Всего лишь люди

– Твою… – Мою! – смеясь, парировал Руслан на возглас Леры, влетевшей плечом в стойку.       Тем временем Маша, сжав зубы, как только могла, вжалась в сидение и сползла вниз. Она надеялась остаться незамеченной, даже если Ярослав или Тимур их обгонят. На разбитых дорогах периодически подкидывало и мотало по сторонам. Несмотря на старания Руслана объехать все выбоины, вынужденная скорость не позволяла миновать всё. – Довыёбывался? – осуждающе кинул другу Егор.       Тот лишь усмехнулся, выкрутив руль на повороте и заметив, как Максимов украдкой смотрит на напряжённую Машу. Тут же ради интереса он глянул в зеркало заднего вида на Леру. На удивление, увидел он лишь её поблёкший розовый пучок на затылке. – Дальше куда? – обратил он внимание, хотя и понимал, что ответит её подруга.       Так и случилось. Пока Лера, высматривавшая уже не гнавшихся за ними мотоциклистов, разворачивалась к водителю, Маша успела скоординировать его. Пара-тройка минут и они уже были на парковке. Короткое спасибо. Отщёлкнувшаяся блокировка на дверях. И вопрос Руслана, заметившего вывеску «Our coffee – your mood», вдогонку девушкам: – Кофе-то угостите? – Когда-нибудь обязательно, – язвительно улыбнулась ему Лера и тяжело захлопнула дверь, заставив его болезненно скривить лицо. – Научи своих подружек бережно обращаться с машинами, – глядя на Егора, процедил он. Однако каким бы грубым не хотел оказаться, интонация осталась смешливой.       Мустанг, будучи красным пятном в сером смоге, уехал в обратном направлении. А Лера и Маша тем временем уже скрылись в подсобке, направляясь в раздевалку.       Только сейчас Меркушева заставила себя сделать выдохнуть. Не без тремора она разжала кулаки и поймала на себе заинтересованный взгляд подруги. – Они вроде даже не поняли, что Яр с Тимуром за нами гнались, – осипшим от стресса голосом неуверенно проговорила Маша. – И как ты в это влипла? – проигнорировав её фразу, перешла к основному, на её взгляд, вопросу Пономарёва. Семью месяцами ранее       Ледяной ветер выламывал покрасневшие пальцы. А её всё ещё трясло. И всё ещё не от холода. К нему она была словно бесчувственна. А хотелось прочувствовать. Прочувствовать внешнее, чтобы заглушить внутреннее.       Она шмыгнула носом, покрасневшим, а то и посиневшим, но по-прежнему неощутимым. Затушила о снег сигарету. И одеревеневшими от холода и эмоций пальцами пыталась открыть пачку – как выяснилось позже, пустую. В разочаровании, смешанном с яростью, Маша смяла её в кулаке. И выпустила разжавшимися от боли костяшками. Однако боль была недостаточной. А потому она, всё это время сидевшая на корточках, запустила руку в снег.       Но вдруг рядом посылался скрип снега. Она повернула голову с одной лишь мыслью: только не отец.       И к ней точно шёл не он, что заставило её с облегчением выдохнуть. Как бы неразумно это ни было, но этой ночью она была готова к чему угодно – хоть к смерти, но только не видеть омерзевшего ей опьяневшего лица.       Высокий незнакомец, ростом, казалось, чуть ли не в две Маши, подошёл совсем близко. Подтянув на коленях серые спортивки и прошуршав чёрной болоньевой курткой, опустился на такие же корточки, на каких сидела девушка.       Повисла тишина, разрушаемая порывами ветра и периодическим шмыганием. Парень, скосив глаза вбок, не отрываясь, смотрел на Машу. Но та молчала и продолжала сидеть, хотя ноги уже давно затекли. В ботинки набился снег. Руки ломило от недавнего соприкосновения. Лицо горело от резавшего его колючего снега, поднимаемого ветром. – Даже не спросишь: чего мне? – спустя несколько минут спросил незнакомец. – Мне похер, – выдавила из себя Маша.       Тот лишь довольно хмыкнул, что-то передвинув языком между губой и нижними зубами. Недолго подумав, он схватил её двумя руками за талию и грудь, поднял со снега и закинул на плечо. – Ну и что ты собрался делать? – сдерживая желание пнуть его в живот, апатично спросила Меркушева. – Проверю, насколько тебе похер.       На этот раз она сдерживать себя не стала и со всей силы дала ему коленом ниже рёбер. Но подавить его ей не удалось. Он сделал ещё несколько шагов, открыл какую-то дверь и поставил её на ноги. Но окоченевшие конечности не позволили ей удержаться на полу. – Не сильно похер, похоже, – поймав её, ухмыльнулся парень. – С чего такой вывод? – озлобленно отпрянула от него Маша, как только почувствовала минимальную силу в ногах. – Пинаешься, сопротивляешься. Кому похер, так не делают и вопросов не задают. – Что за падик? Зачем ты меня сюда притащил? – она осмотрелась, но не поняла, где находится. – Так тебе всё и расскажи.       Вместе со своим немногословным ответом он сбил лежавшим рядом камнем замок на двери, ведущей в подвал. Кивнул ей, как бы зазывая внутрь. И скрылся в темноте.       Заинтересовавшись этим типом, Маша решила пойти за ним. Сначала она ступила на шаткую деревянную лестницу. Затем, в свете тусклой лампы под потолком, заметила, что последних ступенек нет и придётся прыгать. Там уже стоял незнакомец и подавал ей руку. Но Меркушева гордо её отвергла и прыгнула, предварительно сгруппировавшись. На это она получила очередной смешок с его стороны и закатила глаза. Он начинал её раздражать. – Грейся, – он указал ей на несколько курток возле труб, ведущих отопление по квартирам, и подал жестяную банку с блейзером.       Маша настороженно посмотрела на банку и на приведшего её сюда незнакомца: – Я тебя даже не знаю. – Ярослав, – вновь переместив что-то во рту, сказал он. – Проще – Яр. Теперь знаешь? – Маша, – нехотя поддержала она знакомство, понимая, что уж лучше останется здесь, чем вернётся домой сегодня. – Но откуда мне знать, что ты туда ничего не подсыпал. – Он запечатан, – развёл руками парень. – Но если тебя это напрягает, давай.       Ярослав забрал у неё банку, открыл её с характерным щелчком и шипением, отпил оттуда и вернул Маше. В ответ на что та присела на куртки, казавшиеся не такими уж грязными, и спустя какое-то время решила-таки выпить.

***

– Без понятия, – ответила она Лере. Хотя Пономарёва и знала настоящий ответ на свой вопрос лучше самой Маши.       Они уже переоделись в рабочую форму. Но Меркушева всё никак не могла совладать с завязками на фартуке. Тогда подруга положила ей руки на плечи и обняла сзади. – Мы что-нибудь придумаем, чтоб от него отвязаться, – успокаивающе проговорила она. После чего помогла ей завязать злосчастные ленты.       Казалось бы, уже обе девушки отпустили ситуацию и поверили в благоприятный исход. Они улыбнулись друг другу и вышли в зал, готовые сменить тех, кто работал в первую смену. Однако, встав за стойку, они увидели Ярослова, яростно сверлящего дыру в бывшей сквозь панорамное окно кофейни.       Дыхание у Маши перехватило. Но понимание, что под камерами она в безопасности, помогло взять себя в руки и сосредоточиться на клиентах.

***

– Неужели! – такой возглас в свой адрес услышал Егор, как только вошёл в квартиру Руслана.       С тех пор, как отец продал «руины» бизнеса, он впервые увидел лучших друзей. Да и вообще у него возникало ощущение, что он впервые находится в столь элитарной обстановке. Хотя прошёл всего лишь месяц, двухэтажная квартира Руслана в высотке с панорамным обзором вызывала чувство чего-то чужого, незнакомого. А дизайнерский ремонт и вовсе заставлял ощущать себя лишним. – Егор! – вдруг налетела на него девушка, долю секунды назад спускавшаяся по винтовой лестнице.       Она сжала его в объятиях, едва не сбив с ног. Максимов, конечно, знал, кто она, но подтверждением пока служила только короткая светлая шевелюра, упавшая ему на лицо. – Я уже начинаю ревновать, – послышалось шутливое со стула за барной стойкой, когда объятия их длились уже даже не минуту.       Парочка их с Русланом лучших друзей – Вика и Влад – были вместе с незапамятных времён. И казалось, их отношениям ничто не может стать преградой. В этом плане они превзошли и вечно ищущего приключений Руслана, и более постоянного Егора. Они даже внешне были похожи – светлые волосы, острые носы, худощавое до костей телосложение и длинные, словно фортепьянные, пальцы. – Будто сто лет тебя не видел, – басисто с улыбкой на лице заявил Влад, пожимая руку Егору и обнимая за талию Вику, когда та наконец отлипла от друга детства.       Максимов же, очутившийся в полнейшей дереализации, изо всех сил старался заново адаптироваться к жизни. Хотя стоило ли оно того? И то ли настоящая его жизнь?       Друзья уже доставали бокалы и бутылки с шампанским, виски, вином и текилой. Те периодически звякали друг о друга. Ребята смеялись, обсуждая что-то, сливавшееся в белый шум издалека. А Егор по-прежнему не осознавал себя собою. И только объятия Вики помогли ему хоть ненадолго ощутить нечто родное.

***

      Серый, окутанный едким смогом день, подходил к концу. Прежде туманные улицы наполнялись темнотой. Мутная взвесь окрашивалась чёрной копотью. Редкие прохожие кашляли и шмыгали носами. Фонари казались совсем блёклыми из-за густого смога.       В некоторых дворах раздавался быдловатый смех, плевки и удары по мячу. Арина, проверяя по навигатору, по правильному ли идёт направлению, завернула в один из подозрительно тихих переулков. До того он был тихим, что единственным нарушением тишины был стук её каблуков.       Подойдя к нужному подъезду, Ковалёва развязала пояс на тренче и поправила юбку. Поверила макияж во фронтальную камеру телефона и позвонила в домофон. Однако, как оказалось, в том не было необходимости, – он стоял лишь для видимости.       Подъезд с тусклой лампой на этаж. Старый, грохочущий лифт. Сколотые ступени. Взломанные почтовые ящики. Скрипучий, прерывистый звонок. Комбо из деревянных и железных дверей на этажах. Ничего нового и удивительного для Арины этот подъезд не представлял. – Григорий? – дрогнув в нейтральной улыбке, дежурно уточнила она, когда дверь ей открыл мужчина лет сорока в широких домашних брюках и майке-алкоголичке.       Тот лишь кивнул и пустил её в квартиру.

***

      Мрачный омут распускает руки. А тем, кто и днём не сдерживает свою теневую сторону, он даёт зелёный свет на любое злодеяние – мотивированное оно или нет.       Темнокожий парень, выглядящий, куда старше своих лет, до сих пор вспоминал безумный крик, заставивший его вчера бросить арматуру и бежать, куда занесут шины. Его передёргивало от этого сверхъестественного вопля, когда тот – уже фантомный – резал барабанные перепонки. Тем не менее, загнав иглу под кожу и откинув со стоном голову, он не собирался расценивать это как знак остановиться. – Ну что, идём? – дождавшись дурманящего эффекта, приехал он к Ярославу. – О, Тимыч уже ширнулся? – хихикнул в ответ тот и пустил его в дом. – Ты вроде раньше так много не употреблял. – Ты тоже раньше Машу не преследовал, – буркнул ему в ответ Тимур. – Ну так что, ты в деле? – В деле, в деле… – вновь нездорово усмехнулся Новиков, снимая ветровку с крючка.       После чего он открыл шкаф. Матюкнулся на отвалившуюся дверцу. И достал оттуда биту. Примерился к ней, несколько раз стукнув по ладони. – Она меня бросила. А сегодня ещё с какими-то мажорами укатила, – с яростью в глазах процедил он. – Мстить собираешься? – Естественно, – он метнул на Тимура не менее яростный взгляд. – Я ж не ты.       Абрамов лишь закатил глаза. Он не считал нужным мстить Арине, бросившей его этим летом. Но лучший друг этой его позиции никогда не разделял.       Разговор продолжать было бессмысленно. Поэтому оба парня, натянув на лица лыжные маски, сели на мотоциклы и помчались по полупустым дорогам. Ряд закрывшихся часом ранее киосков, который они заприметили ещё вчера, оставался их целью.       Похожие на одержимых, они спрыгнули с мотоциклов и с боевым кличем налетели на два из них. Ярослав битой, Тимур ломом били окна и двери киосков без охранных сигнализаций. Попадая внутрь, они обчищали кассу, скидывали с полок и били товар. Они получали неимоверное удовольствие от той атмосферы всеобщего хаоса и разрухи, которую сами и создавали.

***

      Завеса дыма скрыла в себе звон бутылок, разбросанный по паркету серпантин, несчётное количество фруктово-ягодных и табачных запахов, смешавшихся в несуразную муть. Басы музыки били по ушам. Но они же и перекрывали смех и крики.       Пробравшись к выходу из ярких пятен от диско-лампы, едва рассеянных белым туманом, Егор на мгновение остановился. Тоска. Наверное, именно её он чувствовал весь вечер. Или неуместность? Или и то, и другое…       Он обернулся к танцующей, смеющейся и пьющей толпе. Ещё год назад он был её частью. Заливал в себя виски из горла. Зажимал у стены знакомых или впервые увиденных девушек в атласных коротких платьях. Его взгляд упал на Вику, сидящую в подобном белом переливающемся платье на коленях у Влада и пьющую из его рук шампанское. Сейчас же Максимов ощущал себя вне этого хаоса. Он смотрел на Руслана, который утром, как ни в чём ни бывало, вызовет клининг. Смотрел на Вику и Влада, которые отрываются каждый раз, как в последний, не думая о последствиях. Все они так ставят заглушку на свои проблемы. И он хотел снова быть здесь! Именно здесь, а не там, куда вынужден вернуться. Но в то же время здесь он уже давно стал лишним.       Егор явно не хотел взрослеть раньше своих друзей и уж точно не хотел уходить из больше не родственного пристанища. Но оставалось лишь пересилить себя. Переступить порог. И на выдохе захлопнуть дверь.

***

      … Только после глубокого выдоха Маша взялась за ручку двери. Она уже слышала нетрезвую перепалку сквозь этот символический барьер. Ничем хорошим оно не закончится – это она точно знает. Но и идти ей больше некуда – это она понимает ещё отчётливее.       Почти бесшумно провернув ключ в скважине и ручку, Меркушева зашла-таки в квартиру. Она всё ещё надеялась остаться незамеченной. Но при первом же шаге в прихожей ей в спину ударили словами: «Явилась, шлюшка!».       Маша до скрежета сжала зубы, умоляя себя не дерзить в ответ и не делать хуже. Не успев обернуться, она услышала оплеуху, которую, судя по звуку, мать зарядила отцу за оскорбление. А следующая реплика от неё подтвердила догадки: – Это ты у нас шлюшка… политическая на пенсии, Дэн, – икнув в середине фразы то ли от перепитого алкоголя, то ли от робости перед мужем, возразила женщина.       Младшая Меркушева остолбенело стояла в коридоре и смотрела стеклянным взглядом в дверной проём кухни. Она видела, как взгляд отца разжигается всё больше. И понимала, что до взрыва остаются считанные секунды. – А! – а вот и он, разрезавший своей громогласностью воздух в и без того ветхой квартире. – Хочешь сказать, что она не жопой там, на чай зарабатывает в своём этом кафе?       Путаясь в словах, Денис самодовольно улыбался. В его глазах уже не было лица дочери, каким оно было на самом деле. Вместо него была мутная гримаса, которую ни капли не жалко.       Маша молчала. Она всё это знала. И знала, что будет следующим шагом. Несмотря на возражения матери, он продолжит оскорблять, подзовёт к себе и накажет. Всё это было пройденным этапом, рецидиву которого почему-то предшествовало долгое затишье. – Подойди! – рявкнул он наконец, приближая развязку.       Несколько шагов. Неотрывный взгляд. Сдерживаемые слёзы. И с трудом унимаемая дрожь в теле от страха и отвращения. – Деньги на стол! – каждое его слово, каждая фраза вылетали криком, приказом. – Я тебе не солдат, – решительно возразила ему Маша, ведь что-что, а заработанные деньги были важны для неё до единой копейки – без них ей не сбежать.       Меркушев в ответ на её дерзость вспыхнул новой волной ярости. Казалось, он готов сжечь её дотла одним взглядом. И будь у него возможность материализовать огонь из своих эмоций, дочь вместе с дощатым скрипучим полом, на котором она стояла, уже давно была бы испепелена. Он стукнул гранёным стаканом с остатками водки на дне по столу.       В этот раз рефлексы подвели Машу, и она вздрогнула, ненароком показывая слабость. Но, когда он горой встал перед ней, она смогла снова взять контроль над своим обликом. – Что ты сказала? – прорычал отец ей в лицо, обдавая дурманящим с одного «дыха» перегаром. – Ты уже давно не в казарме. А я не твой солдат, чтобы командовать мною в таком тоне, – стараясь не дышать, выпалила Маша ему в лицо.       Не сказать, чтобы она не знала, к чему это приведёт. Но бороться она была готова. Поэтому в следующую секунду, когда увидела костяшки его кулака и тут же полетела лицом на стол, в тот самый стакан, девушка лишь зажмурилась. Стакан треснул и поцарапал лоб. Но миг спустя отец схватил её за шиворот и притянул как можно ближе к себе. – Деньги на стол, – на этот раз в ушах звенел уже не крик, а хрип. – Нет, – её позиция была непреклонна. Как часто мелькало у неё в голове: «уж лучше умереть, чем потерять возможность выбраться».       Маша глянула на маму. Но встретила пассивный, не сопротивляющийся взгляд. Её позиции Меркушева никогда не понимала. Она не поддерживала никого – ни её, ни отца. Она всегда была в стороне. Но сегодняшнее возражение на его оскорбление поселило в Маше надежду.       Оказалось зря. Екатерина Меркушева показательно отвела глаза, делая вид, что она ничего не видит и вовсе её здесь нет.       От этого зрелища несколько слёз Маше так и не удалось сдержать. Она скрыла их, быстро заморгав. И только ресницы скинули с себя капельки, как грубые руки толкнули её тело, позволив ему потерять равновесие и рухнуть на пол. Больно. Но с каждой следующей минутой становилось больнее, когда удары и пинки летели сбоку, сверху, снизу, не думая прекращаться.