Когда Суй Джоу с трудом открыл глаза, было уже светло. Жар, кажется, только усилился. Любое движение давалось с огромным трудом. Руки онемели, даже пальцы согнуть не получалось.
Тан Фан, подобрав ноги, спал, пуская слюни ему подмышку. Только сейчас он смог разглядеть, как сильно вчера пострадал его лучший друг.
Совершенно неузнаваемое лицо Жунцина было в фиолетовых синяках и крови. Глаза отекли, сломанный нос ужасно распух, так что дышать тому приходилось через рот, из-за чего губы высохли и потрескались.
Суй Джоу еле сдержал стон: чувствовать себя абсолютно беспомощным и смотреть, как Жунцин мучается из-за его глупости, было невыносимо. Подступающие слезы защипали глаза — кажется, из-за температуры он стал слишком сентиментальным.
Тан Фан что-то пробормотал и проснулся. Попытался вытянуть затекшие ноги, но тотчас снова сжался в комок: после сна было еще холоднее.
— Гуанчуань! — прохрипел он, подняв на него глаза и закашлявшись. — Хочешь пить? Сейчас я немного согреюсь и принесу… Как ты себя чувствуешь? — он высвободил руку и приложил ее ко лбу Суй Джоу, расстроенно нахмурившись. — Тебе стало хуже?
Тот лишь покачал головой: сил не оставалось даже на то, чтобы сказать хоть слово. Взгляд Тан Фана остановился на закованных в кандалы руках. Его глаза расширились от ужаса: из-за травмы и холода кисти опухли и слегка посинели. Он тотчас подскочил и принялся аккуратно растирать затекшие пальцы, от чего по всему телу Суй Джоу разбежались болезненные покалывающие мурашки.
Он поморщился, почувствовав теплое дыхание Жунцина на своих ладонях. Суетливая забота Тан Фана была приятна, однако вызывала лишь досаду: Суй Джоу подобного не заслуживал. Да и ни к чему все это! Он уже свыкся с мыслью, что не доживет до момента, когда Ван Джи явится спасти их.
— Не нужно, — грубо бросил он, закашлявшись.
Взглянув на его хмурое лицо, Тан Фан послушно отпрянул.
— Я принесу воды, — прошептал он.
Но не успел он доползти до чана с водой в углу, как дверь в камеру распахнулась. На пороге стоял ужасно взволнованный и злой Ван Тун.
Тан Фан тотчас инстинктивно вжал голову в плечи и попятился к Суй Джоу. Как будто тот мог защитить его!
— Ты! — сверкая глазами закричал Ван Тун, в два шага добравшись до Тан Фана и схватив его за шиворот. — Что было во вчерашнем письме?! Отвечай! Ты что-то зашифровал в нем? Я вспомнил, как в первый раз встретил тебя! Ты что-то кричал про тайный код Суй Джоу! Провести меня решил?! А ну говори!
— Н-нет, — отчаянно затряс головой Тан Фан, хватаясь за ворот одежд, сдавивших ему шею. — Я ничего не писал. Честное слово! Пожалуйста, отпустите!
— И почему я тебе не верю? — прошипел Ван Тун ему в лицо. — Маленький лживый чинуша! Ты не представляешь, что я с тобой сделаю, когда мы покончим со всем этим! Будешь плакать и ноги мне лизать, чтобы я прекратил твои страдания и убил тебя! В крови захлебнешься! Увести обоих! — крикнул он явившимся вслед за ним стражам. — И чтоб на этот раз про мешки не забыли!
Последнее, что увидел Суй Джоу, было перепуганное лицо Жунцина, покорно позволившего двум подчиненным Ван Туна взять себя под руки и накинуть на голову черный мешок.
У самого Суй Джоу сил не было даже на то, чтобы перебирать ногами, так что двум стражам пришлось тащить его на себе. Он не мог определить, как долго их вели и был ли он вообще в сознании все это время.
В себя он пришел, только когда со стоном упал на землю. Дрожащие руки Тан Фана подхватили его за плечи, не дав стукнуться головой о пол.
— Посидите здесь, пока все не закончится, — бросил Ван Тун, громко хлопнув дверью. Тан Фан вздрогнул, с силой вцепившись в ткань платья Суй Джоу.
— А вы двое! Ни шагу с поста! — послышался приглушенный голос, а после — лишь звук удаляющихся шагов.
Воцарилась давящая тишина. Тан Фан разжал ладони, однако по-прежнему не издавал ни звука. Суй Джоу с трудом поднял руку и стащил с головы пыльный мешок.
Они находились в небольшой темной комнатке без мебели, с одним крохотным окошком, в которое стучались пушистые лапки елей, и входной дверью, через щель у пола которой было видно тени двух расхаживающих взад-вперед фигур. По всей видимости, их охранников.
Тан Фан сидел подле Суй Джоу, обхватив колени руками и не отрываясь смотря в одну точку. Вот теперь он выглядел действительно напуганным. Единственный раз, когда Суй Джоу видел его в таком состоянии, был, когда Ашитимур похитил Широкую Волну со склада Западной Ограды.
Сердце Суй Джоу сжалось: ему хотелось сгрести Жунцина в объятия, успокоить, защитить ото всех опасностей этого мира, заверить, что все будет хорошо. Но это была бы ложь. Сейчас им двоим могло помочь разве что чудо.
— Тан Фан, — тихо позвал он.
Тот перевел на него свой неуверенный взгляд.
— Гуанчуань… все пропало… — дрожащим голосом проговорил Тан Фан. — Все… я… Я недооценил Ван Туна!.. Теперь они обо всем знают. Ван Джи попадет в ловушку! Нас не найдут… Прости меня, Гуанчуань. Я обещал, — он задрожал и прижал тыльную строну ладони к лицу, — я обещал, что вытащу тебя… А теперь… я не знаю, что произойдет теперь… Если из-за меня погибнет Ван Джи…
— С Ван Джи все будет хорошо, — проговорил Суй Джоу, зажмурившись, и изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал ровно и убедительно. — Он осторожный. Он не кинется в Чанпин один. Скорее всего, он пошлет кого-нибудь вместо себя.
— Они не найдут этого места, — проскулил Тан Фан, размазывая кулаком по лицу грязь. — Я писал совсем о другом. Я писал о том подвале. Они попадут в ловушку, а мы останемся здесь. И еще, Гуанчуань… здесь нет воды! Я посмотрел внимательно: здесь нет воды! Я хотел сказать Ван Туну, но… я испугался!..
Суй Джоу молчал, пытаясь остановить колющие глаза слезы.
— Ты не виноват, — через некоторое время заговорил он. — У Ван Туна со мной личные счеты. Он был очень зол. Ты поступил правильно. Он мог взбеситься и… Я потерплю, — он замолчал, сжав кулаки. — И ты не виноват в произошедшем, — глухо проговорил он через некоторое время. — Это все моя вина. Я должен был послушать тебя и остаться, — Суй Джоу перевел дыхание: неужели предчувствие надвигающейся кончины сделало его таким разговорчивым? — Тан Фан, больше всего на свете я не хотел, чтобы ты пострадал… Я так виноват!
— Гуанчуань, ты чего? Разве я говорил, что виню тебя? — Тан Фан, кажется, немного успокоился. В последний раз шмыгнув носом, он протянул руку и слегка погладил Суй Джоу по плечу.
— Я… я подверг тебя опасности и снова не смог защитить… — договорить Суй Джоу не дал приступ кашля.
— Гуанчуань, помолчи. Тебе тяжело. Лучше отдохни, — Тан Фан подвинулся к нему поближе и, мягко приподняв, опустил его голову себе на колени. — Поспи.
Суй Джоу послушно закрыл глаза.
— Может, все и обойдется, — успокаивающе бормотал Тан Фан, прислонившись к стене и уставившись в потолок. — Думаю, ты прав. Ван Джи находчивый и предусмотрительный. С ним все будет хорошо. И нас он тоже наверняка спасет. Как же иначе? Если Ван Джи не отыщет это место, то никто не отыщет. В конце концов, он наш друг, верно? Гуанчуань, ты, главное, держись! Думаю, Ван Тун про нас обязательно вспомнит и принесет воды. Если бы он хотел нашей смерти, он бы убил нас…
Суй Джоу вздохнул. «А я все-таки везунчик. Я мог найти свой конец на поле боя, достойно пасть от руки врага, снискав славу. Мог погибнуть тогда в борделе, задохнувшись в огне пожара, подорваться на Широкой Волне, быть зарубленным Ашитимуром или воинами Ли Цзылуна… Провести последние дни жизни вот так и умереть на руках Тан Фана — не самая плохая кончина, не так ли?» — пронеслось в голове, но он тотчас прогнал эту эгоистичную мысль прочь.
Он представил, как Жунцин просыпается с мертвым телом своего старшего товарища на руках, как ему страшно, грустно и одиноко. Конечно, он ужасно опечалится, ведь они были хорошими друзьями. Испугается неизвестности. Как сложится его жизнь без Суй Джоу? Как он будет питаться? Кто будет оберегать его во время расследований? Выслушивать его хвастливые восторженные речи по поводу очередного раскрытого дела? Кто даст денег взаймы и кров над головой? Это если Тан Фану вообще удастся спастись. А если нет? Он умрет здесь один от голода и холода. Или от руки разъяренного Ван Туна…
Суй Джоу чувствовал, как его сознание постепенно мутнеет. Скоро ослабший организм не выдержит. Он забудется в бреду, а после его не станет. Он должен успеть подготовить Жунцина. Больше нет смысла давать ему пустую надежду.
— Тан Фан, — позвал он тихо, — я должен тебе кое-что сказать. Выслушай меня, хорошо?
Тан Фан опустил голову и, словно почувствовав что-то неладное, нахмурился:
— Гуанчуань, если это не план по нашему спасению, то лучше помолчи. Побереги силы. Нам потом еще отсюда надо будет как-то выбираться, когда Ван Джи придет. И да, Суй Гуанчуань! Даже не надейся. Я тебя не утащу. Ты вон какой тяжелый! Придется идти самому.
— Это важно, — Суй Джоу зажмурился, собираясь с силами. — По поводу того, что ты сказал тогда, у ворот… Я…
— Гуанчуань, ну ты чего? Я тогда просто очень разозлился. Мы можем поговорить позже, если хочешь. Когда выберемся! — затараторил Тан Фан, а затем, отвернувшись к стене, добавил: — Не стоит тратить силы на подобную ерунду.
— Я знаю, что это для тебя важно, — упрямо продолжал Суй Джоу. — И я хочу, чтобы и ты знал: я никогда не обижался на тебя за те слова и уж тем более никогда не винил в произошедшем. Тебе не за что извиняться.
— Я вовсе не извинялся, — Тан Фан резко повернул голову, но, встретившись взглядом с Суй Джоу, снова отвел глаза.
— Я прекрасно понимаю, что ты чувствовал тогда. Я знаю, это очень больно. Я тоже когда-то потерял дорогого мне человека. И последнее, чего я хотел, так это того, чтобы тебе пришлось пережить подобное. Мне жаль, что так получилось.
— Это случилось на границе? — Тан Фан наконец снова посмотрел на него. — Она… — он запнулся, — ее убили, да? Гуанчуань, мне жаль…
Суй Джоу лишь неопределенно хмыкнул. Сейчас было не самое подходящее время предаваться воспоминаниям о войне.
— Тан Фан, я хочу, чтобы ты знал еще кое-что, — он закрыл глаза, чтобы перевести дыхание. — Наш дом… я сделал Дун-эр единственной наследницей. Мои родные не смогут претендовать на него, поэтому тебе не нужно волноваться о ней и о том, где…
— Ты что? С ума сошел? — зашипел Тан Фан. — Нашел, что обсудить в такой момент! Завещание?! С каких пор, Гуанчуань, ты стал таким нытиком? Надо верить в лучшее! Ван Джи обязательно спасет нас!..
— Тан Фан! — Суй Джоу слегка повысил голос: — Послушай меня! Нужно смотреть правде в глаза. Да, мне стало хуже. И я хочу, чтобы ты был готов к тому, что… Возможно, это наш последний разговор…
— Нет, это ты меня послушай! — Тан Фан сердито вцепился в платье на плече Суй Джоу. — Чтобы я больше такого не слышал! Я запрещаю тебе! И… что ты там собирался делать, я тоже запрещаю! Ты обещал меня слушаться, забыл? — он поднял лицо к потолку, его плечи слегка дрожали. Переведя дыхание, он продолжил: — Надеюсь, ты сказал все, что хотел, Гуанчуань. Потому что я собираюсь спать!
В комнате снова воцарилась тишина. Да, Суй Джоу сказал все, что планировал, но не все, что хотел и мечтал успеть произнести, пока жив. Внутренний голос подсказывал, что это его последний шанс открыть Тан Фану свое сердце. И если — о, он был уверен, что так оно и есть, однако крупицы надежды упорно не хотели покидать его — если его чувства окажутся невзаимными, ему не придется долго страдать.
Но сделать это мешала гордость: «Как жалко, должно быть, ты будешь выглядеть, Суй Гуанчуань, лежа здесь ослабевший, грязный, весь в крови и собственных испражнениях, что-то лепечущий о любви! На что ты надеешься? На жалость Жунцина? На то, что он ответит тебе мягким отказом или, что еще хуже, из сострадания сделает вид, что твои глупые чувства для него что-то значат?! А что потом? Потом ты сдохнешь и оставишь его с осознанием, что его лучший друг и дорогой братец все это время питал к нему отнюдь не братскую любовь и, живя с ним под одной крышей, терзался какими-то тайными желаниями и строил иллюзии на его счет? Ты хочешь, чтобы каждый раз при упоминании твоего имени он вспоминал тебя таким жалким, а не сильным надежным другом, который был готов безвозмездно и бескорыстно подставить плечо в трудную минуту?»
И чем дальше Суй Джоу думал, тем сильнее ненавидел и жалел себя за чуть было не проявленную слабость. Вскоре, однако, его мысли начали путаться, перед глазами все поплыло, и он погрузился в столь желанное забытье, где нет ни голода, ни жажды, ни боли, ни угрызений совести, ни пустых надежд.
«Если знаешь, как это больно — терять дорогого тебе человека, зачем тогда ты делаешь это со мной?» — послышался ему напоследок откуда-то издалека знакомый голос, однако, скорее всего это было лишь его разыгравшееся воображение.
***
Ван Тун не мог найти покоя. Вернувшись в представительство Императорской Стражи после того, как переместил пленников из тайника в старый полуразвалившийся домик на окраине недалеко от заброшенного семейного особняка, он обнаружил, что господин Хэ исчез.
Ван Тун пришел в ярость и приказал перевернуть весь город, обыскать каждый дом, прочесать леса в округе, однако поиски не дали результатов. Господин Хэ, почувствовав опасность, словно сквозь землю провалился. Он ушел так же таинственно, как и появился, оставив за собой груды мертвых тел и свалившуюся на голову Ван Туну проблему в виде Ван Джи и двух пленников.
Еще одной головной болью был Суй Джоу. Изначально Ван Тун планировал медленно и неторопливо избавиться от него, когда все закончится, тем самым навсегда выкинув его из своей головы. Желание прикончить его возросло после того, как он заметил, какими глазами тот смотрит на этого жалкого смазливого магистратишку, как злится, когда ему причиняют боль, и стремится защитить, несмотря ни на что…
Однако сегодня, увидев, как его подчиненные волочат его, совершенно обессиленного и истощенного, Ван Тун почувствовал, что его сердце сжалось от боли. Вместо лежащего на полу Суй Джоу ему на секунду почудилось окровавленное мертвое тело из далекого прошлого.
Что он только что чуть не наделал? Он чуть собственноручно не уничтожил и не разбил на части свое сердце!
«Ну нет, на этот раз ты не умрешь!» — пронеслось у него в голове. Ван Тун вскочил с места и бросился прочь из комнаты. «Я больше никогда не отпущу тебя, даже под страхом смерти! И плевать, если план провалился! Плевать, что будет потом: разоблачение, отставка, ссылка, тюрьма! Теперь ты мой. И всегда будешь моим! И ты будешь жить, хочешь ты этого или нет! Единственный, кто должен сдохнуть, так это Тан Фан. Хэ больше нет, меня никто не остановит. А эту самодовольную девчачью рожу я видеть больше не хочу. Зарублю как собаку, выпущу кишки и буду смотреть, как он корчится в предсмертных судорогах», — Ван Тун расплылся в злорадной ухмылке.
***
Уснуть у Тан Фана не получилось. Слова Гуанчуаня не выходили у него из головы. Особенно последние, про их дом и завещание. Это было и трогательно, и раздражающе одновременно. Неужели Суй Джоу и правда думает, что его заботит лишь то, где он будет жить без него? Дурак! Совсем не изменился со времен своего плена в Цзянси.
Однако тот факт, что в такой ситуации он продолжал переживать о Тан Фане с Дун-эр, растрогал его до слез. Тан Фан сидел, глядя в потолок и пытаясь сморгнуть наворачивающиеся на глаза соленые капли.
Мрачные мысли не давали ему покоя, однако он старался не поддаваться им и не впадать в уныние. Он впервые оказался в ситуации, когда ему приходилось быть храбрым рядом с Суй Джоу. Его друг, будучи обычно смелым, сильным, надежным, дарившим покой и веру в лучшее, теперь, кажется, совсем расклеился. Однако, вопреки здравому смыслу, Тан Фан, хоть и был не на шутку напуган, оставался собранным и спокойным.
Спустя некоторое время Суй Джоу забылся тревожным сном. Тан Фан знал, как опасно находиться подле Гуанчуаня, когда тот спит, однако не мог заставить себя отползти в сторону и опустить голову своего друга на твердый холодный пол. К счастью (вернее
несчастью), тот слишком обессилел, чтобы причинить ему вред: лишь мотал головой, звал кого-то и стискивал ткань рукавов Тан Фана.
Внезапно Суй Джоу открыл глаза.
— Жунцин! — прохрипел он еле слышно, так что Тан Фану пришлось наклонить голову, чтобы расслышать, что тот говорит. — Жунцин, почему ты здесь? Тебя не должно здесь быть.
— Почему? — прошептал тот, рукавом вытирая выступивший на лбу Гуанчуаня пот. — Где мне еще быть, если ты здесь?
— Ты должен быть дома, в безопасности, — бормотал Суй Джоу в бреду, — Жунцин, пожалуйста, уходи…
— Куда я уйду? А как же ты? — устало ответил Тан Фан, глядя на бледное осунувшееся лицо своего лучшего друга.
— Ты не заслуживаешь здесь находиться, — с тоской проговорил тот. — Жунцин, ведь ты такой хороший. Ты светлый, чистый и теплый человек, которого я так… — пару раз моргнув, Суй Джоу замолчал и отвел взгляд.
— А ты? А как же ты, Гуанчуань? Ты тоже очень хороший, такой сильный, справедливый и добрый. Неужели ты заслуживаешь тут быть? — нахмурился Тан Фан. Он знал, что сейчас его друг в беспамятстве говорит от всего сердца, и то, что он говорил, почему-то заставило его собственное сердце биться чаще.
— Да, — одними губами пробормотал Суй Джоу и закрыл глаза.
— Не говори так, — прошептал Тан Фан, хоть и знал, что тот его уже не слышит. — Я не знаю, почему, но мне очень больно от того, что ты так думаешь. Суй Гуанчуань, ты самый замечательный человек из всех, кого я знаю! Хоть и глупый, — он горько улыбнулся и снова с нежностью вытер выступивший на лице своего друга пот.
Когда тот заснул, Тан Фан, аккуратно опустив его голову на пол, подошел к двери и, постучав в нее, чтобы привлечь внимание стражи, попросил дать хоть немного воды. Он не хотел делать этого, пока Суй Джоу был в сознании, так как боялся, что тот будет против. Охранники могли повести себя неадекватно, а расстраивать Гуанчуаня лишний раз не хотелось.
Впрочем, опасения Тан Фана подтвердились: подчиненные Ван Туна не только не дали воды, но и обсыпали его унизительными оскорблениями, услышав которые, Тан Фан покраснел и, замолчав, поспешил отползти от дверей, пока те не отважились воплотить свои угрозы в жизнь.
Вскоре Гуанчуаню стало совсем плохо. Он метался в руках Тан Фана и дрожал от холода, так что тому пришлось снять с себя верхние одежды и укрыть ими их обоих. Суй Джоу звал Жунцина, умолял не оставлять его, сжимал его ладонь, а один раз, с трудом приподнявшись на локтях, жадно прильнул к сухим губам Тан Фана.
— Гуанчуань, у меня нет воды, — шептал тот сквозь слезы, однако губ почему-то не отнимал.
Через некоторое время Суй Джоу ослабел настолько, что лишь изредка стонал и просил пить. Отважившись, Тан Фан снова подполз к дверям, но постучать так и не решился, так что, проклиная себя за трусость, вернулся обратно.
Уже начало светать, когда Суй Джоу затих. Тан Фан, испугавшись, приблизил дрожащий палец к его носу и с облегчением выдохнул, когда почувствовал теплое слабое дыхание. Время тянулось бесконечно медленно, а из-за нахлынувшего за жизнь Гуанчуаня беспокойства уснуть не получалось.
— Гуанчуань, — бормотал он в полусонном состоянии, — вот зачем ты меня так пугаешь? Ты же прекрасно слышал, что я запретил тебе умирать! Это было бы максимально бесчестно с твоей стороны, знаешь ли! Ты дал мне слово. Слышишь? Если ты его нарушишь, я поступлю так же! Сверну себе шею во время какого-нибудь дела. Надеюсь, тогда тебе станет стыдно! — продолжая говорить, он постепенно проваливался в дремоту.
В это самое время снаружи раздался какой-то шум. Тан Фан, отбросив начавший было подкрадываться сон, забился в самый дальний угол, крепче прижав к себе своего друга.
Дверь в комнату распахнулась, пропуская внутрь одинокую фигуру.
