Твой взгляд

Поднявшись обратно по лестнице, оставив Колю одного, Фёдор решил прибраться в комнате родителей. У него вызывает отвращение все проявления их ночи. Он не понимает, как мог поддаваться сладострастию, пытаясь заполнить безликую, всепоглощающую маету́. Открыв окно и вернувшись к кровати, он стянул простынь и, взяв одеяло, ушёл в ванную. Забросив все вещи в стирку и убедившись, что Коли нет на этаже, Федя тихо проскользнул в их общую комнату и, закрыв дверь, молча отошёл от неё беспрерывно смотря на замок. Правильно ли он поступает? Это определённо была ошибка, но была ли ошибка в том, что он допустил это или в том, что сейчас он пытается избежать и сделать вид, будто бы ничего не произошло. Одно и то же чувство преследует уже его второй день — всё, что он сейчас делает — это одна сплошная ошибка. Ошибка, которая позже обойдётся ему. Обратного пути нет и не было изначально, ничего не будет как раньше. Он не знает, что делать. Не планировал, чтобы всё вышло из-под контроля. Как он пошёл на эту грёбаную вечеринку, как он позволил себе выпить, как он вышел поговорить с Жуковским. И теперь он отказывается понимать, что из создавшегося положения нет выхода. Чтобы оставлять маску безупречного спокойствия и в любой момент иметь возможность взять под контроль свои эмоции, нужно предвидеть всё, представить все варианты событий, и как они могут обернуться. Но этот человек с самого начала будто бы сразу знал, как избежать контроля, ведь изначально ему дозволили. Но действительно ли это было так? Нет. Взбалмошность Гоголя изначально делала бессмысленным составление любых планов. Он изворачивал как хотел всю его рациональную подноготную. Фёдор не знает сам, как, в какой момент и почему это начало случатся. Тот с самого начала делал то, что выходило из планов, что было странным и по-своему непредсказуемым, но сейчас, до сих пор не имея контроля, даже не зная, что ему делать, Федю всё равно не противит, не отталкивает то, что делает Коля. Ведь он смеет искать повод разъясниться в произошедшем. Как он допустил, чтобы ситуация окончательно вышла из-под контроля, чтобы они оба маялись от незнания того, что следует предпринять? Ведь нет таких инструкций, в которых были бы готовые наставления по справлению с иррациональными чувствами. Из мысли его вывел голос Коли, который звал его: — Дост-кун, с тобой всё в порядке? — на этих словах он скатился по двери от мучительной импрессии и сел на пол, ведь давно у него не было порядка ни в мыслях, ни в действиях. — Да, — он думает, что одними неправдивыми словами удастся утихомирить свои нешуточные чувства. — Тогда почему ты закрылся от меня?.. — молчание жгло его домыслами. — Я устал, хочу побыть в одиночестве, — он и впрямь убивался разъедающей слабостью. — В последнее время у меня часто возникает потребность в одиночестве. Гоголь чувствовал в его словах и действиях что-то неокончательное, но поспешно удалился, не желая истощать его своим присутствием. Фёдор остался одиноким вместе со своими думами перед бездной непонятности. И эта неконкретность, вероятней, хуже ада. Он ощущал, как стены комнаты давили, словно напоминая, что он находится в безвыходном положении. Много размышлял, но когда ходил, то старался, чтобы его шаги были не слышны. Он решил, если будет серьёзен и холоден, то ситуация не сможет выйти из-под контроля. — Дос-… Федор, раз ты заперся, то животное ни в чëм не виновато. Позволь мне зайти, хотя бы крыску покормить. То, как он назвал его сейчас, почему-то казалось неправильным после всего произошедшего между ними. Облизав губы, он почувствовал неприятный привкус железа — глупая старая привычка. С глухим звуком поднявшись с кровати, удивившись, что по итогу блуждания в своих мыслях оказался именно на ней, он молча подошёл к двери, реальность сейчас казалась какой-то расплывчато далёкой. Распахнул дверь, будто признаваясь в слабости, в том, что долго не может сдержать своего одиночества. Несложно было разгадать план Коли: он хотел с ним поговорить. Наверное, это было бы правильно: объясниться в своих чувствах. Но смог бы сам Фёдор ответить ему, что он чувствует? Поэтому, когда Коля входит в комнату, он бежит от возможности устаканить свои чувства. Гоголю оставалось лишь покорно видеть из окна, как он делает всё, лишь бы не оставаться рядом с ним. Каждая мысль об этом сопровождалась другой, ещё более болезненной и нестерпимой, как упрёки совести. Федя, насколько может, доверяет Коле, но не может гарантировать это же доверие с другой стороны. Коля заботится о нём, но его притворная маска, которую он заметил ещё в начале, стала давать трещины. Трещины, которые были заметны только для Феди. Он часто видел, когда тот вытянуто улыбался или глубоко уходил в себя. Чаще всего это происходило, когда он находился перед скоплением людей, наверное, хотел произвести хорошее впечатление. Поэтому так упорно строил из себя того, кем не являлся. Но это было не то гнусное двуличие, что скрывается за внешним глянцем, прячущим внутреннее уродство, в Коле не было такого прикрытого лицемерия. В такие моменты Фёдору хотелось прямо-таки вытрясти из него: «Скажи, что не так. Я выслушаю, ты главное не умалчивай». Но он бы никогда не осмелился поступить так, потому что не был уверен, что в этот же самый момент не потеряет доверие. Если ему не говорят, значит, он не должен знать. Коля не глуп, и они оба знают, что должны поговорить. Но только не сейчас. Не тогда, когда Достоевский сам для себя ничего не уяснил. Наверное, это не даёт сказать всю правду, потому что иногда возникали сомнения, знает ли он его настоящего. Это не боязнь того, что его отвергнут или его чувства не примут, потому что Гоголь в своих словах искренен и в своих чувствах тоже — это привычка, которая вынуждает искать человека, способного понять его, обличить его маску паяца. А он искренен не потому, что признается во всём, что думает, а потому, что действительно верит всему, в чëм признается. А может быть, это просто страх и глупое оправдание. Гоголь не избегал откровенности, будто не боялся, что его уличат в притворстве. Ему не всё равно на чувства Коли. Своим ответом он не только может лишиться человека, которому на самом деле доверяет и которого не хочет терять. Он может сделать больно. На самом ли деле Коля для него — обычный человек, такой же, как и остальные. Ни больше, ни меньше. Прокрутив собственные слова, сказанные накануне, Федя странно усмехнулся. Как там говорил Жуковский: «однажды можешь проснуться и понять, что потерял луну, считая звёзды». «Интересно, что же скажет он, если узнает всё плачевное положение наших дел», — подумал он, безутешно приулыбнувшись. Поднявшись на нужный этаж, он нерешительно смотрел на дверь квартиры, мысленно задаваясь вопросом: «Почему именно сюда?». Гуляя по пустым дворам, в голове раз за разом прокручивались события, которые своей неожиданностью, тяжелым грузом давили, действуя на мозг. Как бы он не пытался отвлечься, всё равно возвращался к одному и тому же вопросу: «Что дальше?» Думать о чём-то кроме этого было мучительно. Одёрнувшись от мыслей, собравшись с духом, он нажал на звонок. В надежде найти у Василия им приют. Если другой помощи в такого рода делах ждать неоткуда, то самое лучше — обратиться к нему. Встретил его Жуковский потрепанным, будто только сейчас проснулся, несмотря на первый час дня, спасибо, что хоть одетый. Сонным, прищуренным взглядом, он некоторое время молча осматривал Фёдора, а после, будто бы опомнившись, резко распахнул глаза, прохрипев: — Проходи. Открыв дверь пошире он, пошатнувшись, развернулся и направился внутрь квартиры. Зайдя за ним и глухо закрыв дверь, Фёдор бегло осмотрелся внутри, он здесь уже был пару раз с братом: на стене, напротив входа, всё также висели необычной, ромбической формы часы, от которых исходило тихое тиканье; над тумбочкой у входа висело прямоугольное, с металлической оправой зеркало, угол которого немного треснул. Справа от тумбы стоял торшер. Во всей квартире двери в другие комнаты закрыты, кроме кухни, куда направился Жуковский. В это время, заметив, что гость долго отсутствует, тот выглянул, сначала молча осматривая Федю, а после приглашая пройти дальше к нему. — Тебе какой чай? Вздрогнув от резко прерванной тишины, Фёдор удивлённо поднял на него глаза, очнувшись от своих мыслей, он мотнул головой: не собирался здесь долго засиживаться. Наверное, он всё же не ясно видел, куда несёт его помутненный разум. Воспоминания о брате и без того рождали нежелание находиться в тягостной атмосфере, к тому же с неясным исходом. — Как знаешь. Всё казалось каким-то странным, по приходу сюда все переживания, пустота в голове отошли на второй план, появилось несвойственно приятное чувство спокойствия. — Ты знал, что я приду? — тихим, слегка охрипшим голосом, спросил Федя. — Нет, просто выглядишь потрёпано. Вскинув бровь, он перевёл на него удивлённый взгляд «кто из нас еще потрёпан». — У меня в голове светло и на душе хорошо, а ты задумчивее обычного, — бросил тот, развернувшись к шкафчикам, доставая оттуда чашку. В ответ лишь молчание, Фёдор не знал, как начать. — Сначала делаете, а потом думаете… — чему-то своему усмехнувшись начал Жуковский, негромко продолжая заваривать чай. — Раньше, когда… — он запнулся и, поставив чайник, наконец, повернувшись, опираясь о сзади стоящую столешницу, продолжил. — Что ты, что твой брат, зная, что ранимы, пытаетесь всё предвидеть, — подняв на него удивлённый взгляд, Федя слегка нахмурился. Но Жуковский, будто бы не замечая, продолжил с появившейся лёгкой улыбкой. — Ты умён, не спорю, но ото всех пытаешься оградиться. Даже сейчас, когда пришёл ко мне за помощью, молчишь, — наконец он ответно перевёл на него взгляд. — Насчёт вчерашнего разговора, — отвернувшись от него, смотря куда-то в окно, ответил Федя, — мы поссорились. — Ты знаешь, что следовало бы извиниться, если виноват или найти компромисс, — слегка нахмурившись, ответил Василий: «не за этим ты ко мне пришёл, зачем же врёшь?» — Что произошло? Я не могу дать тебе совет, если ты будешь пытаться избегать объяснений или врать. Слова комом стали поперёк горла, не желая выбираться наружу, ложь настолько очевидна, что и врать так не было смысла, глупость. Невольно скривившись от этих мыслей, Федя ответил: — Это не такая ссора, в которой надобно искать компромиссы или извиняться, — робко сказал Фёдор, опустив глаза. — Я не знаю, что за сгусток чувств у меня внутри, но среди них есть особая привязанность. И скоро спрятать их будет невозможно. — В твоих чувствах тысячи слов, но ты не знаешь их языка, — Василий уже обыденно по-театральному удваивает согласные звуки, чтобы охватив необходимый ему размах, сыпать дробью витиеватых выражений. — И каких только путей ты не выбираешь, чтобы скрыть их. Так ты в них и путаешься. Оттого твои чувства не умещаются ни в одну форму. — Но что, если я хочу, чтобы они больше не мучали меня так? Как мне поступить?! — Сложно сказать, как поступить человеку, если не знаешь, что на душе у него, — Фёдор застыл от того, что Жуковский точь в точь повторил фразу, сказанную когда-то его братом. — Иногда мне кажется, словно вся гамма чувств мира поселилась во мне и требует быть их голосом. Но до чего же сложная задача — передать их так, чтобы другой прочувствовал то же, что и ты; ещё сложнее обозвать всё это одним словом. — Каждое чувство должно до конца вызреть в тебе самом, в недосказанности, в котле эмоций, — Жуковский произнёс эту фразу воодушевлëнно, для него было удовольствием разбрасываться такими речами и знать, что им внимательно внемлют и нуждаются. — Тогда и только тогда тебя пронзит ясность. Это не вся правда. Есть что-то ещё. Что-то что заставило его, несмотря на свою нелюдимость, прийти сюда. Но даже если Жуковский его спросит, то вряд ли ему ответят правду. Федя, хоть и прячется за своей отстранённостью и безразличием ко всему, схож со своим братом: оба всегда пытаются найти подвох или предлог, чтобы не сближаться, не доверять. Несмотря на своё спокойствие, в ситуациях, где нужно обратиться к своим чувствам, он теряется. Но с доверием к окружающим Федя научился справляться. После того времени, когда он потерял брата, то ото всех оградился. Но за последний год он изменился. Может, и сам не замечал, но он стал более открытым, но это не делало его уязвимым: всё так же умело скрывал то, что другим знать не нужно. Сейчас он хоть и пришёл за помощью, но всё ещё не готов её попросить. — Раз ты задумался о том, что ты к нему чувствуешь, то дай своим мыслям время. Представь, что он уехал, какие ощущение? Если ты ощущаешь себя хуже, то, наверное, тебе не все равно на него? — склонив голову к плечу в шутливой манере, ответил он. — Поговори с ним. — Что мой брат бы сделал, будь у него такая проблема? — сказал он, чтобы Василию было тяжело и жалко. Ему вдруг пришло в голову, что пришел он к Жуковскому, жаждя от него совета, как поступить, с единственной целью, чтобы в его словах, словно обращаясь к покойному брату, найти у него поддержку. — Зачем тебе это знать. Разве помогли советы твоему брату. А ежели и помогли то, где он сейчас? — его победный взгляд тотчас омрачнел, уголки губ поникли, а само лицо скрылось в копне волос. — Я гляжу, у тебя самого на душе не отлегло. Разве может тот, кто сам нуждается в помощи, помочь другим? — Василий с отчаянным выражением посмотрел на него, раскрыв рот, надеясь, придумать едкий ответ. А Фёдор и не понимал, что сказал нечто слишком беспощадно пронзительное. Чему-то своему кивнув, Федя поднялся из-за стола, молча направившись к выходу. — Ну, не смотри на меня с таким страдальческим видом. — Я пришёл к тебе только для того, чтобы найти ответ на свои вопросы, но я ещё больше запутался. — Но пришёл ты именно ко мне, — беззлобно ответил тот, скрестив руки и оперевшись на дверной косяк. — Фёдор, ты так наивен. Хочешь быстро разобраться с чувствами, которые долго обозначиваются в тебе. Со временем ты сам поймёшь, как следует поступить. На это Федор ничего не ответил, выйдя их квартиры и закрыв дверь, но Жуковский знал, тот услышал. Страшнее, чем признаться в своих мыслях другому, было самому их принять. Ещё полгода назад он смотрел на него не иначе как на преходящего человека, подкинутого ему жизнью. Но как и почему всё изменилось? Может, все чувства вызваны желанием разгадать Гоголя. Стоит узнать его поближе и весь флëр спадёт, как только он перестанет быть для него прежним. Что в их ситуации может быть лучше, чем прояснить недопонимания и преодолеть неловкость? Стоит только постараться сделать вид, что всё как раньше, хотя и раньше всё было не так, с самого его появления Фёдор со свойственной ему проницательностью пуще прежнего почувствовал, что он точно не случайный человек. Подходя к дому, увидев родителей, Фёдор понял, что как бы обстоятельства не подталкивали его вперёд, он всё равно будет топтаться в нерешимости при первом отклонении от задуманного. — Вы вернулись раньше? — первое, что он смог выдавить. — Вмешалось непредвиденное обстоятельство, — Мария Фёдоровна полюбовно окинула мужа. — Такие неожиданности бывают переломными. — Я пойду в комнату, простите. — Кстати, мы давно приехали. Где ты был? Это так у вас заведено друга оставлять и пропадать весь день невесть где? — приметил Михаил Андреевич. Чета Достоевских дивилась на холодность их отношений, что согласовывалась с обыденным твëрдокожим чувством такта Фёдора, но не как не с виноватой робостью Коли. Мгновение жуткой растерянности, проникло в его душу холодом. Фёдор кинулся подальше от всех, заперся в своей комнате, скованный обременением.