Вишни в ликёре

      Люциус его ненавидел. Корбан Яксли учился на несколько курсов старше и по школе Люциус помнил его надменным дружком Беллатрикс, который вечно пропадал на квиддичных тренировках и гонял команду и в хвост, и в гриву — в квиддиче он был хорош, и это, наверное, было одним из немногих его плюсов, потому что в остальном Яксли был отвратителен до зубовного скрежета.       Он курил горькие магические сигареты за углом мужской раздевалки и частенько появлялся в гостиной будучи пьяным вусмерть — Люциус помнил это, потому что становясь действительно пьяным, Яксли флиртовал со всем, что флиртуется, включая его самого. Любовная лихорадка Яксли не обошла стороной даже кошку Филча, наверное.       А ещё Люциус ненавидел его за то, что Корбан, не моргнув и глазом, взял на его место в команду какого-то полукровку с младшего курса.       — Прости, Люци, — намеренно коверкая его имя, хмыкнул тот, небрежно прикуривая от огонька с палочки Беллы, — но он хоть полукровка, но летает лучше тебя. Не обижайся.       Белла захохотала, обнимая его за шею и улыбнулась до того довольно, будто сама попросила его поставить Люциуса на место.       Этого он так и не простил, поэтому, когда вернувшись домой на каникулы после пятого курса, Люциус обнаружил Яксли в махровом розовом халате с зубной щеткой, то пришел в бешенство.       Яксли трахался с его отцом. Люциус знал то, потому что видел все не раз — и то, как отец улыбался, глядя на Корбана; и то, как целовался с ним, не стесняясь ни белого как полотно Люциуса, ни ошарашенной Нарциссы, все это доводило его едва ли не до трясучки и приступов неконтролируемой ярости.       Отец покупал Яксли дорогие шмотки, в которых тот, не стесняясь, ходил — и мантии от знаменитых французских кутюрье, и коллекционные туфли, и пижонские бриллиантовые запонки, при виде которых у Люциуса начиналась стойкая аллергия, потому что... черт побери, Яксли жил у них, курил и пил, одевался за счет отца, но принимал все его подарки с таким видом, будто получал нечто должное.       Но больше всего Люциус ненавидел его за один-единственный разговор, который едва ли не вылился в кровопролитную жестокую драку с членовредительством, но отец вовремя вмешался, чтобы он, упаси Мерлин, не испортил смазливую мордашку его любовничка.       — Ты же его не любишь, — Люциус тогда схватил Яксли за воротник, подкараулив в коридоре около столовой, когда тот не ожидал, — зачем тогда приходишь?       Яксли взглянул на него с насмешкой — глаза у него были небесно-синие, яркие, наивно-невинные, но тонкие губы мгновением сложились в кривую ухмылку, будто он услышал что-то очень забавное, но отвратительное.       — Злишься, что папочка любит меня больше тебя? Остынь, Люци. Подкинуть пару сиклей на конфетки?       И тогда Люциус, не сдержавшись, ударил его кулаком в лицо до того, как их успели растащить. Но Яксли улыбался даже тогда, когда утирал кровавые слезы с щек и подбородка, ядовито и надменно глядя на него из-за плеча взволнованного Абраксаса — он был победителем жизни даже тогда.       Но когда отец умер, то Яксли не плакал на его похоронах. Он просто стоял рядом с гробом — бледный, явно с похмелья, с растрепанными светлыми волосами, в строгом чёрном фраке, стоял и курил. Руки у него тряслись.       Люциусу не было его жаль.