Гарри Поттер и наконец-то Хогвартс

      На входящих будущих первокурсников все сидящие в Большом зале смотрели с изрядным нетерпением, подогретым длительным ожиданием. Многие профессора молчаливо спрашивали у возглавлявшей процессию женщины, не случилось ли чего. Профессор МакГонагалл также мимикой указывала на мальчишку, которого крепко держала за руку. Только самые искушенные в окклюменции профессора отмечали, в насколько неподобающе маггловскую форму тот одет.       Дети же более старших курсов в основном приветствовали друзей и знакомых. А так как прехог работал уже пятый год подряд, то первые четыре курса и поступающие дети знали друг друга все. Хотя бы шапочно. У многих первокурсников были старшие друзья, так что они не столько впитывали новые впечатления, сколько пытались соотнести узнанное по рассказам с увиденным собственными глазами.       Они уже успели составить личное впечатление о строгом профессоре МакГонагалл и добродушном Хагриде. Директор Дамблдор когда-то представился им дедушкой Дамблдором и был уже хорошо знаком.       Легко нашёлся за столом профессор Флитвик, который был полугоблином. Он даже сидел на специальном стуле, так как обычный был для него низковат. Говорили, что Филлиус Флитвик отличается отзывчивостью и хорошим чувством юмора.       Очень характерной внешностью обладал декан Слизерина. Развевающаяся крыльями летучей мыши мантия проявляла себя только при ходьбе, но уже прозванный Бэтменом преподаватель опознавался и по большому носу с горбинкой и чёрным как смоль волосам.       Среди оставшихся мужчин дети знали только индуса. Профессор Рагху четвёртый год преподавал маггловедение и вёл для всех желающих факультативы по индийской традиционной артефакторике, математике и программированию (да, профессор был довольно известен в магическом мире, как человек сумевший заставить работать сложную электронную технику в крайне насыщенной магической среде). Говорили, что зарубежный волшебник вообще не выходит за территорию Хогвартса и даже предпочитает не удаляться от замка дальше ста метров.       Оставшийся, видимо, был учителем защиты от тёмных искусств. Вёл первый (и, скорее всего, последний) год, то есть полный новичок. Тёмная лошадка.       Остальной преподавательский состав был представлен прекрасной половиной человечества. Ну как прекрасной? Возможно профессор Трелони, похожая в своих очках на стрекозу и никогда не расстающаяся с кубком, подаренным ей одним из близнецов Уизли, не совсем соответствовала этому определению. Зато была легко узнаваема. Она очень редко появлялась в Большом зале, предпочитая уединённое общество чаши Диониса. И это всё, что следовало знать о её характере.       Симметрично с другой стороны стола сидела мадам Хуч — преподаватель полётов. И выглядела женщина полной противоположностью потрёпанной жизнью прорицательницы: короткие седые волосы, ястребиные нос и взгляд жёлтых глаз, подтянутость и спортивное телосложение. Говорили, что Роланда Хуч резковата.       Пожалуй, можно было опознать и мадам Спраут — декана Хаффлпаффа. Она была постарше коллег и несколько полнее. И считалась самым добрым человеком на территории школы. По идее, Помону Спраут можно было бы перепутать с мадам Помфри — школьной медсестрой, но за столом сидели исключительно преподаватели.       Шансов отличить профессоров Бабблинг, Вектор и Синистру — древние руны, нумерология и астрономия соответственно — было не много. Не то чтобы эти трое были так похожи друг на друга, но все они были уже взрослыми женщинами без особых примет, поэтому нуждались в дополнительном представлении.       Пройдя между столов Гриффиндора и Рейвенкло, колонна поступающих выстроилась в шеренгу перед столом преподавателей и повернулась к нему спиной. Смотреть на активно поддерживающих их старшекурсников было приятнее, чем находиться под оценивающими подозрительными взглядами преподавателей (особенно профессора Снейпа). Но теперь эти взгляды были направлены в беззащитную спину, так что неизвестно, что лучше.       Наконец внесли Распределяющую шляпу. Гарри был готов к предстоящему действу, но не к форме и содержанию исполненного стихотворения. Вообще, благополучно пропустив большую часть английского языка, он был более-менее сносно знаком только с одним видом поэзии — классической китайской. Он довольно поверхностно знал «Книгу песен», выучил наизусть несколько десятков лучших образцов в основных жанрах — ши и фу — и буквально пару-тройку (просто для души) стихотворений жанра гуши и цзиньтиши. Новомодного (для восьмого века) поэта Ли Бо — случайного знакомого дедушки Вана. Нужно сказать, что ни на «Книгу песен», ни на ши, ни на фу, ни тем более на гуши или цзиньтиши, ни даже на вполне прозаическую «Книгу перемен» творчество Распределяющей шляпы похоже не было. А было похоже на какую-то фигню. И просвещённейший Ван Юншен с этим мнением был полностью согласен. Светлейший Хорнеджитеф и Чёрный Медведь, как особы далёкие от поэзии, своего мнения по данному вопросу не имели.       Профессор МакГонагалл готовилась зачитывать имена первокурсников из списка. Она держала одной рукой свиток, другой — прекратившего попытки сбежать Денниса, и при этом умудрялась выглядеть вполне представительно.       — Когда я назову ваше имя, вы наденете Шляпу и сядете на табурет, — произнесла она. — Начнем. Аббот Ханна!       Внучатая племянница владельца «Дырявого котла», как и последовавшая за ней племянница главы департамента магического правопорядка, попала на Хаффлпафф. Дальше пошёл конвейер. Неизвестный никому магглорожденный по имени Джастин отправился на Рейвенкло, изводившая их всю дорогу Гермиона — на Гриффиндор, Малфой с вассалами, естественно, отбыли на Слизерин, после чего вызвали, наконец, Гарри.       Кривой колченогий табурет, который явно делали не для сидения, а для кабацкой драки, так как единственным его достоинством была железобетонная прочность, был великоват даже для одиннадцатилеток. Из всех предшественников ноги касались земли только у переростка Крэбба. Гарри ещё подумал, как бы он на эту чёртову сцену залезал, если бы не владел левитацией? Его бы профессор МакГонагалл бы усадила? Или просто все смотрели бы, как он мучается, и смеялись? Отличное было бы представление, прекрасно характеризующее нравы школы. К счастью, у него была возможность лишить аудиторию бесплатного представления. Он выпрямил спину и стал ждать, когда старая, но ещё не ветхая ткань накроет глаза.       Гарри Поттер знал, что будет происходить дальше. Ему несколько раз рассказывали это друзья, уже прошедшие через испытание. Знали это и Светлейший Хорнеджитеф, и смиреннейший Ван Юншен, и Чёрный Медведь. Все знали, все были готовы к процедуре распределения и согласны на неё. Но знание — это одно, а рефлексы — это совершенно другое. И если уж ты привык бить в челюсть, когда к тебе подкрадываются сзади и хлопают по плечу, то остановить спонтанную реакцию оказывается зачастую просто невозможно. Светлейший Хорнеджитеф очень не любил, когда в его мозги лезут. У него не было какого-то одного, раз и навсегда затверженного и постоянно используемого приёма, которым он бы постоянно отвечал на вторжение, но как-то он реагировал всегда. Опытный жрец смог сдержать себя и не выкинуть мерзкий артефакт из головы юнца, но когда наглая шапка полезла уже в его память, маг разума не выдержал. Нет, он все-таки не вышвырнул вторженца из ментального пространства совсем, но, собрав все ментальные щупы, шарившие тут и там, деликатно перекинул их в область мыслительных процессов мастера Ван Юншена.       Созерцательнейший Ван Юншен всю вторую половину жизни был даосским монахом. Он никогда не практиковал какие-то особые защиты разума: так, только самые простые обряды во время крупных сражений по молодости. Надев же киноварную робу, он и вовсе отказался от сокрытия своих мыслей. У монахов же не должно быть своего имущества. Ван Юншен не видел никаких проблем в том, чтобы его мысли также разделил кто-то другой. В конце концов, это же здорово, если на твоём пути к постижению дао на некоторое время появится попутчик, который разделит открытия, переживания, понимание и видение. К сожалению, таких попутчиков почему-то не находилось. Знакомые мастера ментальных дисциплин, насколько алхимик мог судить, в его присутствии — наоборот — старались окутаться щитами и не высовывать даже носа из своего мыслительного пространства. Возможно, это происходило потому, что разум познающего дао сам должен быть подобен дао: он должен одновременно течь во все стороны, охватывая все явления и события, как сокрытые, так и явные, у такого разума не должно быть цели, и он должен думать обо всех вещах мира одновременно. Медитативный Ван Юншен никогда не тратил на процессы, происходящие в реальном мире, больше сотой части от общих своих мыслительных возможностей.       Вот и Распределяющей шляпе в мыслях кроткого Ван Юншена почему-то не понравилось. Она решила удалиться. Физически (как оказалось, при крайней нужде древний артефакт мог левитировать). Видимо, духу шляпы было необходимо сейчас уединение.       Даже сытый и довольный жизнью кот махнёт лапой, если под ней пробегает мышь. И сделать с древним инстинктом Чёрный Медведь ничего не мог. Совсем ничего. Старое как мир правило гласило: «Убегает — добей!» И он ударил. Так, как умел: максимально жёстко, изо всех сил. Чудовищно эффективно. Так, как нужно бить, чтобы несколько столетий выживать в негостеприимной живой природе. Далеко отлететь шляпа не успела. Она вернулась на место и сразу же громко крикнула:       — ГРИФФИНДОР!       Салли Энн-Перкс, распределенная на Хаффлпафф, осталась последним в истории Хогвартса человеком, с которым общалась знаменитая Распределяющая шляпа. Артефакт был действительно великим, созданным лучшими из лучших. Даже после того, как у неё напрочь выжгли все мозги, ответственный инструмент продолжил выполнять возложенную на него обязанность. Но, начиная с Гарри Поттера, процесс этот не занимал более секунды, а выбор шляпы теперь многим казался абсолютно случайным.