужбину и эта ситуация совершенно не нравилась мужчине. Дурочка Бранжьена была только рада: «Посещать заморские страны — так по-господски!», «А вдруг и мужа себе найду богатого?». Ох, боже… Ах, да (пусть твой свет освещает невежество)… Однако существовала куда более глобальная проблема. Если Изольда и правда возьмет его с собой, то он больше никогда не увидит Мирну. Осознание этого навевало такую тоску, что впору зверем выть. Сбежать?.. Нет, не вариант. Тогда на его замену ко… Господь отправит саму Мирну — свою верную служанку. А позволить ей находиться в месте, переполненном людьми вражеского государства, он никак не мог. Быть может, госпожа все же будет навещать родные земли?.. Бред, бред. — Адов бред! Его крик раздался над верхушками деревьев. Все внутренности, как будто сжались, образуя в груди пустоту, черноту, пропасть. Перинис ухватился за рубаху, пытаясь отдышаться — грудь ходила ходуном, будто за ним только что гнался медведь. Воздуха катастрофически не хватало. Перед глазами поплыло от слез, помимо прочего, он стал захлебываться слюной, что сейчас стекала с губ. Ноги уже не держали и мужчина повалился на землю, дико содрогаясь всем телом. Из пучины отчаяния и бессилия его вырвал смех — такой знакомый, любимый. Перинис, как мог отполз подальше, в тень дерева, чтобы она его не видела. Не таким. Только не снова. — Так, однако, хорошо, что молодой госпоже удалось вырваться из лап этого противного мужлана! Все-таки не нашей принцессе водиться с подобными, скажи? — Тише ты, дура. Уши есть не только у стен, но и у деревьев. Вот услышит тебя кто из свиты сенешаля и пиши пропало. Замечательно. Уверившись, что остался незамеченным, Перинис едва-едва стукнулся головой о ствол дерева. И без того тошно было, так нужно же было и этому тут появится… «Этому»… Да. Мужу Мирны. Рордан — доблестный рыцарь короля (храни, Господь, его сон), воин, казалось, не уступающий покойному Морольду. Такой честный, справедливый, такой праведный и набожный. «Такой ненавистный», — выплюнул Перинис. Самое поганое, что они оба самозабвенно любили друг друга. Экая жалость. Привалившись спиной к стволу, несчастный наблюдал за полетом двух ласточек, круживших в небе, словно пара любовников. Чёрт, были бы у него крылья, так бы и унес Мирну подальше отсюда. От Рордана в первую очередь. Нельзя, Перинис, нельзя. Дурочка любит эту груду мышц, так похожую на булыжник. Затоскует еще и спрыгнет на ближайшие скалы, в горячке спутав их с мужем. Мужчина осмотрел себя. А вдруг он ей не понравился потому, что буквально противоположность Рордану со своей худобой, почти аккуратностью? Отлично, это так обнадеживает. — Да что за… — Перинис вскочил, немного покачнулся и пошел в покои к госпоже — помогать собирать вещи. — Ничего бы я ей не дал, ничего! В памяти всплыло событие, перевернувшее его понимание об отношениях мужчины и женщины. Вернее, что из этого вышло. От неприятных воспоминаний кольнуло где-то в груди (наверно незажившее эго) и выступили желваки. А потом вспомнилось и что похуже. — Знаешь, я так хочу ребенка! Все думаю, как бы его назвала. Есть предложения? — и она с улыбкой обратила взор к нему. — Отчего у меня спрашиваешь? О таком советуются с мужем, — он недовольно почесал затылок. — Но ты же мой самый близкий друг, конечно я хочу для начала узнать твое мнение. — Думай сама, дурёха, — прохрипев это, щёлкнул Мирну по носу, та возмущенно уставилась на него.***
На причале уже собралась толпа. Кажется, весь город. Тут были и рыцари, и слуги, и крестьяне, и даже сенешаль, из-под носа которого умыкнули белокурую Изольду. Здесь же был и Перинис, он состоял в свите своей госпожи, как и должен был. Собственно, «свита» — это он и Бранжьена, которая выглядела уж больно нервной для человека, что так рвался в новые края. Да плевать. Мало ли, что творится в голове у недалекой девчонки. Он не попрощался. Не стал бередить уже открытую рану. Может, она обидится. А может и нет. В конце концов, они никогда не были друг для друга чем-то большим. Да, так будет лучше, это правильное решение. После собрания в тронном зале открылась правда: да, человек, которого выхаживала принцесса — никто иной, как Тристан собственной персоной, и вовсе он не претендовал на руку и сердце прекраснейшей из прекрасных. Он был посланцем короля Марка — своего дядьки, что возжелал Изольду в жены. Конец. Собственно по этой причине девушка вот уже долгое время ходит мрачнее тучи — чувствует себя обманутой. Внезапно кто-то схватил его за ворот и грубо потащил в неизвестном направлении. Перинис даже пытался закричать, но его быстро заткнули огромной медвежьей ладонью. Извернувшись, он увидел, что его похитителем был Рордан. Люди, встречая внушительную фигуру, отступали прочь, не желая с ним связываться, судя по всему помощи ждать не приходилось. «Чёртов ублюдок, неужто прознал о нашем с Мирной общении?». Рыцарь отволок его в место, где людей было чуть меньше, чем слишком много, и высвободил из своей хватки. — Какого хрена ты по-твоему творишь?! Ты… — Перинис, прошу, не оскорбляй моего мужа. Тело не иначе прошила молния. Быть не может. Мужчина удивленно обернулся. Так и есть, Мирна стояла прямо перед ним и хмуро прожигала взглядом. — Дорогой, будь добр, оставь нас ненадолго. Как ни странно Рордан, послушавшись, отошел на достаточное расстояние, чтобы не слышать разговор, но дабы было видно все, что происходит между женой и Перинисом. У последнего прошел мороз по коже. — Так и зачем… — Зачем пришла проводить своего друга? Действительно. В конечном счете я могла бы состроить оскорбленную невинность и остаться в замке, ведь этот самый друг почел за лишнее самому явиться и попрощаться. Перинис потупился. Он и вспомнить не мог, когда его так отчитывали. — Прости. — Это все, что ты можешь сказать? — Пожалуй, да. Мирна вздохнула и, подойдя к нему, обняла. Мужчина встрепенулся, оглядываясь на Рордана. — Не волнуйся, я ему рассказывала о нашем детстве, он признает в тебе моего друга. Молодой мужчина не знал, как реагировать на подобные заявления. То ли радоваться, что на глазах у соперника может общаться с Мионой, то ли огорчаться, ведь больше, чем просто друга жены тот в нем не видел. Из противоречивых размышлений его вырвал голос женщины: — Я все же пришла не только попрощаться, — Перинис недоуменно нахмурился, на что она ребячливо прыснула. — Помнишь, недавно мы встретились у восточного крыла? Ты тогда еще кувшин нес. Дождавшись кивка она продолжила. — В тот раз я не решилась рассказать, — похоже, и сейчас Мирна не была готова, потому что неустанно мялась и покусывала губы; только друг хотел сказать, чтобы та не заставляла себя, как, будто решив сложную загадку, женщина уверенно кивнула сама себе и выпалила: — Я беременна. И выжидающе смотрит на него, ожидая реакции. Перениса же, как мешком по голове ударили. Все сторонние звуки ушли на дальний план. Беременна. Кто? Мирна? Но когда?.. Глупый вопрос, как? Еще лучше. — Ну же, скажи же что-нибудь. В ее голосе сквозит нервозность. Будто от его мнения зависит, будет ли она любить этого ребенка. Глупость какая, конечно будет, она же так мечтала о нем. — Поздравляю, — выдавил из себя, а Мирна облегченно выдохнула. — И? Господи (сохрани мою душу в целости), эта женщина когда-нибудь успокоится? Видя, что Перинис не понимает, о чем она, Мирна возвела очи-горе. — Имя, Перинис, ты придумал имя? Что-то этот разговор дается ему с большим трудом. Помолчав, мужчина прокашлялся, прежде чем вновь заговорить. — Мой ответ такой же: это должны решать родители. и вообще… — Говори имя или я прямо тут скину тебя в море. — Тогда, может, — память лихорадочно подбрасывала все, известные ему имена, пока не нашлось одно, единственно верное. — Перинис? Напряженнее момента за последнее время он не мог припомнить, успев чёртову уйму раз пожалеть о своем выборе. Лицо сначала удивленной, потом задумчивой и наконец что-то решившей Мирны выводило из себя. — Мне нравится. И, если девочка будет, легко можно переделать, — она подняла взгляд и он (надеялся на это) увидел в них любовь. — Спасибо.***
Корабль уже довольно давно нес их в неизвестность, но Перинис продолжал смотреть в сторону покинутой суши. Хоть та любовь, которую он увидел в ее глазах напоследок, и была вовсе не той, о которой он мечтал, однако, для мужчины это было своего рода признание, одобрение. Улыбка коснулась губ. Чего-то он все же добился. Мимо прошла Бранжьена, которая так невовремя прервала раз в пятидесятый прокручиваемое воспоминание. Перинис хотел было отмахнуться, но почувствовал что-то неладное. Девушка беспокойно бормотала себе что-то под нос. Такое поведение у нее было с самого отплытия. Схватив ее за локоть, он стал допытываться истины, вызвавшей подобное. Заикаясь и проглатывая слова, она таки объяснилась: — Г-госпожа, королева, матушка нашей принцессы поручила… зелье… в брачную ночь… но потом… я случайно!.. нет, нет, несчастная я!.. Не хотела ничего плохого, я просто… Чертыхнувшись, Перинис грубо оттолкнул девчонку и поспешил к Изольде. Очевидно ее мать, дабы упрочить связь той с ее настоящим суженным — королем Марком — решила через Бранжьену подлить «зелья» перед брачной ночью этих двоих. Вот только не учла, что неразумная девчонка всё напутает и разрушит весь план. Что за зелье, спросите вы? Обычнейший афродизиак. Да, банально, но так невероятно действенно. К нашему божеству врачевания (неисповедимы твои замыслы) время от времени захаживали знатные люди, что хотели «всего и побольше», в результате получали это вещество. Неискушенные умы часто так впечатлялись, что путали обычное зелье похоти с зельем любви. Так и выходит — великая госпожа не стала надеяться только лишь на красоту дочери, а решилась действовать наверняка. К чему же может привести путаница с навязанной любовью между этими особами, Перинис предпочел сейчас не задумываться. Оставалось уповать на сознательность молодых людей и Изольды в особенности (чья дочь в конце-то концов, должна что-то смыслить). Дойдя до цели, Перинис так и схватился за голову. Найти-то он их нашел. Однако слуга, как оказалось, был слишком высокого мнения о разумности господ. Тристан и Изольда смотрели друг на друга не отрываясь, держались за руки так, будто отпустят — и весь мир рухнет. Так смотрят на возлюбленного человека — уж это-то он мог отличить. В тот момент Перинис четко осознал, что эта история будет иметь крайне печальный конец. А еще… «Господь милостивый, до чего эта знать тупа!»