Твой взгляд

Ещё совсем недавно жизнь Фёдора была размеренной и тихой. А теперь ему на жизненном пути встретился Николай Гоголь, и ему оставалось лишь смириться с тем, что в его спокойную жизнь внесли коррективы. И пусть иногда Фёдору наскучивает постоянное присутствие Николая, в глубине души он рад судьбе за то, что та столкнула его с Гоголем. Было в нём что-то отличающее его от других людей. Что-то необъяснимое для него самого, притягательное и странно тревожащее в его присутствие. Фёдор списывал всë это на то, что он мало общается с людьми, а тут появляется Коля — человек-заводила, его постоянное присутствие определённо способствует его социализации (хотя Достоевский не особо в ней нуждается). Однако трепещущее чувство не проходило, всякий раз, когда Гоголь находился в непосредственной близости, Фёдор впадал в неописуемое волнение. После какой-нибудь очередной глупой выходки, он заявлял ему, что не желает больше видеть. Но после его извинений, которые были такими нелепыми и забавными, Фёдор и вовсе забывал о всех недопониманиях. Всё это невольно напоминало ему одного человека. Того о ком до сих пор, любое воспоминание отдаётся стенаниями в душе. Он всё чаще замечает, что сравнивает их. Осень любимое время многих людей. Хотя некоторые и делают вид, что они такие особенные изыскатели красоты и эстетики. Но Достоевскому и вправду до глубины души нравилась особая атмосфера осени. И опять же каждый опавший лист с дерева напоминает ему о печальных событиях. Чувство безнадёжности у Фёдора усиливалось с каждым разом и, казалось, дошло до своего пика, но это не так. А ведь прошёл почти год и он мог бы забыть и начать двигаться дальше, но всё это время он тратит на искание виноватых, не замечая, что он единственный человек, который виновен в его продолжающемся состоянии. Фёдор и Николай сейчас стоят на автобусной остановке. Темнеть начинает раньше. Вот и первый снег выпал раньше положенного. Снежинки аккуратно падают на пальто Достоевского, а после неизбежно тают. Фёдор думает, что уже пора начать одеваться теплее. Тем временем снег ложится на все поверхности, словно чистый лист белой бумаги. Глядя на открывшееся зрелище, можно провести аллегорию с белоснежным холстом. Белый холст, как будущее, такое же непредвиденное, но только мы сами вольны его изменить. Но как, когда в голове постоянно прокручиваются старые, всё никак не хотящие забыться воспоминания. И кажется, что этому уже нет конца. А может, ты просто запутался, и не знаешь, как найти выход из этого положения и лишь топчешься на одном месте, хотя понимаешь, что пора что-то менять, ведь самокопания не проводят к успокоению, а только черпают необходимые силы. Похоже, только Гоголю любые невзгоды не помеха. Пока Фёдор уже который раз себя накручивает и впадает в раздумья, Коля ловил языком падающие снежинки, делал снежного ангела, растапливая под собой тонкий слой снега. И через каждые пять, а то и через каждую минуту спрашивал у Феди, жалобно протягивая, когда же наконец приедет нужный автобус. А когда Фёдор пытался просто никак не реагировать на него, Гоголь демонстративно скакал у него перед глазами, по многу раз повторяя свой вопрос. И вот, наконец, спустя полчаса ожидания приехал нужный автобус. Внутри было малолюдно. Вдвоём они заняли места в самом конце у дверей. Достоевский рефлексировал, оперевшись головой об окно, смотря как бы вглубь себя. А Коля прилёг, положив голову на колени Феди. Ещё на улице резвившийся и выматывающий Гоголь, сейчас спокойно притаился и, кажется, заснул без сил. Достоевский неожиданно для себя машинально поглаживает волосы Коли. Они такие мягкие и пушистые, а ещё так приятно пахнут, Достоевский готов был каждую минуту наслаждаться запахом корицы и мёда исходящим от них. И впадал в недоумение от того, что позволял себе подобные нежности всё чаще. Отвратительно притягательно. Он был вынужден признать, но всё, что было в Николае, ему нравились, даже его странные привычки он порой находил умилительными. Он гладил его волосы, пальцы скользили через густые длинные копны, оттягивая светлые пряди. Достоевский сильно сблизился с Гоголем. Он доверял ему слишком многое, и сам не знал хорошо или плохо это. Никому, даже родителям, он не рассказывал о том, что тревожит его душу, ведь тот, кому он мог доверять уже находился в сырой земле. Это мучительное внутреннее молчание, и постоянное самокопание, изматывали его и без того израненную душу. Но когда он находился рядом с Колей, всё проблемы не давали Феде унывать, словно находясь рядом с ним пропуск для неприятностей закрыт. Всё оказалось хуже, чем он предполагал. Фёдор привязался к нему, сам и не заметив. Один раз большая привязанность к человеку уже обернулась ему боком, до сих пор он не может забыть этого. Хуже всего, что Николай рано или поздно уедет обратно к себе домой. Но неужели, тогда Гоголь забудет всё, что было, а Фёдор опять останется одинок? Прикрыв глаза, Фёдор ещё больше погрузился в свои размышления, не замечая ничего вокруг. Как вдруг рядом стоящий мужчина средних лет подал голос: — Гомосятина и до нашей России-матушки добралась, — ворчливо причитал незнакомец. — Вот в моё время такого не было, а если бы и было, то засмеяли. — Что, простите? — спросил Достоевский, заметив, что возмущения незнакомца направлены в их адрес. — Глухой, что ли, — повышенным насмешливым тоном сказал мужчина, — Только педики и рокеры какие-то с такими длинными волосами ходят. Вы до вторых никак не дотягиваете. — Мне жаль, если в вашем окружении могли засмеять за отличия человека. И да, мы и правда, как вы выразились «педики», — съязвил Фёдор в ответ. — И кстати, он сверху. — нацепив маску не заинтересованности, продолжил он, про себя в ударив себя по лицу от того, что опять сморозил какой-то бред. Но тем не менее, надутым мужчина вышел, как только автобус остановился. Специально перед тем, как самому выйти из автобуса, он наговорил грубостей человеку, когда он и слова то нормально подобрать не смог, чтобы тактично объяснить, что его мнение ошибочно. Достоевскому до сих пор непонятно, зачем этот человек потратил своё время на негатив в адрес незнакомых ему людей. Никакой пользы от этого не было, только нагадил в свою душу и оставил неприятный осадок у других, вот только Фёдор эту выходку тут же забудет, а он, наверное, ещё долго будет горделиво вспоминать это. Сам Фёдор ничего против не имел против людей отличающихся от него. Поэтому и не понимал, почему людям так хочется указать на какой-то «недостаток», да ещё и тем самым оскорбляя человека. Однако через несколько остановок и им пришлось сойти. Достоевский слегка потрепал Гоголя по плечу, чтобы тот проснулся, тем самым заставив последнего вздрогнуть. Гоголь отпрянул от Достоевского, и посмотрел на него сонным взглядом. — Нам надо выходить, — с теплотой произнёс Фёдор. После Гоголь резво соскочил со своего места, как будто вся его сонливость мигом исчезла. Фёдор постоянно поражается перемене настроения Коли, хотя большее количество времени он был внешне весел, но Достоевский делит его показушную радость на разные оттенки. Он научился различать его настроение, поэтому не верит этому образу клоуна и чувствует, что что-то не так. Уже на улице он начал вприпрыжку идти до дома, подозрительно странно, что не тревожа Федю. И он всем нутром своим чувствует, что с Колей творится неладное, как-то слишком он нагружен. — Слушай, что-то не так? — он догнал его и положил руку на плечо, заметив, что тот чем-то встревожен. — Да нет, просто… — он опустил свой взгляд, раздумывая о чём-то. — я слышал, что сказал тот мужчина. — Он как трус, напакостил и сбежал. Больше всех недолюбливаю именно таких людей. — гневно отозвался Фёдор, бурной реакции которого очень удивился Николай. — Ну, ты здорово придумал с ответом. — Федя засматривается на его простодушную и такую безмятежную улыбку. — Мне должно льстить то, что ты сказал? — Да уж, ну и ерунду я сказанул. — в компании Гоголя он, как ни с кем другим, может вести себя непринуждённо. — Кстати, давно хотел спросить, — он немного замялся с вопросом, — как ты относишься к представителям сократической любви? — Как и ко всем. Я считаю, что все люди вольны не скрывать себя. А с чего вдруг ты поинтересовался? — Просто, я… — мимо шла компания молодых людей, поэтому он подождал, пока они пройдут. — эм, не брезгую обоими полами. — Если ты переживал насчёт этого, то не беспокойся, это никак не изменит моё отношение к тебе. — Фёдор смутился и потупился, словно ожидал от себя чего-то другого. — Главное, что ты хороший человек. — Фух, — он вытер воображаемый пот со лба движением вымотанного человека. — Ты ожидал другой реакции, когда два моих единственных друга, кроме тебя, встречаются? — Гоголь по-прежнему казался чем-то обеспокоенным. — Я мог ожидать от тебя чего угодно, — возразил Коля с детской переменчивостью. — Почему ты в последнее время такой грустный, — после сказанного Гоголь мигом распахнул глаза и остолбенел. — колись, небось понравился кто-то? — Нет, — его голос как прежде заиграл ясностью. — Немного скучаю по родным, вот и всё. — Фёдор уловил нотки безутешности в его выражении лица, но не стал устраивать допрос. — Наверное, это тяжко расставаться с близкими… — каждый из них, казалось, сейчас находится где-то в своих мыслях, но они ещё не представляют насколько их печали схожи. Они шли в тишине, пока Фёдор не поднёс свои руки ко рту, чтобы погреть. Это не осталось незамеченным, поэтому Коля перехватил его запястья и на ходу согревал зябкие руки, обнимая их тёплым дыханием. В этот раз он держал его руку в своей дольше, нежно поглаживая тыльную сторону ладони большим пальцем. — Что ты делаешь? — полушёпотом спросил Достоевский, почему-то эти прикосновения не казались чем-то неправильным. — Тебе холодно, — Гоголь застыл, задумавшись, — А ещё меня напрягает твоя отдышка, вечно холодные руки до посинения, болезненный вид. — И что с того? — он озвучил банальные для Фёдора вещи, которым он никогда не придавал большого значения. — Это не норма. Пожалуйста, обратись к специалистам. — Ладно, не волнуйся. — сейчас он скорее пытался отделаться от него. — Нет, пообещай мне, что сходишь к врачу. — Обещаю, что схожу к врачу, — вымолвил он под воздействием настойчивого взгляда Николая. Гоголь некоторое время шёл молча, улыбаясь про себя. Они свернули по аллее и вышли в сосновый парк, Коля вздыхал и приметливо оглядывал всё вокруг, а когда они вышли до развилки дороги, он старался рассмотреть, что идёт дальше по давно заброшенной тропе. На вопросы о его странном поведении он отвечал, что нет ничего особенного. Когда они подходили к дому, Коля почему-то испытующе следил за Достоевским, но это была не единственная его странность за сегодня. Зайдя в дом, все таинственности перестали быть таковыми. В коридоре, переходящем в гостиную, их встречают радостные лица родителей, держащих праздничный торт с воткнутыми свечками в виде числа восемнадцать, рядом с ними скромно стояли Иван и Сигма, в руках которых была клетка с белой крысой. Гоголь же вынул шапку-ушанку и надел ему на голову со словами: «С днём рождения, Дост-кун!». Фёдор же ошарашено замер, казалось, что этот день одна большая шутка. Он задавался вопросом, почему же всем не всё равно на него, для чего эта показуха. — Но я просил не справлять этот праздник. — смесь раздражения и злой обиды смешались на его лице, от которого каждый испытывал бессильное огорчение. — Но ведь это твой день рождения. — с лёгкой досадой сказал Гоголь. — Я ненавижу этот праздник. Просил же не праздновать его, неужели это было так трудно. — с холодной злобой бросил ему Фёдор вдруг преобразился и разом пришел в себя, но посторонившись, поспешно удалился в свою комнату. — Всё-таки не стоило делать всё это. — Мария Фёдоровна — Но мы ведь хотели как лучше, — помедлил он с чрезвычайным замешательством. — почему он так с нами? — Только не говори, что ты не знаешь, — нервно произнёс Гончаров, пронизывая Гоголя острым взглядом, встав сзади Сигмы, будто огородив. — Коля, не принимай это на свой счёт. —Михаил Андреевич тяжко вздохнул. — Уверен, он не осознанно так с нами поступил. — Наверное, из-за брата он так… — осторожно вставил свою фразу в разговор Сигма. — Да нет же, у него ведь сейчас экзамены, нужно выбрать профессию, а мы ещё к нему лезем, — Перебил Михаил, не желая слышать иных версий. — К тому же он подросток, как и все вы, испытывает тревогу за будущее. Он просто не готов взрослеть и брать ответственность, не готов к новым социальным ролям. Я это в книгах по психологии вычитала. — прочитанное в книгах казалось ей истиной, и она готова подпитывать свои надежды вместо того, чтобы поговорить с сыном по душам. — Всё так элементарно: он застыл на мёртвом месте, потому что винит себя во всех проблемах. И да, я соглашусь с Марией Фёдоровной на счёт того, что у нас сейчас трудный период. — Иван почти получил одобрение, но каждый остался при своëм мнение, не желая выслушать и услышать других, поэтому эта бесцельная дискуссия продолжилась. — А может ему просто нужно разобраться в себе и в отношениях со сверстниками и близкими? — уверенно громко сказал Сигма, заставив их на мгновение поразмыслить, но после они также начали спорить о неизвестных им проблемах. Николаю претила мысль, что пока они все тут спорят, Фёдор места себе не находит. Они пренебрегают его личностными тяготениями, в которых он погряз за последний год. Гоголь решил оставить их заблуждения, ведь гораздо лучше самому с ним поговорить. Когда он тихо входит в комнату, Достоевский сидит на краешке кровати и поглядывает на подаренную шапку-ушанку с чистой улыбкой, но как только Коля вошёл его выражение сменилось на полное безразличие. Гоголь сел рядом с ним, пронизывая его душу. Он взял с собой клетку с подаренной крысой. — Как ты? — он достал зверька и приподнёс к лицу, являя Фёдору две милые мордашки. — Хуже некуда, — сейчас он прозвучал, как ребёнок, которого спрашивает о его самочувствии мама, также сносливо. — Давай обсудим это?.. — Гоголь понимает, что дело гиблое. — Я не хочу. — Достоевский взял крыску в руки и начал гладить, продолжая иступлëнно глазеть на Николая, предвкушая его дальнейшие действия. Фёдор понимал, что выговорившись другому человеку, ему, возможно, станет легче. Но вместо этого он предпочитает замыкаться в своих переживаниях, боясь раскрыться в них перед другими. Ведь тогда он будет, словно без кожи. Все мучения сделали его таким. О том, чтобы приоткрыть эту завесу посторонним не может быть и речи. — Как ты его назовешь? — Гоголь глуповато улыбался, гладя шëрстку. — Как корабль назовëшь, так он и поплывёт. Ведь так говорят? — Я назову его, пожалуй… — он смутно что-то вспоминал. — Акума. Да, назову его Акума. — Да, эта кличка подходит этому бесëнышу, — Коля старательно пытался поймать маленького крысëныша, который улизнул с руки Феди и теперь мечется от него. Достоевский чувствует необычайную лёгкость. Какое-то чувство умиротворения и тихой радости растворяет все суетные мысли. Было что-то особенное в этом безмятежном моменте рядом с Колей.