Реальный разгром и палëная гречка

— Да вы сенсация, Серый, — Олег развернул к сонному Разумовскому экран своего смартфона.       Игорь крепче обнял Серëжу и завозился в кровати. Он зевнул соулмейту в плечо и почесал заживающую татуировку, удобнее устраиваясь рядом под одеялом. — Олег, что ты мне показываешь? — миллиардер нахмурился.       Волков присел на их кровать и стал зачитывать. — «Невероятная сенсация! Сегодня ночью, практически у всех на виду, известный миллиардер, филантроп и умница Сергей Разумовский был застигнут на горячем. Его любовником оказался не кто иной, как скандально известный майор полиции Игорь Гром». Фотографии прилагаются, — добавил Олег и от себя уточнил. — Вы нахрена в машине свет не вырубили?!       Сергей приподнялся в кровати, перехватывая телефон Волкова. Его взгляд бегал по буквам, складывая в предложения, и с каждым новым откровением выражение лица Разумовского становилось всë более яростным. — Я тебе это всë принëс, — пояснил Олег, — потому что репортёры поджидают внизу у башни и в холл прорваться пытаются. Наши их не пускают, но сотрудники уже в курсе новостей. Тебя вот предупредить хотел.       Гром ещë раз зевнул и навалился на спину Разумовского, устраивая подбородок на бледном плече со следами от одеяла. — Твою мать, — обречëнно выдохнул Игорь. — Как мне теперь до работы ехать? — Мне кажется, — хохотнув, заметил Волков, — «как доехать» — не самый актуальный вопрос на сегодня. Тебе теперь хотя бы выйти, да и в управлении показываться опасно после таких откровенных фотографий. — Ты связался с автором этого, этих… — процедил миллиардер, поднимая горящий взгляд пожелтевших глаз на друга. — Олег, мне нужно провести пресс-конференцию. Марго! — рявкнул Разумовский. — Я слушаю! — отозвалась ИИ.       Сергей начал спешно отдавать приказы. — Я выслал тебе ссылку на статью, ищи все материалы и аналогичные фотографии. Удаляй всë, что найдëшь. И найди мне автора фотографий. Подготовь файлы для юристов, пусть поработают над составлением иска. — Поняла, сделаю в лучшем виде, — с готовностью отозвалась виртуальная помощница. — Тебе за это не прилетит? — взволнованно уточнил Игорь, со стыдом рассматривая на снимке своë искажённое удовольствием лицо и голую спину склонившегося над ним Разумовского. Воспоминания о ночи отдались тяжестью в паху и стыдом при свете дня. — Пусть попытаются, — гневно раздувая ноздри, отозвался Сергей, но в его голосе Гром услышал нотки, характерные для Птицы. — Что ты собираешься сказать на пресс-конференции? — вклинился Олег. — Сообщу, что выдвигаю иск против автора фотографий за вторжение в частную жизнь. — Возможно, вам обоим стоит сделать официальное заявление, — мягко произнëс Олег, успокаивающе сжимая плечо лучшего друга и переводя вопросительный взгляд на Грома.       Игорь обхватил Сергея за торс, и тот опустил телефон на кровать, чтобы обнять руки соулмейта своими, успокаивающе поглаживая. — Игорь, что ты думаешь насчëт слов Олега? Ты бы мог? Хотел бы рассказать о нас? — Фотографии и так показали нас совершенно ясно, — ответил Гром. — Вряд ли у кого-то останутся сомнения по поводу подоплëки наших взаимоотношений. — Прости меня, пожалуйста, — расстроенно мурлыкнул Сергей, а Птица резко добавил. — Никто тебя теперь не тронет, все узнают, что ты мой. Но стоит им помочь и рассказать лично. Ты сделаешь это для меня?       Игорь тяжело вздохнул, обдумывая предложение Олега и Разумовского. Нотки довольства в голосе Птицы читались так же ярко, как и чувство вины Сергея, и Гром решил сразу расставить точки над «ë», чтобы успокоить каждого.       Пожалуй, идея с пресс-конференцией, которую предложил Волков, была хорошим решением несмотря на то, что выступать перед горожанами после того, как все увидели их такими… Игорь чувствовал, что только привязанность к соулмейту может заставить его решиться на такой шаг. Он уже представлял себе смешки и шепотки за спиной, к которым был привычен, но вероятное сочувствие и поддержка от дяди Феди определëнно могла выбить его из колеи. — Серëж, я не против сделать официальное заявление, но можно это будет не перед журналистами? — Записать на видео? — уточнил Разумовский. — Можно и на смартфон, — кивнул Олег. — Я тогда опубликую на официальную страничку Серого во «Vmeste». — Хорошо, — сказал Сергей, — Игорь, сейчас? — Угу, разделаемся с этим, и я на работу отправлюсь. — Может, не поедешь сегодня никуда? — Разумовский развернулся в объятиях Грома, оставляя на губах соулмейта нежнейший поцелуй.       Волков поднялся с кровати, забирая телефон и отходя подальше, чтобы не смущать воркующую пару, которая шепталась, ласково поглаживая друг друга. Олега кольнула лëгкая зависть, ведь у него самого отношения с соулмейтом только-только начали налаживаться. Кирилл потихоньку открывался ему, и вчера после того, как Разумовский покинул палату Гречкина, они до полуночи болтали обо всëм и не могли наговориться. Олег рассказывал о времени, проведëнном вместе с Серëжей в приюте, о том, сколько труда они вложили в «Радугу», как только Разумовский смог подняться на ноги. О том, что не представляет себя без моральной поддержки Сергея, хотя тот и заявлял, что сам больше нуждается в поддержке Волкова.       Кирилл поначалу говорил мало, но ощущая молчаливую поддержку со стороны соулмейта, начал говорить охотнее и поделился информацией о своëм обеспеченном финансово, но бедном на внимание от родителей детстве, о том, что всегда был предоставлен самому себе и был уверен в каждом своëм решении, потому что никогда никем не воспитывался. Рассказал, как несколько раз разбивал машины, попадал в камеру временного задержания и ещë много такого, от чего даже у Волкова волосы на загривке дыбом вставали: парня словно боги в задницу поцеловали, настолько часто тому удавалось выйти сухим из воды в заведомо опасных для него ситуациях. Пару раз Кирилла похищали, один раз совсем ещë ребëнком, требуя от прокурора Гречкина воздействия в суде.       Олег держал лицо, но с каждым новым повествованием его взгляд тяжелел, а рука, скрытая от внимания Кирилла, сжималась в кулак.       Кира этого не замечал и продолжал рассказывать, как ни в чëм не бывало посмеиваясь в процессе, словно рассказывал не личную трагедию, а хорошие шутки, каждая из которых начиналась со слов «это вообще фигня, а вот однажды действительно забавно вышло…». Парень улыбался воспоминаниям, от которых у Волкова желудок сжимался, и в голове ничего кроме злости не оставалось.       Те, кто громче всех в газетах и средствах массовой связи кричали, что Гречкин раздолбай, придурок и постоянно улыбающийся социопат, понятия не имели, каким образом держится человек, который с улыбкой и шуточками мог рассказывать то, после чего большинство людей получали ментальные травмы и бегали по психологам и психиатрам, коллекционируя препараты по рецептам.       Олег хотел бы заткнуть их всех.       Смартфон вздрогнул приходящим сообщением, и Волков с нежностью погладил экран смартфона.       «Доброе утро», написанное Кириллом, видимо, как только тот проснулся, щемило сердце, хотя Олегу казалось, что он не способен испытывать такие эмоции. Даже с Сергеем у них были более панибратские отношения, где такая трепетная чувственность просто не могла родиться. Не те отношения. Крепкие, семейные, но иные. — Олег, — Разумовский поднялся с постели и подошëл к другу. — Тапки одень! — синхронно рявкнули Игорь и Олег, отчего Сергей захохотал и показательно надел сначала один, затем второй тапок. — Все довольны? — с улыбкой уточнил Разумовский.       Игорь что-то буркнул и завалился обратно на кровать. Волков только глаза закатил на Серëжину насмешливую манерность. — Готовы? — спросил Олег. — Не совсем, — отозвался Разумовский. — Сначала решили зарегистрироваться, и ещë мы кое-что хотим сказать во время обращения. Про Кирилла. — И что же? — напрягся Олег. — Мы хотим взять над ним опеку, несмотря на то, что он совершеннолетний — это возможно сделать в Италии, — серьëзно сказал миллиардер. — Игорь считает это хорошим решением, которое позволит участвовать в его жизни, даже когда Кирилл поправится и захочет съехать, плюс Игорь сказал, что ты хотел бы усыновить Лëшу Макарова. — Да, — Волков сунул телефон в карман и отчитался. — Директриса должна подготовить бумаги, но с Алексеем я пока эту тему не поднимал. Мне хотелось повременить с этим, потому что парень может оценить всë весьма превратно, да и Кирилл тоже… — Тогда мы тоже повременим, — согласился Сергей. — Игорь думает, что стоит сначала узаконить наши отношения и уже потом делать официальное заявление. — Он сделал тебе предложение? — разулыбался Волков.       Разумовский довольно зарделся, с нежностью косясь на свою сонную пару. — Боюсь, как бы не передумал, — шëпотом пожаловался Сергей. — Не тот тип людей, — отмахнулся Олег. — Я очень рад за вас, — он притянул друга к себе, с чувством обнимая. — Игорь очень хороший человек, — добавил шëпотом. — За него тебя отдавать не страшно.       Разумовский издал смешок. — Ты меня как дочку замуж отдаëшь. — Заметь, — отстранившись, произнëс Олег, — не я это сказал!       Сергей тихо расхохотался. — Засранец! — сказал восхищëнно. — От засранца слышу, — парировал Волков.       Раздалась трель мобильного телефона, и друзья обернулись к Игорю, который продрал глаза и нащупал рукой свой мобильный. — Алë, — хрипло позвал Гром. — Доброе утро, дядя Федя, да-да, я уже в курсе, спасибо за беспокойство. Серëжа тоже, да…       Разумовский рыбкой нырнул к нему под одеяло, а Волков жестами показал, что пойдëт по делам. Впрочем, на эти «дела» Сергей понимающе ухмыльнулся. Ясен пень, что Олег к соулмейту намылился. Миллиардер поймал взгляд друга и показал руками неприличный жест, когда два пальца создают круг, а палец другой руки проникает внутрь. Волков прищурился и ответил не менее лаконично, продемонстрировав средний палец. Он гордо удалился, тихо прикрыв за собой дверь. — Дядя Федя, — Гром страдальчески закатил глаза и почувствовал мягкое прикосновение губ к своему плечу. Он притянул к себе взъерошенного Сергея и вздохнул в трубку. — Дядя Федя, всë правда в порядке, да я… Ну дядя Федя, дадите Вы мне сказать, наконец, или нет?!       Разумовский фыркнул соулмейту в шею. Опекуны Игоря, которые заботились о нëм с младых ногтей, казались Сергею совершенно очаровательными людьми. К тому же, они с невероятной радостью восприняли Разумовского как пару Игоря. И самое главное не потому, что Сергей был богат и известен. Они судили по тому, как Гром загорался рядом с ним, часто отмечали, что Игорь стал мягче и спокойнее, а однажды на ужине тëтя Лена поблагодарила его со словами: «никогда не видела, чтобы Игорëк так часто улыбался, как рядом с тобой. Серëженька, ты уж береги его, пожалуйста, он нам действительно сынок, пусть и не по крови».       Сергей тогда взял руки тëти Лены в свои и твëрдо пообещал дрожащим от волнения и признательности голосом: «я сделаю для него всë». Елена так расчувствовалась, что прослезилась, и они с Разумовским спешно принялись нарезать лук, чтобы вошедший Игорь не стал задавать вопросы, отчего у двух его любимых родных людей глаза на мокром месте. — Дядь, — Игорь ещë раз вздохнул, наконец дождавшись внимания со стороны полковника. — Я и не собираюсь никуда сегодня идти. Мы с Серëжей планируем подать заявление на создание официальной пары в качестве соулмейтов и возможно… — Гром прервался, отстраняя трубку, в которой раздался совершенно радостный рëв Прокопенко, который, судя по голосам на заднем плане, общался с ними по громкой связи и теперь делился радостью с подчинёнными: «ядрён батон! Игорëк женится! О небо, я дожил, Цветков, тащись в лабаз, сейчас стол накроем!» — Ну всë, — пояснил Игорь, поворачивая лицо к соулмейту, — если и был шанс, что в управлении ещë не все в курсе моей личной жизни, то теперь его точно нет. — Люблю тебя, — импульсивно признался Разумовский. — Знаю, — с искренней признательностью ответил Гром. — Я тоже очень тебя, — он сглотнул, решаясь на такие важные слова, — люблю и хочу, чтобы ты был со мной, столько, сколько сам захочешь. Всегда, если это возможно.       Сергей прижался к его губам, лаской показывая, как ему нравится такая перспектива. Игорь выронил телефон на подушку и поймал в ладони лицо Разумовского, чувствуя их общее возбуждение, когда они прижались друг к другу бëдрами. Гром совсем забылся, растворяясь в жадных прикосновениях, даря ответные, которые вскоре превратились в жаркие и голодные. Языки сплетались, руки скользили по горячей, нежной со сна коже, и Разумовский простонал Игорю в рот, когда тот прихватил соулмейта за ягодицы, толкая к себе. — Игорь, Игорëк! — проревела трубка, и Гром нехотя оторвался, находя телефон в складках одеяла. — Слушаю, — загнанно дыша отозвался Гром, чувствуя, как член Сергея пачкает ему живот предэякулятом сквозь ткань трусов. Это было непередаваемо возбуждающе. — Дядя Федя, давай я потом перезвоню, а сейчас, сейчас я в отпуске, только дело моë никому не передавайте! — Машкóва? — уточнил Прокопенко. — Да, его, я сам. — Сам он, — ворчливо передразнил полковник. — Кто бы сомневался. Только тебе и не нужно ничего делать, сегодня с утра муж сестры покойного объявился. Глаза как два арбуза, говорит, я убил, только закройте меня, пожалуйста, я жить хочу, — Прокопенко хохотнул. — Чего?! — Гром аж на локтях приподнялся, а Разумовский насторожился, откатываясь в сторону. — Да, ты представляешь, какая интересная история нарисовалась? В Москве настоящие разборки произошли, и наш подозреваемый прямо в лапы местных авторитетов попал сегодня ночью. Оказывается, Машкóв на Зорянцева работал, людей периодически посылал для разных выступлений, допустим, надо было представление разыграть перед нужными людьми или запугать у нас в Питере. С одной стороны, розыгрыши, с другой — не совсем законные и этически безопасные действия, — дядя Федя прервался, чтобы переговорить с подчинëнным и поставить подпись на документе. — Так вот, на чëм это я остановился? — На розыгрышах, — отозвался Гром, с интересом слушая своего начальника и переставляя разговор на громкую связь, чтобы Разумовский перестал изображать полнейшую незаинтересованность. Игорь же чувствовал боком, как тот напрягся. — Да, розыгрыши, значит, делали, а Георгий Машкóв с Зоринцевым ещë со школы вместе были, да так и продолжали связь держать. А муж жены, этот, как его? — Евгений Савинцев, — подсказал Сергей, но прикусил губу под вопросительным взглядом Грома. — Не смотри на меня, ты сам сказал однажды. — Я не говорил имени, — протянул майор, и Разумовский стушевался под его внимательным взглядом. — Точно, он самый, спасибо, Серëжа, — продолжил Прокопенко. — Евгений, муж сестры Машкóва, не знал о связях своего шурина и траванул Машкóва. А уже в Москве его амбалы Зоринцева прихватили и популярно объяснили, что они с ним сделают, если парень не сознается. — Ничего не понял, — нахмурился Игорь. — Как они узнали, что Савинцев под подозрением? Доказательств же нет! — А тут ещë веселее девки пляшут, — хохотнул Прокопенко. — Кто-то из Санкт-Петербурга подсуетился и шепнул кому надо либо о твоих подозрениях, либо о том, что смерть странная. Савинцев ведь сам тот ещë мудак, прости за прямоту. Он у своей жены воровал, а Георгий это обнаружил и пригрозил рассказать сестре, если тот не вернëт всë, что украл. Игорь, там на миллионы счëт. Ну, а этот, особо одарëнный предупреждению не внял и решил, — дядя Федя свистнул, — устранить угрозу. У него же отец, оказывается, кандидат в области химических наук, только фамилию он мамки своей носил, поэтому и узнали только тогда, когда он с чистосердечным прибежал. Из Москвы вылетел прямо с утра и сразу к нам. — Как интересно, — Гром уже очень подозрительно смотрел на макушку своего соулмейта, который тихонько спрятался у него на груди, вырисовывая узоры пальцами. — Вы только проверьте всë тщательно и сестру Машкóва выдирайте в Питер, без еë показаний нельзя, пусть предоставит отчëтность. Нужны доказательства воровства. — Обижаешь, — отозвался Прокопенко. — Уже Зайцеву отправил с ней по видеосвязи поговорить. Потом и очную ставку проведëм, как приедет. Савинцев же еë боится едва ли не сильнее Зоринцева. — Угу, — хмуро отозвался Гром. — Спасибо, я тогда… — В отпуск? — с надеждой уточнил дядя Федя. — В отпуск, — согласился Игорь. — Мне тут кое-кого отодрать надо и сразу в отпуск. — Не увлекайся, — проницательно хмыкнул Прокопенко, — тебе его ещë до ЗАГСа тащить. — Угу, — кивнул Гром и отключил звонок. — Дорогой, — вкрадчиво позвал Игорь своего соулмейта, — ты ничего не хочешь мне сказать? — Мгм, — отозвался Сергей, утыкаясь носом под подбородок майора. — Чистосердечное писать будем или по статье пойдëм? — А что мне за это будет? — муркнул Разумовский, чувствуя, что Гром не злится. — Дай-ка подумать, — лениво ответил Игорь, запуская руку под резинку трусов и сжимая упругую ягодицу потенциального жениха. — Пойдëте в отказ — выдеру жёстко и сильно, — он вытащил руку и смачно шлëпнул по ягодице Разумовского, отчего тот захлебнулся стоном и в отместку оставил темнеющий засос на шее Грома. — А если признаете вину, — Игорь ласково скользнул обратно под ткань нижнего белья, двумя пальцами разводя половинки немного в стороны, — я буду нежен. — Ох, майор, — пророкотал Сергей, жадно выдыхая и разводя ноги под прикосновениями соулмейта, заводясь с пол-оборота. — Боюсь, я не смогу вам помочь, ведь имею право не свидетельствовать против себя и близких. — Пока ты имеешь право, я буду иметь тебя, сильно, уверен, что хочешь этого? — тон на последних словах неуловимо изменился, адресуя вопрос более обще, уточняя, насколько Сергей не против такой перспективы. — Хочу, — безапелляционно согласился Разумовский, чувствуя, как Птица с интересом наблюдает за ними обоими. — Смазка и презервативы в тумбочке, — шепнул спешно, краснея скулами. — Угу, — Гром нашарил ручку и выдвинул ящик, доставая всë, что находил внутри: он выцепил несколько резинок и один полный тюбик лубриканта. — Готовился?       Разумовский толкнулся ему в пах вместо ответа и принялся покрывать шею и подбородок кусачими поцелуями, смущаясь заглядывать в глаза. — Тоже тебя хочу очень, очень-очень тебя хочу. Игорь, а ты мне потом позволишь? — его пальцы скользнули к паху, но двинулись ниже между ног, надавливая за яички, где скапливалось возбуждение. Игорь простонал, отчего Разумовский жадно вторил следом, наслаждаясь видом своего соулмейта, его искренним желанием и готовностью к близости. Он чувствовал возбуждение Игоря, как своë собственное, и это опьяняло. — Хочешь поставить меня на колени? — полушутя откликнулся Гром. — О боже, да! — с восхищением поднял на него глаза Сергей. От такого по-щенячьи восторженного взгляда Игорь покрылся красными пятнами вплоть до шеи, представляя, как охотно подставился бы под Разумовского: на колени, или животом, или сверху. Гром судорожно вздохнул и притянул к себе Сергея, переворачивая под себя и осторожно стягивая с партнëра трусы, обхватывая пальцами влажную от возбуждения плоть.       Разумовский облизнулся и позвал майора: — Игорь, развернись ко мне, чтобы… Чтобы я тебя… — он умолк под вопросительным взглядом и подтолкнул Грома в бок, разворачиваясь так, чтобы промежностью оказаться у лица соулмейта, а самому иметь возможность поцеловать эрегированный член Игоря сквозь трусы, что он и сделал, выбивая громкий вздох, который сменился глубоким стоном, когда Сергей стянул с любовника боксëры и длинно облизал член с головки до самых яичек, которые дëрнулись под его языком.       Игорь обхватил губами головку Разумовского, и тот захлебнулся криком, сжимая побелевшие пальцы на бëдрах Грома. Сергей несильно толкнулся, в порыве чувств, и Игорь взял глубже, отчего Разумовский втянул носом воздух и шумно выдохнул через рот, заставляя любовника вздрогнуть от струйки прохладного воздуха, мазнувшей по горячему стояку. Сергей открыл рот и стал медленно насаживаться горлом на член Грома, чувствуя дрожь нетерпения под пальцами и сжимающиеся губы, обхватывающие его эрегированный член.       Они старались двигаться синхронно, стирая неопытность желанием доставить удовольствие. Сергей начал втягивать щëки, после чего член Игоря у него во рту напрягся, а сам он толкнулся сильнее соулмейту в рот, кончая, отчаянно стараясь не касаться пениса Разумовского зубами, но общее удовольствие, словно отзвуки мыслей, накрывало обоих, и Сергей кончил следом, судорожно дыша. Он медленно отпустил опавший член Игоря и хрипло поинтересовался, когда почувствовал, что тот отстранился сам, слизывая семя Сергея со своей губы. — Всë ещë хотите получить чистосердечное, майор?       Ворох мыслей метнулся мимо, и он отчëтливо поймал послание Грома на глубине светлых глаз: «ты сам напросился, милый».       В сине-золотистых глазах Сергея Игорь прочëл ответное «всë, что захочешь, дорогой».       Это было последним рубежом их связи, когда свои и чужие мысли смешиваются, даря невероятную свободу в объятиях друг друга. Они путались в одеяле, спеша коснуться, перехватывая и предугадывая желания обоих. Их накрывало чем-то новым, совершенно нереальным. Они целовались то яростно, то скуля от нежности, когда один вдруг передавал по эмпатической связи образы, причины симпатии, делился воспоминаниями.       Гром зарычал, когда увидел в мыслях Сергея другого мужчину со спины, и лишь спустя время, в течение которого успел грубо пихнуть два смазанных пальца в Разумовского, поймал продолжение образа, узнал в незнакомце самого себя. — Дурилка, — нежно всхлипнул Сергей, насаживаясь на пальцы, не чувствуя боли из-за погружения в их общие чувства. — Какой же ты становишься страстный, когда ревнуешь, может, мне подразнить тебя? — Я тебя так затрахаю, что сил не останется, — заверил Гром, придерживая Разумовского за бëдра и поглаживая бугорок внутри тела партнëра. Грому передавались даже физические эмоции. — Словно сам себя трахаю, — признался он и замедлил движения, чтобы не кончить, пока растягивал Разумовского. — Представляешь, что будет, когда ты в меня войдëшь? — Сергей подмахнул бëдрами и притянул к себе Игоря, обхватывая ногами за поясницу. — Давай, ну давай же, я сейчас сдохну от нетерпения.       Игорь дотянулся до горсти презервативов и порвал упаковку одного, раскатывая по члену под голодным взглядом соулмейта. — Игорь, — Сергей сладко позвал его, разводя ноги, и Гром чуть не выронил смазку, которой обильно смачивал свой увитый венами член. — Не хочу причинить тебе боль, — признался Гром и жадно поцеловал Сергея в приоткрытые губы.       Разумовский обнял его за шею и повернул голову боком, углубляя поцелуй. Он подмахнул ногами, заставляя упереться себе в промежность, и Гром подхватил его под колени. Они оба простонали, когда Игорь начал погружаться в горячее нутро.       Сергей откинул голову на подушку, жадно вдыхая воздух и захлëбываясь в ощущениях — своих и любимого. Игорь дарил ему ни с чем несравнимое удовольствие, которое отдаляло болевые ощущения, выходя на первый план и заставляя сердце пуститься вскачь.       За первым толчком последовал ещë один, и ещë. Игорь набирал темп, распаляясь от откровенных криков Сергея. Тот был весь мокрый от пота, ещë недавно его упругие губы обхватывали член Игоря, а теперь Разумовский сжимал ягодицы, принимая в себя Игоря полностью, раскрываясь лишь для него. Крепко цеплялся за спину, и Гром с наслаждением представил яркие отметины от ногтей и задвигался резче, перехватывая жалобный стон, от которого внутри всë переворачивалось, а яйца наливались свинцом. — Какой же ты горячий, — простонал Игорь и получил поцелуй-укус, а следом мыслеобраз, полный ответного восторга. Его соулмейт жаждал ещë. — Игорь, ещë, ещë, быстрее. — Ненасытный, — усмехнулся Гром и тут же охнул, когда Птица извернулся и опрокинул Игоря на спину, седлая бëдра, словно развратный наездник. Гром поддержал соулмейта под грудь, иногда задевая твëрдые соски Разумовского, отчего тот прикусывал губы и двигался сильнее, шлëпаясь яйцами в лобок Игоря. Он переводил взгляд на татуировку Грома, и Игорь перехватывал чужое вожделение, смешанное с признательностью. Их отношения стали гораздо большим, чем оба могли рассчитывать. Они чувствовали и чуяли друг друга так хорошо, словно делили одно тело на троих: Птица, Сергей и Игорь ощущали, как сливаются не только телами, но и сущностями. Это больше, чем секс, больше, чем ментальная близость. Ничто не могло сравниться с таким контактом.       Гром выгибался дугой, сдавливая бëдра любимого, помогая, насаживая сильнее, резче, отчего Сергей вскрикивал на тонкой ноте и царапал его грудь короткими ногтями. Они были в жарком тумане, кончали и двигались снова, не в силах насытиться.       Игорь не сопротивлялся, когда Птица аккуратно перехватил его под живот и начал подготавливать под себя. Как и предложил Гром в начале: поставив на колени и впечатывая в кровать.       Когда Разумовский вошëл в Игоря со спины, утыкаясь носом в затылок, тот прикусил подушку, отклячивая задницу. Внутри всë было скользко от лубриканта и пульсировало от непривычных ощущений, а крепкая хватка Птицы, сменяемая ласковыми поглаживаниями Сергея, заставляла чувствовать уверенность, ласку, заботу. В голове шумело от двойственных эмоций. — Покричи, — жарко попросил Птица. — Покричи для меня.       Игорь заставил себя приподняться и отпустил себя. Он стонал открыто, громко, протяжно при каждом медленном погружении толстого члена Сергея внутрь себя. Каждый стон рождал сонм своих и чужих эмоций, и Разумовский кончил, прикусив Игоря за загривок. Он так жалобно всхлипнул, отчего вспышка чужого счастья мурашками прошлась вдоль позвоночника. — Серëж, — попросил Игорь, и Разумовский понял его с полуслова, начиная медленное движение едва окрепшим членом, который становился твëрже с каждым движением.       Удовольствие вновь накрывало Игоря с головой, понукая подмахивать и скулить от желания. — Хороший мой, — каркающий голос Птицы срывался на клëкот, и Игорь повернул голову, опираясь на руки, чтобы получить мокрый поцелуй. Он обожал Птицу и Сергея, обоих. Каждый был уникальным в своих проявлениях, и Гром чувствовал невероятное удовольствие от того, что чувствовал — они оба хотят его полностью без остатка. Так, как никто никогда не хотел его. Игорь давно смирился с тем, что был белой вороной для всех, кого встречал на пути, за редким исключением, которым были дядя Федя и тëтя Лена. Внутри зарождалась нежность, подпитываемая подступающим из глубины мощным оргазмом. Игорь почувствовал влагу на щеках, и Сергей замер, осторожно переворачивая любимого на спину и начиная двигаться быстро, резко, сцеловывая влажные дорожки. — Любовь моя, ты мой, — шепнул Птица, доводя их до предела.       Игорь закричал и вцепился в Разумовского, почти повиснув на соулмейте. Они оба кончили, крепко обняв друг в друга, не желая отпускать.       Они лежали, читая мысли друг друга, переплетаясь эмоциями, и ощущали себя целостными. По-настоящему целостными, но не потерянными, они растворялись, погружались друг в друга, но не боялись исчезнуть. Они словно обрели общий дом, с интересом узнавая о себе и друг друге новое, нечто тонкое. Смотрели прошлое как обрывки кинолент, обнимались крепче, когда боль становилась общей, смеялись, когда проживали тëплые детские моменты или шалости. Злились, когда видели несправедливость в воспоминаниях друг друга по отношению к каждому из них. Игорь пропустил удар сердца, когда увидел в воспоминаниях Серëжи своего отца и то, что было до этого. — Я очень люблю тебя, хороший мой, — произнёс Гром, сильнее сжимая Разумовского, чувствуя его страх, связанный с боязнью быть отвергнутым. — Чш, всë хорошо, я не сержусь, ты же знаешь. — Но ты плачешь. — Я ничего не могу изменить, — признался Игорь. — Я виноват в этом. — Не виноват, ты ни в чëм не виноват, прости меня. — Тебе не за что просить… — Я никогда не смогу быть идеальным для такого, как ты, — перебил Сергей, и Игорь почувствовал, как его окатило холодом и стыдом. — Ты живой, мне этого достаточно, спасибо большое, и впредь им оставайся. Рядом со мной оставайся. Навсегда. Слышишь? — Да. — Чувствуешь? — Угу. — Ну вот и не плачь тогда. — Ум-гу, — Сергей благодарно поцеловал Игоря за ухом, едва меняя позу и понимая, что хочет лежать и не двигаться в ближайшее всегда.       Игорь хмыкнул, явно согласный с его эмоциями, и подтащил одеяло, прикрывая влажного от пота Разумовского и себя заодно. — Я тоже хочу татуировку, — тихо признался Сергей. — такую, чтобы она говорила о тебе. Я хочу молнию, — он улыбнулся своим мыслям и погладил Игоря по груди, чуть ниже чернильного ворона.       Игорь поцеловал соулмейта в макушку и мысленно передал всë то необъятное счастье, которое он ощутил после слов любимого человека, своего продолжения, своих Сергея и Птицы. Они оба почувствовали радость Грома и довольно курлыкнули, принимаясь тщательно зацеловывать.