длань господня

Он бежал. Бежал, падал и снова бежал. Каждое движение напоминало глупую заводную мартышку. Его ноги путались между собой, оставляя электрическую дрожь в подарок. Ему нельзя было сейчас останавливаться, иначе его просто поглотят. Ветки вокруг становились все ближе и буквально кололи его пятки. Солнца почти не было видно, только отголоски: лучи падали, но не доходили до адресата. Земля под ногами становилась вязкой, как болото. Кто-то вдалеке затрубил в рог, и он подумал, что вот его шанс. Туда ему нужно бежать – на звук рога. Он был таким пленительным и таким страшным. Этот звук царапал его уши, щекотал глотку. Хотелось подойти ближе. Только бы успеть. Дыхание невыносимо сперло, он почти не дышал, только глотал воздух. Ему было больно до такой степени, что глаза наливались кровью. Словно он вот-вот взорвется и от него ничего не останется, кроме мясных ошметков. Кожа на руках начала лопаться, выбрызгивая гной и сажу наружу. Внутри него было так грязно. Ноги покрылись венами и совсем скоро в ботинках стало тесно. Те пошли по швам, и он слышал этот безнадежный хруст, но продолжал бежать, как глупый. Как идиот. Сэмюэль схватился руками за голову и начал истошно кричать: зубы вылетали из своих мест, как пули, их сопровождал поток крови. Она замазала его белый воротник и черную вспотевшую рубашку. К зрачкам приблизились красные сосуды, которые лопались буквально каждую секунду. Язык набух, как тесто. Лицо заполнилось краской. Он драл на себе волосы и продолжал бежать, пока наконец задняя стена природного мира не сокрушила его на землю. Звук рога заглушился его собственным звоном в ушах. Он лежал на земле и двигался только за счет той стены, которая так и хотела превратить его в лепешку. Трава под ним сминалась, его продолжала нести стена. В один момент его глаз взорвался, заставляя тело трястись от страха и боли. Со временем он смог увидеть единственным оставшимся глазом и остальные стены. На них были изображены деревья. Как настоящие. Сэмюэль находился в некоем природном кубе, который пытался искоренить свою ошибку. — Не надо! — хотел прокричать священник, но вышел один лишь всхлип и череда кровавых слюней. Еще минута и от Сэмюэля осталось лишь эхо. Он проснулся в поту, как и всегда. Его руки пытались схватить собственное тело, будто хотели проверить, все ли конечности на месте. К счастью, он оказался живым и все еще разумным. Однако сознание после такого кошмара значительно помутнело. Он осторожно поднялся с кровати и прошел на кухню, пытаясь каждый свой шаг запомнить. Он ступал по полу достаточно твердо: хотел убедиться, что земля под ним не вязкая и не пыталась утянуть вниз за собой. Холодный стакан стал для его рук спасательным кругом: он не спал, кошмар действительно прошел. Он закрыл холодильник и включил тоненький напор воды. Она была ржавой на вкус, но почему-то Сэмюэлю нравилось. Капли воды полились мимо, он слишком жадно глотал воду. И все же он не мог поверить, что его язык не опух, что глотка не была похожа на перекаченную шину. Пару капель он вылил в раковину и после пару минут смотрел на водосток. Как бы ему хотелось нырнуть в него и забыть самого себя и все, что связано с его местом жительства. Людей, которых он терпеть не мог. Этих порочных людей, у которых под ногтями ног слизняком лежала кровь. Свою мать. Особенно ее – женщину, которая была пропитана стереотипами и страхом общественного мнения. Всю жизнь он старался ей угодить своим молчанием и бесспорным согласием. Она была повернута на религии и давно бы предпочла Иисуса своему сыну. Впрочем, возможно, она это и так сделала. Она была красива и до безобразия совершенна. Только одно в ней было не так – пустота. Воздвигнув около себя непробиваемую дамбу в виде расчетов и бесконечных размышлений о других людях, она не смогла найти себя и не смогла полюбить единственного сына. Она вырастила молчаливую бомбу с длительным таймером. Стуки этого таймера Сэмюэль слышал все отчетливее и отчетливее. Он слышал их в часах на кухне, в колоколах церкви и в собственном пульсе. Взорвать себя и утянуть за собой других – вот его цель, которая стала смыслом жизни. Не каждый сможет позавидовать ему, но все же можно поблагодарить его за старания. Он пытался быть хорошим человеком. Именно поэтому для него открыла двери церковь. И он станет ее погибелью. Утро наступило слишком быстро. Сегодня Сэмюэль надел непривычные для себя вещи: черная толстовка с каким-то минималистическим текстом (“surprise”), широкие вельветовые штаны, какие его раньше заставляла носить мать, и новенькие кроссовки. Зализав волосы назад, он спрятал их под капюшон толстовки и поспешил выйти из дома. Сэмюэль хотел быть незаметным, чтобы ни одна душа не узнала, что именно этот бомжеватый человек работает в церкви. Несколько взглядов он все же поймал на себе, но они быстро растворились. Это играло ему на руку. Белые кроссовки рассекали пыльные дороги, пока наконец не дошли до заднего двора дома миссис Паркинс. Он спрятался за деревом, выудив телефон из кармана. Теперь он был похож на обычного подростка с телефонной зависимостью, который решил просто так постоять рядом с чужим домом. В глотке прыгало сердце, обдавая тело противной дрожью. Он не слышал никаких звуков, даже тени в окнах не пролетали, но наконец миссис Паркинс вышла из дома с опущенной головой – проверяла сумку на наличие всего необходимого. Как только он увидел ее, то тут же поспешил скрыться за деревом окончательно, закрыв глаза от волнения. Паркинс же в свое время не замечала ничего, кроме своей сумки. Сегодня она выглядела слишком хорошо для привычной замужней женщины, которую избивает муж. Синяки скрывались за тональным кремом, а красные колени закрывало шикарное обтягивающее платье красного цвета. Муж ни за что бы не отпустил ее в таком виде на улицу, из чего Сэмюэль сделал вывод, что его дома не было, как и дочери. Волосы Перкинс были завиты и походили на пухлые облачка или маленькие комы сена, а за ними скрывались длинные золотые серьги. Священник выглянул из-за дерева и проследил за удаляющейся фигурой. Перкинс направлялась в кафе, которое было почти на самом конце небольшого города. Сэмюэль шел за ней, как отставшая от стада овца. Она чувствовала эту погоню, но подумала, что слишком много переживает. Ей стоило всего несколько раз обернуться, чтобы убедиться, что никакой слежки не было. Однако она и не подозревала, что за ней мог следить ее любимый священник, с которым она была так откровенна совсем недавно. Муж – да. Прежде всего она боялась мужа. Сэмюэль проскочил за ней за двери кафе и поселился в самом дальнем углу. Он скрыл свое лицо за меню, но глазам позволял иногда выглядывать. Она сидела за столом, поджав ноги под стулом. От нее не отнять привычки сдирать заусенцы. Сэмюэль и представить не мог, кого так сильно ждала Перкинс. Уж точно не подругу: для подруг так не одеваются. Но и вряд ли это был романтический ужин с мужем, как закрепление брачных узлов. Через несколько минут ожидание обоих оборвалось. Напротив женщины сел мужчина, который отличался своей опрятностью. Даже до священника донесся звук его одеколона: пахло чем-то дорогим, чем-то таким, что не принадлежало их миру, их городу. На нем был приличный костюм черного цвета, в нагрудном кармане которого аккуратно размещалась салфетка красного цвета – под цвет Перкинс, словно они договорились. Даже борода была аккуратной. По его виду точно не скажешь, что он работает где-то здесь. Нет, где-то в большом городе, в дорогой компании, где каждому сотруднику приносит кофе красивая большегрудая секретарша, чья блузка обязательно расстегнута на две пуговицы. Когда он улыбнулся, священник понял, что это была вовсе не улыбка, а оскал. Сэмюэль заметил, как женщина просияла. И все же она смотрелась глупо рядом с ним: красное платье сразу же подешевело в цене, а золотые сережки внезапно превратились в обычные окрашенные железные обрубки. Сэмюэлю не понадобилось и пяти минут, чтобы понять, для чего здесь собрались эти двое: порочная измена. Паркинс, не найдя заботы от мужа, решила найти человека не из своего мира. Обеспеченный, галантный, по которому и не скажешь, что тот может поднять руку на безобидную домохозяйку. Но все же во всех бизнесменах был какой-то сдвиг, какой-то синдром. Они все ненормальные. Сэмюэль слышал, как они смеялись. Ему было стыдно быть свидетелем греха, но он улыбался своей короткой улыбкой. Он почувствовал как пот килограммами потек по контурам его талии. Он был возбужден и внутренне просил продолжения. сделай что-нибудь еще заставь меня сделать это с тобой заставь Сэмюэль подскочил с места, как только Паркинс скрылась за заведением. Ее любовник пошел в совершенно другую сторону, и это было очевидно. Провожать до дома Паркинс было слишком опасно. Сэмюэль сложил руки в карманы толстовки и опустил голову, однако глаза все так же были подняты на объект своего возбуждения. Он кусал свои улыбающиеся губы и сжимал пальцы в кулак, как только расстояние между ними значительно уменьшалось. Небо окрасилось в темные тона, скоро должны были зажечь фонари. Ему нужно было успеть. Паркинс почти дошла до своего дома, ей стоило сделать последние три поворота и она была в безопасности, если бы тяжелая чужая рука не вдарила по ее сонной артерии. Каблуки тащились по земле, как и тяжелые выдохи священника. В такое время суток никто не выходил из дома: обычно все следили за продолжением полюбившегося сериала или футбольного матча. Сегодня природа была на его стороне. Он чувствовал, как дышала Паркинс и как ее тело тянуло его упасть, но тот лишь ускорил шаг. Дверь дома беззвучно открылась, и он пронес женщину внутрь. Как все оказалось до ужаса простым.