Будет день

Они сидят под деревом — два темных силуэта среди пылающей в закатных лучах травы. У Эммы веснушки на носу, словно разводы на крапчатом перепелином яичке, сонно смеженные веки и смешная былинка в волосах; Декс тянется стряхнуть ее, и от его пальцев ползут тени — длинные и кривые, как лапки косиножки. Эм приоткрывает глаза и отрешенно смотрит вперед — туда, где на траве танцуют солнечные пятна, просочившиеся сквозь листву. — У тебя безобразно длинные конечности, ты знаешь? — философски изрекает она и чуть пихает его ногу носком своего зубодробительного черного мартинса. — Странно, что ты Декстер, а не Джервис. — Пардон? — Разве ты не читал «Длинноногого дядюшку»? — Это какая-то очередная жутко полезная для общества книга про засилье буржуа, мировую войну, голодных детей Африки и умирающих тюленят? А Длинноногий дядюшка тогда — собирательный образ капиталиста, который свесил свои ножищи с шеи бедного рабочего класса… — мечтательно бормочет он и запрокидывает голову навстречу сплетению кряжистых веток и беспокойному птичьему цвирканью в кроне. Эм вздыхает: — Поразительно подробная рецензия для человека, который из Парижа отправил открытку с подписью «Шардоне тут улет, не английское!» — Поразительно краткое нравоучение для человека, который слал мне письма на семи страницах. Они усмехаются, оба поддетые за губу, и замолкают. Вечера августа здесь медовые — словно сладкое вино и немного липкий блеск на губах той французской куколки, с которой перед возвращением в Англию целовался Декс. Или блеск был у другой?.. Неважно. Над головой его плывет большое облако, красные лучи ложатся на щеки Эм — бледные щеки городской девчонки, живущей книгами, остросоциальными пьесами и политическими высказываниями. Она вся сама — политическое высказывание, пикет за лучшую жизнь, даже футболка ее дурацкая («Долой ядерную угрозу!» и все такое) — речь. Но на коже Эм солнце пишет свои лозунги, и странной нежностью пропитаны эти буквы. Дексу вдруг хочется узнать о той книжке — про дядюшку, тетушку, хоть двоюродного дедушку, и чьи-то длинные ноги. — Так почему я Джервис? Эм улыбается — две скобки в уголках мягкого рта — и объясняет: — Это детская книжка… ну, знаешь, даже для девочек-подростков. Там сироте оплачивал колледж мистер Богатый Филантроп, а взамен лишь требовал от нее длинных писем, а, и оставаться анонимным. Его имя Джервис, а «Длинноногий дядюшка» — прозвище из-за высокого роста. А потом она познакомилась с ним вживую, но не поняла, что это он, и подружилась с ним, и… — И у них была любовь? — осторожно спрашивает Декс. Глупое, затасканное слово — Декс выговаривает его, как наивный мальчишка, еще не понимая сути. — А любовь — это симулякр, вне информационной среды не существующий, — смеется Эмма и поднимается на ноги. — Если захочешь, я пришлю тебе потом книжку, правда, ты читать не станешь. — Куда уж мне, раз в детстве не осилил. — Конечно, ты в семь лет учился коктейли смешивать. — И играть в карты на раздевание — стандартное классическое образование богатенького буржуа. — Ты даже не отрицаешь! Они улыбаются и собирают в пасторальную корзинку вещи, оставшиеся после пикника: легкий плед, бутылки, промасленную бумагу от бутербродов. Теплый ветер шуршит в пожелтевшей траве, раздувает парусом платье Эм — сто пятьдесят сантиметров цветочного хлопка и рукавчики, открывающие ее руки в мелких веснушках. Вечер ступает, словно кошка, — вкрадчиво, осторожно, лишь с краев подсинивая закатное небо. — Хорошо, что ты приехала все-таки. Эм коротко смотрит на него — мягкое сияние в глубине карих глаз — и опускает ресницы. — Хорошо, что ты и твои родители пригласили меня. Завтра, как думаешь, дождя не будет? Декс мотает головой куда-то в сторону горизонта: — Посмотри, какое солнце бордовое, — завтра жара. Будем сидеть у бассейна и упиваться сиестой до одурения. Я даже согласен послушать про освобождение какой-нибудь страны третьего мира, но только после джин-тоника! Они спускаются с холма, приминая шагами золотистую выжженную траву, Декс приобнимает Эм за плечи. Их каникулы только начинаются — славный исход лета 88 года, грампластинки, персики, ленивые разговоры и пересвеченные фотографии. Рдяное солнце обливает пурпуром их спины. Завтра будет хороший день.