Черный лотос

- Ты ведь понимаешь, Цзян Чэн? - со смущенной улыбкой на лице, говорит Вэй Ин, прижимаясь к руке второго нефрита, у которого от такого интимного жеста начинают краснеть уши. А ему хочется кричать, что нет, он не понимает, не хочет понимать, что это все означает. Он так долго и упорно работал не для того, чтобы его шисюн снова ушел к Хань Гуан Цзюню, отбросил назад, как ненужную использованную игрушку. Он усмирил свой характер не для того, чтобы его снова оставили ни с чем. - Уходи, - несмотря на доброжелательное лицо, от его тона веяло холодом. Вэй Ин растерянно моргает глазами, надеясь, что ослышался. - Я сказал, уходи. В Пристани Лотоса больше нет места ни Вэй Усяню, ни Лань Ванцзи, - лицо медленно искривляется в презрении, Цзян Чэн отшатывается от них, показывая всем видом свое отвращение, но лишь бы не боль, - чертовы обрезанные рукава! Увижу вас в своем ордене - ноги оторву! И уходит, чтобы скрыть свое болезненное выражение лица, чтобы не пасть ниже в их глазах. Жалкий, жалкий, жалкий... К счастью, на пути не попадаются адепты и Цзян Чэн может позволить себе немного расслабиться и побежать. Вперед. Лишь бы успеть. Знакомая дверь, открытая комната, талисманы, хранившиеся в глубине его ханьфу. И наконец Ваньинь здесь, в своем убежище, в своем кабинете. Цзян Чэн без сил падает на колени. Его разум отключается, не в силах поверить в произошедшее. Неужели... Неужели Вэй Усянь его снова бросил? Его снова оказалось недостаточно? И на этот раз он старался слишком мало? Стоило бы ему быть еще усерднее? Но ... Цзян Чэн уже сделал все, что мог. И этого снова оказалось недостаточно. Недостаточно. Никогда его усилий не будет достаточно. С осознанием ужасающей правды, раздался слабый всхлип, оказавшимся слишком громким для огромной комнаты. Тихое хныканье заполнило затихшее пространство. Казалось, Ваньинь сдерживался изо всех, чтобы не начать попросту орать. Но почему он должен сдерживаться? Нет никого, кто увидит его таким разбитым и слабым. Никто не придет и не поддержит его в трудный час. Он один. Снова один. В пустой огромной комнате раздался мучительный крик, и боюсь, если бы Цзян Чэн не повесил заранее талисманы затишья, то адепты подумали бы, что кого-то зверски пытают, ведь такой крик могли издать лишь те, кто познал настоящую боль. Но они не слышали отчаянный рев израненного сердца, ломающемся сильнее с каждым воплем, раздирающим его несчастное горло. Затихшие крики медленно переросли в звучное судорожное рыдание. Цзян Чэн плакал, хрипло крича разодранным в клочья горлом, царапая свои израненные руки, окрашивая красным дерево под ним. Он рыдал, выплескивая всю накопившуюся боль, обиду и усталость. Разве он не имел права быть просто счастливым? ПОЧЕМУ? Почему? почему... Цзян Чэну суждено постоянно задавать эти вопросы в пустоту, одновременно и надеясь, и нет, что получит нужные ответы. Но никто не будет настолько милостив к нему, чтобы разъяснить все по полочкам, утешить, сказав, что это не его вина. Но кто скажет это, если очевидно, что виноват он? Кто, если не он? Вэй Усянь? Хах. Хаха. Хахаха. - ХАХАХАХА, - эта мысль пробила его на истеричный смех. Он упал вперед, не чувствуя боли от удара, пришедшего на его лоб. Цзян Чэн смеялся, пока не начал задыхаться. Он пытался дышать носом, но сопли мешали ему, заставляя уродливо шмыгать носом. Но это не помогло, поэтому смех вскоре сменился сильным кашлем. Как жалко. Ваньинь лежал с опустошенным выражением лица, вспоминая свое счастливое детство, где он еще был нужен хоть кому-нибудь. В тот день было жарко. Хотя в Юньмэне жарко практически всегда, но тот день был особенным. Приближался день рождения сестры, и они с Вэй Усянем собирались подарить ей что-то незабываемое. Но они были просто глупыми детьми, которые не знали, что может понравится молодой девушке, как их сестра. Им казалось, что они оббегали весь орден в поисках идеального подарка, хотя сейчас уже взрослый Цзян Чэн мог сказать, что осмотрели они лишь окраину резиденции. В итоге, не найдя ничего попутного, расстроенные мальчики решили сорвать наикрасивейшие лотосы и приготовить фирменный суп сестры. Естественно, у них ничего не получилось. Вэй Усянь обвинил в этом Цзян Чэна, который должен был следить за приготовлением. Может, это действительно его вина? Если бы он тогда постарался усерднее, может, Вэй Усянь был бы здесь, рядом, попивая очередную бутылку вина и рассказывая о своих новых идеях, которые в разы облегчат ночную охоту их племянника. Эта абсурдная мысль заставила Ваньиня грустно улыбнуться. Слезы непроизвольно полились из глаз, следуя за настроением мужчины. Цзян Чэн всхлипнул, пытаясь утешиться собственными объятиями. Но его руки болят, объятия выходят слишком холодными и неприятными. Ваньинь разочарованно всхлипнул сильнее и зарыдал. - Уууууу, - он хрипло воет, сжимаясь в своих объятиях крепче, надеясь что станет теплее. Он неосознанно принимает позу эмбриона, все сильнее сжимаясь, словно пытаясь уменьшиться и исчезнуть в этом огромном пространстве. - Я не хочу оставаться один, - шепотом делится своей сокровенной тайной с тишиной, принимающей его полностью, со всеми недостатками. И остается без ответа. - Я не хочу оставаться один, - уже громче твердит Цзян Чэн, все еще надеясь на какой-нибудь ответ. Комната молчит, с завидной упорностью сохраняя обет молчания. - Я не хочу оставаться один! - яростно кричит Ваньинь, не желающий мириться с болезненным осознанием того, что никто и никогда ему не ответит. - Я не хотел оставаться один, поэтому сделал все, чтобы ты остался рядом со мной! Но ты не остался, - глухим голосом он изливается тишине, представляя на ее месте его, - Я пытался измениться, простил тебе повторное убийство сестры, Цзинь Цзысюаня, принял проклятых Вэней в свой орден. Но для чего, Вэй Усянь? Чтобы ты оставил меня ни с чем? Хаха. Все не имело никакого смысла. Я даже не смог воспользоваться вторым шансом, данным мне беспощадными небесами. Я действительно бесполезен. А ты же у нас само благородие, да, Вэй Усянь? Такой чистый, невинный... Будь у тебя этот шанс, то уверен, все были бы живы. Все. И матушка, и отец, и сестра, и Цзинь Цзысюань, и наш ... нет, мой дом был бы цел. Но этого не случилось. Я снова все потерял, хаха. Я бесполезен. Длинный монолог сопровождался небольшими перерывами в виде шмыганья носа и уродливым смехом, полным ненависти к себе. Какой же он все таки ужасный человек. Делает "добрые" дела, имея личные цели, требующий в ответ благодарность и награду. Может, поэтому Вэй Усяню больше по душе благородный Лань Ванцзи, никогда ничего не ожидающий от других? Как "Саньду Шеншоу" может сравниться с великолепным "Хань Гуан Цзюнем"? Ведь Цзян Чэн такой ужасный, такой корыстный человек. И неважно, что невольно. Неважно, что ему пришлось стать таким, иначе его ордена бы попросту не существовало. Он глава, и поэтому он обязан стать ужасным. Но разве не ты, Вэй Усянь, говорил, что гордишься тем, каким отличным лидером стал твой шиди? Или это твоя очередная ложь? - Ты всегда лжешь, Вэй Усянь. Дыхание Цзян Чэна выравнивается. Он постепенно берет свои эмоции под контроль, зная, что эта жалкая сцена больше не повторится. Никогда. Ваньинь переворачивается на спину, тупо смотря вверх. Ничего необычного, просто деревянный потолок. Потолок, который он строил совместно со своими товарищами во время Аннигиляции Солнца. Он уже не помнит, кто именно стоял рядом с ним, кто шутил похабные шутки, кто подал чай, кто открыто им восхищался, строя небывалые планы на будущее. Кто из них не дожил до победы, кто умер во время буйства Вэй Усяня. Кто молча скрежетал зубами, с ненавистью глядя на Старейшину Илин, но не предпринимая никаких действий только ради него, их главы, простившего шисюну все. Но они помнят и молчат. Делает ли это его плохим лидером? Он снова виноват? Цзян Чэн устало выдыхает, потирая опухшие от слез глаза и встает с места. Однако, ему не удается встать прямо, он пошатывается на месте, неровной походкой приближаясь к своему столу, на котором валяются кучей разные документы. Он со злобой сбрасывает их на пол, не имея никакого желания с этим разбираться. Но не только документы попали под его горячую руку, он начал кидать и разбивать все, что попадается ему под руку: пиалы для чая, курильница с уже потухшими благовониями, чернила, размазавшие его исцарапанные руки черным, и ... - Серьезно? - ломанным голосом спрашивает Ваньинь, не решаясь прикоснуться к шкатулке, - это нечестно, Вэй Усянь. Только небожителям и известно, откуда взялись слезы на лице. Он думал, что все уже вытекло, но снова ошибся. Сил нет на слезы и эмоции, но в груди все рвется и рвется. Цзян Чэну кажется, что он задыхается. Но он находит силы на вздох. Чертов Вэй Усянь, даже злится на него не удается. Ваньинь осторожно прижимает к себе шкатулку, с грустной улыбкой вспоминая, как смущенный Вэй Усянь дарил ему этот подарок. Может, немного странно дарить мужчине такую элегантную тонкую шпильку, украшенным мелкими красивыми камнями, но тогда это было неважно. Вэй Ин утверждал, что эти камни далеко не простые, несмотря на свой вид, а наполнены духовной энергией. И в чрезвычайных ситуациях эта шпилька может стать его спасением. Но сейчас она является его погибелью. Как иронично. Шкатулка с треском падает на пол, уродливо разбиваясь о крепкий пол. Но среди темного дерево высвечивается блеск серебра, такой яркий, сравнимый лишь с сиянием луны. Цзян Чэн знает, что это такое, но не торопится доставать ее. Ему нужна передышка. Все таки нелегко прощаться с прошлым, которому преданно следовал две свои жизни. Но прошлое должно оставаться в прошлом. Ваньинь немного нерешительно достает свой меч, но с Саньду в руках он чувствует большую уверенность в себе, нежели ранее. Он отодвигает остатки шкатулки мечом, освобождая шпильку превосходной работы на свет. Цзян Чэн ненадолго колеблется, но вовремя берет себя в руки. Твердой рукой он замахивается и со всей силой бьет по нужному украшению. Но не оставляет ни царапины. - Ха! - Ваньинь горько усмехается, коря наивного себя, решившего что сможет сломать произведение гениального Старейшины Илин простым мечом. Слабый, бесполезный, глупый, глупый, глупый, глупый, глупый, глупый... Такой наивный идиот! Представил, что сможет освободиться от оков прошлого, выйдет из тени Вэй Усяня и проживет дальнейшую спокойную жизнь. Только забыл, что хоть раз связавшись с ним, вся жизнь будет вертеться возле него. А ведь он был его названным братом! - К черту! - Цзян Чэн решительно преподносит меч к своему горлу, наполненный желанием насильно разорвать свою связь со своим шисюнем, - Вэй Усянь, если следующая жизнь существует, то я надеюсь, что никогда тебя встре- - Дядя? - раздается тонкий голосок за дверью. Цзян Чэн в холодном поту отбрасывает саньду, с ужасом осознав, что собирался сделать.